Берега одной реки
Маленькая повесть
Жёлтый лучик соскользнул со стены на загорелую щёку и, чуть опустившись, засветился латунным отливом в отрастающей курчавой бородке молодого, но уже достаточно возмужавшего лица, с ранней весны стремительно потемневшего от ветра и солнца. Борода контрастно выделялась на фоне тёмных вьющихся на голове волос. Сам Алексей, когда спрашивали о причине такого разноцветия, смеялся, что одна сторона от жены, урождённой рыжеволосой, а вторая от первенца, родившегося вообще с головой цвета меди.
Прогулявшись, луч дошёл до глаз и сквозь сомкнутые ресницы закружил оранжевыми кругами по оболочке. Алексей потянулся, с хрустом в молодом застоявшемся от продолжительной неподвижности теле и, разомкнув веки, встретился с чёрными оливками пристально вперившегося в него взгляда.
- Тань, и что это за прелестное очарование? – задал вопрос, окончательно просыпаясь и не отрывая взгляда от черноволосой, черноглазой девочки не старше двух лет, сидевшей перед ним на стуле.
С Татьяной, по штатному горнорабочей, а по факту помощницей в бумажных и повседневных заботах, у него была договорённость. Когда он выползал из разреза к обеду, обессиленный и недоспавший после ночного вызова на очередную аварию, она закрывала раскомандировку участка на ключ и уходила к соседке посплетничать, давая начальнику подремать, откинувшись на стуле, минут 30-40, чего вполне хватало молодому организму для восстановления бодрости.
- Анатольевич, новенькую с отдела кадров прислали, в пополнение к путейцам. Я её отослала в профком, заявление на общежитие и садик написать, - певуче, на поселковый манер, ответила помощница. – Сейчас должна вернуться.
- Ты смотри, сидит молча, только глазами зыркает. Не старше моего младшенького, а взглядом повзрослее, - продолжил Алексей, внимательно наблюдая за девочкой.
Та тоже, глядя изподлобья, пристально изучала его.
Вернулась мать, против ожидания, белолицая и светловолосая, только миндалевидный разрез темнокарих глаз выдавал в ней горянку.
- Здравствуйте, - сверкнув глазами.
«Ну и глазищи. Омуты», - мелькнуло у Алексея.
- Присаживайтесь. Рассказывайте. – Изучая молча протянутые ему документы.
- А что рассказывать? - неожиданно певучим, бархатным голосом, но с несколько резковатыми нотками.
- Как что? Не каждый день к нам из Грозного приезжают, да ещё и с ребёнком на руках, - задумчиво продолжил Алексей, оторвавшись от бумаг и глядя на девушку.
- Так обстоятельства сложились.
- Ладно, потом расскажешь, если захочешь, - не стал настаивать Алексей. – А что в профкоме сказали?
- Пообещали, - тихо, без эмоций.
- Хорошо, в профкоме я поговорю. А сейчас где устроилась? – не отставал от неё Алексей, даже не заметив, что перешёл на ты.
- У знакомых, - во взгляде, обращённом к Алексею, появились некоторые признаки интереса и надежды.
- Да уж, ситуация, - почему-то разом проникаясь к ней участием, - попробуем ускорить.
- Тань, я схожу в профком, к Петровичу, авось, что-нибудь выцарапаю.
- Да уж, у Александра Петровича выпросишь. Снега зимой и то не сразу.
«Жан Клод Ванн Дам, вам дам, а вам не дам», - Алексей улыбнулся, вспомнив первоапрельскую шутку, наклеенную девчонками из техотдела на двери профкома.
- Я попробую. Посиди тут, Марет, подожди, - обращаясь уже к девушке.
Имя он вычитал в паспорте.
В ответ благодарный взгляд тёмных глаз.
Пролетев одним махом по коридору и ступеням межэтажной лестницы, он уже через минуту входил в кабинет к председателю профкома. Александр Петрович был из работяг, машинистом роторного зкскаватора работал на его участке. Избранный год назад, он уже успел стать важным и многозначительным в движениях.
- Что, приглянулась девочка, Анатольевич, коли так радеешь? - ехидно протянул народный избранник.
- Петрович, ничего личного, из чистого человеколюбия, - с кроткой улыбкой.
- Так я и поверил. Ладно, но только из уважения к тебе. Вот направление в садик. А распределительную в общежитие у Романыча возьмёшь, я позвоню, - неожиданно свеликодушничал председатель.
- Спасибо. Я перед тобой в вечном долгу, - выхватив из рук протянутое направление.
- Спасибо на хлеб не намажешь, - глядя бывшему начальнику вслед.
По пути Алексей заскочил к заместителю директора по общим вопросам.
