Лампочка с треском пару раз мигнула и погасла, отчего лестница в подвальное кафе окунулась в кромешную тьму. Пришлось на ощупь искать ручку и тыкать ключом в невидимую скважину. Дверь скрипнула и открылась, пропуская в помещение, которое я последние два года называю домом. Когда-то здесь собирались ценители джаза, сигар и бренди, но хозяин разорился и вынужден был продать помещение. Не знаю, как его умудрилась выкупить Церковь, но теперь здесь живу я. Без излишеств и роскоши, всё, что нужно.
Мокрый плащ занимает законное место на старой кованой вешалке у двери. Надоел дождь. Если бы тьма могла влиять на погоду, я бы и не сомневалась, что это их рук дело. Столько дней без единого лучика. Можно сдохнуть.
- Хорошо тебе, лежишь, - склонив голову на бок, посмотрела на свою кошку, что мирно возлежала на диване. – Только ты мне и светишь, Солнышко, - присела перед её мордочкой. Она лениво зажмурила свои жёлтые глаза, не реагируя на кличку. Думаю, она ей не очень нравилась. Наверное, ей бы больше подошла Пантера или Багира. Любой нормальный человек так бы и назвал чёрную кошку со светящимися жёлтыми глазами. Но я не отношусь к таким. По мне, так вполне себе нормальная кличка – Солнышко. Подходящая. Поверьте мне, если бы вы увидели её ночью в темноте, когда кошачьи глаза не просто светятся, а словно освещают пространство, вы бы поняли, что кличка – в тему.
Кошка сделала вид, что игнорирует меня, закрыв глаза и зажурчав, как скрытый маленький гейзер.
- Ну и пожалуйста, - фыркнула. – Не дождёшься от тебя поддержки и понимания.
Кошка пришла ко мне полгода назад. Просто влезла через открытую форточку и осталась, изредка выходя подышать грязным загазованным воздухом большого города. А я её не выгоняла. Ощущение чьего-то присутствия странно наполняло меня теплотой и покоем. Не то, чтобы я не привыкла жить одна. За столько лет пора бы уже. Но с ней мне было лучше, определённо лучше. Собака – это не то. Не в обиду собачникам сказано, но кошки более самостоятельны. Знаю, что если однажды не вернусь, она подождёт пару дней, а потом чёрной тенью выскользнет в окно и сможет прожить и прокормить себя. Я за неё не волнуюсь.
С собаками и людьми труднее. Они беспомощны, как новорождённые, не зависимо от цифры в паспорте и количества прожитых лет. Собакам нужен присмотр, а иначе они станут волками, потеряв свою покорную природу. А люди же постоянно плачут: когда режут палец, теряют работу, любимого, родителей, когда рады и расстроены. Такие плаксы. И совершенно не могут жить одни, без социума. Им постоянно необходим контакт с другими, не важно, положительный или отрицательный, но жизненно необходим. В другом случае, они сходят с ума.
А мне контакт не нужен. Абсолютно. Нет, я тоже человек, самый настоящий, из плоти и крови. Вот только я не плачу по всякому поводу и не стремлюсь к человеческому обществу. Мне, кстати, и по специфике профессии желательно пересекаться с людьми только при крайней необходимости.
Аккуратно положила на стол дипломат. В нём слишком много важных вещей, чтобы пренебрежительно бросить его у входа. То, что в нём, спасло не одну человеческую жизнь.
Ванна наполняется медленно. Давно пора позвать сантехника, да не очень-то хочется терпеть косой подозрительный взгляд. Люди всегда так на меня реагировали. Смотрят, а спросить боятся. Всё дело в глазах, да, в них. Именно они заставляют человека сначала удивлённо вытаращиться, а потом отводить смущённо взгляд. Да, мои глаза действительно янтарные, как говорила мама. И – нет, это не линзы.
Но сантехника всё-таки надо позвать. Правда, как объяснить ему, что холодная вода подведена к отдельному резервуару? К резервуару со святой водой. Хм… Надо подумать.
Тёплая вода заботливо принимает в свои объятия, заставляя расслабиться и на мгновение забыть, кто я и чем сегодня занималась. Я люблю этот момент, вот эти первые пять минут воды. Потом кожа привыкает и удовольствие притупляется.
Заветные пять минут прошли, и в голову снова лезут рабочие мысли…
Три за день. Низший и два среднего ранга. Многовато для одной ночи пусть и в таком огромном городе. За последние десять лет я видела так много, что можно за мемуары садиться. А лучше за учебное пособие для новичков «Экзорцизм для чайников: от А до Я». А что, очень даже ничего так идейка.
