6. ПРАВДА О СОВЕТСКОЙ ЭКОНОМИКЕ
Бытует мнение, что едва ли не главной причиной краха СССР стала гонка вооружений. Мол, советское руководство надорвало экономику страны, силясь догнать и перегнать Запад по числу мегатонн, боезарядов и современных средств их доставки «куда надо». В действительности, однако, всё было как раз НАОБОРОТ: навязанная Западом гонка вооружений лишь ОТДАЛЯЛА его пресловутую "победу над социализмом", заставляя ЛУЧШУЮ часть советской экономики работать "по-военному", т.е. хотя бы относительно эффективно. Между прочим, в этой связи показательна истерика, охватившая руководителей "гражданских" отраслей экономики, когда Горбачев на первом этапе своей «перестройки» задумал было ввести на их предприятиях т.н. госприемку, т.е. вневедомственный контроль качества продукции, подобный «военной приемке» на предприятиях ВПК. В итоге эта одна из немногих здравых идей начального периода «перестройки» была, к всеобщему облегчению, "благополучно" похоронена.
Подлинная же причина краха СССР заключается в том, что его руководство так и не смогло (или не пожелало) организовать работу советской экономики НА ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ НАЧАЛАХ. Вместо этого в ходе «косыгинской» реформы 1965 г. была предпринята попытка создать для хозрасчетных предприятий условия, частично имитирующие рыночную среду. С этой целью в помощь Госплану были образованы три новых государственных комитета: по науке и технике, по материально-техническому снабжению (Госснаб) и, самое главное, по ценам (Госкомцен). Комитет по науке и технике должен был обеспечивать эффективную связь научно-исследовательских и проектно-конструкторских организаций с органами планирования и с производством. Задача Госснаба заключалась в контроле выполнения поставщиками планов материально-технического снабжения производственных предприятий и других потребителей. Наконец, Госкомцен должен был руководить разработкой и введением «экономически обоснованных» цен на продукцию хозрасчетных предприятий. То есть таких цен, которые делали бы эту продукцию "по-капиталистически" ВЫГОДНОЙ (прибыльной) как для ее изготовителей, так и для ее потребителей при условии ее соответствия принятым нормам себестоимости и качества.
Таким образом, по замыслу авторов реформы, за основные направления "предпринимательской деятельности" (инновации, выбор поставщиков и потребителей, определение цен) должны были отвечать вновь образованные комитеты. Коллективам же хозрасчетных предприятий оставалось лишь выполнять установленные планом производственные задания и, в зависимости от успешности их выполнения, либо получать прибыль и премии, либо терпеть убытки. В последнем случае государство как собственник этих предприятий было вправе сменить их руководство или принять иные экстренные меры для исправления ситуации; но доводить дело, как при капитализме, до их ликвидации не предполагалось.
Однако эта довольно стройная, на первый взгляд, концепция содержала один фундаментальный изъян: она не учла, что между ценами ВСЕХ товаров существует НЕОБХОДИМАЯ ВЗАИМОСВЯЗЬ. Поэтому изменение цены хотя бы одного товара влечет за собой необходимость пересмотра, строго говоря, ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ цен. Но в СССР одновременно производились МИЛЛИОНЫ видов продукции, главным образом производственного назначения: готовые изделия, комплектующие к ним, полуфабрикаты, сырье, расходные материалы. Объявив это всё ТОВАРАМИ, советские теоретики загнали себя в абсолютно непреодолимый тупик, поскольку определить их «экономически обоснованные» цены путем соответствующего математического расчета было ФИЗИЧЕСКИ НЕВОЗМОЖНО. Вообще цена как таковая – чисто РЫНОЧНАЯ категория. Если нет свободного рынка, цена попросту теряет свой экономический смысл и перестает работать, что и показал со всей очевидностью советский "хозрасчетный" опыт.
Одна из важнейших функций рыночной цены – побуждать товаропроизводителя к снижению издержек производства, так как это увеличивает его прибыль. Но советские «плановые цены» данную функцию НЕ ВЫПОЛНЯЛИ. В начале своей книги «Экономика абсурдов и парадоксов» Д. Валовой, вспоминая свои молодые годы, замечает:
«В период моей практической работы, а затем учебы и научной деятельности на всех собраниях и активах без конца говорили о СНИЖЕНИИ стоимости продукции и строек, а на деле УДОРОЖАЛИ их как могли. Противоречие между теорией и практикой, словом и делом было наглядным и убедительным».
