Арык

Александр Крячун
А. Крячун
Были Старого Арыка.

                1.  Арык
     Кто жил в Средней Азии, знает цену воде. Она ценится дороже всех богатств и по святости стоит на одном уровне с хлебом. Главная водная артерия, которая протекала на окраине нашего села, являлась горная река Эски-Массы-Сай. Она была устьем всех ручьёв, проток и канав, которые перерезали село, будто старческие морщины измученного лица. В переводе с тюркского языка – словосочетание «Эски-Массы-Сай» довольно точно характеризовало имя этому «монстру» - «Старая, Пьяная и Дурная протока». Поэтому и текла она далеко от жилых домов,  надсадно воя от спеси тающих ледников, которые плавились на вершинах Ферганского хребта. Его красивый излом был близок к солнцу, и лёд таял на нём, словно курдючный жир на раскалённых углях из арчёвых поленьев.
           Кишлак «Массы» был переименован в село «Ленин-Джол» в конце 20-х годов прошлого столетия. Может быть от сильной любви к Великому вождю, назвали его «Ленинской дорогой», или сменили имя из-за неблагозвучия, которое резало трезвому народу слух – сказать трудно. «Массы» - переводилось, как было сказано выше – Пьяное. Но «Пьяное» село было названо по имени реки, характер которой можно было сравнивать лишь с необузданностью неуправляемого алкоголика.
            Мы именовали его «Наш кишлак». Жили в нём десятки национальностей, но никто не разбирался в этносах, и существовали мы все единой семьёй. Утром, с украинцем Серёгой уходил к киргизу Малику, заходили к узбеку Тахиру и шли к еврею Жорке, попутно заглянув к осетину Сафару и корейцу Косте. У Жорки матери не было, и его отец орудовал по хозяйству. Рассаживал нас по траве в густом саду на берегу небольшого канала, на азиатский манер называемый  Арыком.
       Название «Арык» произносилось с большой буквы, потому что источник всему живому нашего края мы были обязаны воде, которую доставлял этот глиняный канал, вырытый потомками Тамерлана и Улукбека на землях древней Ферганской долины. Жоркин отец  выносил нам ведро компота и строго предупреждал, чтобы косточки от сваренных фруктов мы не бросали в Арык. Мы это знали и без него. Все дети с  малолетства были приучены - трепетно относится к воде и хлебу. Мы знали, что в воде могут быть перемешаны только земля и песок, и поэтому пили эту воду  без опаски, фильтруя её через случайную тряпку. Помыть машину в реке и тем более слить в неё мазут или нечистоты – было немыслимо. За это деянье даже не было придумано наказание, потому что все знали – такого никто не совершит! За более мягкий проступок – воровство, ещё пятьдесят лет назад, просто отрубали ту руку, которой было совершено злодеяние. Естественно, после экзекуции она более не творила плохих поступков. Но самое страшное преступление – осквернение воды – никто никогда не совершал. И люди не умели наказывать за такое деянье, потому что его не существовало в природе.
                ***               
        Несмотря на небольшие размеры, Арык был полон жизни. В нём водились рыбы, земноводные и пресмыкающиеся. Из млекопитающих на летний период в нём обосновывались мальчишки села, большую часть суток, проводя в воде. По тонким стеблям камыша прыгали разнопёрые птахи. Иногда из прибрежных кустов слышались громкие всплески – это приблудные ондатры баловали нас разнообразием. Взрослые люди говорили, что эти мускусные крысы охотятся на кур и уток. Вооружённые рогатками, мы долго таились в засадах, пока выслеживался осторожный хищник. Получив в лоб порцию из простого округлого камешка, ондатры исчезали на некоторое время, забывая о «куриных окорочках». Особенно сейчас удивляет то обстоятельство, что рыбы в этом небольшом канале водилось много. Чтобы она не попала на поля, где её ждала гибель от безводия и клювы голодных грачей,   внимательные мирабы  ставили плетёные сеточки из тонких веток вербы. Про змей, которые приползали с полей и близлежащих холмов Тянь-Шаньских отрогов, ходили страшные легенды и истории. Они, в основном, рассказывались взрослыми людьми.  Дети же знали, что безобидные гады страдали от человеческого невежества намного сильнее и чаще, чем люди от них. Неоднократно  попадались истерзанные и порубленные лопатами и кетменями тела ужей и гадюк, пути которых неосторожно пересекались с человеческими тропами.
    Каждую весну, как только, солнце высушивало зимнюю сырость – начиналась чистка Арыка. Мусора в нём не было, кроме прошлогодних листьев, веточек, отмерших кореньев, и поэтому главной работой было – это углубление Арыка от наносов песка и ила. Дома стояли близко друг от друга. Чистильщиков было много, и ни один дом не оставался без гостей. Хозяева радовались, если у них обедали или просто пили чай больше народу, чем у соседа. Это была простая радость гостеприимства, потому что народы Ферганской долины никогда не знали зависти, жадности и зла.
     В летнее время Арык становился своего рода холодильником. В нём охлаждались арбузы и дыни, которые во время жары становились вкусным источником утоления жажды, или просто обедом с тандырной лепёшкой. В плетёных сеточках остывала водка, вкус которой в этих краях узнали только после возвращения фронтовиков с войны. Но предпочтение отдавалось прохладному напитку, остужённому водою Арыка. Это питьё состояло из сухой заварки зелёного чая. А делалось оно особым способом: в обычную стеклянную банку, которая ставилась в канал, наливалась простая вода из колодца, бросалась щепоть сухой заварки и интенсивно перемешивалось. Вкус его оставался естественный, не прошедший термитной обработки горячей водой.
     Самым опасным местом, который наводил страх, считался небольшой участок Арыка, над которым почти смыкались густые ветки верб. За завесой тонких и густых листьев, зелёных до синевы, жил таинственный дед. У него была длинная и седая брода. Он был очень сильно похож на Льва Толстого и за глаза прозванный коротким именем библейского персонажа – Бес. Напротив его косого и серого домишки, под тёмными тенями чёрной воды, казалось, глубина была неимоверной. Ходили слухи, что именно в этом маленьком закутке утонули две коровы и верблюд, пришедший с бродячим цирком. И будто бы в этом омуте дед топил молодых ведьм, предварительно опоив их соком, приготовленным из колючек репья .
     Местным пляжем считалось место у дома бабки Груни, по прозвищу Яга. Купание в этом месте было настоящим испытанием для нас, потому что старуха всегда была вооружена метлой и чтобы, увернуться от ударов, нужна была сноровка, которую мы и получали на экстремальном пляже. Бояться мы тогда ничего не умели. Нас любили. И даже хлёсткие удары метлой по спине мы принимали за уважение к детству.
    Самыми запоминающими людьми в детстве становятся взрослые люди, которые соприкасаются  в период становления и воспитания, только если правильно это делают. Такого, как милиционер Марока, который гонял нас за изготовление поджигов и езду на велосипеде по тротуарам: сейчас, с высоты возраста можно считать главным воспитателем. Его уроки, как он перевоспитывал нас, могли бы лечь рядом с трудами Антона Макаренко и дополнить известную «Педагогическую поэму».
     Но самым незабываемым, конечно, останется бессменный директор нашей школы Ниязов Джумабек Ниязович. Уже деды, когда-то воспитанные им, приводили к нему своих внуков, с уверенностью, что отдают их в настоящие руки великого педагога. Джумабека Ниязовича уважали все, начиная от самого отъявленного базарного шалопая, до высоких кабинетов республиканского значения.
       Трудовой семестр, который охватывал первую четверть учёбы и закалял нас, приучая к тяжёлому труду хлопкороба, сейчас осуждается, называя его «эксплуатацией детского труда». Я, уверен, что все скажут «спасибо» этой жизненной школе на полях колхозов, которая научила нас не бояться трудностей.
    Эталоном доброты остался молодой узбек Шарабара – изувеченный войной, живущий с постоянной болью, но сохранивший человеколюбие и сердечность. Таинственным героем так и ушёл в неизвестность угрюмый мельник, не оставивший даже своего имени. А бывший штрафбатовец -  дядя Миша, учивший  «как убивать рыб, чтобы им не было больно», помогал нам познавать и любить   технику. В самом притягательном месте – колхозной МТС (машинотракторной станции) бывшие фронтовики учили нас «становится мужчинами» - показывать взрослость не методом первых затяжек папиросками, а  поступками. Божий человек – Тешевай, на протяжении всей жизни проходивший в кирзовых сапогах и не постаревший лицом, как рассказывали очевидцы, ушёл в «мир иной» с улыбкой. Собаки – эти «последние ангелы на Земле», принимавшие его за своего вожака, до сих пор спят на его могиле, охраняя покой «земного херувима».
                ***
     В детстве даже мечталось: «А, если плыть по нашему Арыку, можно ли добраться до океана?». Потом я узнал, что дальше Аральского моря я бы не продвинулся. Остался бы в этом «тупике», который будет обижен человечеством, уничтожившим единственное море Средней Азии,  сделав его пустыней. Через много лет, сам стану свидетелем этого апокалипсиса. В 1998 году, в составе гидрогеологической экспедиции попаду в пустыню Аралкум.  Среди  соли и солнца буду отчаянно ковырять голыми руками и ногами горячий песок бывшего морского дна, веря в то, что случайно соприкоснусь с  песчинкой, которая когда-то жила в нашем Арыке сорок лет назад.
       Не хотелось воспринимать правды, что сорок лет назад вода из нашего канала уже не доходила до моря - она умирала где-то на половине пути, отдавая последние капли виноградной лозе Хорезма или хлопковому кусту на Каракалпакских полях. 
                ***

      Не осталось ничего от Советского Союза, кроме памяти из железных крестов, о родившихся и почивших на этой земле христиан, как напоминание о великой дружбе народов.  Канал  превратился в канаву.  Дно у Арыка давно никто не чистит, и оно поднялось вровень с землёй, и только худая лягушка может проползти в том промежутке, где мальчишки ныряли, показывая друг перед другом свою удаль и храбрость.
    Река Эски-Массы-Сай утратила свою спесь и необузданность. Люди своим «покорением природы», «вылечили» её от буйного нрава. Ледники на вершине Ферганского хребта уже не блестят. Их вытопил грязный и просоленный воздух.  Когда-то многоводная река стала похожей  на околевающую овечку, жизни в которой осталось на день, два. Воды в ней сейчас течёт меньше, чем вылилось слёз в период мятежей по Ферганской долине в конце ХХ века. И имя ей сменили, на тихое и нежное – Алаш-сай.  Новое название даже приближённо не напоминает о прошлом,  и переводится, слишком слащаво  -  «Красивая». От нового имени красоты не прибавилось…. Только вдалеке виднеется старенький домик, в котором когда-то жил  добрый человек  – Шарабара, а рядом с ним стоит кибитка местного святого – Тешевая.