От первых крестовых походов

Евгений Божко
Девять веков в поисках свободы и счастья истории одной семьи
СОДЕРЖАНИЕ:
ВСТУПЛЕНИЕ
АРИСТОКРАТЫ
ЖИЗНЬ В СРЕДНИЕ ВЕКА
КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ
БЕЖЕНЦЫ
ГУГЕНОТЫ
НИДЕРЛАНДЫ XVI-XVII ВЕКА
ИЗ АМСТЕРДАМА В АРХАНГЕЛЬСК - И СНОВА В РАССЕЯНИЕ
ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XX ВЕКА: СССР-РОССИЯ
ВСТУПЛЕНИЕ
Наше прошлое вечно, оно бессмертно. Часто мы о нём мало знаем, часто о нём забываем, но оно постоянно живет в нас, хотя все наши помыслы и чаяния устремлены вперед, в будущее. Мы отбрасываем как ненужный хлам всё, что многими веками лежит позади нас. Но прошлого изменить нельзя, как его нельзя, ни исказить, ни навсегда скрыть, оно всё равно всплывет наружу, пусть после многих десятилетий или даже веков. Наше прошлое, истории наших семей, наши личные истории должны быть записаны для наших детей, наших внуков и правнуков - как должна быть записана история нашей цивилизации для грядущих поколений. Но, увы, мы так редко оставляем после себя какой-либо след, забывая, что в том и есть наша вечность. И вот потому я счастлив представившейся мне возможностью познакомить вас с историей одной семьи, которая своей необычностью и красочностью выделяется среди весьма интересных и своеобразных историй других семей "иностранных купцов", или как их называли в Архангельске "немцев", прибывших в конце 18-го века в этот далекий город-порт из протестантских стран - Германии и Голландии, Англии и Шотландии, Дании и других скандинавских государств.
Эти предприимчивые люди внесли огромный вклад в дело развития Северного края. Из Голландии они привезли молочный скот, которому привольно зажилось на сочных пойменных лугах Северной Двины - "нашей Двинушки", как они её ласково называли. Их корабли везли из Архангельска лес во все европейские страны, а на обратном пути они не шли домой порожняком, они везли нужные России товары - вплоть до сахарного тростника из Египта, что позволило им развить сахарную промышленность на далеком русском севере. По рекам их суда связывали Архангельск с югом, их щедрые пожертвования шли на благоустройство и украшение города. Вот что сообщает архангельский историк Е.Овсянкин в статье "Деловая слобода" ("Былое" 3-4 1996г. - приложение к журналу "Родина"): В XVII веке в Архангельске оформилась Немецкая слобода, которую населяли выходцы из западных стран. С той далёкой поры вплоть до первых лет советской власти этот топоним постоянно употреблялся жителями города, хотя никакого официального статуса Немецкая слобода никогда не имела. Иноземное поселение являлось, говоря современным языком, одним из городских микрорайонов. Слобода, располагавшаяся ниже Гостиного двора, т.е. от нынешней улицы Свободы до улицы Логинова, и врезавшаяся вглубь городского массива на один квартал от набережной до Троицкого проспекта, застраивалась красивыми ухоженными домами, имела свою церковь, производила благоприятное впечатление на всех путешественников, посещавших Север.
.. Из 14 купцов, записавшихся в первую гильдию в середине XIX века, 8 были иностранцы: П.Люрс, Ф.Пец, А.Фонтейнес, Э.Брандт, Е.Линдес, Ф.Шольц и др.
Говоря о роли иностранцев в экономике Севера, нельзя не отметить того вклада, который они внесли в общественную жизнь города и губернии. ... Выходцы с Запада пользовались высоким авторитетом в деловых кругах города, всех его жителей. К началу XX века потомки "немцев" входили почти во все сферы экономической и общественной жизни города. Приведу лишь несколько фактов. Потомственный почётный гражданин Адольф Шольц являлся членом губернского по городским делам присутствия и возглавлял архангельский комитет торговли и мануфактур; Эдуард Фонтейнес исполнял обязанности гражданского заседателя в приказе общественного призрения; Ф.Линдес состоял членом комитета торговли и мануфактур. В работе последней городской думы активно участвовали Рудольф Пец, Адольф Шольц, Эдмунд Штоп, Эдуард Фонтейнес, Мартин Ульсен.
Много выходцев из иноземцев занимали заметные должности в финансовых сферах, в попечительских советах учебных заведений и благотворительных обществах. А женское попечительское общество о бедных наполовину состояло из жён купцов с иностранными фамилиями. Среди них Мария Линдес, Лидия Суркова, Мария Мейер, Эрнестина Шмидт.
Есть ещё один любопытный аспект, касающийся роли иностранцев в жизни города. В дореволюционное время потомки иностранцев широко использовались в качестве консулов. В 1905 году, например, Е.Линдес являлся нидерландским консулом, Ф.Ландман - бельгийским, В. Мейер - германским, Б.Пец - великобритан ским проконсулом".
Ещё несколько фактов приводится в книге А.Вертячих  Капитал в Архангельске. Вчера, сегодня, завтра": "Из летописи развития промышленности и производства: 1875г. - открылся торговый дом "Линдес и Ко"; 1881г. - начал действовать ставший позже крупнейшим в Архангельске лесозавод товарищества "Сурков и Шергольд"; 1890г. - открылся торговый дом "Э.Дес-Фонтейнес";  1905г. - образован Архангельский биржевой комитет, членами и кандидатами которого стали: Ф.Ф.Линдес, А.Ю. Сурков, А.Ф.Шольц, Р.К.Пец и др.; 1906г. - образован Союз архангельских лесопромышленников; 1909г. - создано товарищество "Братья Пен"; 1912г. - в Архангельске состоялся XII Всероссийский съезд лесопромышленников.  В Архангельске предприниматели Немецкой слободы построили две протестантские церкви - Реформатскую (Кальвинистскую), или Голландскую, как её называли, и Лютеранскую, или Немецкую. Когда в 1783 году в Архангельске скончался лютеранский пастор, прихожане попросили сенат ганзейского города Гамбург, с которым они оживленно торговали, найти им нового пастыря. Этот пастырь, Иоганн-Генрих Линдес, прибыл туда в том же году. Он мой пра-пра-прадед. Но не о нём будет речь.
Я хочу рассказать о другой семье архангельских коммерсантов, с которой наша семья связана родственными узами - обе мои прабабушки родом из этой семьи. Это славный род французских аристократов, чьи корни уходят далеко вглубь истории - на девять веков. Фамилия их столь необычно звучит для русского уха, что писатель Юрий Герман присвоил её одному из своих героев – шведскому  шпиону Олафу в Архангельске -в своём романе из петровских времён "Россия молодая". Но такого Олафа не существовало, он был чистым вымыслом писателя, как и многое другое в его псевдоисторическом романе. Позже ещё один советский писатель, В.Пи куль, также довольно тенденциозный, в одном из своих произведений вставил строку с упоминанием: "дома архангельского богатея Десфонтейнеса, в котором по вечерам обычно веселилась городская молодёжь".
Итак, сегодня я хочу вам рассказать о семье де - или дес- Фонтейнес (Дес-фонтейнес). Так, во всяком случае, их фамилию произносили в Нидерландах и в России. В их же родной Франции они были де Фонтейн.
В следующей главе, посвященной французскому периоду, употребляете? написание "дес Фонтейнес", но следует понимать, что на самом деле это - "де Фонтейн' (Des Fontaines).
АРИСТОКРАТЫ
Семья де- (дес-) Фонтейнес была одной из старейших и наиболее известных семей в Пикардии, французской провинции, простиравшейся от Па-де-Кале до границы современной Бельгии. По мнению некоторых исследователей, эта семья представляет собой младшую ветвь графов Абвильских, которая началась, когда их род пришел к концу, что было, надо полагать, после разветвления старого рода Фонтейнесов-на-Сомме. Гербом своим графы Абвильские избрали большой серебряный щит с тремя маленькими щитами беличьего меха. Основоположник новой ветви, Гийом (Вильгельм) дес Фонтейнес, возвращаясь через Венгрию из Первого крестового похода, заменил серебряный щит золотым. Позже к гербу прибавили горностаевый бордюр.
Во время Первого крестового похода в 1096 году, в Малой Азии, Гийом дес Фонтейнес участвовал в битве с сельджуками Сулимана-ибн-Куталмиша. Известно, что он еще жил в 1119 году. Женат он был на Шарлотте де Мае, и у них было, по крайней мере, трое детей: Энгуеран (Фердинанд), Роул, сеньор дАрэн, и Маргарита, вышедшая за Тьери, сеньора де Линги. Их имена упоминаются в церковных книгах от 1142-1176 годов.
На своей земле Энгуеран построил аббатство Абби-д-Эпандж-ле-Абвиль, которое в дальнейшем стало называться храм Святого Вольфрама. (Церковь эта, как и сам го-род Абвиль, жестоко пострадала от бомбёжек во Вторую Мировую войну). Из пяти детей Энгуерана его старший сын, Алеум, прославился как талантливый военоначальник, хотя его два брата - Роул д'Арэн и Готье, или Вотье (Вальтер), по рыцарской доблести ему тоже не уступали. Их младший брат, Николай, стал епископом в Камбри. И у них была сестра Жанна.
Алеум, сеньор дес Фонтейнес, де Лоун, де Лоунпре, де Ньювиль-о-Буа и других земель, женился на Лоретте де Сент-Валери, дочери Бернарда III, сеньора де Сент-Валери и Гамач, родственника французского короля. (Интересно отметить, что именно из Сент-Валери в 1066 году Уильям Нормандский отчалил завоевывать Англию). В 1185 году  французский король назначил Алеума дес Фонтейнеса мажордомом Абвиля, который получил хартию города за год до того, а также командиром и защитником замка и самого Абвиля. Отправляясь в Третий крестовый поход, король Филипп II Август назначил Алеума одним из своих военноначальников. Вместе с королем и Жаном, герцогом Потью, Алеум отправился в Палестину. Когда Филипп II Август из-за здоровья и неполадок в стране вынужден был вернуться во Францию, он поручил команду над французским контингентом войск в Святой Земле Хьюго III, герцогу Бургундскому, и Алеуму дес Фонтейнес.
После окончания Третьего крестового похода Алеум остался в Палестине и позже присоединился к рыцарям - участникам Четвёртого похода (1202-1204). Он участвовал в завоевании Константинополя, где и скончался в 1205 году. Перед смертью Алеум дес Фонтейнес передал все собранные им в Святой Земле реликвии и драгоценности своему капеллану по имени Вульберт, с тем, чтобы тот передал их вдове Алеума, Лоретте Сент-Валери, сеньоре дес Фонтейнес и прочая, и прочая, и прочая, а ей поручалось всё отдать храму в Лоунпре, построенному Алеумом, и из этих средств финансировать стипендии двенадцати молодым аспирантам - такова была воля покойного, что его вдова и сделала. Поначалу стипендиальным фондом заведовал упомянутый капеллан Вульберт, а затем два сына покойного Алеума. В богатой коллекции было столь много частичных останков святых, что храм в Лоунпре стал называться "Кор-Сент" - храм Мощей Святых. В этом храме Лоретта через несколько лет обрела вечный покой рядом с гробом Алеума.
Три сына Лоретты и Алеума были тоже доблестными рыцарями. Два старших сына - Хьюго, сеньор дес Фонтейнес и прочая, и прочая, и его брат Вотье, сеньор Аленкор, в 1214 году участвовали в исторической битве под Бевином, где Филипп II Август разбил войска императора Священной Римской империи Отгона IV, графа Фландерского Рено и английского короля Иоана Безземельного. Имя третьего сына Алеума и Лореты - Энри -внесено в списки славных сеньоров королевства в Амьенском соборе. (Собор Амьенсной Богоматери, один из самых лучших образцов французской кафедральной готики, был поврежден в Первую Мировую войну, но чудом избежал повреждений в войну Вторую). У Алеума и Лоретты был еще сын и три дочери.