Однако, судя по всему, Д. Валовой так и не понял, что в условиях «товарно-денежных отношений», но БЕЗ свободного рынка иначе и быть не могло. Чтобы «товарно-денежная» экономика хоть как-то работала, цены товаров должны окупать все затраты на их производство. Поэтому безрыночное «плановое ценообразование» просто не могло не быть «затратным», т.е. не могло не исходить из РЕАЛЬНЫХ издержек производства. Как следствие, «плановые» цены определялись в СССР по ЕДИНСТВЕННО ВОЗМОЖНОЙ в этих условиях формуле: реальные издержки производства плюс «плановая» прибыль, составляющая фиксированный процент от тех же издержек. В итоге получилось не так, как при капитализме, а В ТОЧНОСТИ НАОБОРОТ: чем ВЫШЕ затраты предприятия, тем больше его прибыль! В чем и состояло объяснение "парадоксального" стремления советских предприятий к максимальному УДОРОЖАНИЮ «стоимости продукции и строек».
При этом надо также учитывать, что, кроме "хозрасчетного" стремления к прибыли, на советскую экономику оказывал мощное влияние политико-пропагандистский фактор: впечатляющие цифры экономического роста были нужны, чтобы демонстрировать всему миру «экономические преимущества социализма». А так как "успех" страны слагался из "успехов" отдельных предприятий, они тоже должны были демонстрировать вышестоящим инстанциям неуклонный рост объемов производства, который проще всего было "обеспечить" путем искусственного увеличения доли прошлого труда в себестоимости выпускаемой продукции. На тогдашнем сленге это называлось «накручиванием вала». Согласно "классификации", предложенной Д. Валовым, в СССР активно использовались три легальных, т.е. «узаконенных нормативными документами», и один нелегальный способ «накручивания вала». Первый легальный способ заключался в многократном повторном счете прошлого труда. Например,
«…стоимость железной руды на своем пути превращения в опору линии электропередачи 9 раз содействовала выполнению плана различных предприятий!».
Но разве могло быть иначе в условиях хозрасчета, «преодолевшего», по словам того же Д. Валового, «отрицание товарного характера средств производства»? Если все девять предприятий, непосредственно участвующих в изготовлении данной опоры линии электропередачи, являются самостоятельными ТОВАРОпроизводителями, то понятно, что каждое из них, чтобы окупить свои расходы, ДОЛЖНО включить в цену собственной продукции все расходы поставщиков, связанные с ее производством. В ЭТОМ смысле советские хозрасчетные предприятия, особенно после реформы 1965 г., мало чем отличались от частных капиталистических. Однако для капитализма характерна тенденция к т.н. вертикальной интеграции подобных предприятий, обусловленная, в том числе, и стремлением частного бизнеса "оптимизировать" свои отношения с государством. Почему капиталистические предприниматели заинтересованы в ИЗБАВЛЕНИИ от повторного счета, хорошо видно из следующего любопытного примера, приведенного Марксом в первом томе «Капитала»:
«Мануфактуры Нью-Йорка и Филадельфии в прошлом «делали» зонтики со всеми их принадлежностями. Но так как зонтик есть mixtum compositum [соединение] совершенно разнородных составных частей, то мало-помалу изготовление последних стало предметом особых отраслей производства, не зависимых друг от друга и расположенных в различных местах. Их частичные продукты входили в качестве самостоятельных товаров в мануфактуру зонтиков, которая лишь соединяет вместе их составные части. Янки назвали такого рода продукты assembled articles (сборными изделиями), и это название они действительно заслужили как сборные пункты для налогов. Так, зонтик «собирает» 6 % налога на цену каждого из своих элементов и ещё 6 % на цену готового продукта».
Очевидно, что при такой системе налогообложения интеграция «особых отраслей производства» в единое суперпредприятие, внутри которого «частичные продукты» этих «особых отраслей» больше НЕ ЯВЛЯЮТСЯ «самостоятельными товарами», экономически оправдана уже хотя бы как средство минимизации налогового бремени. В советской же экономике с какого-то момента возобладала прямо противоположная тенденция. Вот что писал об этом Д. Валовой:
«На знаменитом Щекинском объединении «Азот», несмотря на возражения руководства комбината и под давлением «сверху», на базе цеха синтетического волокна образовали самостоятельный завод синтетического волокна и передали его другому главку. 25 миллионов рублей реализации получили химики на этой операции, хотя продукции не прибавилось ни на грош! Эти 25 миллионов попали в достигнутую базу, и в следующем году без повторения подобных операций в другом месте они уже не смогут обеспечить прирост объема реализации. Поэтому в печати все чаще появляются материалы о том, что кое-где ранее созданные объединения «раскулачиваются» ради расширения внутриотраслевого оборота, который согласно действующим методикам дает коллективам такие же материальные блага, как и вновь создаваемые предприятия».