Тот, вписав в бланк направления фамилию, протянул бумагу Алексею со словами, - с Вениаминовной на счёт комнаты сам договаривайся, - и уткнулся в бумаги.
- Дмитрий Романович, как бы на полчасика твой УАЗик? - без всякой надежды попросил Алексей.
- Возьми, но на полчаса, а то мне в администрацию ехать, - не поднимая глаз от стола.
- Всё, удача, поехали, - с улыбкой проговорил Алексей, влетая в кабинет.
- Как звать дочу? - взяв на руки девочку и направляясь к двери под насмешливым взглядом Татьяны.
- Зара, - еле поспевая за ним, тихо ответила Марет.
- Анатольевич, на наряд-то не опоздай, - пропела вслед помощница.
- Да уж как выйдет. Помочь же человеку надо, - пропуская мимо ушей словесную ехидцу.
- И кто бы мне так помогал.
Марет потихоньку приживалась. Коллектив, хоть и мужской профессии, был в основном женским. И молодым, а значит, ещё не очень злым. В горняцких городах и посёлках так: мужики водители и машинисты, бабы, за неимением других вариантов, сварщики, путейцы, стрелочницы, операторы и дежурные железнодорожных станций и электрических подстанций. Всех в АБК не усадишь, там места пригретые.
Алексей особого внимания ей не оказывал, но из виду не упускал. Было что-то в этой фигуристой, глазастой горянке непохожего на местных молодых женщин, что притягивало к себе. Он даже не мог объяснить этого желания пообщаться с ней. Вот и сейчас, спустившись по натоптанной тропинке к путейскому вагончику и увидев Марет, сидящую особняком на стопке шпал, подсел.
- Привет! Как, привыкаешь? – тихо спросил, без пристрастия.
- Привыкаю, спасибо.
- За что спасибо то?
- За внимание и помощь. Я ведь тогда в полной растерянности была, не знала, какому столбу поклониться, к кому притулиться, а Вы всё разом решили. – сказала, с благодарностью глянув на него.
Глаза её увлажнились, на ресницы набежали слезинки.
- Ну, скажем, не всё. И перестань ты мне выкать, сколько раз говорить, а то я тоже на вы перейду, а мне не хочется. Мой батя всегда говорил: «На ты, это Бог, на вы – чёрт». Правда, я ему всегда в ответ: «А что же ты своих родителей всегда на Вы. Папаша – Вы, мамаша – Вы». «Так приучен»,- отвечал.
- Хорошо, буду на ты, только непривычно, не близко ведь знакомы.
- Какие наши годы, познакомимся, – пошутил он. – Слушай, из разговоров я понял, что у тебя большая родня. А почему сбежала? По крайней мере, по-другому это не выглядит.
- Так и есть. Мой муж, он меня украл. Хоть и неплохой был, но я его женой против воли стала. Украл, назад возврата нет. Мы даже расписаться не успели. Неприятности между нашими родственниками случились непреодолимые. Меня и вернули с дочкой в родной дом. Был бы сын, не отдали бы. Хорошо, что дочка. Потом случилось так, что и её хотели забрать. Смертью грозили. Вот я и сбежала, от греха подальше. Были и другие обстоятельства, чтобы не оставаться в Чечне, как-нибудь, будет случай, расскажу, - улыбнулась, закончив.
- А как же твои родные?
- Что родные. Получилось, что от меня, кроме проблем, проку нет. Отрезанный, да к тому же ещё и отвергнутый, ломоть. Назад к буханке не приклеишь. Вот и решила всё с белого листа начать Не в Чечне же? Вот и направилась подальше, в Россию. Тем более что меня все дома русской звали. Я ведь светлая родилась. Говорят, в деда. Он ведун был. И мне это с обликом своим передал.
- Так ты что, ведьма? - засмеялся Алексей.
- Немножко. Как-нибудь продемонстрирую, - улыбнулась в ответ.
- И не бойся, - увидев настороженность в его глазах, снова с тёплой улыбкой, - уж тебе-то вреда никогда не сделаю. Можешь быть в этом уверен.
Подошёл, отстукивая по стыкам рельсов, путеподъёмник.
- Ладно, мы поехали. Работать надо. – Поднявшись со шпалы и направляясь вместе со всеми к площадке.
Потом обернулась. Светлые волосы развеялись на ветру и в солнечном свете выстроились в яркий венчик, создавая ирреальную картину.
«Мавка», - пришло на ум слово, прочитанное у Леси Украинки.
С того времени у них сложились тёплые, доверительные отношения. Не переходящие определённую грань. Как будто каждый из них боялся нарушить устоявшееся равновесие и скатиться в дискомфортную зону.
К осени Марет перевели оператором пункта обработки думпкар от налипания породы. Посменная работа позволяла больше времени заниматься ребёнком, да и в физическом отношении была полегче, чем на путях. Алексей, когда шёл на добычной участок угольного разреза, начальником коего он был, частенько заглядывал на пункт, да и на обратном пути тоже, благо это было по ходу в административное здание. Они много разговаривали, обо всём. Марет по-русски говорила слажено и грамотно. Плоды городского образования. Алексею нравилось слушать её речь, мягкую, с лёгким горским акцентом, который и придавал ей некоторую резкость в звучании.
Однажды Марет вдруг неожиданно прервала разговор и сказала:
- Алёшенька, а меня замуж зовут.
Алексей от неожиданности замолчал, потом спросил:
- И кто он?
- Фанис Вагизов, помощником машиниста на электровозе работает.
Алексей его знал. В разрезе, хоть и большое это было предприятие, народу много, в основном все друг друга знали. Все были одного возраста, плюс минус десять лет, жили в компактном посёлке, в одних и тех же домах и общежитиях. С Фанисом, светленьким кудрявым вёртким татарчонком, они пересекались частенько. Только Алексей не понимал, почему последнее время тот как-то пристально посматривал в его сторону. Теперь всё встало на свои места.
- И что ты?
- Наверное, соглашусь. Женщина должна быть за мужчиной. Ей защита нужна, а Фанис мне не противен - тихо, отвернувшись, произнесла Марет.
Потом повернулась к нему. В глазах слёзы. Она как-то резко ткнулась головой к его груди и прошептала:
- Алёшенька, я сколько угодно ждала бы тебя, но это бессмысленно. Я видела, как ты ведёшь себя с детьми. Видела твою жену. Как ты смотришь на неё, как говоришь с ней. Для меня это безнадёжно, для меня ясно, что ты их никогда не оставишь. Да и не хочу я этого, Алёшенька.
«Алёшенька» звучало мягко, проникновенно, из души.
- Наверное, ты права, - произнёс он, приподняв её голову и глядя в яркие, влажные глаза.
Поцеловал в губы и, не оборачиваясь, вышел из помещения.
На пункт обработки думпкар он больше не заходил. Слышал со стороны, что Марет вышла замуж, ушла в декретный отпуск, родила девочку. Жили они с Фанисом также в общежитии.
Алексей выглянул в окно.
- Туманище какой, в двух метрах ничего не видно, вода по стёклам бежит - обернулся он к дежурившему по участку Ивану, механику.
Суббота, сам он вышел ответственным по разрезу.
Раннее утро. Конец ночной смены.
Зазвонил телефон. Алексей снял трубку и услышал возбуждённый, перепуганный голос горного мастера Виталия Щербакова, по жизни спокойного, даже флегматичного.
- Анатольич, беда. Ребят «вертушкой» порезало, - услышал он сдавленный ужасом голос.
«Вертушка», это электровоз с думпкарами.
- Где?
- В выездной траншее. У пункта обработки.
Через пять минут они с Иваном были на месте.
Прямо у лестничного спуска между рельсами лежал человек в спецовке. Отрезанные ноги по другую сторону рельса. «Гриша Туяков», - узнал Алексей в хрипящем рабочем.
По лестнице уже сбегали медработники скорой.
- Один? - спросил стоящего рядом Виталия, всё тело которого колотило ходуном.
- Нет. Ещё Олег Тисов. Его пополам сложило и под метельник агрегата затянуло. Метров на 150 растащило.
Алексей пошёл по ходу состава. В межпутье, по шпалам, были разбросаны останки и вещи. Фонарик, термос. В контррельсе стрелочного перевода зажатая рука. Дальше лежало тело. «Руку заклинило и Олега выдернуло из-под переднего бруса», - автоматически отметил, не задумываясь. Электровоз остановился чуть поодаль.
- Туман густой. Парни загрузили состав и пошли на выход. Пока поезд дошёл до тупиковой стрелки, пока перевели, вот и догнали они их. Хвостом вперёд, спокойно, не торопились. Конец смены. Догнали по-тихому. Мне так думается, - в никуда говорил шедший рядом Иван.
«Он, наверное, прав. Комиссия разберётся» - подумал Алексей.
С подошедшей сменой стали собирать останки. Чтобы освободить руку, пришлось раскручивать контррельс. Прибежал отец Олега. По молодости лет мозгов не хватило отправить его в стоящую перед спуском к железнодорожному пути скорую. Ходили, как во сне. Отец тут же. Потом долго болел.
Ивана Алексей отправил со скорой помощью в больницу, а сам зашёл на пункт. Открыл дверь и встретился лицом к лицу с Марет. Он не видел её года три, с того самого дня. Она похудела, но глаза, её глаза, во всё лицо.
- Здравствуй. Ты уже вышла? – сказал, как будто расстались вчера.
- Да. Третью смену.
- Есть где руки вымыть?
- Да. Вот рукомойник.
Молча, тщательно и долго, мыл руки, лицо. Потом сел на стул.
Подошла Марет. Положила руку на голову.
Алексей молча посмотрел ей в глаза. Потом сдавленно выдавил:
- Такие мальчишки. Зачем?
- Молчи. Значит, век их был такой. Расслабься.
Встала напротив и стала манипулировать рукой.
- Колдуешь?
- Помолчи, - не останавливая движения руки.
Напряжение и правда спало. Голова прояснилась.
- У тебя сердце плохое. Приходи ко мне. Хоть сюда, хоть домой. И Инну с собой бери. Я вижу, что у неё плечо сильно болит. Застарелая травма. Тоже полечу.
- Да я даже не знаю, где вы живёте. Да и что Фанис скажет? - усмехнулся он.
- В 18 доме мы живём. И Фанис ничего не скажет. Ко мне многие приходят.
Так возобновилось их знакомство. Стали знаться семьями. Встречались не часто, но регулярно. Посёлок компактный, не разминёшься. Особенно, если не хочешь мимо проходить.
Инна относилась к их отношениям спокойно, без видимых проявлений ревности. Да и повода не было, всё на виду. Только как-то раз сказала полушутя, полусерьёзно:
- Лёшь, после Мареткиного лечения плечо у меня болит, терпения нет. Сжить со свету, наверное, меня хотите.
- Не говори глупостей. Марет сказала, что сразу будет обострение, - успокоил её Алексей.
И правда, по прошествии времени Инна обратила внимание, что забыла про боль в плече. Просто забыла. Её не было.
- Я же тебе говорил, - смеялся Алексей, - результат на лицо.
Сам он к способностям Марет относился скептически и всегда шутил.
- Вот если ты всё знаешь наперёд, ты ведь и про себя знаешь? Значит можешь изменить линию жизни?
- Не могу. Вот со страхом жду своё тридцатилетие. Должно произойти что-то ужасное. Могу не пережить, - грустно сказала, задумчиво.
- Так если боишься, давай выедем из посёлка на природу. Там тебя не достанут, - предложил Алексей.
- Давай, - как за соломинку ухватилась, с надеждой.
Выехали семьями. Было начало июня, на выбранной для отдыха поляне такое разноцветие, дух захватило. Жгли костёр, жарили шашлыки, гоняли футбол, играли в бадминтон. Старшенький Алексея, шестнадцатилетний отрок, заглядывал Марет в рот, когда та говорила про связь природы и человека, про ауру и про все прочие акультные познания. Было весело. Домой собрались поздним вечером.
- А давайте к нам. У меня дома плов готов. Всё ж таки тридцать лет, - предложила Марет.
- Хорошо, только заскочим на огород, помидорные высадки взбрызнем, машину поставим, и к вам.
На том и порешили.
Когда через час, поставив в гараж машину, Алексей с Инной вошли в посёлок, навстречу им уже бежал сын.
- Где вы ходите. Марет в реанимацию увезли, Фанис её до смерти избил.
Пока торопливо шли до больницы, сын рассказал:
- Соседка скорую вызвала. Он её сначала дома лупил, она выбежала, к соседке. Он за ней. Соседка говорит, что просто убивал. На голове прыгал.
«Вот тебе и божий одуванчик», - подумал Алексей. Он так звал Фаниса за светлые курчавые волосы, милое личико и тихий голос.
В больницу не пустили. Марет была без сознания. Пришла в себя только на третий день. Лежала безучастная и равнодушная. На слова не реагировала, как будто была уже в другом мире. Врачи констатировали трещины головной коробки, внутренние повреждения и ещё кучу всего.
Как-то, на пятый или шестой день, Инна резко высказала, видя полную безучастность Марет к окружающему миру:
- Вот что, подруга, рано тебе ещё на тот свет. Кому нужны твои девочки, Вагизу? Так его посадят. Старшую в Чечню заберут, младшую в детдом. Так что собирай всех своих помощников потусторонних, сама собирайся с силами, что хочешь делай, но выкарабкивайся. А я, как могу, тебе помогать буду.
- Ты думаешь, надо? А там знаешь, как хорошо. – прошептала Марет.
- Надо, надо. Рано тебе ещё в ту благодать. Её заслужить надо. О девочках думай, о девочках. И выползай.
Взгляд Марет обрёл осмысленное выражение. А потом она заплакала.
- Ну вот и хорошо. Сдвинулось, - с надеждой прошептала Инна.
Марет выкарабкалась. Засуживать Фаниса не стала. С условием, что они разведутся, он оставляет ей и детям квартиру и уезжает из посёлка. Он сделал так, как потребовала Марет и уехал. Но ещё долго не сходил с её языка. Плохо не вспоминала и не осуждала.
А жена встала у неё теперь на первое место, отодвинув с него даже «Алёшеньку». И Инна к ней привязалась. В тягость ей Марет никогда не была.
- Слушай, Марет, а ведь в этом году уже 10 лет, как мы знакомы, - удивился Алексей.
Они сидели за накрытым столом. Марет пришла в гости с двумя своими сёстрами и тётей, приехавшими из Чечни. Тётя пережила ребёнком депортацию в Казахстан, но была ещё крепкая и проворная. Она как-то сразу прониклась уважением к Алексею. Мужчина.
- Алёша, а хочешь, мы тебе «Барс» привезём. Там у нас их сейчас на каждом углу раздают.
- Зачем он мне нужен, Аюп?
- Ну как же? Мужчина должен иметь оружие.
- У меня есть ружьё, мне достаточно, - ответил Алексей. – Я вот на вас смотрю и оторопь берёт. Если уж у вас, женщин, так крышняк поехал, то что говорить о ваших мужчинах.
Чеченки были под знаком эйфории после новогоднего штурма Грозного. Приезжали уже третий раз, везли турецкие вещи, поставляемые в Чечню самолётами. Была весна и в Чечне пока стояло затишье, кружившее всем голову.
- Чему ты радуешься, Аюп? Ты ведь депортацию девочкой пережила, когда вас, весь народ, за три дня вывезли. Ты же представляешь, что это за махина, государство. Сейчас оно малость в растерянности, но чуток оклемается, вам ведь мало не покажется. Вас во время такой войны за три дня разбросали, а сейчас и подавно раздолбают.
- А что нам сейчас-то можно сделать?
- Да разбомбят вас. И Грозный, и всё вокруг. Это война, Аюп, это беда, - глядя на них, говорил Алексей. – Правильно Марет предсказывает: храбрые погибнут, хитрые да умные по миру разбегутся. А у вас, когда и ваши, и наши заводилы карманы деньгами набьют, сделают милитаризованную зону, и все в ладоши будут хлопать. Детей вот жалко, ваших и наших. Которых в этой кутерьме жалеть не будут.
Девчонки попритихли, но Алексей видел, что остались при своём мнении.
Через неделю, распродав привезённое барахло, уехали домой, забрав на каникулы девочек Марет.
К лету в Чечне начались активные боевые действия. Марет металась между телефонными переговорами и своими думами.
- Ворона, ты же знала, что так будет. Зачем отпустила детей? – выговаривал ей Алексей.
- Думала, успею забрать, - плакала Марет.
Не вытерпела, взяла отпуск и отправилась в Грозный.
Через месяц вернулась, похудевшая, почерневшая, но с детьми.
Вечером, за чаем, скупо рассказывала про бомбёжки, обстрелы. Как их вывозили на машине в Минводы, как вертолёты подожгли впереди идущий автомобиль, а они успели проскочить.
Алексей оставил женщин на кухне посекретничать, а сам ушёл в зал и, усевшись в кресло в своей любимой позе, задумался.
В спальне игрались дети и разговаривали. Зара возбуждённо рассказывала, как папа брал её в вертолёт и они стреляли по колонне русских танков.
«Вот чеченюша. Что значит кровь. Ведь выросла здесь, училась в русской школе. Так нет. А ведь уже двенадцать почти, понимает, что к чему», - подумал Алексей.
Вспомнил разговор с чеченцем, знакомым Марет.
- Я чеченец, понимаешь, о нас весь мир знает, - возбуждённый разговором, клокотал тот.
- А я русский. Только нас весь мир знает, потому, что мы русские, а вас, потому, что вы двести лет с нами воюете. Со времён Шамиля периодически клянётесь в верности и обещаете с нами не воевать и постоянно нарушаете свою клятву, - спокойно парировал ему Алексей, не обращая внимания на бешено вращающиеся от ненависти, сверкающие белками, глаза чеченца.
Марет на кухне одёрнула его:
- Алёшенька, да перестань ты его злить, а то, ненароком, и до поножовщины дойдёт. Наши ведь все сейчас, как белены объелись, ничем их не убедишь и с этой тропинки не свернёшь. Только время расставит всё на свои места.
- Хорошо, не буду, - пообещал Алексей.
Часть, где всего шесть месяцев служил сын Алексея, осенью отправили в Чечню. А весной пришло письмо от сослуживца, одноклассника, что БТР сына подорвался на мине. Среди убитых его не было. Только через два месяца, через Марет, узнали, что он в плену. Сработали данные по родне Марет, которые Алексей перед отправкой продиктовал сыну и попросил запомнить. Абсолютно случайно, хотя в жизни ничего случайного не бывает, брат Марет, Абдулла, призванный в армию Ичкерии, пересёкся с сыном.
Марет и Алексей выехали в Нальчик. Действовать Марет предложила через своего бывшего мужа, Рустама, в вооружённых формированиях Чечни авторитетного командира.
Рустама нашли быстро, с помощью брата. Через два дня он приехал на джипе в Нальчик. Встретились в кафе. Марет и Рустам говорили по-чеченски. Но иногда, если Рустам хотел, чтобы Алексей понимал, разговор переходил на русский.
- Почему я должен помогать этому русскому? Чего ради? Особых денег, я смотрю, у него не водится, - сказал он больше для Алексея, чем для Марет.
- Он денег не просил, когда мне и твоей дочери помогал, - парировала она. – Ты тогда, между прочим, отстранился и от меня, и от своего ребёнка. Забыл?
- Ты же знаешь, какая была ситуация. Я не мог пойти против родни.
- А у меня какая ситуация тогда была, в чужом краю, ты знаешь? И только он мне помог, он, - всё более возбуждаясь, выговаривала Марет.
- Наверное, не просто так? Спишь с ним?
- У тебя одно на уме, Рустам. Нет, не сплю. И не потому, что я не хочу, - вспыхнула Марет.
- И почему же? Он что, не мужик?
- Он мужчина, он мой друг. Хотя куда тебе понять, ты ведь других отношений, кроме интимных, с женщиной не представляешь.
«Хочу, могу, но не буду. Пусть наши отношения не переходят в те, которые будут мешать тому, что сложилось жизнью и судьбой», - вспомнил Алексей свои слова, сказанные как-то в разговоре с Марет. «Ладно, Алёшенька, пусть будет так», - согласилась она, высказав давно решённое.
- Хорошо, я помогу твоему русскому. И за дочь, и за тебя. Пусть это будет моим ответом за то, что вы всё это время жили без меня. И неизвестно, как судьба распорядится дальше. Ждите, дня через два буду.
За всё время Алексей не произнёс ни слова.
- Молчаливый он у тебя, - усмехнулся перед уходом Рустам.
«А борода то у него тоже рыжеватая», - отметил Алексей.
Через два дня, в том же кафе, Алексей увидел сына, похудевшего и повзрослевшего.
- Вот, принимай, - первый раз Рустам обратился непосредственно к Алексею, - хороший парень, достойно себя вёл.
Алексей молча прижал к себе сына, на мгновение, чтобы почувствовать тепло. Потом подошёл к Рустаму и, протянув руку, произнёс:
- Спасибо. Век буду благодарен.
- Взаимно. И, если что, присмотри там за моими, - пожимая Алексею руку.
- Обещаю.
Потом Рустам подошёл к Марет, рывком прижал её к себе, оттолкнул и, по-военному, размашисто шагая, двинулся к джипу.
«Ладный горец. Как будто в камуфляже родился», - подумал Алексей, глядя ему вслед.
Посмотрел на Марет, тайком смахнувшую слезу, понимающе и с благодарностью.
В тот же день, с помощью знакомого Алексея, который привозил водку в их края, они сели на поезд.
Марет, вымотанная заботами, даже не стала перекусывать, развернула постель, со словами «Вы меня теряете», бухнулась на полку и уснула.
Сын всё время молчал, глядя в окно вагона на знакомые ему пейзажи. Алексей расспросами не досаждал. Он тоже смотрел на пробегающую за окном природу и вспоминал великого поэта, сказавшего об идиотизме и эгоизме людей, воюющих между собой в такой красоте.
Когда вышли в тамбур, сын, закурив, на вопрос отца, как там было, ответил:
- Терпимо, бать. Люди как люди. Только другие, не как мы. И мыслят совсем по-другому, и живут не так.
- В чём же другие?
- Во всём. Двести лет мы рядом, то воюем, то замиряемся. Двести лет рядом и никогда не были и не будем вместе, так уж судьбой решено.
Алексей молча слушал, обрадованный, что хоть как-то сына прорвало.
- Заметь, что если кавказец приезжает в любой регион России, он россиянин. А если мы приезжаем к ним, в любую республику, мы россияне. И этого никто и никогда не изменит, - волнуясь, продолжал сын.
Отец не перебивал, во многом с ним соглашаясь. Даже Марет, столько лет прожив среди русских, оставалась до мозга костей чеченкой. Думала по-чеченски и вела себя как чеченка.
«Инстинкт самосохранения рода», - пришло на ум.
Через два месяца из Чечни дошло известие, что Рустам погиб. Его джип подорвался на фугасе в районе Гудермеса.
Как-то вечером, за чаем, Марет подняла на Алексея свои тёмные, выразительные глаза и сказала:
- Уезжаем мы, Алёшенька, на Украину, в Киев.
- Что так? Неожиданно. – встрепенулся Алексей.
Марет недавно приехала из Москвы с очередных курсов повышения своей «ведьминской», как часто говорил Алексей, квалификации. Она уже несколько раз побывала на ставших модными обучении экстрасенсов всех мастей. Её речь обрела медицинскую грамотность и специфичность. Теперь она выражалась квалифицированным языком, а не как раньше: «Тут болит, здесь давит».
- Зовут меня туда. Полегче мне там будет. И с работой, и по жизни.
- А за детьми кто присматривать будет, когда ты на работе? – автоматом спросил Алексей.
- Соседскую девочку с собой беру.
«Истинная горянка, ничем породу не исправишь, без арапчёнка не может», - подумал он.
Девочка, дочь больной соседки, всё время и здесь присматривала за детьми Марет. «Теперь и там будет. И соседке полегче, дочь пристроена, уж с голоду точно не умрёт».
Через месяц, в августе, устроили проводы. Душевно посидели, женщины поплакали.
- Ты не теряйся, Марет. Не чужая ты нам, родная, - поглаживая подругу по волосам, проговорила Инна.
- Не потеряюсь, - уверила Марет, - ближе вас у меня в России никого.
- Как на родине? Вопреки твоим предсказанием ваши то де-факто победили, - включился в разговор Алексей.
- А кто сказал, что на этом всё. Я ведь говорила, что две войны будет. А пока что дома эйфория и неразбериха. Кстати, тётя тебе привет передавала, сказала, что ты оказался прав.
- Как она пережила всё это? – продолжил Алексей.
- Аюп? Думали, умом тронется. Мыслимое ли дело трёх взрослых девчонок по подвалам год прятать. Слава Богу, вроде бы обошлось, отошла.
Все замолчали. Чуть больше года прошло после той встречи, а как всё перевернулось. И в судьбах, и в головах.
Первое время, пока устраивалась и осваивалась, Марет звонила часто. Тосковала. Потом заботы затянули. Проявлялась только тогда, когда деньги на оплату квартиру присылала да по прочим необходимым делам. А в двухтысячном замолчала.
Алексея на этот момент Совет директоров благополучно освободил от должности руководителя угольного разреза и он уехал осваивать областной центр. Через год, по окончанию средней школы младшеньким, семья перебралась к нему, благо, что старший сын тоже уже работал в городе.
Марет проявилась только через год после их переезда.
Судьба прогнала её по тому же кругу. Во время начала второй чеченской компании дети опять гостили у бабушки. И опять она поехала их вызволять и застряла в Чечне на два года. Не выпускали. А в июле приехала с младшей дочкой к Алексею с Инной. Регине пришло время получать паспорт, а Марет обменивать заграничный.
- В Чечне тревожно было, - рассказывала она, - через день по ночам приходили, поднимали, проверяли. На вопрос «Что жилы тянете, что будоражите?» офицер как-то ответил, чтобы я благодарила свою воспитанницу, что за детьми приглядывала.
Девочка уже выросла, в 18 лет вышла замуж за местного русского, жила в райцентре, на той же улице, где и Марет.
Когда ситуация успокоилась, оставили дом под присмотр родственника и вернулись в Киев.
«И там домом обзавелась», - подумал Алексей и спросил:
- А где Зара?
- Зара вышла замуж, за чеченца. Они уехали во Францию, к дяде мужа. По статусу они беженцы. Сейчас в Бельгии. И я уже бабушка. У меня внук, - и с гордостью добавила. - Мужчина.
Месяц за заботами и поездками проскочил незаметно. Род занятий Алексея позволял ему возить Марет во все необходимые места и заниматься всеми её делами. А в промежутках между заботами отдыхали, общались и за вечерним чаем слушали рассказы о её злоключениях.
Как-то раз, откинувшись в кресле в своей любимой позе, а ноги на табуретке, Алексей, пока подружки гутарили за пиалками чая, поглощено смотрел телевизор.
Прислушавшись к разговору, он внял, как девчонки, полушутливо, полусерьёзно, торговались:
- Инн, а продай мне его. Я тебе хорошо заплачу. – напевно тянула Марет.
- Что, и алименты платить будешь?
- Буду. Разумную сумму, конечно, чтобы мне немного оставалось.
- Не-е. Добровольно не отдам, зачем такими драгоценностями разбрасываться. Если уж он тебе так нужен, приколдуй, ты ведь можешь. – отвечала жена.
- Могу, но не хочу. Потому что ты мне ближе, дороже.
- Сударыни, а меня кто-нибудь спросил? Или моё мнение уже не в счёт? - со смехом встрял Алексей. – Вот обижусь, пошлю вас обеих подальше и увлекусь какой-нибудь молодушкой.
- А ты не подслушивай, это мы о своём, девичьем, - засмеялись подружки.
- Да в Мареткиных девичьих один Фанис на языке.
- Точно, крутанётся, и опять о нём, - засмеялась Инна.
- Марет, ты вот что. Вызови его сюда, тем более сама говорила, что он напрашивался. И себе охотку отобьёшь, и дочкино любопытство удовлетворишь, - внёс предложение Алексей.
- Ты думаешь, так лучше будет? – встрепенулась Марет.
- А иначе никак. Клин клином вышибают, - ответил он.
Через месяц, завершив все дела, Марет с дочкой уехали, пообещав не пропадать. Тем более, что связь изменилась к лучшему.
Фанис приехал на железнодорожный вокзал. Погулял с дочкой, поговорил с Марет. С Алексеем и Инной только поздоровался.
«Да, годы не красят. Постарел, жирком заплыл, полысел. Как молью почиканный», - приценился Алексей.
На перроне Фаниса не было, уехал.
- Ну и как впечатление от отца, Регин? – полюбопытствовал Алексей.
- Впечатления никакого, - ответила Регина со свойственным их возрасту максимализмом.
Марет отмолчалась, но с этого дня Фаниса в разговорах почти не упоминала.
Опять чай, вкусный и душистый. Цейлонский. Он, с Инной и Марет, на кухне. Смех, разговоры. Алексей пытается двинуть вытянутыми ногами и не может. Мираж исчез, когда упёрся взглядом в лампу операционной.
- Зашевелился. Так, просыпаемся, просыпаемся. Дышим, дышим, глубже дышим. Андрей, вытаскивай шланг, кислород на подачу. Да не через нос, он у него соплями забит.
- Не забит, он у меня чистый, это из гортани слизь, - прокашливаясь, прохрипел Алексей.
- О-о, ожил, значит, нормально.
Открыв глаза, Алексей увидел молодую, светловолосую женщину.
- Ирина Сергеевна?
- Ж-и-вой, коли признал. Давайте, сестрёнки, заканчивайте и в реанимацию его, до полного отрезвления, - засмеялась анестезиолог. – И что это мы улыбаемся?
- Давняя подружка, под ваш галдёж, привиделась перед оживлением, - опять улыбнулся Алексей.
- Будешь жить, раз подружки видятся. А ведь совсем плох был.
В реанимации пробыл часа три. Потом вернули, из-за наплыва послеоперационных пациентов, в палату.
«Почти домой, а тут и стены помогают, да и ребята свои рядом, если что, подмогут», - обрадовался Алексей.
Сосед по койке, Руслан, принёс телефон.
Открыл СМС, прочёл последние:
- Марет, меня повезли на операцию.
- Хорошо, буду вести - в ответ.
«Ведунья», - отметил при наборе текста, с трудом попадая на буквы:
- Хирург своё дело сделал, теперь очередь за тобой, моя родная, поднимай, - и нажал кнопку отправлений.
Улыбнулся, подумав, что когда ему бывает тяжко, весь его скепсис на счёт способностей Марет улетучивается и ему всегда хочется надеяться, что она поможет. Так и сейчас.
Забылся. И опять привиделась она. Молодая и красивая, как тридцать лет назад.
Когда проснулся, подумал: «А в Киев, к Марет, так и не сгонял. И в Софии не побывал, и на прародину, на Полтавщину, в село Крутой Берег, как мечтал, не съездил. А теперь уж не скоро. Вот ведь времена нагрянули, главное, ни с чего. Опять Марет в осаде. И к ней, пока нацисты борзуют, не попадёшь, и сама не рискнёт в Россию выехать. Да и Заре легче приехать в статусе беженки в Украину».
При очередном посещении залежавшегося в больничке мужа Инна рассказала, что Зара выходила на связь по скайпу, что у неё уже третий ребёнок родился, сын. Меж сыновьями дочка, Инет.
Алексей повернулся к окну. Как раз в этот момент, через прогал в туче, пробились три оранжево-золотистых солнечных луча. Громыхнуло. По окну застучали крупные капли дождя, чистыми струйками сбегая по стеклу.
«Будем жить», - снова улыбнулся Алексей.