Название: Ежегодный бал джентльменов из Общества механиков-цеппелинеров
Оригинальное название: The Zeppelin Conductors’ Society Annual Gentlemen’s Ball
Автор: Женевьев Валентайн / Genevieve Valentine
Перевод с английского: Тёмик Ди
***
Свистать всех наверх,
Всем надеть маски,
Небо зовёт вас —
Вот славная жизнь!
— Плакат о вступлении в ряды механиков, 1890 год
***
Дирижабль класса «феникс» прекраснее любого вида, который открывается из иллюминаторов его кабины. Огромное полотно шёлковой ткани идеально обтягивает триста металлических шпангоутов и сотню сверкающих вершин каркаса — правда потрясающий вид! Ежели на маске фильтр забьётся, голова кругом пойдёт, а в глазах рябит так, что кажется, это не ты, а корабль в тебя втюрился.
Случись такое, лучше похлопай по плечу товарища, мол, тебе пора вниз, в дальнюю кабину, привести маску в порядок. Это, конечно, если гелий не сильно по мозгам ударил. А если приударил, держись — недалеко и до галюников, а потом обмякнешь настолько, что и не cдвинешься. Успеют вынести и концы не отдашь — остаток жизни проведёшь в госпитале, где эти — из обычных — постоянно на тебя глазеть будут. Нет, для цеппелинера это не жизнь.
Помню ещё маски, которые из металла делали. Бывало, зимой примерзали к коже, спускаешься на землю и снимаешь — и тут такой клок кожи вместе с ней отдираешь. Ей-богу, как мокрые носки. Полимерные маски поудобнее будут.
Работаю я механиком уже много лет, служил на «Её Величестве» ещё в семьдесят восьмом, когда считалась самым большим кораблём в небе. Смешно, да? Тогда же люди сотнями толпились лишь для того, чтобы посмотреть, как эта красавица вылетает с причала. Четыре гребня всего было, а рассекала воздух получше, чем большинство шестигребенников, туда же и «Лаконию».
Слыхал, «Её Величество» уже в музее пылится.
Странно как-то: старый такой стал, и ни капельки не чувствую. Это, наверное, гелий так молодит. Слабыми все стали, вытянулись — а всё из-за него. Господи, когда же мы докумекали, во что ввязались! Нас ведь предупреждали, вроде бы. Но сейчас дела куда лучше, чем раньше. Тогда эти — из обычных — шарахались, завидев нас в каком-нибудь переулке. Да ещё и чудищами называли.
Платят нам тоже неплохо, сравнить даже с заводом. А все говорят, мол, ужас какие мы стали. Работа есть работа: в небе — растянешься как ириска, на заводе — оглохнешь как пень. Каждому своё.
Собираю денежки на то время, когда в отставку подам. Мне хватит на домик в Альпах. Как-никак, на земле жить буду — надо выбрать повыше. Здесь, внизу, воздух слишком тяжёлый.
***
Первые дирижабли не лучше монгольфьеров были: механики сидели в крошечной кабинке, а коль случалось что-то, тащились по канатам наружу. Какой в этом смысл, не пойму.
Поступил я на службу уже потом, когда механиков внутрь поместили. Видать, у начальников оказалось чуточка здравого смысла, коль сообразили кинуть нас туда, откуда легче до поломки добраться. А смотреть с высоты вниз — это не дело, не любитель я.
Как только воздушные корабли в моду вошли, так наш машинный завод на них и переключился. Сделал я тысячи две шпангоутов, и только потом ступил на борт дирижабля. Вот и слава богу — чувствовал себя поуверенней. Помогло мне, а так бы загнулся первое время. Сложно было.
Учились дышать так, чтобы кислородный фильтр не примерзал к коже. Смотрели, чтоб воздушная трубка не спуталась с тросами, которые держали всю нашу команду. Учились двигаться так, чтобы кольцо держателя вместе с нами шло по рейкам каркаса. Ловчились цепляться пальцами за маленькие дырочки в шпангоутах, чтоб быстро могли спускаться. И холод терпеть учились.
Язык жестов я освоил сразу же. На заводе тоже было нечто подобное — когда далеко друг от друга стояли или вокруг было слишком громко. Нравится он мне. В принципе, привыкаешь говорить через маски, и вроде с хорошими людьми работаешь — но иногда лучше просто помолчать.