Таким образом, не без помощи высокоученых советских экономистов, "открывших" товарный характер средств производства при социализме, в СССР под видом хозрасчета были законсервированы "классические" формы организации товарного производства, от которых капитализм отказался еще в конце 19 в.
Второй названный Д. Валовым легальный способ «накручивания вала» заключался в искусственном повышении материалоемкости изделий. Пример:
«В Ленинграде на одном из специализированных предприятий вступил в строй новый кузнечно-прессовый цех. При проектировании предполагалось, что он будет выпускать 1280 тысяч штук лопаток для всех турбостроительных заводов. И расходовать на это 3760 тонн металла. Затем мощность цеха повысили… на 12 тысяч тонн поковок общего назначения. Теперь цех потребляет 16 тысяч тонн металла и выпускает менее 200 тысяч высокоточных лопаток. С валом все в порядке, но потеряли более миллиона лопаток, ради которых, собственно, и создавался цех с учетом последних научно-технических достижений».
Итого, при выросшем вчетверо расходе металла выход готовой продукции уменьшился более чем вшестеро, а ее материалоемкость увеличилась приблизительно в 25 раз! Разве мог «загнивающий» Запад что-либо противопоставить ТАКИМ "трудовым подвигам"?!
Наконец, третий легальный способ «накручивания вала» заключался в самовольном увеличении предприятиями выпуска выгодной для них продукции за счет сокращения выпуска невыгодной. Такого рода "местная инициатива" приводила к дезорганизации всего общественного производства. Пример:
«Ревдинский завод по обработке цветных металлов в Свердловской области недопоставил Казанскому производственному объединению «Теплоконтроль» 19 тонн бронзового проката для изготовления пружин к манометрам… В результате в 1982 году объединение недодало своим заказчикам 428 тысяч манометров…
Цена манометра 4 рубля 70 копеек. Но срыв его поставок ведет к тому, что большое количество экскаваторов, станков и другого оборудования стоимостью в десятки тысяч каждое своевременно не поступает заказчикам, давая тем самым все новые и новые импульсы для продолжения цепной реакции сбоев и простоев».
Цепной реакции, уточним, ИСКУССТВЕННО вызванной стремлением какого-нибудь местного начальника выполнить СВОЙ «план по валу» любой ценой в прямом и в переносном смысле. И вот ЭТО у нас называлось плановой экономикой!
О нелегальном способе «накручивания вала», который официально именовался «искажением отчетности», а неофициально – «приписками», Д. Валовой говорит в своей книге следующее:
«В первые послевоенные годы о них не могло быть и речи. В лучшем случае приписки могли завершиться Колымой, а то и потерей головы. Они стали «входить в моду» в конце 50-х годов. В начале 60-х был принят указ об уголовной ответственности за приписки, но остановить их он не смог… За последние 15 – 20 лет они стали массовым явлением… В 1983 году центральными экономическими ведомствами выборочно было проверено 83 тысячи предприятий. Почти на 40 процентах из них были обнаружены приписки».
Но это вовсе не означает, что на остальных 60 с лишним процентах предприятий приписок не было; если в стране столько нечестных руководителей, то кто может поручиться за честность всех контролеров?
Учитывая всё вышеизложенное, можно смело утверждать, что советский «хозяйственный механизм» в том виде, в каком он сложился после реформы 1965 г., был механизмом деградации, обмана и самоуничтожения. Отторгая достижения научно-технического прогресса, поощряя расточительство и приписки, наводняя потребительский рынок всё новыми и новыми миллиардами "пустых", незаработанных денег, создавая всем этим благодатную почву для паразитического развития за счет государственных ресурсов "теневого" капитализма, он каждодневно дискредитировал и последовательно приближал крах создавшего его общественного строя, официально именовавшегося «развитым социализмом». А первопричина всего этого – одна-единственная теоретическая ошибка советских экономистов, ничтоже сумняшеся "поправивших" Сталина около 60 лет тому назад.
(ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ)