Чем больше углубляешься в изучение образа жизни женщин западного фронтира, тем яснее представляешь себе те обстоятельства, в которых они оказывались, идя на Запад, навстречу неизвестности, вслед за своими отцами, мужьями и братьями. Женщина американского фронтира – это особая категория героев, о которых, наряду с мужчинами фротирменами нация сложила множество легенд.
В этой главе я намереваюсь провести читателя по страницам дневниковых записей, оставленных для истории этими женщинами, а также опираясь на свидетельства современников, хочу показать, выпавшую им нелегкую долю в деле освоения Запада.
Рассматривая роль женщины-пионерки в истории освоения Запада в период конца ХVIII и на протяжении всего ХIХ века, невозможно не оценить ее по достоинству. Совершенно очевидно, что жизнь женщины на фронтире была сложной и опасной. Индейцы, бандиты, суровые природные условия – все это определяло отношение женщины к жизни на фронтире и невольно сформировало ее социально-поведенческий тип.
На протяжении всей истории освоения американского континента, фронтир (граница), словно ледник, постоянно двигался в западном направлении, превращая дикий неосвоенный край, в лабиринт цивилизации, где нитью Ариадны между собой связывались культуры европейских и коренных народов. В этом лабиринте не было выхода ни для кого, ни для белых, ни для индейцев. Первые наступали, вторые отступали, оставляя жизненное пространство для свободного волеизъявления сильнейших.
Запад был тем жизненным пространством, где женщина фронтира впервые заявила о себе как о непоколебимом ветрами пшеничном колосе.
Женщины Запада для того чтобы накормить детей наряду с мужчинами пахали землю, охотилась на дикого зверя, и выполняли другую мужскую работу. Благодаря их непосильному труду среди лесов, прерий и гор основывали поселения, которые постепенно развиваясь, становились твердым экономическим фундаментом, на котором в последствие вырастали города.
Умение женщин фронтира вести домашнее хозяйство, растить детей привлекало своей неординарностью, а образ жизни, который они вели, был далек от всякой романтики.
Представьте, караван фургонов, ползущий по выезженной солнцем прерии. На козлах повозок с вожжами в руках женщины, из-под тентов выглядывают замученные лица детей. Путь опасен… Зачастую холера и другие болезни охватывали всех участников перехода на Запад. Каждой из женщин в караване приходилось бороться за жизни своих мужей и детей. Каждая из женщин понимала, что в этом походе может потерять близких ей людей и остаться одна посреди неизвестности.
История Тропы Орегон полна такого рода свидетельствами. Многие на этой тропе так и не дойдя до Орегона, оставили там свои кости. «На тропе встречаются частые могилы расположенные близко одна от одной, – писала в своем походном журнале Алиса Дэй Пратт. – Эти могилы для нас были молчаливыми свидетельствами оспы или холеры. Сегодня теплый день, а это благоприятная почва для развития заболевания. В караване много, очень много больных…. Я тешу себя надеждой, что с моими близкими этого не случиться. О, милосердный Боже, да минет нас чаша сия…».
К страхам потерять в походе от эпидемии, тех, кто для тебя дорог, добавлялись и другие страхи, например, смерть от несчастного случая. Как не банально, но люди в караване весьма часто погибали под колесами собственных фургонов.
«Колея, по которой двигался фургон, постепенно сузилась, и одно из передних колес нашей повозки попало в яму на дороге. По инерции тягловый скот, тянувший повозку, оказался под ней. Мой сын Чатфилд бросился помогать животным и одной ногой встал на колесо, но поскользнулся и упал прямо под фургон. В это же мгновение мужчины уже приподняли повозку и вытащили колесо из ямы, и волы, почувствовав облегчение, резко рванули вперед. Чатфилд крикнул, чтобы остановили волов, но передняя ось колеса уже вобрал его под себя. К счастью волы остановились и Чатфилд, невредимым выбрался из под фургона. Я никогда в жизни так сильно не была напугана как в тот момент», – вспоминала переселенка Мэри Ронан.