Капитан Картер был очень добр те первые пару месяцев. Какой другой капитан поднялся бы к нам, чтобы просто спросить, как дела. Да, дружные тогда мы все были, вместе учились управлять этими прекрасными птицами.
Теперь капитаны почти не высовываются из своего мостика. Картер был не такой. Он мог завинтить шуруп так же быстро, как любой механик из нашего экипажа. Он радовался и жал нам руки всякий раз, когда мы хорошо справлялись с работой. А как он говорил о «Её Величестве» — иногда даже в стихах — умный старик! Пытался я говорить так же, как он. Но какой в этом был толк, когда перед тобой копошатся лишь простые механики. Ещё я видел — видел так же чётко, как, наверное, и он. Но только раз или два.
Нет уже таких, как он. Старой закалки был человек. Как и я, знал он, что значит любить небо.
***
«У пациента, работающего механиком на цеппелине, после нескольких лет работы наблюдается прогрессирующая стадия гелиоза ввиду интенсивного и длительного контакта с гелием внутри баллона дирижабля. Мускулатура конечностей пациента ослабела, а сами конечности удлинились, из-за чего ему трудно передвигаться по земле в течение долгих промежутков времени. Несложные физические упражнения одновременно с ношением кислородной маски перед работой могут облегчить симптомы. Но длительный эффект можно достичь только при регулярных занятиях физкультурой, что затруднительно для механиков ввиду их занятости на кораблях».
«С другой стороны эти симптомы могут иметь френологическое объяснение. Кожа у пациента подтянута в области черепа. Пациент имеет заметные новообразования в тех частях головного мозга, которые отвечают за умственное сосредоточение, агрессивность, способность ориентироваться на местности и конструктивность. Области, отвечающие за эротизм, внешний вид и осторожность, — меньше нормы. Тем не менее, затруднительно определить, являются ли эти личностные дефекты результатом длительного ношения маски или они зависят от индивидуального характера пациента. Подозреваю, что в данном случае только время покажет то, что нам пока не известно».
«Цеппелин, без сомнения, является величайшим изобретением человечества. Незаменимы те люди, которые не покладая рук трудятся в этих машинах. Но надо бы вспомнить историю о Дедале и Икаре: прежде чем действовать, следует хорошо подумать».
— Из выступления доктора Джонатана Гранта на заседании Совета здравоохранения, апрель 1895 года
***
Союз капитанов основал для нас первое общество в Лондоне, а годом позже в Париже.
Общества эти были не сильно удобнее больничных палат, где нас размещали — для нашей же безопасности — когда мы были на земле. Но были заведениями более достойными, несомненно. А скоро мы сами собрались и основали «Общество механиков-цеппелинеров». Чтобы хоть немного отремонтировать здания общества, мы сделали взносы — десятую часть зарплаты.
Теперь можно полететь в любой город, где есть причал, — там точно будет общество, где никто косо на нас не посмотрит. Получишь личный номер с ванной, большой ванной, чтоб можно было в неё уместиться. У нас, механиков, работа такая: девять дней из десяти гелием дышим, — тут уж как ни крути, но руки-ноги станут длиннющими, как у паука. В простой ванной захочешь помыться — а ноги на два фута из неё торчат. Не дело это.
Теперь другое дело: есть место, куда сразу можно пойти. Не любят эти — из обычных, — когда мы по городу бродим. Иногда. Почти всегда. Я-то их понимаю.
***
ЗАМЕТИЛИ ЦЕППЕЛИНЕРА. ЧТО ДЕЛАТЬ?
1. Не паникуйте. Скорее всего, он боится вас так же, как и вы его. Не провоцируйте его, и он не будет представлять для вас никакой угрозы.
2. Не разглядывайте его — это неприлично.
3. Проходя мимо, легко кивните, как любому другому джентльмену. Это им нравится.
4. Не ходите по мелким улочкам по дороге от причала до местного общества. В целом, цеппелинер — это спокойное существо. Однако нельзя быть точно уверенным, какое влияние гелий может оказать на его характер.
— Плакат общественной безопасности, 1886 год
***
1 января 1900 года
ПАРИЖ — Прошлой ночью полярную звезду затмило не какое-либо космическое тело, а красота, созданная руками человека. «Лакония» класса «феникс» — гордость британского машиностроения, которой завидует весь мир. Никогда раньше она не выглядела так прекрасно, как во время своего полёта над Парижем первой ночью этого эпохального Нового года.
