КЕША
или
КТО НОРМАЛЬНЫЙ?
В далёком от мест цивилизации, сибирском посёлке Усть-Абакан, в очень далёком 1965 году жила себе и не тужила местная достопримечательность, сейчас их называют – городской сумасшедший, а этого звали Кеша. Он был невысокий полноватый мужичок, с лицом напоминающим дауна, и на этом его лице обычно царило спокойствие и даже какая-то умиротворённость. Иногда он улыбался, не поймёшь чему, а иной раз озабоченно беседовал с кем-то невидимым, но, вероятно, важным и серьёзным собеседником – об этом говорили его встревоженные глаза и речь сбивчивая невнятная, и лицо, на котором на глазах сменялись чувства: от страха и неуверенности, до беспечного веселья. Определённо его внутренняя жизнь была намного интересней и привлекательней, чем окружающая, наша реальная!
Местные ребятишки часто дразнили его, а спроси их зачем и за что – сказать не смогли бы. Видно, такова природа человечья: унизить ближнего, того, кто беззащитный, чтоб самому возвыситься в своих и соседних глазах. Любимой их дразнилкой была: «Кеша соли надо?» - при чём тут соль, непонятно. А он и не обижался обычно. Смотрел, улыбался и помахивал рукой, мол, нет, не надо. Так было почти всегда. Правда, случалось иногда, что его так доставали особо злобные ублюдки, которые были и среди нас, местных пацанов, что он начинал плакать, закрывал лицо руками, поворачивался и уходил… и мне было всегда очень жаль его. Но такие чувства, как сопереживание, жалость – не приветствовались в нашей среде, и потому я помалкивал…
Он был странным, этот парень. Я замечал, что он разговаривал со всеми собаками, встречавшимися ему. Останавливался перед каждой встречной собакой и спрашивал её: «Ну, как ты живёшь? Есть хочешь?» И, что интересно, собаки не лаяли на него: некоторые, взглянув, пробегали дальше по своим делам, а другие останавливались, вежливо помахивали хвостом и внимательно смотрели ему в глаза – явно участвовали в беседе. Это меня и развлекало и забавляло: вот, с кем не хотят говорить люди, те говорят друг с другом! А Кеша, у которого в карманах всегда был хлеб, доставал кусочек и, присев на корточки, протягивал его новому приятелю, со словами:
- кушай ребёнок, кушай! Завтра ещё дам…
Видимо он как-то иначе видел наш Мир и там был совсем другой расклад, не такой, какой определили «нормальные» люди!
Хакасия, в которой мы живём, страна изумительная! Всё есть: и степи обширные ковыльные, помнящие копыта бесчисленных табунов монгол! И горы Саяны, могучие и высокие, заросшие густой тайгой – домом здешних косуль, кабанов, лосей, волков и даже барса! Леса и степи равнин, где ещё недавно ходили огромные стада местного населения – хакасов, достойных людей степей и тайги. А наш Усть-Абакан распложен на Енисее, чуть ниже его слияния с большим и важным его притоком – Абаканом, и при всей живописности этого места: широкая изобильная дельта реки, горы, сжимающие Енисей в этом месте – вокруг посёлка только степь! Нет здесь тайги, нет леса, а те что есть, посажены людьми – здесь, видимо, суховато для благоденствия леса.
Однажды я был на нашем поселковом кладбище, расположенном на горе севернее посёлка – поливал саженцы на могилах своих родных: сам посадил клёны, сам и поливал, без этого они не выживают тут. Хожу туда-сюда, таскаю ведро с водой – надо полить шесть саженцев в разных местах погоста, и вдруг вижу его – Кешу. Я слышал, что его часто видели здесь, он почему-то любил бывать тут – кто знает, может, беседовал со своими мамой и папой? А с кем ему ещё поговорить, ведь все считали его идиотом… кроме собак…
Он шёл не спеша по дорожке между могил, смотрел то налево, то направо, о чём-то шептали его губы – видимо, ему было что им сказать. А я как раз нёс ведро по этой дорожке к дальним могилам, на другом конце огромного кладбища. Я уже устал – ведро большое, а я маленький, потому остановился, поставил ведро на землю, стою-отдыхаю. Наблюдаю за Кешей.
Он шёл-шёл и вдруг остановился, будто уткнулся в стену. Голова его была повёрнута в сторону ближней могилы, рядом с которой из глинистой почвы торчал прутик какого-то дерева. Его состояние даже плачевным нельзя было назвать! Горе и беда – вот как это называлось! Тонюсенький прутик, веточки, как спички, серая чешуйчатая кора, несколько крохотных пучков иголок серо-голубой хвои – и всё! Даже лунки не удосужились устроить для этого ребёнка добрые люди! А Кеша стоял, смотрел на него и… плакал. Потом он заметил меня, обрадовался и заспешил мне навстречу. Подойдя вплотную, заикаясь стал жалобно просить: «полей-полей деревко! Полей?»
Как я мог ему отказать? Я и попытался полить, но вода скатывалась по глинистой почве прочь от корней. Я ему показываю пальцем и говорю:
- видишь? Нужно сделать лунку вокруг корня, а то не напоим его…
Сказав это, я продолжил путь к тем кустикам на дальней могиле, к которым шёл. Дотащил, полил, иду назад. Вижу: сидит возле того бедолаги Кеша, на глазах слёзы, на лице – горе! Остановился я, нашёл на земле неподалёку кусок арматуры от чьей-то оградки и стал ковырять сухую, как порох, твёрдую, как бетон землю у корней несчастного существа. Ковырял-ковырял – расковырял! И стали мы вдвоём руками разгребать ту глину, сотворяя из неё лунку. Сотворили.
- пойдём за водой – позвал я Кешу. И мы пошли, и принесли, и полили…
И поливал я его каждый раз, как ходил поливать свои клёны. И выросло дерево…