###
Он вставит ключ, повернёт – раз, два, три, – в замке.
- Ну, вот. – И выпростает рубашку из брюк, расстегнёт манжеты. – И день, и вечер наш. До полуночи. Как в той сказке.
Она, уже босая, – первым делом к окну. Глаза не оттаяли, тревожны.
- Ты видел, как посмотрела соседка? Она меня знает? Точно, нет?
Задрав смешно подбородок, близоруко щурясь, оглядит улицу, опустит штору.
И именно такая, напряженная, – она распустит петельки и пуговицы строгой тёмной блузки.
И улыбнётся, лишь увидав его шалый взгляд: маленькие, как у девчонки, груди висят на рёбрах открыто, свободно. Кто бы вообразил, что на ней нет бюстгальтера? Её подарок ему сегодня.
Он, плотный, белый, голый до пояса, браслет часов на руке, – сядет на кровать, притянет её к себе. Ладони под ткань, на бока, на живое. Теперь две свесившиеся вперёд молочные желёзки прямо перед ним. Он носом потрогает сосок, второй, – а губы ловят мякоть под ними.
Сосцы как сморщенные мизинцы на белых дульках её груди. Нажать – вытягиваются, длинные. Она закроется растопыренными пальцами:
- Бесстыдник!
Оттаивает, теплеет на глазах:
- Ну, дай же юбку снять.
Вот, теперь её не волнует мир за стенами.
Потом он лежит на ней, вмяв губы в острый треугольник её подбородка. И движет, движет бёдрами, поднимая и опуская зад. Её голова запрокинута. Волосы разбрызганы по глазам. К нему протянуты только руки, обхватили шею.
Как она дышит, он чувствует всем телом, особенно животом. Её дыхание скоро собьется, захлебнется. Она станет стонать, тонко и жалобно скулить. Тогда он высвободит руку из-под её плеча, округло проведёт ей по груди, потянет соски. В ответ её начнёт лихорадить и гнуть. Он приподнимется, даст ей свободу, даст вскинуться, выгнуть спину. И, тяжело дыша, как наломавшийся под мешками грузчик, замрёт, считая спазмы, которые сжимают-распускают его член в ней внутри.
Всё это не медля, сразу. Потом откроют бутылку вина.
Пластмассовые стаканчики. Вишнёвые капли остаются на стенках. На одном алый след её губ. Но пьют механически, даже торопливо. Время, время. Не затем они здесь.
- А хочешь?.. Как тогда? – Он, вдруг засопев, задышав, заблестев глазами, пытается ими поймать её тёмные зрачки.
- Про что ты… – Порозовела. Она помнит: ещё бы забыть такое! Просто хочет выиграть у него минуту-другую.
- Давай? А? Давай?..
Она медлит. И, собравшись сказать «нет», едва заметно кивает.
Только прикрывает веки.
Теперь он сядет перед ней, уложив её на спину на краю кровати. Распяв ей ноги, придерживая под ляжками, будет целовать прямо в липкое, пахнущее их сексом, ими обоими, слижет всё блестящее с вмятины её промежности.
Две, три минуты чистого, абсолютного бесстыдства в тишине. Она жмурится, дрожат ресницы. Ни слова. Только чмокающий звук его рта. И странно: наступает покой.
Потом лежат, вытянулись в две струнки рядом. Скосив зрачок, он видит, как поблескивают её глаза. Она закинет руки за голову – грудная клетка выпячена, провален блюдцем живот. Все рёбра видны под кожей. Когда она на спине, кажется, что грудей нету, плоский мальчишка.
Вот закрылась локтями.
- Чего ты?
- Послушай. Подумала… А вдруг здесь где-нибудь камера…
- И нас запишут и выложат в Интернет.
- Нет, представляешь… – Но он не даст ей говорить, накроет пупок рукой. И поведёт пальцы ниже, дальше, чтобы она не смогла сжать ноги.
И, не сговариваясь, оба повернутся друг к другу. И – стиснутся, грудь к груди. И согнутыми ногами завозят друг другу по бёдрам, коленками пробуя раздвинуть ноги другому.
И станут ворочаться, не разлепляя целующихся губ, наваливаясь, то он, то она: кто будет под кем теперь? Он сдастся, и она сядет сверху, придавит. Член, длинный, безвольный, выложит ему вдоль живота. Её мысок будет колоть ему мошонку – короткая щетинка вместо волос. Она там бреет, его сводит с ума, когда всё голо и видно.
Теперь всё-всё её маленькое тело открыто его глазам: смотри, обсмотрись. Всё видно, бесстыдно, – и бритые места, и соски, которые он, послюнив пальцы, винтит и вытягивает в длину. Бесстыден толстый член с синими щеками шляпы – он всё-таки немного стесняется такой эрекции на своем теле.
А ей это нравится. Пойди пойми этих дам.
Она встала над ним на колени, взяла член, плющит им себя, там где бреет. Короткими движениями – вперёд, назад, вперёд, – вправляет чудовище. Оно твердеет, наливается, раздвигает её…
Ногами он чувствует её ляжки: тепло, плотно. Короткая щетинка щекочет. Она движется телом, будто переливаясь сверху вниз: туловище, бедра, задок.
Толкаясь резко, он нежит ей писечку, – так он зовёт это место у женщины. Все ощущения сейчас там. Только слипшимися бёдрами, только тем, что под животами, не трогая друг друга руками, они соприкасаются сейчас.
А ещё глазами.
Она видит. Его глаза, уже как только не разглядывавшие её сегодня, пресытиться не могут. Темными угольными зрачками она следит за ним. Всё он убеждает себя: это его, его. И хочет запомнить и унести с собой то, что видел. Они оденутся скоро. Миниатюрная строгая дама и лысый мужчина в очках выйдут из подъезда, сощурятся в темноту. Глянув по сторонам, она чмокнет его в щеку: «Пока-пока!» А дальше будут звонки. «Ну, как ты добралась?» «А ты?» «Не натёр тебя?» «Когда увидимся? Опять в субботу?» «Я не смогу столько без тебя». «А я?!»
Когда он снизу, ему приходится трудней. Слабее спазмы. И спермой он давно не брызжет так бодро, как бывало. Выпустит – и обтечёт вниз, и там, где они соединены, всё станет скользким, мокрым.
Не то, что в первые минуты, когда его трясёт от желания, стоит лишь увидеть её тело голым. Ну, годы, годы. Не юный.
И всё-таки он справится. Она поможет. Качаясь на нём, вскинет руки – с макушки волосы, обсыплет ими лицо. Он дико задышит, увидев её такой.
Ох, эта белизна её открытых выпуклых подмышек.
Всё. Обтекла, намочила его внизу. Сидит на нём, выдувает воздух – губы в трубочку: «Ф-фу-у-у…» Колтун на голове, потная. Пряди на глазах, смахнуть их нет сил. Потом, с усилием, будто каменными стали руки и ноги, привстав, выпустит из себя мужской отросток.
Скользнёт на мужчину. Вытянется вся на нём. Голову ему на грудь, волосы в губы, в нос.
Он сожмёт, обнимет её, чувствуя острые холмы лопаток. Лежат не шевелясь, он лишь поднимает её своим дыханием на себе. Она заворочается первой.
- Послушай… А вот, вдруг, правда…
- Что? Опять? Камера?
Она хихикает: шутит. В обычной жизни умница, кандидат наук, – она напропалую блажит с ним все эти дни. Он щурится недоверчиво. Он ленится думать сейчас об изгибах и загадках женской души. Пойди пойми этих дам.
Шальные глаза. Антрацитовые зрачки. И голос девочки, рассказывающей страшную сказку:
- Слушай. Вот представь себе. Где-нибудь... Где-нибудь на Ютубе нас увидят все-все... И академик Вовченко. И профессор Горгулис...
- И дура Чеботарёва. И секретарши. И учёный совет. И студенты.
- Тебя, меня! Сейчас, здесь, такими...
- И узнают нашу тайну. О твоих девчачьих сисях. О чудовищном размере моего дружка. И позавидуют мне, и позавидуют тебе. И лопнут от зависти. Всё. Конец.
- Какой ты неинтересный! Фу!
- Давай-ка винца выпьем. И в душик. Вдвоём? Как тогда, – а? Давай, – а? Помнишь?..
016 июнь.