Капитан Ричард Маркс — красавчик каких поискать — благополучно провёл корабль по ночному небу, которое озарили музыкой, светскими беседами за бокалами шампанского и фуршетом пассажиры дирижабля. На борту корабля английская дива мисс Мари Долиш исполнила песню, которая, по предположениям некоторых, пронзила сердце капитану, когда он вышел из своего мостика во время представления. Нет, мы не прогнозируем, но судя по всему, наступающий год ознаменуется бурным романом капитана Маркса. После представления он благополучно и нежно пришвартовал корабль в Лондоне. Без сомнения, в своём сердце он всё ещё хранит эту песню.
***
На Новый год в наших обществах проводят Ежегодные балы для джентльменов, что вообще-то весело. На них подают кучу превосходной еды, а ещё кто-нибудь да придёт при полном параде, в вечернем костюме, и мы можем поглумиться над этим беднягой. Слишком уж дорого стоит пошить эти тряпки, чтоб потом надевать всего лишь раз в году. Посмотришь на такого, и сразу ясно — метил в капитаны, да не вышло. Бедняга. Я бы не стал капитаном даже за всё золото Аравии. А молодёжь — нет, не знает, как заканчивают капитаны. Все такие гордые, а внутри — ничего.
Леди, конечно же, не часто встретишь в небе. А парням ведь хочется на них посмотреть. Денег со взносов хватает, чтоб подыскать для лондонского бала очаровательных девушек, которые не прочь поболтать. Многого не надо: пусть сидят и говорят. На наших балах почти не танцуют. Новички, из тех, у кого конечности растянулись пока только на пару дюймов, приглашают леди на один-два танца — танцуют в самом начале, чтоб музыканты не заскучали. Остальным же трудно передвигаться по земле — большое тут притяжение. Мы болтаем со старыми приятелями и набираемся смелости пригласить дам наверх.
Бывает, из других стран тоже приглашают механиков: иногда из России, раз был из Китая. Ну и ну! Только послушаешь их — глаза на лоб лезут от их представлений о навигации! Но потом посмотришь — по виду точно механики, красная кожа вокруг глаз — видать, с гелием общались не меньше нашего. Значит, наливаем им скотч и радушно принимаем в свой кружок. Если мы друг к другу по-хорошему относиться не будем, то кто тогда будет?
***
Самые элегантные авиалинии выбирают маски фирмы «ОРИОН»!
Цеппелинеры заслуживают самые БЕЗОПАСНЫЕ, УДОБНЫЕ и СТИЛЬНЫЕ маски. Фирма «Орион» запатентовала уникальную технологию изготовления масок из полимеров индийского каучука. И эластичные, и герметичные — самые безопасные маски в мире! Зелёное затенение на линзах обеспечит лучшую видимость в ночное время. А ещё маски больше в диаметре. Теперь ваши механики будут видеть намного больше. И что самое лучшее, у нашего фильтр-отсека степень впитывания кислорода почти 90% — лучший показатель в мире!
Сделано в Швейцарии, испытано в Британии. МЕХАНИКИ ОДОБРЯЮТ.
Летай с уверенностью в небе — всегда смотри на «ОРИОН».
— Каталог товаров для дирижаблей, фирма «Орион», 1893 год
***
В последнюю ночь 1899 года были мы в небе. А была это ночь ежегодного бала.
Дул тогда сильный ветер, и мы работали по одиночке, забивали заклёпки на шпангоутах, бесшумно обмениваясь своими сигналами. Не знаю, что нашло на Андерсона, но он записал нашу команду на сегодняшний полёт. Знаю же, хотел попасть на бал не меньше нашего. Поэтому настроение у меня было не ахти, чувствовал себя Золушкой. Морозная выдалась ночка, холодно было даже внутри баллона, где мы обычно работали. Хотелось только ванну принять, а потом выспаться.
Вдруг капитан Маркс втолкнул в баллон женщину.
На ней было поношенное оранжевое платье и потёртая шаль, которая упала сразу же. Затем капитан привязал женщину к одной из реек, и она, измученная, безвольно повисла на этой рейке. Капитан недолго постоял рядом с ней.
