1986 год. Ноябрь.
Мишка появился только в четверг. Зашёл, как ни в чем не бывало, и спустил с рук на пол маленького палевого щенка.
Тоня была рада. Наконец-то, закончилось ее наказание в виде жуткого одиночества, чувства полной ненужности и непонятной вины.
В магазин она все-таки сходила, под самый вечер, в сумерки, когда прохожим не видно её лица, всего цветущего желто-фиолетовыми оттенками. У прилавка, глубже закутавшись в шарф, рассчиталась. Продавщица, конечно, покосилась, но вопросов задавать не стала. И, слава богу! Да и кому, какое до нее дело? Если уж самым близким всё равно?
Матери соврала, что наклонилась за игрушкой и, не заметив, наткнулась на угол табуретки. Вроде поверила. Но сидела в этот раз очень долго, видимо, дожидаясь зятя, который всё не приходил. А Тоня и не ждала. Во вторник? Да ни за что не явится.
Мама, неудовлетворенная визитом, ушла. Антонина опять осталась одна.
Почти целая неделя одиночества – достойное наказание, за то, что она совершила. Хоть руки на себя накладывай. Поделиться не с кем, про такое разве расскажешь? С одной стороны – мама, которая будет торжествовать со словами: «Я говорила. Я предупреждала. Я чувствовала…»
С другой стороны – Мишкина семья, которая его любит и почти боготворит. Все-таки это их клан… Не мой, как оказалось…
Глядя на хорошее настроение мужа Тоня расслабилась. Обиду задвинула куда подальше. Тем более, муж прошел в комнату, не глядя на часы, взял сына на руки, и стал о чем-то с ним ворковать. Спрашивая и отвечая сам себе.
Ребёнок весело агукал, и на душе стало так радостно… Вот, же – всё хорошо! Чего это она сама себе напридумала?
Антонина присела на корточки, подзывая нового жильца. Тот, виляя хвостиком-загогулькой так, что его заносило попеременно то на один бок, то на другой, смешно прошлепал к протянутой руке и стал облизывать теплым шершавым языком. Потянулась и взяла щенка на руки. Малыш от радости облобызал все её лицо и смешно повизгивая, напрудил прямо на ладошку.
- Ах, ты ж, зассыха, такая, - рассмеялась Тоня и отправилась с собакой в ванную, наводить марафет.
Счастливо улыбаясь, с собакой на руках вышла из ванной и натолкнулась на сухое:
- Щенка на пол поставь … Не балуй…
Прилетело неожиданно. Кольнуло сердце. Но собака, правда же, не ребенок… Спустила с рук, предоставив обследованию новое жилье.
Повисла неловкая пауза.
Что сказать? Что спросить? Ведь надо же что-то говорить?
- Как его зовут? – наконец, нашлась она.
- Туман…
И снова тишина… Воспитывает…
- Есть будешь?
Не спрашивая, что откуда взялось, Миша пошел за ней на кухню. Сына с рук не отпустил…
Радуясь семейной идиллии, Тоня накрыла на стол и умиротворенно опустилась рядышком на табурет. Все же семья – это здорово! Муж, сын, теперь ещё собака. И это всё ее…
- А, что, хлеба больше нет?
- Чего?
- Хлеба?
Лучше бы он не спрашивал! Со дна души взметнулась только осевшая горькая муть. И ее поход в магазин, и синяк во всё лицо, и отсутствие денег на вторую булку хлеба, и недельное одиночество в один момент комом подкатили к горлу:
- А ты его покупал?
- Могла бы и сходить…
- А я и сходила…
- Могла и еще раз сходить…
- Конечно. А еще могла бы стать на улице среди бела дня и отвечать людям на вопрос, кто это меня так разукрасил!
- Сама нарвалась. Не надо было лезть.
- Тебя не спросила! Ты, вон, вообще, целую неделю где-то шлялся и плевать на нас хотел. Как мы тут, что мы тут? Ты ленту для заклейки окон купил? Нет! Мёрзнете сколько угодно…
- Ладно, чего раскричалась-то? Завтра куплю…
- Вот, спасибо вам огромное, добрый человек! Справились уж…
- Ну и молодец! Ты лучше дай какую-нибудь миску для собаки…
Тоня замолчала. Теперь её накрыл страх. А ну, как психанёт сейчас и уйдёт, опять на неделю? Что тогда? Хотя, мог, вообще-то, извиниться.
Насупившись, она полезла в древний кухонный стол с выдвижными разделочными досками, ящиками и большим отсеком для всякой всячины, искать посуду для собаки.
- А чем его кормить?
- У нас кроме супа есть еще что-нибудь?
- Нет. И хлеба… тоже, нет…
- Значит, будет есть суп, а завтра что-нибудь придумаем.
- Он, хоть, какой породы?
- Кавказец.
- Ни фига себе! Так они ж здоровые вырастают!
- Ничего, будет в доме защитник…
В этот момент у Мишки на руках недовольно заелозил Алёшка. Антонина выудила из стола миску для собаки:
- На, корми. А мы тоже пошли есть, - забрала сына с отцовских рук и ушла в комнату.
Довольный, не успевший раскапризничаться, сын, жадно причмокивал, вольготно расположившись у мамы на руках. Потихонечку начал засыпать, но грудь не отпускал. Еще некоторое время, сквозь сон вспоминал, что неплохо было бы и поесть, и снова начинал усердно пыхтеть. Наконец, насытившись, оторвался от груди, с открытым, как клювик, ртом и мирно засопел…
Тоня сидела в темноте и прислушивалась, как на кухне Мишка кормит щенка и о чем-то деловито с ним беседует.
***
Прошло три месяца.
Дневник.
15 февраля. 1987 год.
Мишка пришел поздно. Насильно выпроводил меня гулять с Туманом. Сопротивлялась, как могла. Но вручил мне строгий ошейник, пса и, буквально, вытолкал за дверь.
При всей моей любви к собакам, эту – я не хочу. Это, вообще, первая в моей жизни, которую я боюсь. Туману ещё и полгода нет, но – это неуправляемый зверь. Здоровый, как кабан и злой, как чёрт. Миша специально воспитывал его таким, и теперь, никому, даже хозяину, невозможно безнаказанно пройти мимо его миски. Недавно Мишка сунулся к псу, когда тот ел – в результате Туман покусал его, а он избил собаку чуть не до полусмерти.
Выйти из комнаты в туалет и на кухню – страшно. А если вдруг еще Лёшка выползет в коридор?.
На улице спасает только строгач. Силища в собаке – неимоверная. Команды не слушает – огрызается, злобно скалит зубы.
Уже возвращались с прогулки. Дорожка вверх. К ночи, подтаявший днём на ярком солнышке снег, прихватило ледяной коркой . Скользко. С другой стороны дороги вывернула собачья свадьба. Штук семь. Огрызаются. Лают. Визжат.
Дернулся сильно. Команда «рядом» не произвела на него никакого впечатления. До самых десен оскалил жуткие клыки. Пошел на меня, больно перекрутив в руке металлический ошейник. Угрожающе зарычал и мощно передними лапами толкнул в грудь. Я не удержалась и упала. Поводок держу. Наклонил голову, попятился и заскулил от боли. Видимо шипы строгача больно вонзились в шею. Но не отступил. Дернулся изо всех сил. Освободился, и как бешеная молния, распугивая скулящих и удирающих от страха собак, понесся в самую кучу своры.
Встала на ноги. Руки расцарапаны в кровь, коленки горят. Наверное, будет синяк. Позвала Тумана, для приличия, пару раз. Но, где-то далеко, из дворов девятиэтажек, отозвался жуткий визг разбегающейся в панике собачьей свадьбы.
Прошлявшись еще с полчаса по безлюдным улицам, долго придумывала себе оправдание. Но звать и искать не стала. Хотя, Мишка, конечно, здорово разозлится.
Виноватая, вернулась домой. Конечно предполагала, но не ожидала… Даже на порог не пустил. Выпроводил обратно, на улицу – искать собаку.
Никуда не пошла. Просидела два часа во дворе. Плакала. Смотрела из темноты в светящиеся окна жильцов на первых этажах. Ходят, разговаривают, улыбаются, пьют чай. Уютно и тепло у них. А я, наверное, если замёрзну здесь, никто даже не хватится. А с другой стороны - чёрта с два! Это и мой дом тоже и меня ждёт сын!
Вернулась потихонечку домой. Все спят. Стараясь не шуметь, прилегла с краешка дивана.
Утром, злой, Мишка ушел и пропал, опять на неделю.
Туман - не вернулся...