Я люблю ветер. Кажется, с самого рождения.
Я - летняя. Я родилась, едва
вступил июнь на пост тридцатидневный.
Ещё не обесцветилась трава,
и дух над ней стоял живой и нервный.
Был вторник, накануне - Духов день.
Луна круглела, с краешку примята,
отбрасывал серебряную тень
орех под домом, тонко пахла мята.
А мама шла в роддом пешком - "за мной",
весёлая и юная такая,
с густой и тёмной длинною косой,
в пыли бесцветной пятками мелькая.
Потом стоял гудящий смуглый день,
в окно стучался ветер, с миром в ссоре.
Она лежала тихо - было лень
закрыть окно и обеззвучить море.
Кренился бесконечный горизонт,
горами по краям скреплён когда-то...
Я родилась. Шумел Эвксинский понт,
смывая дни и сохраняя даты.
Вот этот ветер, который постучался в окно, а я его впустила - этот ветер сопровождал меня всю жизнь. Там, где он был, мне было хорошо. Только поняла я это не сразу. Сначала я сердилась, когда он вырывал из рук какую-нибудь вещицу – мячик, воздушный шарик или тряпочку, и уносил далеко-далеко. Я не понимала, что он просто играет со мной. Ему хочется побегать. Порезвиться. Мой ветер тогда был ребёнком.
Потом, подростком, ветер начал заигрывать – поднимать подол юбки, выхватывать из рук что-нибудь важное: документ или другую важную бумагу. Однажды он чуть не унёс кусок моей дипломной работы. Я как раз сидела на Приморском и просматривала ту часть, что рассказывала о Катулле – римском поэте времён Цезаря, и вдруг он налетел и выхватил из рук сразу несколько листков, отпечатанных на моей новенькой машинке. То-то было радости детворе! Все малыши кинулись ловить эти неожиданные самолётики, а их мамы смеялись…
Потом я сражалась с ветром, пытаясь развернуть коляску с младенцем так, чтобы под крышу не задувало. Как только я меняла положение, ветер начинал усердно дуть с другой стороны. Я его ругала. Я нервничала. Я ужасно раздражалась.
Потом он упорно ломал неокрепшие кустики рассады и сдувал плодородный слой почвы с моих посадок, обнажая россыпи мелких камушков на сухой крымской земле.
Только винограду всегда было хорошо с ветром – он сдувал с лозы хлопья ядовитого морского тумана и приносил целительные тучи с щедрым дождём, охлаждал в жаркие летние дни и согревал в холодные осенние…
И я, наконец, его полюбила. Не южный и не северный, не лёгкий и не шквальный, а весь, всякий, самый разный. Даже штормовой.
Я с ним подружилась. Я научилась его понимать. Мы частенько сидели с ним вместе на веранде. А когда я заходила в дом, он норовил прорваться следом и уронить на пол что-нибудь особенно хрупкое. Он врывался в открытые окна и раздувал скопившуюся за жизнь пыль. А если я закрывала окна, он стучал по крыше сотней невидимых сапог – требовательно и грозно.
Он приносил красивые сизые тучи, полные дождём, и оплакивал мой уход. А иногда злился, и тогда - гром и молния – разражалась гроза!
Тогда я подходила к окну и говорила: «Я люблю ветер!» Он слышал и успокаивался. И начинал шептать мне на ухо сказки и петь старинные ветреные песни.