Не знаю, ни где он её нашёл, ни того, что с ней сделали, ни того, о чём она подумала, когда её начали тащить к баллону.
— Принёс вам объедочков, — крикнул капитан через маску, — вот вам и бал, молодчики. Налетай!
Потом он ушёл и запер за собой дверь на замок.
Я почувствовал, как другие, запрыгнув на рейки каркаса, толкаясь, ринулись к ней. На корме этого, может быть, даже и не заметили. Я их не спрашивал. Не хотелось этого знать.
Я стоял ближе всего к ней — до неё, быть может, было футов пятьдесят. Через маску заметил, что спереди на платье у неё не хватает нескольких пуговиц, а на руках, которые она сжала в кулаки, виднелись ранки.
Волосы все запутались в маске.
Женщина была в ужасе — так сильно тряслась, что мне стало страшно, как бы маска у неё не слетела — но держатель не трогала, уже хорошо. Боялся я за неё, ведь с непривычки очень больно дышать гелием долгое время — надо было ей вернуться вниз. Кто знает, сколько бы продержалась эта ширпотребная маска.
Когда же Андерсон взобрался на каркас, чтобы добраться до женщины, она отскочила и бросилась — нет, не к запертой двери (шансов у неё там не было) — а прямо к шпангоутам и начала карабкаться по плотному полотну баллона.
Мы все полезли за ней.
Я не знаю, как она пробила полотно — Бристоль считает, у неё был нож, но я не представляю, чтобы её пустили к нам с ножом. Кажется, это была серёжка, что ещё хуже.
Баллон тряхнуло, когда гелий только-только вырвался в небо. Она схватилась рукой за ободранный край полотна и сбросила с себя трос держателя. Поток воздуха как будто схватил её за ноги и пытался вытянуть из баллона. Она же пыталась удержаться внутри, крепко сжимая полотно. Она вскрикнула, но маска заглушила звук.
Я находился ближе всего, поэтому бросился к ней.
Другие механики кричали ей, чтобы не вела себя глупо. Это недоразумение, мол, они ничего ей не сделают.
Приблизившись, я протянул ей руки, чтобы она могла схватиться. Но она отпрянула и ударила меня ботинком, который еле держался у неё на ноге.
Я увидел своё искажённое отражение в круглых линзах её маски — чудовище с длинными руками и ногами, которое пыталось притянуть её к себе, в полутьму.
Что она могла сделать?
Она отпустила руки.
Мой взгляд озарил поток кислорода, и, казалось, это горящий метеор падал в тёмно-зелёной ночи. Я смотрел, она падала, как птица, широко расставив руки, до тех пор, пока её яркие следы полностью не растворились в темноте.
Мгновение никто не двигался, затем рейки под нами дрогнули, и гребни начали поворачиваться. Дирижабль сбавил ход.
Андерсон сообщил:
— Подлетаем к Парижу.
— Надо доложить им о дыре, — сказал Бристоль.
— Залатайте её отсюда, — ответил Андерсон. — Подождём до Вены.
Когда корабль уже прибыл в Вену, механиков даже и не спросили, откуда появилась эта дыра (все и так прекрасно понимали, что только человеческие руки могли её сделать). Их просто посчитали психами.
Я слышал, как снизу якоря цеплялись за внешний корпус дирижабля, а потом церковные колокола зазвонили на Новый год. Под нами пассажиры прокричали: «Гип-гип, ура! Гип-гип, ура!»
Печальный был год.
***
Был я как-то в Дувре, на земле. Слишком маленькое у них общество — даже десятерых, наверное, не уместит. Сам город неплохой (и проблем с этими — из обычных — у меня тоже не было), но в номере было ужас как жарко и тесно. Вышел я наружу, чтоб размять руки — из-за сильного притяжения на земле они казались тяжелейшими.
Тут корабль класса «сокол» пронёсся у меня над головой, и я поднял голову как раз, когда он закрыл собой полную луну. Какое-то мгновение дирижабль озарился оранжевым светом — я увидел, как копошились механики внутри баллона: как пауки или куклы из театра теней, как мотыльки в лампочке.
Я смотрел на корабль, пока он не пролетел луну. И снова внутри него стало темно — погасла лампа.
Славная это жизнь, говорят.
***
Оригинал доступен по следующей ссылке: