Наверное мало на свете людей, у которых нервы были бы крепче, чем у судебно-медицинских экспертов. Ведь эти люди работают с самым жутким из материалов — насильственно умерщвленными телами. Работа доктора-патологоанатома из больничного морга по сравнению с их ремеслом — вершина чистоты и эстетства. Судмедэксперты в отличие от своих коллег имеют дело не просто с мертвецами, но — с трупами истерзанными, полусгнившими, обожженными, пролежавшими много месяцев под снегом и подо льдом. Для их ноздрей в этом мире нет зловония, для их глаз — ужаса, для их сердец — дрожи.
Но... Во всяком правиле бывают исключения. В некоторых случаях и плечи судмедэкспертов вздрагивают, и их невозмутимые лица сковывает гримаса отвращения. Нет, не к трупу, к ним они давно привыкли, а ко всему человечеству, которое породило из себя то существо, которое смогло сотворить такое деяние.
В яме лежал женский труп с вырванным языком, выколотыми глазами и отрезанными грудями. Этот случай был не первым — в округе уже находили и такие женские трупы и трупы юношей с отрезанными гениталиями. Следов борьбы на них не было, что ставило следователей в тупик. Что же они, добровольно позволяли с собой такое сделать? Или злодей обладает даром гипноза? Не находили специалисты и признаков полового насилия над жертвами, из-за чего сыщики полагали, что преступник страдает импотенцией и пытались его отыскать по картотекам соответствующих докторов. Без всякого успеха.
Если определять долю маньяков во всей преступности, то она, конечно же, будет ничтожна. Потому как такие персонажи, к счастью, все-таки единичны. Но... Мы готовы признать неизбежными карманные и даже квартирные кражи, смириться с бытовыми убийствами, случающимися на почве взаимной неприязни. Ибо понимаем, что совершают их — люди, такие же как мы с вами. Более того, оказавшись в каких-то условиях жизни, каждый из нас, наверное, мог бы совершить что-то подобное. После недельного голода стащить плохо лежащий кошелек, к примеру, или треснуть пепельницей по голове хама, оскорбившего маму, жену и детей. А голова у того могла на беду оказаться слабой...
Иное дело — маньяк. По всему он существо иной природы, он совершает такое, мысли о чем вызывают у нас спазм отвращения. И, вместе с тем, он, по всему — тоже человеческое существо, которое дышит с нами одним воздухом и даже проходит где-то в толпе мимо нас. И мы смотрим на него, как на человека, а он на нас глядит, как на мясо, которое можно и нужно резать, и никому не известно, чей черед будет следующим. Ну да, людей старше 20 лет он не трогает, кому миновало два десятка, вроде, могут спать спокойно... Но у многих есть дети, племянники, внуки, а еще есть дети друзей и внуки знакомых. Мир, в котором присутствует такое существо приобретает зловещий смысл, вызывающий вопрос о праве этого мира на существование. Страхолюд, как человеческое существо, имеет принадлежность к какому-то народу, что порождает вопрос о праве такого народа на существование.
Потому монстр должен быть пойман и обезврежен как можно скорее. Иначе государство со всеми его карательными и правоохранительными машинами само лишается права на существование, его авторитет может оставаться только в качестве объекта насмешек. И негодяя ловят, привлекая для этого не только милицию-полицию, но и силу серьезнее, прославленное и ужасное КГБ-ФСБ. А заодно и армию, там люди хоть и не обучены такой работе, зато их много. Денежные средства не ограничены, людские и технические ресурсы — тоже. Полное прочесывание пригородных лесополос, этих кладовок городского зла, где мертвецов закопано поболее, чем на кладбище, а краденных денег и драгоценностей — чем в ином банке. Задержание до выяснения всех, кто попал в лесополосе под каток облавы, тотальные раскопки подозрительных мест.
Усердная работа приносит плоды. За месяц раскрыто более тысячи преступлений, многие из которых давно записаны в «глухари». Неплохо, но... Главного, во имя чего затеяна вся колоссальная операция как не было, так и нет! Сыскные начальники ругаются, сыщики тупят взор. На своем веку им доводилось встречать не просто опытных, но талантливых и даже гениальных преступников. Хоть с трудом, но их в конце концов находили, ибо каждый криминальный элемент обязательно связан со своей средой, давным-давно вдоль и поперек изученной соответствующими органами. Этот же с преступным миром не связан, о нем никто и нигде не знает. Но где-то же он, черт побери, живет, хоть пара человек на свете да знакома с ним!..
Где искать такого?! Надо хотя бы примерно представить образ страшного существа! Конечно, играющие в сыщиков мальчишки представили бы его кем-то вроде Вия, но профессионалы не таковы, на их стороне опыт и наука. Которые рисуют фигуру кого-то серого, неприметного, живущего вне общества и людей. На то он и нелюдь! Работают такие обычно сторожами и кладовщиками, а лучше — лесниками, ни семьи ни детей у них нет, водить компаний не любят. Что же, остается потихоньку, не привлекая лишнего внимания, изучить эту среду. Но нет, розыскные мероприятия не приносят успеха... Такое чувство, что невидимый враг — гений конспирации!
«Труднее всего поймать того, кто не прячется!» - твердит азбучную истину начальник сыска. Да что в ней толку?! Большая часть людей как раз ни от кого не прячется, так что же — всех ловить, а потом разбираться?! Так и не найдя выхода, он идет забирать сына из школы, по дороге продолжая раздумывать над задачей, об которую сломан уже не один десяток голов. В школе он встречает учителя, который ведет у сына русский язык и литературу — Андрея Романовича и пожимает ему руку. С ним он знаком не только по школе. Как-то он встречал его в Управлении на награждении именными часами лучших дружинников города. Да, Андрей Романович на хорошем счету в дружине, работа в ней — его любимое хобби в отличие от других дружинников, идущих на эту общественную нагрузку только ради дополнительного выходного да престижа на своем производстве. В разговоре с милицейскими офицерами он шпарит профессиональными терминами, которые, вероятно, почерпнул из специальной литературы. И когда только находит время ее читать, он ведь и художественной литературой начитан неимоверно! Любит рассуждать о ней часами, сопоставлять произведения с теми событиями биографий авторов, которые случались во время работы над ними. Повезло сыну с учителем! Сам читать полюбил теперь, а раньше, бывало, десяток страниц читал только за обещание сводить в милицейский тир и дать пострелять из настоящего пистолета!
- Ваш сын успехи делает, - говорит учитель, - Особенно мне приятно, что Достоевским увлекся. Я сам его обожаю!
- Как Ваше здоровье, как семья, дети?
- Да ничего здоровье. Вот сын только — оболтус, не то, что Ваш, - отвечает Андрей Романович и его глаза полны лести.
По дороге домой начальник спрашивает сына:
- Как тебе учитель?
- Отлично, - отвечает сын.
Он не говорит о некоторой странности педагога, абсолютно невинной и даже приятной для школьников. Иногда у него наступает странное состояние, быть может, связанное с какой-то болезнью. Он может неподвижно и безмолвно застыть у доски и так простоять весь урок, покачиваясь из стороны в сторону. Ученики в это время вольны делать что угодно — громко говорить, хохотать и даже курить (хулиган Витька Скрипов пробовал на спор). Учитель не обратит на это никакого внимания. За эту странность Андрей Романович и получил меткое прозвище — Антенна. Но такие вещи за порог школы не выносятся...
Поздним вечером того же дня любимый учениками, родителями и местными властями Андрей Романович шел от платформы электрички в сторону дачного поселка с припозднившейся девушкой. Она рассказала ему о своей ссоре с родителями, от которых решила убежать на дачу. Он ей посочувствовал, рассказал про опасность двухкилометрового пути через лес в одиночку и вызвался, как галантный кавалер, проводить ее. Рассказал, что работает учителем а в свободное время служит обществу дружинником, что подтвердил рассказом о паре интересных случаев из практики. Девушка улыбнулась своей удаче в лице Андрея Романовича, идти с которым через лес, которого она сама, вправду сказать, побаивалась, конечно — вершина спокойствия и безопасности.
В карман за словом Андрей Романович не лез. Чтоб не смущать девушку жутким среди темнеющего сумеречного мира молчанием, он перешел на тему своей основной профессии, литературы. Так как девушка была не на веселой ноте, а от окружающего ландшафта и вовсе исходила закатная грусть, он стал говорить о юморе в литературе. Отчего, к примеру, потребность смеяться у людей была всегда, но юмористическая литература появилась лишь в 20 веке, когда стали творить такие авторы, как Аверченко и Зощенко? Может оттого, что мир накопил такое количество серьезности, что всерьез его воспринимать стало невозможно?!
Не прошло и десятка минут как попутчица громко хохотала. Между тем в то время, как одна часть мозга Андрея Романовича складывала непринужденный разговор, другая его половина думала совсем об ином. Она вела обратный счет шагов до последнего. Рокового. Все было предельно логично, и холод мозга сливался с холодом большого ножа, который правая рука нащупывала в кармане брюк...
Несчастная попутчица предстала глазам судмедэкспертов в раскопанной самодельной могиле. В кустах нашли и лопату, которая, вероятно, лежала там давно — ее черенок был тронут ржавчиной. Может, она поджидала очередную жертву, а, может, была оставлена за ненадобностью. На всякий случай в кустах у лопаты поставили засаду, и несколько дней на безлюдную платформу с последних электричек высаживались девушки-курсантки Школы Милиции, одетые в весьма фривольные наряды. Но старания оказались тщетными, зато за сто верст был найден еще один точно так же изуродованный труп.
Отчаявшиеся сыщики обратились к профессорам психиатрии. Один из ученых, доктор Бухановский, составил психологический портрет преступника. Разумеется, прямо противоположный тому, который рисовали себе сыщики. Впрочем, несостоятельность выведенного ими образа была столь очевидна, что при создании нового портрета можно было смело идти от противного. Конечно, персонаж, созданный Бухановским, тоже был весьма типичным, но, по крайней мере, он разрушил иллюзию, царствовавшую в сознании следователей и оперативников. Вскоре Андрей Романович Чикатило был арестован. Кроме следователей его допрашивал и доктор Бухановский, собирая поистине бесценный материал. Который предназначен не только для предотвращения появления личностей, подобных этой, но и для понимания зла как такового. Ведь зло, как и добро, разлито повсюду, и в распыленном виде его трудно изучить, понять его пути и истоки. Чикатило же стал поистине гротескным воплощением зла, все равно как емкостью, наполненной его черной кровью.
Трудное детство, жестокое родительское воспитание, издевательства одноклассников и прочих мальчишек. Он был слаб, был неуклюж, и при этом, конечно — мстителен и злопамятен. В чем, конечно, его вины не было, такого было врожденное свойство его психики. Знали ли люди, обращавшиеся так с ним в детстве, какое существо они творят? И, если есть высшая справедливость, то неужели они не несут на себе часть вины за деяния своего «творения»?!
Разумеется, его детская судьба не была уникальной, великое множество судеб, увы, прошло через тот же путь. Как камешки в калейдоскопе, в нем сложились многие-многие элементы, породив в конце концов того, чье имя сделалось теперь нарицательным.
Он любил девчонок и ненавидел мальчишек. Но оба чувства он мог выразить только лезвием своего ножа. Все его отношение к людям растворялось в потоках крови и судорогах беззащитных тел, ибо ни в ком из людей он не чувствовал — своих. И потому не был способен ни сочувствовать ни понимать. Зло, обращенное к нему, накопилось в нем, как в мешке, и яростно искало выхода, ибо спокойным оно быть не может. Оно пропитывало все его мысли и чувства, которые то и дело должны были обращаться в удары железа о человеческую плоть.
Вместе с тем он имел чрезвычайно мощный цензор сознания, до поры до времени отграничивающий внутренний мешок со злом от внешнего мира. В его отношениях с последним господствовала железная, как острие его ножа, логика. Тщательный расчет каждого слова и всякого действия, выверенные до мелочей отношения с другими людьми, включая жену и детей. Которых он, конечно, на их счастье, не мог любить. Поистине, он был гением психологии, до уровня которого далеко большинству профессиональных психологов. И это понятно, потому как расплатой за малейшую ошибку в любой момент могла быть его жизнь. Логический аппарат, великолепно натренированный в отделении бессознательного от внешнего мира, позволил ему сделаться вполне уважаемым членом общества.
Все это — истина, понятная большинству психологов, которые изучали подобные патологические личности. Но такое их осознание все равно остается на индивидуальном уровне, а, значит, позволяет понять конкретный персонаж и даже их категорию, но не проливает не капли света на понимание главного — самой природы зла. Она остается за пределом изучения.
Между тем Чикатило был неотъемлемой частью породившего его общества. В котором при помощи соцреализма и утилитаризма искоренялась народная культура, даже стерлось само понятие русского народа, замененное искусственным и фактически лишенным смысла обозначением «советский народ». Люди утрачивали свою изначальную, основанную на единстве коллективного бессознательного, общность. Ей на замену предлагалась общность по единой для всех идеологии. В коммунистическую систему ценностей предлагалось верить, но, одновременно эта вера пресекалась постоянными изменениями самой системы с тотальным отрицанием и поруганием прошлого. Сами собой возникали двойные стандарты, общее тотально обессмысливалось и обращалось в нечто, что каждый уважающий себя человек должен преодолевать. Система сделалась тем, что требовалось обмануть и обойти, причем первый пример в этом подавали люди самой системы.
Потому в обществе неизбежно росло разобщение людей и вместе с ним — зло, которое приумножалось по мере деградации системы. В конце концов должен был появиться на свет индивидуум, способный максимально встроить себя в систему и использующий эту свою способность для совершения максимального зла. Чувствующий свою разобщенность с другими людьми настолько, чтоб воспринимать их в качестве «мяса», в которое можно безболезненно для себя вонзать свое распирающее изнутри зло. Закат Советской системы удивительно совпал с годами жизни этого анти-героя, и, что характерно, все эти годы он оставался неуязвим. Абитуриенты юридических ВУЗов заканчивали их, становились матерыми следователями, их старшие коллеги заканчивали свою карьеру и уходили на пенсию, но никто не мог раскрыть проклятое дело. Это доказывает, что Чикатило был плоть от плоти системы, хотя для самой системы был и опасен, как всякая крайность.
В конце концов он получил свой смертный приговор. Который привели в исполнение выстрелом в затылок, и доктор Бухановский сокрушался, что мозг маньяка так и не был изучен им. Что же, ни добро ни зло не может быть изучено при помощи микроскопа, а структура мозга у всех людей примерно одинакова, потому большой потери для науки, думаю, не было.
Накопленное в гибнущей советской системе зло разорвало ее, породив эпоху еще большего зла. Для встраивания в новую систему требовалось много меньше искусства, чем в прежнюю. Народ фактически перестал существовать, обратившись в аморфную людскую массу, именуемую в печатных изданиях - «население». Здесь уже по определению не может быть своих, все друг другу — чужие, а, значит — рабочий материал. В лучшем случае для обмана, а в худшем... Ну да, увы, для мясницкой разделки.
Потому маньяки в России не переводятся и по сей день. Некоторые из них на суде гордо именуют себя «учениками Чикатило»...
Андрей Емельянов-Хальген
2016 год
+