Но не только дети доставляли беспокойства матерям в период пятимесячного перехода на Запад. Сами «принцессы прерий» также становились жертвами фатальности. Многие из женщин, кто решался отправиться в суровое путешествие, никогда не сталкивались с управлением фургоном, многие впервые были вынуждены ехать верхом на лошади. Анджелина Оуэнс, например, отмечала в своем дневнике: «Впервые я села верхом на лошадь, когда мы отправились в Калифорнию. Лошадь шла шагом, и вдруг прогремел выстрел. Лошадь вздрогнула, резко подпрыгнула и я не удержалась в седле… При падении, я ударилась о землю головой, и долго не приходила в сознание. Мне потом рассказывали, что послали за доктором, который ехал в другом караване на несколько миль впереди нас. Если бы я погибла тогда, то мои пятеро детей остались бы круглыми сиротами».
На время похода женщины в караване носили мужские сапоги и нечто наподобие спортивных штанов, которые застегивались под коленом. Поверх всего этого надевали широкую юбку. Если женщина решалась во время путешествия ехать в шелковом платье, то всеми она воспринималась как девушка легкого поведения, и отношение к ней было соответствующее.
Роды были обычным и самым серьезным событием по пути на Запад. Серьезность заключалась, прежде всего, в высоком уровне антисанитарии в караванах, а также отсутствии квалифицированной медицинской помощи. Более того, проблема перевозки новорожденных детей становилась уже проблемой не кормчего (капитана каравана, того кто отвечал за караван в целом), а исключительно той женщины, которая родила младенца. В своих записях многие женщины переселенки рассказывали об обстоятельствах, в которых им приходилось рожать. Одна женщина всю дорогу вела дневник и делилась на страницах своим восприятием различных чувственных предметов и ощущений, кроме беременности. Лишь только из описания перенесенных ею родов, можно было догадаться, что во время похода она была беременна и вплоть до рождения ребенка перенесла множество трудностей.
Вряд ли можно представить, что беременной женщине не было дела до ее состояния во время столь сурового путешествия и она не испытывала никакого беспокойства за свою жизнь и жизнь будущего ребенка. «У меня начались схватки, как только караван подошел к реке Колумбия для переправы… Несколько дней спустя я родила своего восьмого ребенка… Переправа длилась три дня. Меня и младенца переправили на каноэ…», – вспоминала Лизабетт Пейн.
Случались и менее приятные вещи, когда в караване приходилось терять роженицу и ее младенца. «На тропе (имеется в виду «Тропа Орегон» – И.К.) мы обогнали один караван, – писал в дневнике золотоискатель Джордж Хайд. – Там люди хоронили женщину, которая умерла спустя 24 часа после родов. Роды, говорят, были преждевременны, и вызваны паническим бегством скота во время грозы. Скотина просто затоптала бедную женщину, отчего у нее и начались схватки. Ребенок тоже оказался не жилец, и умер сразу же после смерти своей матери. Ребенка похоронили вместе с ней. Эта женщина оставила мужа и маленькую двухлетнею девочку. Муж от горя тронулся и застрелился. Девочку как мне потом рассказали, капитан того каравана пристроил в одну семью в Небраске».
Также во время похода для женщин оставалась весьма актуальной проблема личной гигиены. Как правило, караван всегда останавливался на ночь и времени для того, чтобы вымыться, помыть детей, постирать и высушить одежду не хватало. Да и не всегда удавалось делать остановки у источников. Всякая семья переселенцев в своем фургоне везла лохань – круглое деревянное корыто для стирки белья, мытья посуды, для помоев, в котором зачастую приходилось подмываться посреди прерии.
Известная читателю по прошлой моей работе «Бродяги Дикого Запада» Нарцисса Уитмен (http://proza.ru/2015/07/10/697), например, за все время шести месячного путешествия только три раза выстирала одежду, и то лишь только тогда, когда их караван достиг района горячих ключей.
Особенно остро проблема гигиены в пути стояла перед теми женщинами на руках, у которых были младенцы. Памперсов в то время не было, а подгузниками служили сухая трава и мох. Одна из женщин вспоминала: «Вместо подгузников я подкладывала сухой мох. Наш проводник мистер Честер, объяснил, что так делают женщины индейцев. Но также мне приходилось периодически стирать в ледяной воде полотенца, которые служили пеленками. Чтобы высушить их, муж вечерами долго держал эти полотенца над огнем».
Нужду люди справляли на ходу, караван двигался, а тому, кому приспичило, требовалось соскочить с фургона и удалиться на несколько ярдов в сторону в ближайшие кусты, или за холмик. Процедура отправления естественных надобностей порой плачевно заканчивалась для женщин. Ветра, холод – все это способствовало воспалению придатков и пагубно сказывалось на здоровье переселенок. Многие женщины и дети, сойдя по нужде с фургона, пропадали без вести. За движением караванов зачастую скрытно наблюдали индейцы, который подкарауливали того, кто «пошел в кустики», а потом похищали.
«Моя дочь Патриция сошла с повозки по естественной нужде, – вспоминала немка Анна Хайникен, – и направилась за пригорок в ярдах десяти от тропы, по которой ехали наши повозки. Когда мы доползли до излучины реки, я запаниковала, и сказала капитану, что дочери долго нет.
Он послал туда двух мужчин, чтобы выяснить, что с Патрицией. Один из них вернулся, показал мне одну ее туфлю и, опустив глаза в низ, произнес: «Индейцы, мэм». Три дня проводники потратили на поиски Пат, но безрезультатно. Капитан не мог больше задерживать движение, и мы снова тронулись в путь. Милостивый Боже, верни мне мою девочку…».
Уважаемый читатель, я намеренно потратил время и прогуглив множество англоязычных ресурсов, отыскал информацию о судьбе Патриции Хайникен. На тот момент, когда она пропала посреди прерии в Вайоминге в 1850 году, ей исполнилось четырнадцать лет. Ее похитили индейцы лакота. Мать девочки Анна Хайникен не переставала разыскивать дочь, и лишь только в 1868 году, при содействии БДИ (Бюро по делам Индейцев) Патрицию удалось найти среди индейцев лакота, которые согласились обменять ее на некоторых захваченных ранее американскими военными в лакотских вождей в форту Ларами (Вайоминг). К тому времени Патриция была уже взрослой женщиной, и у нее было трое детей от индейского мужа, который погиб в одном из сражений в период войны Красного Облака. Индейцы не принуждали Патрицию покидать их, а наоборот, предоставили ей право выбора. «Мой индейский свекор по имени Лута, относился ко мне как к родной дочери, – рассказывала позже Патриция Хайникен журналистам. Он сказал мне: «Дочь мое сердце будет разрываться от печали расставания с тобой и моими внуками. Но больше всего я буду печалиться о том, если не смогу убедить тебя покинуть нас и вернуться к твоим белым родственникам. Почему я так считаю, потому что духи недавно сказали мне, что у лакота нет будущего, времена свободных индейцев закончились. Было бы разумным, чтобы ты и твои дети стали белыми».
Патрицию и троих ее детей переправили в Орегон в дом Хайникенов.
Но, к сожалению, она так и не встретилась со своей матерью. Незадолго до прибытия дочери и внуков, Анна Хайникен скончалась после продолжительной болезни. Фермерская жизнь не пришлась по вкусу Патриции и ее детям. Три года они безутешно тосковали и мечтали вернуться к индейцам, и наконец, Патриция решилась бежать из чуждого ей мира цивилизации. В один из дней 1871 года она оседла лошадей, для себя и детей и уехала из Орегона. Она отыскала свою индейскую семью уже в резервации Роузбад в Южной Дакоте.
По данным БДИ в списках индейцев резервации Роузбад, получавших пайки, значиться «белая женщина по имени Зиткала (Zitkala),что значит Птица, урожденная Патриция Хайникен добровольно поселившаяся среди индейцев в 1872 году». Далее, в архивных журналах, которые вели агенты в Резервации Роузбад, имеется запись, указывающая на кончину белой женщины по имени Зиткала от туберкулеза 7 февраля 1890 года.