Среди внуков Алеума-первого наиболее выдающимся был Пьер дес Фонтейнес, один из главных советников Людовига Святого. О нём Людовиг Святой как-то отозвался гак: "Мсье Пьер де Фонтейнес и (еще несколько имен) - мои спасители".
Со временем дес Фонтейнесы, как и большинство других благородных семей средневековой Франции, начали испытывать финансовые трудности. В 1244 году они продали часть своих абвильских земель абвильскому бюргеру, в 1270 год}/ им пришлось продать еще больше земель, а в 1289 году часть своих земель они продали английскому королю Эдуарду I. Один из дес Фонтейнесов основал новую ветвь - дес Фонтейнес де Ньювиль-о-Буа. Потом начались дальнейшие ответвления. Одна младшая ветвь заменила старый герб новым - голубой щит с шестью пчелами и тремя фонтанами; по всей вероятности именно этой ветви принадлежал первый поселившийся в России дес Фонтейнес. Эта ветвь обосновалась в Бетуне, а позже в Юдане, Иль-де-Франс. Американская ветвь происходит от ветви дес Фонтейнес Ньювиль-о-Буа: первым известным нам дес Фонтейнесом был в Америке Джеймс младший, сын пастора Джеймса старшего - он из Франции бежал в Виргинию в 1717 году, а потомки его оттуда перебрались в Южную Каролину.
Старшая ветвь дес Фонтейнесов кончилась примерно в 1301 году, когда во главе всего рода осталась женщина - Жанна дес Фонтейнес, сеньора де Лоунпре-о-Кор-Сент. Младшие ветви существовали еще до конца 18 столетия. К тому времени, если считать от Гийома-первого, род дес Фонтейнесов во Франции насчитывал 21 поколение.
Пожалуй, наиболее отличившимся из всего рода был Рено дес Фонтейнес, который со своим отцом и дядей сражался на поле битвы под Азенкором (1415). В этой битве погиб почти весь цвет французского рыцарства - на поле битвы полегло десять тысяч французов. Эта битва, которую Шекспир описал в своей драме "Генрих V", была одной из самых кровопролитных за всё средневековье. Среди немногих уцелевших был Рено дес Фонтейнес, который потом доблестно сражался в Столетнюю войну (1337 -1453). 31 августа 1421 года под Манс-о-Вимер он попал в плен, но его скоро выкупили. Этот "достойный и могущественный сеньор", как его называет хроника, участвовал в осаде Серванта. Он атаковал англичан, когда те появились вблизи его родного Ньювиля, и отбил их попытку перейти вброд Сомму между Абвилем и Сент-Валери.
Известно, что в одной только битве он пленил 800 человек. Он участвовал в осаде Компьена, когда Бургунский герцог Филипп Добрый пленил Жанну д'Арк в 1430 году. (Напомню, что в то время Бургундия, как и Пикардия, сражалась на стороне англичан). Когда Рено дес Фонтейнес появился на поле битвы под Рояном, противник, узрев его, в спешке ретировался. В 1455 году король назначил его своим представителем (сеншалом) и губернатором герцогства Валуа, провинции, принадлежащей короне. Всю свою жизнь Рено оставался холостяком - некогда ему было жениться.
Почти до самого конца королевства во Франции многие дес Фонтейнесы преданно служили своему королю, чаще всего кавалерийскими офицерами. Несколько служили в Ордене Госпитальеров, когда эти рыцари-монахи, отступив из Святой Земли, Кипра и Родоса, обосновались на Мальте. А один из дес Фонтейнесов, священнослужитель, был лишен духовного сана, ибо женился на даме своего сердца.
Если поначалу дес Фонтейнесы избирали себе супруг и супругов лишь из знатных родов, то позже в их родословной почти не упоминаются титулованные особы. Так, в конце 15 века, одна из девиц дес Фонтейнес вышла за "джентльмена из Шотландии". В конце концов, они стали просто "мадмуазелями", "мадамами" и "мусье". О сеньорах больше не могло быть речи.
Тут мне хочется ещё раз оговориться, что я умышленно произношу и пишу по-русски их фамилию так, как её произносили в Нидерландах и России - то есть дес Фонтейнес. Естественно, что на французском она звучала "де Фонтейн". А теперь разрешить сказать несколько слов о жизни в средние века и о Крестовых походах.
ЖИЗНЬ В СРЕДНИЕ ВЕКА
В 391 году старая Римская империя раз и навсегда распалась на две части: на Восточную, или Византийскую, империю и Западную, или собственно Римскую, империю, причем Западная империя быстро теряла свое политическое значение. К концу пятого века почти во всей Западной Европе господствовали варвары - германские племена вандалов, бургундцев, вестготов, лангобардов, франков и многих других. Конец Западной Римской империи пришел в 476 году, когда вождь германского племени скири - Одоакер - низложил последнего римского императора и провозгласил себя королем Рима.
Германские завоеватели стали хозяевами захваченных территорий - и родоначальниками европейских аристократических семей, что и объясняет малое различие во внешнем виде, в обычаях и мышлении европейской знати в средние века - будь то английской, французской, германской, итальянской или испанской. Да и наши Рюриковичи тоже происходили от германцев-варягов.
В долгие годы хаоса в Европе единственным сдерживающим началом оставалась Римско-Католическая церковь, которая содержала учебные заведения и госпитали, оказывала помощь неимущим, служила арбитром и неофициальным законодателем - и тем спасла Западную Европу, где начали образовываться новые королевства. С коронацией в 800 году Карла Великого родилось новое Христианское государство - Священная Римская империя. Это был сложный комплекс государств и земель, одно время охватывавший почти всю Западную Европу, которым вплоть до 1806 года правили сперва франки, а позже германские короли. Весь период от падения Рима до открытия Америки в 1492 году получил в истории название "Средние века".
Как же жили дес Фонтейнесы в эту эпоху? О них мы знаем лишь из скупых записей в церковных книгах и других архивах. В большинстве своём будучи неграмотными, они не оставили нам ни дневников, ни писем. Мы только можем строить свои предположения, основываясь на довольно скудных сведениях о жизненных условиях и быте в средние века.
Даже для большого сеньора жизнь в средние века была трудной, опасной и полной лишений. Продолжительность жизни редко превышала 30-35 лет, а для многих рыцарей
она была и того короче - юнцами они погибали в битвах и турнирах. Детская смертность была очень высокой: три четверти новорожденных умирало в первый же год их жизни. О примитивности медицинской помощи и об её жестоких методах не приходится и говорить. Выживали только сильнейшие. По сравнению с нашими современниками, мужчины в 12 веке были гораздо ниже, но коренастее и телосложением крепче. Знать по одному лишь внешнему виду можно было сразу же отличить от простолюдина, ибо аристократ внешностью своей походил на своих предков - германов, а простолюдин унаследовал внешность предков, проживавших на данной территории - кельтов, римлян, славян и т.д.
Сеньор, как и его вассал, ел пальцами, в лучшем случае - с ножа. Спал он на полу - на соломе, или же на своем сундуке. Кровать слыла неслыханной роскошью. Зимой в своем замке он дрожал от холода и задыхался от чада. По замку он брёл по щиколотку в жидкой грязи. Мылся он в речке или озере, что, правда, случалось редко. Лишь в самых торжественных случаях - по возвращению из похода или турнира и т.п. - рыцаря собственноручно мыла его жена. Как и его вассалы, он долго всматривался в небо, стараясь предугадать погоду, ибо, как и вассалы, феодал знал, что жизнь его зависит от жатвы. Пропитание себе он добывал охотой, чаще всего на оленей и кабанов. Редко у кого было достаточно просторное помещение, а потому рыцарь потчевал своих гостей под открытым небом - на "цветочном лугу". В походах рыцарь тоже спал под открытым небом, и за собой всегда таскал свое немудрёное имущество - коврик-подстилку, плошку и ларчик с бельем и драгоценностями. В замках самых богатых феодалов было три здания - жилое, кухонное и молельня. Но чаще всего было лишь одно здание, в котором были главный зал и одна - две спальные каморы - для хозяина и хозяйки. Окна заменяли смотровые отверстия в стенах, умышленно узкие, чтобы атакующий неприятель не мог сквозь них проникнуть в замок. В господской каморе эти щели, для защиты от стужи, дождя и снега, изнутри прикрывались деревянными ставнями, но чаще промасленными шкурами. Неогороженный очаг в зале служил единственным источником тепла, где готовили пищу, ели и спали все, кроме сеньоры и сеньора, которые отправлялись спать в свою камору. Грубо отёсанные доски на козлах служили столом, который на ночь убирался, чтобы было больше места для спанья. Главным предметом мебели был ларь, поскольку его можно было запереть, когда рыцарь отправлялся по своим делам куда-нибудь; на нём он сидел, на нём он спал. Столовой посуды почти не знали: ломти хлеба служили ложками, и несколько человек одновременно хлебали ими суп из одной миски. Отверстий в крыше не было, а потому, несмотря на высокие потолки, в зале всегда было чадно и удушливо. Ни канализации, ни уборных не существовало - ходили прямо во  двор. Лишь к концу 13 века самые богатые феодалы начали у себя в камора устраивать "внутренние уборные":  пробивали в полу дыру и сквозь нее по отводу  отходы стекали во двор. В дождливые дни двор замка превращался в жидкое болото из навоза, помёта и кала. Освещались плошками с салом или лучинами. Все вставали с солнцем и с солнцем же ложились спать.
Читать мог лишь кое-кто из духовных лиц, и ещё меньше умели писать. Но, будучи неграмотными, люди были наделены куда лучшей памятью, чем наши современники. Память служила им единственным источником хранения информации. Память помогала им общаться с пришельцами, она служила им картой и планом. С распространением печатного слова, люди утеряли около трети своей памяти.  Страшно подумать, сколько нашей памяти мы потеряем от тотального внедрение компьютеров!
Женщины были бесправны, в глазах правосудия они мало чем отличались от крепостных. Почти всю свою жизнь женщина оставалась полной собственностью мужчины - сначала отца, потом мужа. И всё же со временем женщины стали обретать всё больше значения и влияния. Рыцарь, её супруг, редко оставался дома - то битвы, тс походы, то турниры. Всё ведение хозяйства тогда ложилось на её плечи, она распоряжалась замком, да и всеми владениями в отсутствии мужа. Нередко рыцарь погибал на поле брани, и если не было совершеннолетних детей, все имуществе переходило к ней. Оставшись молодой богатой вдовой, она без труда могла найти ce6s другого мужа - и оставаться весьма независимой, ибо все унаследованное принадлежал< лично ей, и она вправе была распоряжаться им по своему усмотрению. Так роль женщины в обществе становилась всё важней. Многие выходили снова замуж по нескольку раз, становясь все более богатой после каждого погибшего мужа.  Чем богаче женщина становилась, тем легче ей было найти следующего мужа - рыцари предпочитали жениться на богатых вдовушках. И так влияние женщин росло, к их голосу стали прислушиваться.
Хотя всё сказанное и проливает немного света на быт рыцарей, мы всё же плохо можем себе представить, как же в те времена жили дес Фонтейнесы. Остаётся бездна безответных вопросов, и один из них, весьма любопытный. Отправляясь в Святую Землю, надел ли Алеум на свою Лоретту "пояс целомудрия", и кто же снял этот пояс после его смерти? А поскольку мы вернулись к Алеуму дес Фонтейнес, разрешите восстановить    в    нашей    памяти    некоторые    аспекты    Крестовых    походов.
КРЕСТОВЫЕ ПОХОДЫ
С 673 года Иерусалим находился в руках мусульман. И вот в 1095 году, в Клермоне, Римский папа Урбан II во всеуслышание призвал христианский мир к походу за освобождение Гроба Господня и всей Святой Земли. Результатом его призыва был Первый крестовый поход, начавшийся в 1096 году. Прибыв в столицу Византии, крестоносцы были поражены величием, роскошью и богатствами Константинополя, и, не признавая православных греков за христиан, готовы были без промедления силой присвоить себе все его богатства. Во избежание разбоя и грабежа византийский император Алексей Камней в спешном порядке помог рыцарям переправиться на другую сторону Босфора, чтобы оттуда пойти походом на Иерусалим.
Марш рыцарей через просторы Малой Азии проходил в чрезвычайно трудных, непривычных им условиях. Крестоносцы страдали от летнего зноя, от жажды и голода, от вечных налетов мусульман, и много славных рыцарей полегло костьми, не добравшись до заветной цели. После упорных боев, в 1098 году, крестоносцы захватили один из главных городов Ближнего Востока - Антиох. Год спустя рыцари захватили Иерусалим, предав там огню и мечу всех и вся - и старых и малых, мужчин, женщин, детей, мусульман, евреев, армян и местных христиан. Уцелели лишь христианские храмы. В 1118 году крестоносцы заняли главный порт на Средиземноморском побережье - Триполи. И, в конце концов, все города на побережье от границы современной Турции до современного Египта оказались в их руках. И они основали новое государство: Латинское ко-ролевство.
Второй крестовый поход начался в 1147 году: французский король Людовиг VII и германский король Конрад III со своими рыцарями. Прошли венгерские равнины, переправились через Босфор и двинулись на юг. Всё войско Конрада попало в Малой Азии в засаду и было истреблено. Три месяца позже такая же участь постигла и французов.
На Востоке крестоносцы лицом к лицу столкнулись с совершенно новым, неведомым для них миром, с совершенно иной культурой и цивилизацией. Восток поразил рыцарей своими культурными традициями, намного превосходящими средневековые традиции Европы, и бытовым превосходством жизни, как мусульман, так и христиан Малой Азии. Крестоносцы быстро оценили преимущество незнакомых им технических усовершенствований, изыскано учтивых манер, бытовых удобств -  и много из них переняли. Но разница между Востоком и Западом в интеллектуальном и моральном плане оставалась вне понимания рыцарей. В этом отношении их можно сравнить с народами современных развивающихся ИЛЕ тоталитарных стран, которые в Западных государствах видят лишь их технические достижения и высокий уровень жизни, не обращая никакого внимания на духовное развитие и мышление, которые столь отличны от того, к чему они привыкли у себя в стране.
В руках латинян, как на Востоке прозвали крестоносцев, Иерусалим оставался до 1187 года, когда его захватил талантливый полководец, египетский султан Салах-ад-дин, или Саладин. Падение Святого Города взбудоражило европейские умы \ послужило толчком к Третьему крестовому походу (1189-1192), прозванном} "Похо-дом королей", т.к. его возглавили три короля - Ричард Львиное Сердце, Филипг  IIАвгуст и император Священной Римской империи Фридрих Барбаросса. Пройдя ее своими войсками Балканы, Барбаросса прибыл в Константинополь и оттуда двинулся т юг - к Иерусалиму. Но, при переправе через реку,  Фридрих Барбаросса утонул Лишившиеся своего предводителя, германские войска растерялись, и были наголово разбиты мусульманами - большинство попало в плен и продано в рабство.
Остальные крестоносцы - англичане, французы, скандинавы, итальянцы г другие - отправились в Палестину морем. По дороге они задержались на Сицилии, и лишь 20 августа 1190 года высадились вблизи Акры, которая к тому времени была в руках мусульман, но окружена крестоносцами, которых, в свою очередь, окружил Саладин. У крестоносцев было преимущество - они имели доступ к морю, что позволяло итальянским судам снабжать их всем необходимым. Но этого снабжения, все же, было недостаточно. Напомню, что среди французских рыцарей, осаждавших Акру, был и Алеуд дес Фонтейнес, который, как и большинство его соратников, отправился в Палестину и: своей глубокой набожности и не менее глубокой преданности королю.
Безжалостный летний зной, постоянное недоедание и жажда подрывал! здоровье крестоносцев, которые одновременно осаждали и были сами осаждёнными. И ослабленный организм плохо боролся с заболеваниями, и смертность в рядах была очень высока. Наконец 12 июля Акра сдалась, и Саладин увел свои войска. По болезни и из-за неотложных дел дома король Филипп II Август с частью своих рыцарей отплыл обратно во Францию. Поход возглавил Ричард Львиное Сердце. С оставшимися рыцарями, в том числе и с Алеумом дес Фонтейнесом, вторым по старшинству в контингенте французских войск, он двинулся на юг. В 1191 и 1192 годах крестоносцы дважды безуспешно пытались захватить Иерусалим. Но Святому Городу больше никогда не было суждено быть в руках христиан. Ричард Львиное Сердце с большинством других крестоносцев отправился восвояси - домой.
Алеум дес Фонтейнес остался в Палестине и позже присоединился к Четвертому крестовому походу. Что руководило им остаться на Востоке? Его набожность и непоколебимое решение освободить Святой Город? Страсть к накоплению реликвий и драгоценностей? Несчастливый брак дома, и нежелание вернуться к Лоретте? Ориентальная красотка, пленившая его сердце в Палестине? Ответов на эти вопросы мы, увы, никогда не получим.
Самым странным из всех крестовых походов был четвёртый, когда ни одна нога крестоносцев даже не ступила на Святую Землю, в чём вина венецианских купцов, издавна мечтавших уничтожить своего соперника в Средиземном море - Византию. Вот они и уговорили крестоносцев отправиться прямо в Константинополь, пообещав их туда бесплатно доставить на своих судах. Там крестоносцы разграбили захваченный город, поделив богатую добычу с венецианцами, и основали Латинскую империю, "навечно" запретив исповедовать христианство по православному обряду. А через год гам скончался Алеум дес Фонтейнес, сеньор Лоун, Лоунпре, Ньювиль-о-Буа и прочих земель. А еще через 55 лет в Византии вновь восторжествовало православие, и православным Константинополь оставался вплоть до i452 года, когда мусульмане его захватили, объявив его столицей Оттоманской империи и назвав его Стамбулом.
БЕЖЕНЦЫ
В 16 веке многие дес Фонтейнесы отреклись от католичества и стали гугенотами, как во Франции называли протестантов-кальвинистов. Гугеноты подвергались жестоким гонениям и, спасаясь от преследований, протестанты бежали в протестантские страны - в Англию, Нидерланды, Пруссию, Америку и Южную Африку.
У внука Алеума-первого дес Фонтейнес - Алеума-второго - было шесть детей, и один из них, Вотье, основал новую ветвь - сеньоров де ля Ньювиль-о-Буа. У правнука этого Вотье дес Фонтейнес, Шарля, одного из многочисленных участников битвы под Азенкором, было четыре сына, причём старшего, Рено, мы уже упоминали выше. Млад-шего сына Шарля - Гийома, в 1362 году король назначил военоначальником Казна. И потому, что только у Гийома были дети, он унаследовал титул сеньора де ля Ньювиль-о-Буа, д'Эстружо, д'Аррест и прочая и прочая. Старший сын Гийома, Жан, был назначен сеншалом  Сейтона в провинции Мэн и военоначальником Порт-де-Сентса. И от него идёт ветвь американских дес Фонтейнесов.
Один из его потомков, Жан де ля Фонтейн, родился в начале 16 века в провинции Мэн. У него было четыре сына, в том числе Жак (1549-1633) и Абраам. Жак Фонтейн отбросил аристократические приставки "де" и "ля". У него было две дочери и сын, Джеймс, гугенотский проповедник в Во и Рояне. Женат он был на Марии Шалён, у них было несколько детей, включая Джеймса-младшего - протестантского проповедника, как и отец. Родился Джеймс-младший в апреле 1653 года и женился на Анне Марии Баурсико. У них были дети, в том числе Джеймс-третий (1686-1754), который вместе с женой, спасаясь от гонений на родине, пересек Атлантический океан и поселился в Виржинии в 1717 году. В том же году у них родился сын Джон, у которого в 1745 году родился сын Уильям. Этот Уильям Фонтейн переехал в округ Чероу, в Южной Каролине, где осело много беженцев-гугенотов, и позже участвовал в войне за Независимость Американских колоний. У него было два сына - Александр и Джон. Александр Фонтейн родился в 1769 году в Дарлингтоне, Южная Каролина. Одного его сына звали Уильям Э. Фонтейн, он родился в феврале 1793 года в Спрингфилде, Южная Каролина, и скончался в 1830 году.
С тех пор в Америку переселилось немало дес Фонтейнесов, оставшихся католиками, многие из района Люксембурга. В отличие от своих родственников-гугенотов они чаще сохраняли в своей фамилии частицу "де", которую пишут слитно - то есть Дефонтейн. Но теперь давайте поговорим о тех дес Фонтейнесах, которые бежали в соседние Нидерланды.
В архивах Валлонских церквей (валлонами называли французских протестантов, проживавших на территории современной Бельгии), в Лейденской библиотеке, в церковных книгах Гааги, Хертогенбоса, Амстердама и Дельфта хранится много записей о том, что в конце 16 - начале 17 века целый ряд дес Фонтейнесов перебрались в Нидерланды. Кое-кто из них поселился в Лилле, Генте и Антверпене, но большинство осело в голландских городах.
Одними из первых были Георг дес Фонтейнес и его жена Иоганна. Они из Франции бежали в Антверпен, а в октябре 1585 года перебрались в Лейден. Потом прибыл Паул дес Фонтейнес, который 25 января 1603 года в Антверпене женился на Иозефине Байент. В Лейдене, 11 ноября 1611 года, Жан дес Фонтейнес женился на Сузанне де Брабант, у них было шесть детей: Жан - родился 16 сентября 1612 года, Симеон - 5 января 1614 года, Рашель - 26 июля 1615 года, Сара - 13 марта 1622 года, Мария - 1623 год, Анна - 2 февраля 1625 года. В октябре 1613 года в Лейден прибыл Клауд дес Фонтейнес, а через год за ним последовал Туссан дес Фонтейнес. В Лейдене же 11 сентября 1616 года Клауд женился на Жанне де Мортир, их третий сын Исаак родился 17 января 1627 года.
Через Анфлёр, порт на Сене, в Нидерланды выбрался Жан дес Фонтейнес с женой Франциской. В 1628 году они поселились в Антверпене - в тот самый год, когда королевские войска заняли оплот гугенотов - крепость Ля Рошель.
Гавриил дес Фонтейнес и его жена Мария Дов прибыли в Антверпен 1 июля 1656 года. В 1684 году Паул дес Фонтейнес поселился в Хертогенбосе. В апреле 1695 года из Юдана (Иль-де-Франс) приехал Луи дес Фонтейнес, через год за ним последовал его брат, Пьер, который поначалу жил в Гааге. Через сто лет после того потомок этого Пьера уехал из Нидерландов в Россию.
ГУГЕНОТЫ
В 1456 году в Европе была напечатана первая книга "Мазаринская Библия", набранная подвижным набором, и этот новый способ печатания привел к широкому распространению Священного Писания, которое стало издаваться не только на латыни, но и на многих современных языках. Читая Библию на своём, понятном им языке, люди стали подмечать расхождения между тем, чему их учит Католическая церковь, и тем, что действительно содержится в Библии. И люди стали над этим задумываться. Так началось протестантское движение. Не тоже ли делает компьютер в наши дни, что пять веков назад сделало книгопечатание.
Во Франции протестантов, последователей учения Жана Кальвина (1509-1564), прозвали гугенотами - так во французском произношении звучало немецкое слово "Eidgenosse" - "собратия". В 1559 году собрался Первый Французский протестантский синод, и так была основана новая церковь, следующая учению Кальвина, которая  не имела  центрального органа, а управлялась "избранными общиной на месте старшинами". С самого начала Католическая церковь стала яростно возражать против штудирования Библии населением. "Дозволь каждому читать Священное Писание, и он начнет толковать его всяк по-своему - а такое только может привести к ереси и хаосу!" - возмущались отцы Католической церкви. (А ведь в Советском Союзе тоже отнюдь не поощрялось изучать марксизм-ленинизм по первоисточникам).
В 1520-х годах во Франции начала широко распространяться Библия, переведенная Яковом Лефевром на французский язык. Ее изучение и толкование побудило гугенотов выступить против Католической церкви, но они оставались монархистами, преданными короне, и лишь с середины 17 века гонения со стороны короля сделали их непримиримыми республиканцами.
Владение Библией, её печатание, продажа и покупка стали жестоко караться законом, и всё же во Франции создалась целая сеть независимых друг от друга "Библейских кружков". В 1550-х годах таких кружков насчитывалось свыше двух тысяч, и в них состояло примерно три четверти миллиона гугенотов. От основной массы населения эти религиозные диссиденты отличались тем, что были грамотными. Это были ремесленники, торговцы, мелкие предприниматели, клерки - люди порядочные, прилежные, искренне верующие. Аристократов, вроде дес Фонтейнесов, среди гугенотов насчитывалось не более одного процента, крестьян и рабочих почти вообще не было. Они представляли собой мелкую буржуазию, новый зарождающийся класс, заложивший основу новой экономической системы - капитализму.
В Библии гугеноты видели оправдание их образа жизни, их твердой вере в упорный труд, их безупречной честности. "Кто работает - тот ест!" - было их лозунгом, которому позже коммунисты придали отрицательную формулировку: "Кто не работает - тот не ест!". Гугеноты придерживались учения Кальвина, который, кстати, родился на родине дес Фонтейнесов - в Пикардии, в 1509 году. Его учение нашло много приверженцев в тех странах, где система частного предпринимательства набирала силу - в Англии, Шотландии, Нидерландах и Швейцарии. Остальные страны, где также развивалось частное предпринимательство, Северная Германия и Скандинавия, последовали иной форме протестантизма - учению Мартина Лютера. От своих приверженцев кальвинисты ожидали самодисциплины и воздержания. Основу учения составляло полное предопределение судьбы человека. Человек, считали кальвинисты, рождается или праведником, или грешником. Кто ведет праведную жизнь, тот не может быть грешником, и его ждет спасение. Кто живет во греху, тот попадет в ад, и никакие добрые деяния не смогут искупить его грехов. Распятый на кресте Иисус Христос в их глазах является прямым звеном между людьми и Господом Богом, проповедникам не дано право на это, они не в праве вымаливать за других прощение и отпускать их грехи, как это принято и у католиков, и у православных. Из семи таинств Католической церкви Кальвин признавал только два - крещение и причастие.
От человека учение Кальвина требовало упорного труда и праведной жизни - только трудом и праведностью человек может доказать себе самому и другим, что он достоин спасения. Твердая вера в предопределение позволяла гугенотам идти на пытки и смерть. Недаром Бернард Шоу назвал Жанну д'Арк "первой гугеноткой".
Кальвинистов в Англии называли пуританами, в Нидерландах - реформатами или валлонами, в Шотландии - ковенантами, во Франции - гугенотами, и между всеми ними есть много общего. И тот факт, что в этих четырёх совсем различных странах под влиянием кальвинистского учения развился определённый, схожий друг с дру-гом тип людей, может служить удивительным примером силы влияния религиозного воспитания на формирование характера человека.
Среди прочего Кальвин считал, что Бог не возражает против накопления богатств, что люди вправе богатеть: на то ведь Господня Воля. И Милостью Божьей человек может знать, что будет более прибыльно для него. Не видел Кальвин и греха во взимании умеренных процентов с одолженного капитала - смертный грех для католиков, что привело к сосредоточению ростовщичества в еврейских руках и позволило феодалам безжалостно грабить евреев, считая, что убить иудея куда меньший грех, чем наживать деньги ростовщичеством.
Понятие "протестантская этика" неразрывно связана с гугенотами, число которых всё росло, и к 1560-м годам 15 процентов всех французов считали себя протестантами. Рост числа гугенотов стал угрозой для Католической церкви, для короля и для всего феодального строя. И поэтому неудивительно, что гугенотов стали подвергать жестоким преследованиям.
Одним из первых погибших за веру гугенотов был рожденный в 1490 году Луи де Беркуин, пикардийский дворянин, владелец наследственных земель вблизи Абвиля. Его казнили в 1523 году. Два года спустя другой гугенот, чесальщик шерсти Жан Ледес был приговорен к непомерно жестоким мукам: ему отрезали правую кисть, вырвали нос, оторвали всю руку, выковыряли соски, на голову надели два раскаленных докрасна железных обруча. Но до своего последнего издыхания непоколебимый гугенот читал нараспев 115-й псалом. Мы не знаем, замучили ли до смерти тогда кого-либо из дес Фонтейнесов, но мы знаем, что много поколений позже немало из их потомков погибли в большевистских застенках и лагерях.
Террор во Франции набирал силу постепенно. Своим эдиктом от 1535 года король Франциск 1 узаконил сожжение на костре наиболее упорных диссидентов. Его сын, король Генрих L1, почти не обращал внимания на гугенотов, чего нельзя сказать про его супругу, Екатерину Медичи, родившую Франции трёх королей. Она упорно настаивала на проведении в жизнь эдикта её свёкра о сожжении гугенотов.
Ни днём, ни ночью страх перед террором не покидал гугенотов. Ночной стук в дверь чаще всего означал арест, допрос, пытки, смерть. (И в том же страхе жили в Советском Союзе потомки дес Фонтейнесов - стук в дверь, арест, допросы, ссылка, расстрел).
Поначалу гугеноты не сопротивлялись: они считали грешным прибегать к оружию, брать правосудие в свои руки, искажать правду. Силу свою они видели в сплочённости. Но террор научил их другому. С разгулом террора их сопротивление становилось всё более целеустремлённым. Они перестали безропотно подчиняться своей судьбе, стали бороться за свою веру. От Нового Завета с его "Полюби ближнего как самого себя" они перешли к Завету Старому с его древнеиудейской формулой "Око за око, зуб за зуб".
Гугенотское движение возглавили Бурбоны, потомки Людовига Святого, которому так верно служил Пьер дес Фонтейнес. Их вождями стали принц Луи де Конде и адмирал Колиньи.
А тем временем террор жесточал. Возьмем такой пример: "В Алжире сожгли трёх пастырей с их прихожанами на костре, где пылали отобранные у них Библии и Псалтыри. Вина их была во владении оных". И всё же преследования не останавливало распространения протестантизма, наоборот, они его как бы пропагандировали. Стойкость гугенотов, их готовность умереть за веру, выдержать любые пытки - но от неё не отказаться, вызывало восхищение и разжигало любопытство даже самых недоверчивых скептиков. В чём же дело, задумывались они. И начинали читать Библию, чтобы узнать, чем объясняется такая стойкость гугенотов. И зачастую сами становились гугенотами. (Быть может, опасаясь подобной реакции, в Советском Союзе всегда избегали публичных казней).
Для борьбы с гугенотами герцог де Гиз сплотил небольшую группу своих единомышленников, что привело к созданию Священной Лиги в 1576 году. Жестокое кровопролитие началось после смерти Генриха II в 1559 году, когда его вдова Екатерина Медичи была провозглашена регентом её старшего сына, короля Франциска II (1544-1560). Жаждущая власти, Екатерина Медичи стала натравливать гугенотов и партию герцога де Гиза друг на друга, поочередно поддерживая то тех, то других. Она предложила Генриху Наваррскому (1563-1610), представителю   Бурбонов,  руку  своей  дочери
Маргариты, славившейся своими любовными эскападами, причём из всех своих любовников последняя предпочитала герцога де Гиза. После долгих переговоров и интриг свадьба должна была состояться в Париже, куда собрался весь цвет гугенотства во главе с адмиралом Колиньи, любимым советником короля Карла IX, второго сына Екатерины Медичи, занявшего престол после смерти брата. Но Екатерина и де Гиз подготовили и совершили убийство адмирала Колиньи. А после смерти адмирала, де Гиз и его сообщники безжалостно истребили почти всех собравшихся на свадьбу гугенотов. Эта резня вошла в историю как Варфоломеевская ночь (1572). Истребление гугенотов покатилось по всей стране, и многим ничего другого не оставалось, как бежать за границу. (Помните: "Одним из первых дес Фонтейнесов был Георг и его жена Иоганна, они из Франции бежали в Антверпен и позже, 15 октября 1585 года, перебрались в Лейден").
Зверская расправа с гугенотами не подаётся описанию. Например: "Нагие тела убитых гугенотов-дворян волокли со всего Парижа к Лувру и там выставляли напоказ прямо на улице... Убийства шли по всей Франции. Резня была столь массовой, что труппы переполнили реки, и долгие месяцы французы отказывались есть рыбу даже по пятницам, как полагается всем благочестивым католикам". Предполагается, что погибло от шестидесяти до ста тысяч человек - мужчин, женщин, младенцев.
После смерти Карла IX, королём стал его младший брат Генрих III, но в 1589 год}' его убил монах-доминиканец. Королем стал Генрих Наваррский, муж сестры трёх королей, неоспоримый вождь гугенотов. Став королём Франции Генрихом IV, он из политических соображений перешёл в католичество, затем развелся с неверной Маргаритой и вновь женился на родственнице ее матери, глубоко верующей католичке Марии Медичи. Оставаясь защитником гугенотов (ему служили несколько дес Фонтейнесов, включая и сеньора Николая), и воспитанный в гугенотских традициях, Генрих IV всячески поощрял предпринимательскую деятельность. В годы его правления во многих районах Франции стало обязательным посещение гугенотских церковных и коммерческих школ.
В 1598 году Генрих IV издал Нантский эдикт, который обеспечивал гугенотам право жить в любом месте, открыто совершать богослужения в двухстах городах, приравнивал гугенотов-учащихся ко всем остальным, объявлял гугенотов равными перед законом и т.д. Для самозащиты гугенотам разрешалось укреплять некоторые города - из них самым известным стала крепость Ля Рошель на Бискайском заливе. И король окружил себя советниками-гугенотами.
Но в 1610 году его убили, а вдова его сразу же отстранила всех его советников-гугенотов и начала преследование протестантов. При следующем короле, Людовиге XIII (1610-1643) к власти пришёл кардинал Ришелье, умный и хитрый политик, поставивший себе целью разбить военную мощь гугенотов. После длительной осады он заставил сдаться последний оплот гугенотов - крепость Ля Рошель. Бедствия осажденных с трудом подаются описанию: за 14 месяцев осады королевскими войсками от голода погибло более половины жителей. В 1629 году гугеноты были вынуждены подписать "Эдикт милости", отбиравший у них всю политическую власть, но оставляющий за ними право исповедовать свою религию.
Сознавая важное значение гугенотов для экономики страны, промышленное развитие которой было лишь в зачатке, Ришелье уничтожил угрозу трону со стороны гугенотов, оставляя за ними достаточно прав для продолжения их предпринимательской деятельности. Подобную политику старался проводить и следующий кардинал -Мазарини. Однако король Людовиг XIV (1638-1715) старался всячески дискриминировать гугенотов. Детей гугенотов поощряли принять католичество: в семь лет ребёнок должен был избрать себе вероисповедание, и строгие наказания, вплоть до смертной казни, ожидали тех родителей, которые старались повлиять на решение ребенка. И они должны были оплачивать его содержание, против их воли, в католическом монастыре.
Начали силой закрывать гугенотские церкви. В заселённых гугенотами районах королевские драгуны расквартировывались в протестантских домах, где они объявлялись хозяевами всех и вся, включая всех женщин, от малолетних до старух, которые считались "полной собственностью полка". Лишь принятие католичества избавляло хозяев от незваных квартирантов.
В конце концов, по настоянию своей последней любовницы, бывшей гугенотки, а на тот момент католички, мадам Мэнтнон, король решил обеспечить себе место в раю тем, что истребит всех гугенотов. Он заявил, что в стране больше не существует гугенотов, а потому отменил Нантский эдикт. Протестанты лишились всех своих прав и остались вне закона. За две недели все протестантские проповедники должны были покинуть страну -или быть приговорены к пожизненной каторге или смерти. При попытке к бегству гугеноты и вся их родня отправлялись на каторгу или виселицу. Детей у гугенотов отбирали и посылали в католические монастыри. Государство отбирало всё гугенотское имущество. Протестантская прислуга не имела права работать ни на гугенотов, ни на католиков. Католикам запрещалось торговать с гугенотами, на них работать или в чём-либо помогать им. Нарушавших эти правила мужчин отправляли на галеры, а женщин пороли и клеймили "белой королевской лилией". Мужчин, укрывавших проповедников, приговаривали к пожизненной каторге, а женщин - к пожизненному заключению. Если перед смертью гугенот не причащался у католического священника, тело его кидали в сточные каналы. Если отказавшийся перед смертью причаститься всё же выздоравливал, его ждала каторга с конфискацией всего имущества. Всё это решалось без суда и следствия, и обжаловать решение запрещалось. (Думая о печальной участи гугенотов, невольно вспоминаешь годы военного коммунизма, сталинской коллективизации, ежовщины и т.д.).
И всё же кое-кому удавалось бежать, хотя все отплывающие суда тщательно окуривались, чтобы вытравить скрывающихся в трюмах беженцев. Среди беженцев были и дес Фонтейнесы: "В 1684 году Паул дес Фонтейнес поселился в Хертогенбосе. В апреле 1695 года из Юдана, Иль-де-Франс, приехал Луи дес Фонтейнес, за ним через год последовал его брат Пьер".
Отмена Нантского эдикта привела к депопуляции Франции, резкому экономическому спаду, к охлаждению отношений с протестантскими странами. Из Франции бежало около 400 000 человек, в том числе от восьми до девяти тысяч лучших моряков королевского флота, 12 000 солдат, 500 членов офицерской элиты. Отмена Нантского эдикта была одной из главных причин Французской революции 1789 года. И она полностью разгромила гугенотов, отправив уцелевших в рассеяние.
В 1787 король Людовиг XV вынужден был проявить некоторую терпимость по отношению к гугенотам, но полную свободу вероисповедания Франция получила лишь с революцией. Однако, когда в 1815 году был разбит Наполеон, во Франции сразу же возобновились религиозные гонения. "Бей протестантов! Да здравствует король!" - кричали монархисты.
Гугенотов во Франции преследовали более трёхсот лет, и там их почти не осталось. Однако в других странах им было суждено сыграть значительную роль. Потомки гугенотов были среди первых поселенцев в Америке - их отцы и деды, бежав из Франции, снова оказались гонимыми в Англии со стороны Католической и Епископальной церквей. В штате Нью-Йорк они построили город Нью-Рошель, много их жило в Виргинии, Южной Каролине, Пенсильвании. Гугеноты-буры обосновались в Южной Африке. Гугеноты пустили крепкие корни в Пруссии и в России. В старом Петербурге было четыре кальвинистских церкви: Британско-Американская на Ново-Исаакиевской, дом 16; Реформатская-Французская на Большой Конюшенной, дом 25; Голландско-Реформатская на Невском, дом 20, и Евангелическая-Реформатская на Морской, дом 58. Пастор последней, крестил, конфирмировал и венчал там мою мать, её сестёр, крестил их детей. Последний пастор, доктор Гельдерблом, после революции 1917 года бежал в Ригу, открыл там Реформатскую церковь, которая закрылась с приходом туда советских войск.
Ради своей веры гугеноты потеряли всё - свою родину, всё своё имущество. Но в новые страны они привезли то, что нельзя оплатить золотом: своё трудолюбие, своё умение, знание, добродетель - и свой свободный дух. В новых странах они жили праведно - и свободно. С новыми соотечественниками они охотно делились своим опытом и своими навыками и тем помогали быстрее экономически развиваться. А когда требовалось, они мужественно сражались за свою новую родину, за свою веру и за свою свободу. Своей победой над королём-католиком Джеймсом II, протестантский король Вильгельм Оранский во многом обязан отваге и преданности солдат и офицеров-гугенотов, сражавшихся под его стягом. Они помогли свершиться Бескровной революции в Англии в 1688 году/. Много гугенотов, включая и Уильяма Фонтейна, сражались за независимость Американских колоний. И когда внимательно читаешь Декларацию Американской Независимости, в ней явно проступает гугенотский дух.
НИДЕРЛАНДЫ XVI-XVII ВЕКА
Что же ждало дес Фонтейнесов в Нидерландах? Какова там была жизнь в те времена?
До 16 века Нидерландов как единого государства не существовало. Государством они стали лишь с включением в Священную Римскую империю. Когда в 1556 году император Карл V отрёкся от престола, он изъявил желание, чтобы его брат Фердинанд управлял Германский империей, а его сын Филипп - всем остальным, то есть Испанией, Нидерландами, Неаполем, Сицилией, Южной Америкой и т.д. Его сын Филипп II (1527-1598) с годами превратился в религиозного фанатика и бросил всё на борьбу с ересью. В Испанской провинции Нидерланды жило много протестантов, и он поручил инквизиции истребить там всю ересь. Но он натолкнулся на упорное сопротивление всего населения - бедных и богатых, протестантов и католиков. Они поднялись и против испанской короны, и против Католической церкви, что привело к неожиданному результату -страна крестьян и рыбаков превратилась в страну финансовой мощи и высокой культуры. Все нидерландские провинции сплотились воедино и в 1576 году заключили Гентское Умиротворение. В 1581 году семь северных провинций объявили себя независимыми от короны. Но окончательно независимость Объединённых Провинций была достигнута лишь после Тридцатилетней войны с подписанием Вестфальского мира в 1648 году.
Объединенные провинции широко распахнули двери перед бегущими от религиозных преследований, перед испанскими и португальскими евреями и французскими гугенотами. Наплыв этих ремесленников, предпринимателей и финансистов сыграл большую роль в дальнейшем экономическом процветании Нидерландов. С ростом материального благополучия наступил золотой век нидерландского искусства, увенчавшегося творчеством Рембрандта (1606-1669). Влияние кальвинистов росло, и в некоторых провинциях чуть ли не половина населения исповедовала кальвинизм. В конце 16 века большинство фламандских и валлонских протестантов бежало из южных, всё ещё испанских провинций, на север, и именно они оказывали значительное влияние на развитие страны. Поток беженцев усиливался, и в  17 веке Нидерланды стали приютом для всех преследуемых за религиозные убеждения, политические взгляды и научную деятельность.
К середине 17 века большинство из этих беженцев составляли гугеноты. Многие из них открывали "Французские школы", где преподавали угодные им дисциплины угодными им методами. Местные власти оказывали финансовую помощь этим школам, и они процветали. Гугеноты-ремесленники продолжали заниматься своим ремеслом, гугеноты-дворяне давали уроки танцев и фехтования, становились поварами и парикмахерами. С собой гугеноты привезли галльскую добропорядочность, жизнерадостность и любезные манеры, что пришлось по душе довольно хмурым по своей природе нидерландцам. Страна заботилась о своих новых гражданах, и не один гугенот не был выдан обратно во Францию по требованию короля. Однако гугенотам было нелегко привыкнуть к новому образу жизни, многие не могли осилить голландский язык, столь отличный от их родного французского.
Надо полагать, что дес Фонтейнесы были достаточно грамотными, чтобы вести переписку, и дневники, чтобы составлять черновики своих проповедей и учебных планов занятий. Но до нас ничего этого не дошло. Быть может, что-то всё ещё хранится в старых архивах и на запылённых чердаках Голландии. Как было бы интересно прочитать проповеди Пьера дес Фонтейнеса, которые он читал с кафедры гугенотской церкви. Или подержать в руках письма, где Иоган-Антон дес Фонтейнес прощался с друзьями, уплывая в Россию. Но у нас ничего этого нет, и нам придется опять восстанавливать их образ жизни по имеющимся у нас сведениям о Нидерландах тех времён.
По сравнению с другими странами жизненный уровень в Нидерландах в середине 16 века был довольно высоким. По вымощенным городским улицам тянулся поток лошадей, запряжённых в коляски и телеги, а зимой - в сани. Ещё можно было увидеть довольно много деревянных зданий, но все новые дома, чаще всего односемейные, складывались из кирпича. С наступлением сумерек всем было предписано ходить с фонарями - городское освещение улиц началось примерно с 1670 года.
Обычно первый этаж жилого дома был разделён перегородкой или коридором на две половины - переднюю и заднюю. Винтовая лестница вела на второй этаж, где по обе стороны коридора были расположены спальни. Задняя лестница вела на чердак, где спали служанки, и хранилась разная кладь. Все торговые сделки заключались в доме, и для того у хозяина в подвале была контора. Передняя половина служила парадной гостиной, где стояла лучшая мебель, и пользовались этим помещением только в торжественных случаях. Задняя половина дома служила гостиной, столовой и кухней. В более состоятельных домах она превращалась во что-то вроде музея, и пищу готовили в нише в задней стене. Мебель ограничивалась столом, стульями и шкафами - обычно было два шкафа, один для белья, другой для посуды.
Кровати в спальнях на втором этаже были встроенными, причём короткими и высокими, так что на них забираться приходилось по лесенке. Под кроватью были ящики, которые на ночь вытягивали и превращали в постели для детей. Спали между пуховыми перинами и на горе подушек, но из-за коротких размеров кровати спали полусидя - что считалось полезным для здоровья. Печь внизу топили чаще всего торфом, а и постель с собой брали грелки. Дом освещали масляными лампами. И все дома, почти без исключения, отличались безукоризненной чистотой.
Голландцы вели замкнутый образ жизни, они любили одиночество, и редко общались друг с другом. Из задней половины несколько ступенек вело вниз, в садик, с зеленным газоном, с небольшими "пятнами" серого мха, и конечно же цветочными клумбами - все обожали цветы: розы, ирисы, лилии, тюльпаны. В каждом городке был, по крайней мере, один цветочник. А к середине 17 века Нидерланды стали главным поставщиком тюльпанов по всей Европе.
За столом под строгим оком хозяина дома собиралась вся семья, включая маленьких детей и служанок. До общей молитвы никто к еде не притрагивался, и никто без молитвы не вставал из-за стола. Ели молча. Пользовались ножами, изредка ложками, вилок ещё не знали, тарелки и миски были фаянсовыми. Голландцы славились своим аппетитом. Ели они четыре раза в день. В пять утра завтрак: хлеб, масло, сыр, остатки вчерашнего ужина, молоко и пиво. В полдень подавали два или три блюда: суп и мясное блюдо, или же суп, рыбное блюдо и мясное блюдо, а кроме того, салат и фрукты. Суп, обычно овощной, варили вместе со шпиком в молоке. В три часа дня закусывали: хлеб, сыр, селёдка, миндаль, изюм и теплое или холодное пиво. Со временем пиво заменил чай, который поначалу считался средством от простуды. Пили чай в прикуску. Лишь в 18 веке   голландцы познакомились с кофе, шоколадом и какао. В восемь-девять вечера садились ужинать. Чаще всего еду готовили раз в неделю. По остальным дням ели разогретую пищу, что значительно облегчало хозяйке содержать свой дом в идеальной чистоте. Любимым блюдом был "хутспот" - мелко рубленая баранина или говядина, тушенная с овощами, петрушкой, или черносливом, с жиром и имбирем, который ели, взбрызгивая всё это лимонным или апельсиновым соком. Из яиц главным образом готовились сладкие блюда, чаще всего блинчики, но кое-кто жарил их на растительном масле. Воды голландцы почти не пили, считая её нечистой, пили пиво или пиво, разбавленное водой. Голландцы любили играть в карты - до нас дошло описание более двадцати картёжных игр. Спать шли сразу после ужина и вставали они с петухами.
Во второй половине 17 века Реформатская (Кальвинистская) церковь стала почти государственной религией. По воскресеньям, утром и в полдень, все шли в церковь, где служба порой затягивалась на два-три часа. Большую часть службы занимала проповедь, или "лекция", где обсуждалась жизнь отдельных прихожан или всей общины, но политику никогда не затрагивали - церкви полагалось стоять в стороне от государственных дел. (Одним из таких лекторов был Пьер дес Фонтейнес). Воскресенье славилось нудной скукой - веселиться не полагалось, как запрещалось торговать, заключать, или просто обсуждать сделки. Если кто-либо брал в воскресенье деньги в долг, он мог их спокойно не возвращать, ибо подобная сделка считалась незаконной.
Французские беженцы принадлежали к Валлонской церкви, которая от Реформатской церкви отличалась только тем, что служба там велась на французском языке. У них были свои школы, которые были построены по голландскому образцу. А система народного образования в Нидерландах была такова: в семь лет голландцы посылали своих детей на обучение учителю, который преподавал у себя на дому. Курс обучения был пять лет. Обычно в такой школе было два помещения - одно для младших учеников, другое для старших. Однако часто в одном помещении занимались дети богачей, а в другом дети бедных. Учили их грамоте, арифметике и основам религии. Школы гугенотов финансово поддерживали муниципалитеты. Такая школа была у Пьера дес Фонтейнес и у его сына Авраама. От голландских школ они отличались тем, что там также преподавали французский язык. Гугенотские школы хорошо зарекомендовали себя, и более состоятельные голландцы стали туда посылать своих детей. По окончании этих школ, те, кто хотел и мог себе позволить, посылали своих детей в Латинскую школу, откуда отдельные богатые счастливчики поступали в университет, где учились искусству, геологии, законоведению или медицине.
В любовных отношениях голландцы отличались холодностью, коммерческие дела они предпочитали делам амурным, и женщинам предпочитали табак и алкоголь. Женщинам же до замужества была предоставлена большая свобода в любовных похождениях, в чём они настолько прославились, что даже приводили в удивление искушённых французов. "Заниматься любовью по - голландски" стало поговоркой в Париже. Рослые и русоголовые голландки в молодости своей были весьма привлекательны, но быстро утрачивали свою свежесть и превращались в растолстевших матрон.
Несмотря на свою набожность, голландцы сохранили кое-какие древние языческие обычаи. Так в день старого праздника весны - 1 мая - на лужайке устанавливался разукрашенный лентами и цветами столб, вокруг которого водили хоровод, молодёжь обменивалась подарками, а вечером все собирались для общего песнопения. Если молодому человеку приглянулась девушка, он привязывал к её двери цветы. Если она потом где-нибудь появлялась с его цветами, это означало, что склонность его взаимна. После того молодой паре предоставлялась большая свобода. На целый день они могли вдвоём отправляться на прогулку, могли допоздна сидеть у неё или у него на дому. Обычно молодой человек в коре дерева вырезал имя своей возлюбленной. Кое-где ещё сохранялся обычай пробного брака: девушке дозволялось жить с разными молодыми людьми, пока она не забеременеет. Тогда она выходила за отца её ребенка, и на всю жизнь оставалась ему верна.
Обручение проходило в торжественной обстановке, дальнейший отказ от него считался преступным и карался законом. Венчались в церкви, или же брак заключался в магистратуре. Жених надевал своё обручальное кольцо на палец правой руки своей невесты, и в дальнейшем она ходила с двумя кольцами на одном пальце. Обручению следовало пиршество, часто затягивавшееся до утра. И тогда наступали рабочие будни: медового месяца молодым не полагалось. Семьи были крепкими и распадались очень редко. Супружеская измена каралась законом, который также карал за изнасилование и за гомосексуализм, что чаще встречалось среди моряков. Повинного в мужеложстве моряка бесцеремонно бросали за борт судна.
Слуг в голландских домах было намного меньше, чем в других странах. Государство было против найма мужчин в услужение, и их работодателей обкладывало высокими налогами. Применение телесных наказаний к прислуге каралось. Выгнать служанку можно было лишь в случае доказанного воровства, однако в свою очередь служанка имела право уйти с работы в любое время по своему усмотрению. Обычно в домах жила одна служанка, и она находилась на положении члена семьи. Труд служанок хорошо оплачивался, в случае заболевания за ней хорошо ухаживали, и часто не забывали оставить ей что-нибудь по завещанию. Как правило, служанка оставалась в том же доме всю свою жизнь.
В свободное время голландцы любили поудить рыбку и устраивать пикники, а зимой кататься на коньках. Любили они попраздновать и не упускали возможности устроить пиршество и поглотить изрядное количество съестного и спиртного, причём в последнем голландки редко уступали мужчинам. Естественно, что церкви такое не нравилось, она пыталась протестовать и запрещать - но безуспешно. И ещё стоит отметить страсть голландцев к чтению. Читали всё, не ограничивая себя Священным Писанием, и часто можно было в доме, по вечерам, увидеть, как кто-то читает вслух, когда остальные домочадцы, каждый молча, занимается своим делом.
ИЗ АМСТЕРДАМА В АРХАНГЕЛЬСК — И СНОВА В РАССЕЯНИЕ
Первые десять лет Пьер дес Фонтейнес жил в Гааге, где в феврале 1693 года, в Валлонской церкви, он повенчался с гугеноткой Елизаветой Ролэ. У них было 11 детей, причём четыре первых родились в Гааге. Из этих четырёх последним на свет Божий появился 30 мая 1706 года Авраам, которого крестили 25 сентября. Вскоре вся семья перебралась в Северный Брабант, в Хертогеноос, где Пьер дес Фонтейнес открыл Французскую школу. К концу своей жизни он стал "лектором" (проповедником) местной Гугенотской церкви. Школу перенял его сын Авраам, который в Хертогенбосе в воскресение 11 февраля 1727 года женился на Генделине Нимвеген. Их сын, Пьер-Жан, женился на молодой голландке Хилдегоне ван Дийк. Жили они под Хертогенбосом в Остерхауте, и было у них трое детей: Иоган-Антон, которого крестили в мае 1757 года; Гильдегона-Теодора-Клаудина, родившаяся 5 мая 1765 года, и Мария-Анна, родившаяся 29 июня 1769 года. В 27 лет Иоган-Антон дес Фонтейнес женился в Амстердаме на молодой и привлекательной вдовушке, Ели-завете Холле, урождённой Розен. По происхождению менониты из Альтоны, портового города вблизи Гамбурга, Розены примерно в 1715 году поселились в молодой русской столице, но уже через несколько лет уехали из Санкт-Петербурга в Архангельск, где их семья, как и голландская семья ван Бриненов, была одной из первых среди "иностранных купцов". Со временем в Архангельске поселилось несколько десятков иностранных семей - дес Фонтейнесы, Гернеты, Пецы, Гувелякены, Ротерсы, Шергольды, Линдесы, Клафтоны, Брандты, Шольцы, Люрсы, Штоппы, Шмидты и много других. За сто с лишним лет жизни там все перероднились, причём по несколько раз.
Итак, в 1787 году корабль с Иоганом-Антоном и Елизаветой дес Фонтейнес на борту отчалил от пристани в Амстердаме и доставил их в Архангельск, где Иогана стали называть просто Иваном. Я не знаю точно, каким видом коммерческий деятельности он гам занялся. Но, надо полагать, быстро разбогател, ибо в 1802 году пожертвовал на благоустройство Архангельска 150 рублей золотом - немалые деньги по тем временам. Он скончался в Архангельске в 1805 году. У него было двое детей: дочь Екатерина Ивановна и сын Авраам Иванович, причём оба породнились с семьёй шотландских кальвинистов -Клафтонов. Екатерина вышла за Моисея Моисеевича Клафтон, а Авраам женился на сестре зятя - Анне Моисеевне. В Архангельске Авраам Иванович дес Фонтейнес стал поданным Российской империи и до конца дней своих успешно занимался коммерческой деятельностью.
Несколько иные сведения об Иогане дес Фонтейнес приводит в упомянутой во вступлении статье Е.Овсянкин: "... Значительная часть иностранцев добивалась успехов благодаря кропотливому труду. Так, например, входила в большой бизнес Севера известная предпринимательская династия Фонтейнесов. Основатель её Дес-Фонтейнес Иван прибыл в город из Голландии в конце XVTII века и начал служить рядовым конторщиком, а затем занял место биржевого маклера. Но развернуться не успел: скончался в 1805 году в возрасте 48 лет, оставив вдову и шестерых детей с минимальными средствами для жизни".
Некоторое несоответствие фактов связано, по-видимому с тем, что основное внимание Е.Овсянкин уделяет в статье Аврааму Ивановичу дес Фонтейнесу. А несколько слов об его отце Иогане (Иване) написаны лишь ради вступления. Особой благодарности заслуживает часть названной статьи, цитируемой ниже.
"Крупных успехов в торговых делах смог добиться младший сын голландца Авраам Иванович. Как и отец, он рано начал службу на самых простых должностях; сначала работал приказчиком в торговом доме Франца Шольца и Феликса Кларка, а затем экспедитором иностранных кораблей.
Последнее место службы позволило молодому предпринимателю установить связи с иностранными купцами и завести самостоятельное дело: торговать съестными припасами, снабжать ими иностранные корабли.
Первые успехи купца заметил видный Никольский торговец Илья Грибанов и убедил Авраама открыть масштабную заграничную торговлю. Переговоры завершились созданием торгового дома "Грибанов, Фонтейнес и Ко". Становлению фирмы способствовал брак одного из Грибановых со старшей дочерью Фонтейнеса и принятие последним в 1829 году русского подданства.
Став российским гражданином, Авраам Иванович получил широкий доступ к общественной деятельности и оставил заметный след в истории города. Долгие годы он возглавлял правление архангельского Государственного банка, шесть лет занимал пост городского головы, был на коронации Александра II в 1856 году, встречал императора в Архангельске. В разное время Авраам Иванович входил в попечительские советы реформаторского училища, Мариинской женской гимназии, детского приюта, открыл в последнем за свой собственный счёт отделение на 8 человек.
За безупречную общественную службу он был удостоен звания коммерции советника, потомственного почётного гражданина, получил ряд высоких наград: три золотые медали на Анненской, Владимирской и Андреевской лентах, имел ордена Святого Станислава 2-й и 3-й степеней, Святой Анны 3-й степени и другие.
Скупая на похвалы газета "Архангельские губернские ведомости" справедливо отметила в некрологе, посвященном памяти купца 1-ой гильдии: 'Авраам Иванович заслужил полнейшее уважение граждан не угодливостью и заискиванием, а бескорыстным соблюдением общественных интересов". Автор публикации назвал покойного "достойнейшим гражданином нашего города".
Как отмечено выше, Авраам Иванович дес Фонтейнес стал Потомственным Почётным Гражданином Российской Империи. Это наследственное звание царское правительство ввело взамен жалованного дворянства, т.к. было обеспокоено ростом последнего сословия, особенно после присоединений на Кавказе, в Прибалтике и Польше, прибавившими князей, баронов и шляхты.
У Авраама Ивановича и Анны Моисеевны дес Фонтейнес было два сына и пять дочерей. Их старшая дочь, Анна Абрамовна, вышла за компаньона её отца и её братьев, купца Владимира Яковлевича Грибанова, владевшего среди много другого под Великим Устюгом, в Красавине, льнопрядильной и полотняной фабрикой, одной из крупнейшей в Империи. Жили Владимир и Анна Грибановы в своём особняке в Санкт-Петербурге, на Английской набережной, дом 66. Соседний справа особняк, почти дворец, принадлежал брагу моего праде да, Эдуарду Егоровичу Линдес. А слева был дворец великого князя Павла Александровича, командующего гвардейскими полками, который в феврале 1917 года, с красным бантом на груди, вёл по Миллионной свои полки на присягу Временному правительству, и чей сын, Дмитрий Павлович, принимал участие в убийстве Распутина. В доме Грибановых жил также любимый племянник Анны Абрамовны (детей у неё не было), мой дед Эдмунд Константинович Пилацкий, биржевой маклер, директор правления Красавинской мануфактуры и т.д. По смерти Грибановых он унаследовал после них почти всё, включая и особняк, где родились все его дети, в том числе и моя мать.
Вторая дочь Авраама Ивановича дес Фонтейнеса, Каролина Абрамовна, вышла в Архангельске за директора мужской гимназии, Константина Богдановича Пилацкого, уроженца Курляндии и выпускника Юрьевского университета. В начале 18 века его предки-протестанты бежали от религиозных преследований в Богемии в Прибалтику. У Каролины и Константина Пилацких было 11 детей. Упомянутый выше старший сын, Эдмунд Константинович, мой дедушка, после революции бежал за границу и скончался в Берлине в 1935 году.
Третья дочь Авраама Ивановича, моя другая прабабушка Фанни Абрамовна дес Фонтейнес, вышла за архангельского коммерсанта и предпринимателя Фёдора Егоровича Линдеса, чей дед, лютеранский пастор Иоганн Линдес, приехал из Гамбурга в Архангельск в 1783 году. Небольшого роста и миниатюрная, Фанни Абрамовна за 18 лет родила мужу 12 детей, а потому о ней говорили (окая по-архангельски): "Бедная Фанюшка, только и делает, что рожает, кормит и снова носит!"
Две другие дочери Авраама Ивановича не захотели выходить за купцов. Полина Абраамовна вышла за учителя математики архангельской гимназии, некого Фридрисберга, и вскоре после свадьбы они уехали в Кронштадт, где он продолжал преподавать математику. У них был сын, который в Первую мировую войну лишился глаза, а внук их Александр Фридрихсберг ещё до недавнего времени был профессором математики в ЛГУ. В Кронштадте Полина Абрамовна познакомила свою сестру, Жаннетту, с сослуживцем мужа, преподавателем русского языка и литературы Николаем Баженовым, и те поженились. Их дочь, Анна Николаевна Баженова, была артисткой Александрийского театра - исполняла роли комических старух. Но так как её амплуа совпадало  с  амплуа партийной  звезды  Карчагиной-Александровской,  та  не  давала Баженовой хода, и она дальше заслуженной не пошла. Скончалась Анна Николаевна Баженова от голода в блокаду.
У  нас  сохранилась  старая  фотография,  где  собралась  почти   вся  семья  дес Фонтейнесов - нет только самого Авраама Ивановича и одного из его сыновей. Это копия с оригинала 1860 года. Невольно поражаешься, что в те далекие времена в далеком Архангельске умели уже снимать столь качественные фотографии, и что по модам этот северный город не уступал ни Петербургу, ни другим столицам Европы.
Младший сын Авраама Ивановича дес Фонтейнес, Александр Абрамович, родился в Архангельске в 1839 году и скончался в 1869 году. Женился он на Амалии Францовне Шольц, дочери архангельского лесопромышленника Франца Шольц и Амалии Луизы Гернет. Жили они в одном из лучших домов на Троицком проспекте, и дом этот унаследовал их сын Эдмунд. Во время английской оккупации этот дом облюбовал себе командующий экспедиционными войсками генерал Айронсайд. С этим домом связан такой анекдот. В начале революции дес Фонтейнесы сложили всё своё серебро в сундучок, который зарыли под полом погреба. С приходом англичан они решили этот сундучок откопать - но не нашли его, он погрузился навеки в болотистые недра земные. Дом дес Фонтейнесов давно снесли.
У Александра и Амалии-Луизы было двое детей. Их сын Эдмунд Александрович родился в 1866 году и скончался в эмиграции, в Брюсселе, 1938 году. Женат он был на Эстер Шмидт, тоже из семьи архангельских коммерсантов. У них было пятеро детей. Старший сын Эдмунд Эдмундович тоже жил в Бельгии и после Второй Мировой войны занимал какой-то пост в Организации по помощи беженцам при ООН. Дети Эдмунда Эдмундовича дес Фонтейнеса всё ещё живут в Бельгии. Его брат Александр Эдмундович, живёт в Женеве. Одна дочь Эдмунда Эдмундовича дес Фонтейнес вышла за Александра Клафтона, их дети и внуки живут в Англии и Австралии. Другая дочь вышла за датчанина, где сейчас живут её дети и внуки. Два младших сына Эдмунда Александровича и Эстер дес Фонтейнес - Франц и Георг - были в 1919 году зверски расстреляны большевиками в Вологде.
Кроме сына у Александра Абрамовича была дочь Алиса Александровна дес Фонтейнес, которая стала второй женой своего двоюродного брата Эдуарда Эдуардовича дес Фонтейнес. Алиса симпатизировала революционному движению и тайком от мужа, на его судах, помогала контрабандой доставлять в Архангельск ленинскую "Искру". Революционным духом был заражён и кое-кто из её детей. Всё это обнаружилось, кто-то из лес Фонтейнесов был временно задержан полицией, как и несколько других студентов-революционеров. Но фонтейнские деньги спасли всех. Из Петрограда выписали лучшего адвоката, дело замяли, и лишь несколько посторонних отделались весьма мягкими наказаниями.
Старшего сына Авраама Ивановича дес Фонтейнеса  звали Эдуард. В 1837 году он женился на Вилъгельмине Петровне Дреезен. Он был владельцем торгового дома "Э.А. дес Фонтейнес", совладельцем фирмы "Грибанов и Ко", в J 862-1878 г.г. - датский консул ]з Архангельске и т.д. Жил он в собственном доме на Олонецком проспекте - в доме его отца на Троицком проспекте жили его родители, потом рано овдовевшая невестка с семьёй его младшего брата. У Эдуарда Абрамовича было восемь детей. Тут следует упомянуть, что в четвёртом и пятом поколении архангелогородских "немецких" купцов кровосмешение начало сказываться. Появились случаи психических расстройств, дети рождались глухонемыми. Глухонемым родился и младший сын Германа Эдуардовича дес Фонтейнес, старшего сына Эдуарда Абрамовича. Данные о семье Германа Эдуардовича довольно скудные. Старший его сын женился на Серафиме Поповой из известной в Архангельске семьи, у них был дочь. Другая дочь Германа Эдуардовича вышла за доктора Попова, у них тоже была дочь. Один сын Германа Эдуардовича умер от туберкулеза, у него была красивая и талантливая дочь. О его брате мы знаем только то, что он был женат. Никто из семьи Германа Эдуардовича не оказался за границей.             Второго сына Эдуарда Абрамовича дес Фонтейнес звали Фёдор, он был женат, но детей у них не было, и жили они позже в Ревеле.
Третий сын, Эдуард Эдуардович, женился в Архангельске на Берте Шольц. Жена его умерла от родов. Их дочка Берта была несколько раз замужем и несколько раз разведена; после революции она жила в Таллинне. Перед советской оккупацией Эстонии она уехала в Гамбург, а после Второй Мировой войны - в Англию, где до сих пор живет её дочка Кармен.
После смерти первой жены Эдуард Эдуардович дес Фонтейнес женился на своей двоюродной сестре - Алисе Александровне дес Фонтейнес. У них было семь детей, причём двое - глухонемые. Дочь, которая вышла замуж за немца и скончалась в Гамбурге. И сын, который из Архангельска в революцию бежал в Ростов-на-Дону, где до сих пор живут его дочь и внучки.
Старшая дочь Эдуарда Эдуардовича и Алисы Александровны, тоже Алиса, ещё в Архангельске вышла за Вильгельма Рудольфовича Пеца. После революции они жили в Гамбурге, где Алиса и овдовела. В 1950 году Алиса Эдуардовна Пец эмигрировала в Австралию, оттуда перебралась в Канаду, и скончалась у своей младшей дочери Ренаты в Кливленде, штат Огайо, США. Сын Ренаты, Хейно, живет не то в Америке, не то в ФРГ. Старшая дочь Алисы Эдуардовны Пец, Нора, уехала с мужем в Бразилию. Их дети всё ещё там.
Не буду перечислять остальных детей Эдуарда Эдуардовича и Алисы Александровны. Остановлюсь лишь на их сыне Александре Эдуардовиче, единственным из всей семьи оставшимся после революции в Архангельске. Там он женился на Люции Рудольфовне Пец, сестре его зятя. Она родила ему две дочки - и скончалась при родах. После смерти жены, Александр Эдуардович женился на вдове другого брата его покойной жены, которого расстреляли большевики.
Итак, от первого брака у второй жены Александра Эдуардовича была дочь, и от второго брака у него родилась дочь. В начале тридцатых годов, когда красный террор в России набирал силу, благодушно расположенный к нему  гепеушник предупредил: "Смывайся, Сашка, скоро за тобой приедем". Оставив двух малолетних дочек от первого брака на попечении родственников его покойной жены, Александр Эдуардович срочно погрузил на поезд свою вторую жену с дочкой и с её матерью, свою дочку от второго брака, и они все вместе покатили на юг. В первом же большом городе они пошли в ЗАГС и развелись, а в следующем крупном центре опять отправились в ЗАГС и снова расписались, но уже под её чисто русской девичьей фамилией. Под новой фамилией они добрались до Ростова-на-Дону, где и оставались до оккупации города немцами. По какой-то причине немцы перевезли всю семью в Винницу, откуда они последней военной зимой, пешком, в голоде и холоде, добрели до Гамбурга.
В Гамбурге Александр Эдуардович отстроил одну комнату в большом, почти полностью разрушенном в бомбёжку доме, принадлежавшем вдове Александра Суркова, тоже бывшему архангельскому коммерсанту, которому среди многого другого также принадлежал крупный бумажный комбинат "Сокол" под Вологдой. Страх перед преследованиями гнал Александра Эдуардовича забраться как можно дальше от России - ведь тогда серьезно обсуждалась возможность дальнейшего продвижения советских войск по Европе. И он со всей семьей эмигрировал в Австралию, где, как вскоре выяснилось, уже осели, бежавшие из Риги, через Германию, мой двоюродный брат и моя двоюродная сестра. Нашли они друг друга благодаря весьма забавному эпизоду. Дочь Александра Эдуардовича выходила в Австралии замуж, и естественно, местные корреспонденты не могли обойти молчанием столь интересное событие: уроженка одного из самых северных городов мира венчалась в одном из самых южных городов. В газете сообщалась, что девица дес Фонтейнес родилась в Заполярье, и по старинной русской традиции при крещение её трижды погружали в глубокий снег в присутствии белых медведей. Мой двоюродный брат, прочитав эту заметку, сразу же связался с ними, и родство было установлено.
До самой смерти Александр Эдуардович ничего не знал о судьбе своих дочерей oт  первого брака. Об их судьбе их единокровная сестра в Австралии совершение случайно узнала лишь пару лет назад.
Несмотря на то, что из-за незнания языка и неимения ходкой специальности Александр Эдуардович дес Фонтейнес в Австралии зарабатывал на жизнь тяжёлым физическим трудом (и в зной и в холод красил крыши), он был счастлив своей судьбой, счастлив, что может жить спокойно и свободно. У его дочери была балетная школа. Она жалуется, что кое-кто считал её самозванкой, присвоившей имя известной балерины Марго Фонтейн. "Но ведь я рождена Фонтейнес. - сетует она, - Конечно, как балерине, мне до неё далеко как до небес, но ведь она родилась Пегги Хукхэм, Фонтейн её сценическое имя. Выходит самозванка она, а не я". У дочки Александра Эдуардовича две дочки и две внучки, все живут в Австралии.
Вернёмся теперь к остальным детям Эдуарда Абрамовича дес Фонтейнеса, деда Александра Эдуардовича, о ком шла речь выше. У Эдуарда Абрамовича были ещё четыре дочери и один сын.
Дочь Фанни вышла за архангельского лесопромышленника Адольфа Францевича Шольца. После революции жила сначала в Прибалтике, а позже в Италии, в Гарбонне, где она и скончалась в 1944 году, оставив после себя пятеро детей.
Другая дочь Эдуарда Абрамовича, Дагмара, вышла за брата моего дедушки - Альфреда Константиновича Пилацкого. У них было пять дочерей, из них две глухонемых. Дагмара Эдуардовна Пилацкая рано скончалась от туберкулеза, её похоронили на Смоленском Лютеранском кладбище, в склепе, где позже похоронили её мужа и мою малолетнюю сестру, скончавшуюся от энцефалита. К счастью, у них была очень хорошая гувернантка, которая обучила глухонемых девочек читать речь по губам и как-то, пусть глухо говорить. В благодарность Альфред Константинович женился на ней. Умерла она в блокаду. У него была дача в Териоках, теперь Зеленогорск. Там его застала революция, там он и остался после 1917 года. Но русскому врачу без знания финского языка и права практики было почти невозможно прокормить большую семью. И в начале двадцатых годов он вернулся в Петроград со всей семьёй. В Финляндии осталась лишь его старшая замужняя дочь, которая позже уехала в Марокко. Их (её?) сын, сражаясь в рядах французской армии, пал во Вьетнаме.
В Ленинграде Альфред Константинович был профессором Военно-Медицинской академии. Его младшая дочь, профессор Педагогического института имени Герцена, умерла в блокаду. Другая дочь, тоже врач, была призвана во время войны, которую окончила полковником медицинской службы.
Ещё одна дочь Эдуарда Абрамовича, Эдит Эдуардовна, вышла за профессора Рудницкого и жила в Днепропетровске. Ее сестра Клара вышла за профессора Медведева и жила в Одессе. Об их судьбах ничего неизвестно.
Младший сын Эдуарда Абрамовича дес Фонтейнес, Пётр Эдуардович, родился в 1865 году в Архангельске, но большую часть жизни провёл в Вологде и её окрестностях. Как он сам писал: "2 октября 1885 года, ещё в очень раннем возрасте, живя в Вологде, вступил я в брак с девицею Анною Васильевною Петровой". Но брак оказался неудачным: "... с 1887 года совместная жизнь с женою сделалась окончательно немыслимою ...". В сентябре 1889 года Пётр Эдуардович уехал в Петербург и поступил на службу, а затем уже перешёл на должность управляющего фабрикой "Товарищества Наследников Якова Грибанова Сыновей" в селе Красавино Велико-Устюгского уезда Вологодской губернии.
В то время его брат, Фёдор Эдуардович, обретался в Вене и там в 1890 году познакомил Петра Эдуардовича с очаровательной Женни Каролиной Фризе, с которой тот и связал свою судьбу. К сожалению, сейчас мы располагаем лишь несколькими скудными фактами о Женни (Евгении) Фризе. Эта замечательная и достойная женщина заслуживает большего внимания потомков к её биографии. Известно, что Женни родилась в дворянской семье Nicolaus (Николая) Friese и Каролины Элизабеты (урождённой Клафтон) 21 февраля 1867 года и была крещена в Архангельской евангелисткой церкви. Её крёстными были: Абрам дес Фонтейнес, Константин и Адель Клафтон и Анна Грибанова.
С 1895 года Пётр Эдуардович и Евгения Николаевна стали жить вместе. В Вологде у них родилось 5 детей:
Евгений (1897г.), Николай (1899г.), Елена (1901г.), Анатолий (1904г.), Владимир (1909г.).
Но поскольку первая жена Петра Эдуардовича была православной, церковь, не разрешая развод, второй брак не признавала. Дети Петра Эдуардовича и Женни (Евгении Николаевны), чтобы не числиться незаконнорожденными, были записаны как дети его брата Фёдора, сохраняя, однако, отчество отца - то есть были Петровичи. Неоднократные прошения, в том числе и " На Высочайшее Его Императорское Величества Имя" ни к чему не приводили. Евгению Николаевну волновало не столько своё положение, сколько судьба детей. Как она писала: "... на предоставление детям этим права принять отчество и фамилию их отца и права пользования его званием, я не только изъявляю согласие, но и почту за особое счастье для себя и детей моих." Лишь после Февральской революции удалось исправить это  церковное буквоедство, которое длилось 27 лет.
После Красавинской фабрики Петр Эдуардович дес Фонтейнес стал служить, судя но сохранившейся визитке, управляющим "Вологодского Отделения Русского для внешней торговли Банка". Революция, конечно же, всё резко изменила. Новые власти выдали Петру Эдуардовичу трудовую книжку на имя гражданина Петра Тейнес, заявив, что все "дес" и "фоны" отменены (хуже пришлось известному врачу Остен-Сакену, который по той же причине превратился просто в Сакена). Петр Эдуардович был назначен председателем ликвидационной комиссии по делам частных банков. Он умер в 1919 году в возрасте 54 лет, и его смерть вызывает много вопросов.
В то время семья жила в Вологде на улице Лассаля, д. 15, кв.1. В 1924 году Евгения Николаевна с детьми переехали в Ленинград. Спустя некоторое время Десфонтейнесы (так стала писаться фамилия в советское время) поселились на набережной реки Мойки, д. 14. В этом доме останавливался А.Пущин, а в соседнем жил и скончался Александр Сергеевич Пушкин. Поговаривали, что квартира, в которой стали жить Десфонтейнесы, когда-то предназначалась для Распутина. Так этот или не так, но квартира действительно была необычной: какие-то арки, опирающиеся на витые колоны, какая-то псевдовосточная роспись стен и потолка. (Насколько известно, такой стиль был в моде в предреволюционные годы).
Помещённая ниже фотография сделана уже после революции в Ленинграде. На ней запечатлены Евгения Николаевна с детьми. Их потомки живут в России в Санкт-Петербурге, лишь одна семья на Урале в городе Чайковский, недалеко от Воткинска.
Старший сын был инженером - гидроэлектриком, одним из близких сотрудников отца плана ГОЭРЛО академика Графтио. В ежовщину, во время строительства Свирской ГЭС, Графтио арестовали. Вслед за ним в энкаведешные застенки отправились многие и; его сотрудников, включая и дес Фонтейнеса, который по капризу судьбы был арестован в тот же день, что и мой отец. Графтио вскоре выпустили, полностью реабилитирова ли,  даже его именем назвали Нижне-Свирскую ГЭС. Сотрудников его не выпускали, и дес Фонтейнес погиб в заключении.
Другой сын Петра Эдуардовича был начальником одного из цехов Путиловскогс (Кировского) завода, кажется, танкового, или как он официально назывался, тракторного. Хотя и беспартийный, с "туманным" по тем понятиям прошлым, он оставался на сугубо секретной работе, был награждён орденами, имел в своём распоряжении легковую машину с шофёром и пользовался другими благами советских сановников.
Остальные два брата тоже были инженерами. Дочь была замужем, но детей у неё не было.
На этом написанная история рода аристократов, гугенотов, коммерсантов и купцов, русской и международной интеллигенции пока кончается.
Хочу ещё сказать об Евгении Германовне Фразер, урождённой Шольц, правнучке дес Фонтейнесов, которая покинула родной и горячо любимый Архангельск 15-летней девушкой в 1920 году - уехала на родину своей матери, в Шотландию. Там, в возрасте 82 лет, она написала свою первую книгу  "Дом на Двине" о своих юных годах в Архангельске. Эту увлекательную книгу переводят на русский в Архангельске, и будем надеяться, мы сможем с ней познакомиться.
Хотелось бы сказать несколько слов о положении русских, после революции очутившихся за границей, но тема эта слишком большая. Скажу только, что оставшись без гроша и часто без специальности, чаще всего без знания языка и нравов новой для них страны, оставаясь почти бесправными, они, в большинстве своём, испытали немало мытарств. Потомкам дес Фонтейнесов было немного легче. Большинство из них знало язык страны, в которой они селились, и исповедовали они нередко религию этой страны. Как правило, их с юности учили коммерческому делу, а потому они могли работать мелкими конторскими или банковскими служащими. Кое у кого сохранились старые деловые связи, что помогало им устроиться на работу. Большинство из них бежало по морю, и хотя почти всё имущество осталось позади, кое-что из личных вещей им удалось привезти с собой. Молиться они ходили в местные протестантские церкви и тем избежали участи большинства русских эмигрантов, для которых русская православная церковь оставалась единственной частью их бывшей родины. Только там, в полном отрыве от всего остального мира, они чувствовали себя как дома. И дети и внуки их, часто утеряв родной язык их предков, машинально повторяли русские молитвы. И в церкви многие из них верили, что всё по Воле Божьей переменится, что они вернутся на свою старую родину, будут жить так, как жили раньше, будут опять занимать те посты, которые, они считали, им полагается занимать.
У потомков дес Фонтейнесов это было иначе. От своих предков они унаследовали способность быстро приспосабливаться к новым условиям, унаследовали их протестантскую трудовую этику. Как их предки, они ни от кого не ожидали помощи, не рассчитывали, что кто-то, пусть даже Бог или царь, выручит их. Они полагались сами на себя и строили новую жизнь, пусть весьма скромную, но и безбедную. Дети их быстро усваивали новую культуру и чаще всего полностью утрачивали русские обычаи и традиции.
И на этом разрешите мне окончить историю одной семьи, которая за девять веков проделала столь сложный и необычный путь.
Андрей и Гаральд Линдес (Andrew and Harold Lindes).
Санкт-Петербург - Вашингтон, 1993 год.