Вода остывает быстро. А моя – вдвойне быстрее. Святая вода в принципе не способна долго удерживать тепло. Она создана, чтобы отрезвлять, приводить в чувство, а не дарить расслабленное блаженство. Если бы Франческо узнал, что я разбавляю святую воду горячей, не миновать мне длинной тирады о том, как низко я пала и какое кощунство, если не святотатство, совершила. Он в этом деле у меня чокнутый маленько. Хотя, кого я обманываю? Он больной на всю голову.
Встала и завернулась в полотенце, накинув сразу же старый синий банный халат.
Давненько мне не звонил этот брюзга. Небось, колесит по миру в поисках таких, как я. Или уже нашёл и издевается над беднягами. Нашёл ли?.. Он как-то обмолвился, что я – на вес золота. Таких несколько тысяч по всему миру. Подобные мне есть далеко не в каждом городе.
Ложечка звучно стучит о стенки чашки, перемешивая кофе с молоком, а мне в который раз за последнее время (с чего бы это?) вспоминается, как всё началось…
Франческо нашёл меня у стен Кафедрального собора в Катании. Мы с семьёй приехали отдохнуть в Италию на десять дней, и это было частью экскурсионного тура, что заказала моя мама. Мои старшие братья, Джозеф и Стефан, сидели на скамье в тенёчке, поедая мороженое. Я ждала родителей, которым приспичило посмотреть собор изнутри. Надо сказать, они у меня – атеисты. Нас с братьями так и не крестили, разрешая в будущем сделать сознательный выбор имени своего бога. Маму, как архитектора, интересовала конструкция здания, а отец никогда не противоречил ей. Нас оставили снаружи, как людей, далёких от понимания всей красоты и монументальности данного сооружения. С чего-то они решили, что с братьями с разницей в три и четыре года мне ничего не угрожает.
Ко мне подошёл монах лет пятидесяти. Он пристально смотрел на меня несколько минут, прежде чем обратиться. На правильном английском он спросил:
- Почему ты не молишься?
- А нужно? Мы никогда не молимся, - сказала просто.
Для меня это нормально и вполне естественно.
- Ты знаешь, что это за место? – он кивнул на собор.
- Знаю.
- Зачем ты здесь?
- Родители привезли, - призналась честно.
- Сколько тебе лет?
- Для незнакомца, вы задаёте слишком много вопросов, - покачала головой, давая понять, что в свои восемнадцать я уже знаю про старых извращенцев.
- Прости, если испугал тебя, - улыбнулся монах. – Можно ещё один вопрос?
- Не знаю, странные они у вас, - пожала плечами.
- Ты веришь в Бога? – спросил и напряженно замер, ожидая ответа.
- Я просто верю. При чём здесь чей-то бог?
Не знаю точно, удовлетворил ли его мой ответ, но после, когда я уже училась в аббатстве, он сказал, что именно те мои слова уверили его в том, что я именно та, которую он искал.
Франческо Роззи, так, оказалось, зовут монаха, долго разговаривал с моими родителями. Не знаю, что он там наплёл (просто мастер пудрить мозги), но через неделю после того, как мы вернулись, мне, заканчивающей школу, вдруг пришло приглашение на учёбу в большой город. После окончания «университета» в моём дипломе значится «педагог-психолог». Вот только никто, даже родные родители, не знают, чему на самом деле меня учили все эти годы.
Воспоминания об этом старикашке, который носит рясу только для внушения доверия окружающим (официально он уже как лет двадцать отлучен от православной церкви), вызывают непроизвольную улыбку.
- Дженнифер! Я запрещаю тебе смотреть эти американские развратные фильмы! Я видел! Ты только что посмотрела на задницу этого волосатого наркомана! Я засекал! Твои медитации уменьшились на три минуты и двадцать четыре секунды! Дженнифер! Дженнифер! – и так далее в том же духе.
Старый болтун. Не знаю, что было бы, не подойди он тогда ко мне. Быть может, я закончила б настоящий университет, вышла замуж за капитана футбольной команды, и, наверняка, успела бы родить ему мальчишку. Но…
Мне двадцать восемь. Я никогда не держала мужчину за руку, не говоря уже о поцелуях и «остальном». И если я хочу и дальше очищать этот мир, я сама должна остаться чистой. Я – сосуд для Света.
В этом подвальном кафе, где когда-то смеялись и слушали музыку, живёт рыжая девушка с чёрной кошкой. Девушка, вынужденная врать уже десять лет своим родным, живущим за тысячу километров, о том, кто она, кем и как живёт.
Потому что я – экзорцист(ка).