Орегонская тропа и другие маршруты, которые вели американскую нацию на Запад, подвергали людей многочисленным испытаниям. Для женщин, которым удавалось дойти этими путями до «земли обетованной» невредимыми, все трудности и невзгоды последующей жизни были уже нипочем.
К 1848 году одна десятая часть женщин фронтира уже переселилась на Запад. Это составляет приблизительно 5 тыс. человек. Тогда континент пересекли 42 тыс. 500 человек мужчин, и 2,5 тыс. детей. Спустя десять лет численность женского населения на Западе все еще оставалась низкой. Например, на тысячу жителей строящегося города Денвера в 1858 году приходилось всего пять женщин.
Со временем, по мере сползания линии фронтира за пределы Скалистых гор, соотношение между мужчинами и женщинами на Западе выровнялось, чему способствовало строительство железной дороги, соединившей восточные и западные штаты. Железная дорога заменила многомесячный, исполненный страданий путь на Запад на комфортабельное путешествие в несколько дней.
Когда переселенцы достигали Орегона или Калифорнии, то их трудности на этом не заканчивались, и тяжелее всем приходилось женщинам.
Первым делом необходимо было разбить лагерь и поддерживать в нем жизнь. Обязанности, которые выполняли женщины, в целом не отличались от тех, которые они выполняли на Старом западе или восточных штатах: стирка, готовка, ремонт одежды, забота о детях и прочие. Но условия были жуткими и не привычными, и к ним приходилось приспосабливаться.
«Я наблюдал как одна девушка пекла хлеб, – писал в дневнике переселенец Джеймс Клейман. – Замесив тесто, она разожгла огонь и поддерживала в нем жар, стоя под проливным дождем. Она держала зонтик над углями до тех пор, пока, пока не напекла хлеба достаточно, чтобы накормить всех».
Нарцисса Уитмен, отмечала следующею особенность приготовления ею пищи в особых условиях: «Всего лишь за пять минут в горячей воде, вытекающей из скалы, я сварила порцию сушеной рыбы».
Накопленным опытом ведения хозяйства, приобретенным в диких условиях Запада, женщины переселенки охотно делились со своими близкими оставшимися жить на Востоке страны. Достаточно ознакомиться с дневниками той же Нарциссы Уитмен, чтобы понять насколько тяжелой была ее адаптация к новым условиям проживания.
Первую зиму на Западе переселенцы проводили в повозках, держась друг друга. Если они успевали к зиме сколачивать лачуги, то на время поселялись в них. Иногда, в более-менее обжитых районах, вновь прибывшие переселенцы на зиму поселялись под крышами местных церквушек.
С наступлением весны, семьи уходили на свои на приобретенные участки земли, где строили дома и распахивали огороды.
Строительство жилья было не простой задачей, поскольку часто оказывалось так, что у переселенцев не было гвоздей, скоб, а также необходимого плотницкого инструмента.
Как правило, дома переселенцев на Западе были однокомнатными и полы в них были земляными.
Женщины, оставшиеся без мужей, строили дома собственными силами. Им приходилось самим рубить лес, тесать бревна и складывать их в сруб. Одна из пионерок рассказывала: «На моих ладонях не оставалось живого места, пока я строила свою хибару из бревен12х14. Очищать бревна от коры просто не было сил, и времени, ибо моросили дожди, начинали простывать дети. Когда мы с детьми сложили бревна одно на другое и покрыли корой крышу, нашей радости не было предела. Мы танцевали и пели песни, потому что у нас уже был дом. Между бревнами образовались огромные щели, которые мы конопатили смесью из сухой травы и грязи».
Мебель в этих хибарах бала примитивной, кровати или точнее сказать топчаны прибивались к стенам. Различная утварь, составлявшая быт переселенца была выполнена из древесины вручную. Многие переселенцы, конечно же, везли собой мебель, но в большинстве случаев по дороге им приходилось рустоваться с ней по стечению обстоятельств (нападение индейцев, необходимость обогреться из-за сильных холодов и или облегчить вес фургона).
После того как строительство жилья завершалось, переселенцы приступали к возделыванию земли. Необходимо было разбить участки под сад и под посевы.
В первые годы, поселенцы не осваивали большого количества посевных площадей, и ограничивались засевом небольших огородов возле дома, по причине того, что тягловый скот за время перехода был слабым и не мог использоваться в полной мере. Кроме того у пионеров не хватало финансовых средств для того, чтобы закупить нужные семена, ну, а то количество семян, которое им удавалось довести, было, либо не пригодным, либо ограниченным.
Семьи переселенцев всецело зависели от своих огородов, забота о которых в основном ложилась на плечи женщин. Уйму времени требовалось отдавать приготовлению пищи, изготовлению одежды и воспитанию детей. Первоначально многие из женщины переселенок вынуждены были готовить пищу для семьи на открытом огне, ибо печки которые они везли с собой им пришлось выбросить при переходе через горные перевалы, по причине того что они слишком много весили. «Еду, мы готовили в камине, либо на кострах во дворе, – вспоминала Сусанна Словер. – От постоянного пребывания возле огня, мое лицо покрылось волдырями, а глаза постоянно слезились от дыма».
Самым нелюбимым днем недели для женщин на Западе был день помывки, который они называли «вошдэй» (англ.washday). В этот день женщине нужно было нагреть большое количество воды, заполнить этой водой лохани, покупать детей, помыться самой, постирать в ручную постельное белье, одежду, и развесить, все это сушиться. «О, день помывки, был ужасным днем для всех нас, – рассказывала Сусанна Словер. – В этот день, я например, выматывалась так, как ни в один другой день недели. После дня помывки, кожу с моих рук можно было снимать как перчатки. Дело в том, что мыло, которым мы пользовались в Орегоне, было высоко щелочным, оно хорошо отстирывало, но, если им подолгу пользоваться, то было вредным для кожи».
Но, не смотря на то, что щелочное мыло вредило коже, многие женщины подрабатывали прачками, и эта профессия среди женщин фронтира была наиболее популярной. Прачки хорошо зарабатывали. Прачками становились в основном вдовы, оставшиеся без мужей, которым необходимо было как-то поднимать детей.
Но были и другие категории женщин фронтира, которые наоборот, имели возможность разгрузить себя и нанимать для бытовых работ малоимущие категории женщин. Например, жена одного индейского агента могла содержать для себя помощников: прачку из числа женщин индианок, повара китайца, няньку для малолетних детей, в то время как сама занималась пошивом одежды для себя и своей семьи.
Женщины, которые прожили всю сознательную жизнь в городах, было труднее всего приспосабливаться к особенностям дикой жизни и, когда они волею судьбы оказывались на Западе, попадая в совершенно чуждые им условия, то непременно терялись, и порой впадали в отчаяние.
Англичанка Изабелла Берд при переходе с караваном через Скалистые горы описала свои наблюдения в отношении одной семьи переселенцев, которые до путешествия на Запад проживали в городе, в условиях цивилизации.
«История моих знакомых – это печальная история, – писала Берд. – История рассказывает о том, кому противопоказано идти на Запад. Ему и ей было около тридцати пяти. Он – сын лондонского врача с большой практикой работы, получивший гуманитарное образование в широком смысле этого слова… В недобрый час он видимо услышал о месте за океаном под названием Колорадо с его уникальным климатом, богатыми природными ресурсами и т.п. Но его влекли туда не только экзотические пейзажи, но и безграничные возможности. Он мечтал построить там новое общество и поэкспериментировать с социальными теориями. Поэтому он и стал эмигрантом… Он и она были приспособлены для того, чтобы блистать в любом светском обществе, но отправившись в Колорадо, не имели ни малейшего представления и знаний о внутреннем мире и культуре Запада. Доктор Х. не знал, как седлать и запрягать лошадь, миссис Х. понятия не имела о том, следует ли класть яйцо в холодную или горячую воду, когда собираешься его варить. Поход на Запад для этой пары был настоящей борьбой с их идеалами».
Всякая из женщин фронтира осознавала, что ту работу, которую она исполняет ежедневно, сама по себе бесполезна, поскольку суетна, а за суетой теряется самое главное – ценность того, что ты делаешь. Поэтому женщинам фронтира приходилось относиться к своим повседневным обязанностям по философски. «Если думать о том, что ты должна сделать каждый день снова и снова, можно просто с ума сойти, – отмечала переселенка Джейн Гарднер. – Я всегда славилась тем, что была хорошей хозяйкой. Как-то я подумала, что если взять и свалить в кучу всю посуду, которую я перемыла за свою жизнь, все блюда, которые я приготовила на открытом огне с полными слез от дыма глазами, и прочую работу, и посмотреть на все это трезво без прикрас, то лучше было бы взять и умереть еще в самом начале, то есть тогда, когда мы приехали в Орегон. Сегодня я стара, но продолжаю делать всю работу по дому: штопать одежду, ткать одеяла, кухарить, хотя особенно от меня уже этого и не требуется, ибо есть взрослые дети и внуки. Когда я умру, то может быть кто-либо из внуков, укрываясь сотканным мной одеялом, вспомнит, что оно дело рук бабушки Джейн».
Характерной особенностью ведения домашнего хозяйства женщинами фронтира, являлось обязательное производство излишков, для продажи или обмена. В ход шло все: яйца, овощи, семена изделия ручной работы и прочее. От продажи излишков в некоторой степени зависело развитее хозяйства. На вырученные от продажи излишков деньги, переселенцы, как правило, покупали необходимые товара, которые не могли произвести сами или дополнительные участки земли. Поселенка из Вайоминга Мини Уэбстер заявляла: «От продажи перчаток, которые я шила, мы не разбогатели, но купили достаточно земли, на которой живем». Другая женщина в подтверждение прежде сказанному, также утверждала, что от продажи носков и перчаток ручной работы она каждый раз выручала пятьдесят центов за партию, что позволило ей купить кусок хорошей земли в штате Вашингтон.
В дополнение к основным обязанностям, женщины Запада брали на себя не совсем свойственные функции ведения домашнего хозяйства. Чтобы прокормить семью в голодные годы, женщины наряду с мужчинами занимались охотой и рыбной ловлей. Если в хозяйстве, по каким-то причинам не было тяглового скота, то женщины в место него запрягались в ярмо и пахали землю, ходили за плугом, разбрасывали навоз, косили сено. Это довольно-таки тяжелые виды сельскохозяйственной деятельности порой были не под силу и многим мужчинам. «В течение многих дней я и моя дочь Вилма перелопачивали и перевозили на поле по тридцать повозок навоза в сутки одной упряжкой лошадей, – отмечала Анна Хайникен. – О, Боже, Как мы уставали к концу дня, но приходя домой еще готовили ужин и доили более тридцати коров».
Выполняя мужскую работу, женщины фронтира не считали, что эта работа исключительно мужская и только, они вообще, не разделяли никакую работу ни на мужскую, ни на женскую. Они делали ее, потому что в тот день или тот час, обстоятельства складывались именно так, что кроме них никто эту работу выполнить не мог. Многие исследователи темы роли женщин в освоение американского Запада, подчеркивали высокую ответственность женщин в вопросе жизнеобеспечения семьи. Дело в том, что мужчины на Западе инстинктивно выполняли функции добытчика, они часто покидали ранчо, чтобы вести бизнес семьи, работали проводниками, следопытами, охотниками при военных фортах, сражались с индейцами, ловили бандитов (конокрадов и скотокрадов), уходили на золотые прииски, оставляя хозяйство на попечение женщин.
Дополнительные функции, в равной степени, как и производство излишков на продажу, повышали семейную и социальную роль женщины в условиях фронтира.
Одна из поселенок Монтаны миссис Маккуиг, рассказывала о том времени, когда муж оставил ранчо на нее и ушел работать на железную дорогу так: «Нам было не слишком одиноко, муж иногда навещал нас по субботам, иногда почтой отправлял письма, чтобы справиться о нас и делах на ранчо. Но признаться честно без него мне приходилось страшновато, потому что, меня беспокоила опасность возникновения пожара в прериях, возможны несчастные случаи с детьми и больная мать».