Когда ждёшь кого-то, ну или чего-то, время всегда растягивается и порождает сомнения. Я стоял на месте десять минут, и странные мысли уже посещали мою голову. А вдруг меня не встретят? Вдруг это все плохая шутка? А в тот ли город я приехал? Сколько в России городов созвучных с Рязанью? Я с надеждой встречал взглядом маршрутные такси, останавливающиеся у дороги напротив. Из машин выходили девушки, и каждая, так или иначе, была похожа на мою подругу, но ни одна не являлась ей полностью. Солнце шпарило, как безумное. В этом рыжем пекле я чувствовал себя рыбой в слишком узком для неё аквариуме. Горячий ветер обдавал лицо жаром, дужки очков давили на виски. Хотелось есть и выпить. Выдавая внешнее спокойствие за внутреннее, я нащупал телефон в кармане и крепко сжал его в руке. Звонки каждые десять минут ничего не дадут, и я не хотел казаться суетливым и нервным. Даже самому себе.
И я заставлял себя думать о "жилом" переходе, который стоял прямо передо мной. Как бы я жил в этой коммуналке сломанных обществом инвалидов. Почему-то я представлял себя ребёнком в белой майке и чёрных шортах. Будто я стою в окружении синих стен, и потолок с крохотной лампочкой высится над моей головой, как небосвод. Дощатый пол под ногами гладкий и холодный. Солнечный свет пробивается сквозь белую штору, и она мягко колышется. За стеной, из кухни, слышно, как кто-то гремит посудой и что-то тихо напевает женским, бархатным голосом. Пахнет выпечкой и кофе. Но здесь, в моей комнате, спокойно и тихо. Я, сонный и пока ещё ничего не понимающий, уже очень долго стою и зачарованно смотрю, как колышется занавеска.
Из общей толпы, идущей в мою сторону, отделилась одна фигура, и я сразу узнал её. Полы длинной бежевой юбки развивались на горячем ветру. Рыжие балетки будто горели на солнце. Оранжевый рюкзак на одной лямке свисал с тонкого плеча. Круглые большие очки в синей пластмассовой оправе делали её широкую улыбку ещё шире и приветливее. Разлетающиеся по ветру светло-русые волосы, будто наэлектризованные и живущие своей жизнью, костром обрамляли мягкое и детское лицо. Я был рад этой встрече. Больше, чем хотел это показать. Она крепко обняла меня, бегло поцеловала и внимательно всмотрелась в моё лицо.
— Я хочу есть. А ещё это очень крутой мост. И, кажется, я ехал целую вечность, — жара разморила меня, но я старался говорить бодро и весело.
— Можно и поесть, — сказала она и снова улыбнулась так, что мне захотелось обнять её.
— Куда поедем?
— Пока не знаю.
Единственный таксист, оставивший свою машину в тени дерева, поджидал нас на мраморном парапете вокзала. Он даже не пытался казаться вежливым. Размахивая мохнатыми руками и нагло коверкая слова, он заломил цену в два раза и на отрез отказался уступать. Мы вызвали городское такси, пожали плечами и пошли к дороге. Уходя, я видел, как водитель демонстративно отвернулся от нас и сердито вытер руки об засаленные штаны, будто стряхивая с себя всю память об этой встрече. Я немного подумал и тоже обтер ладони о футболку.
— А это вообще далеко? — ждать предстояло десять минут, и это стояние на одном месте выводило меня из себя.
— Минут пятнадцать быстрым шагом.
И мы тут же сорвались с места, подставляя лица горячему ветру. Впереди, через заросший сорняком пустырь, мы увидели стены большого рыжего торгового центра, обклеенного цветными баннерами и афишами. С большой парковкой, шлагбаумом, широким столбом из металлических прутьев, он был похож на один из тех огромных загородных гипермаркетов, куда в выходные приезжают тысячи и миллионы людей, чтобы потолкаться, вооружившись грузовыми тележками и длинными списками. Приближаясь к нему, мы прошли по узкому мосту, и через железную решётку под ногами я видел вялую речку с покатыми глиняными берегами. Машины на большой скорости неслись мимо, и говорить приходилось громко. Я рассказывал историю о том, как однажды оказался в компании сектантов на их ритуальной проповеди и чуть не стал жертвой собственного языка. Подруга смеялась и спрашивала, почему мне никогда не сидится на месте. Лавируя между машинами на парковке и перешагивая ограждения, мы прошли мимо зоны погрузки товаров гипермаркета, строительных лесов, и только потом незаметно начался город.
Трасса, по которой я приехал, плавно сузилась, словно устье реки, и постепенно превратилась в обычную городскую дорогу с четырьмя перегруженными полосами. По тесным тротуарам шли люди и даже не смотрели по сторонам. Проходя мимо женщины в белых шортах на слабой резинке и красной футболке, я задел её плечом и машинально извинился. Она даже не подняла голову. Для неё я не имел никакого значения. Вливаясь в общий поток, она просто шла вместе со всеми и, казалось, даже не знает куда придет. В стройном движении людей чувствовался голод и обида. Город, монотонный, скачущий плавной синусоидой вверх и вниз, серый от пыли и пахнущий новой обувью, напоминал мне любой приморский городок России. Будто пройдя пару кварталов, мы выйдем к площади с прилавками и закусочными, а потом окажемся на раскалённом песке у зацветшего моря.
Все время пока мы шли, я пытался говорить так, будто мне все нипочём. Так оно, скорее всего, и было. Я был рад, что приехал, рад этой встрече, рад перспективе быть не дома. И, не смотря на жару и усталость, я крутил головой по сторонам и пытался запомнить все, что вижу. Блоки жилых многоэтажных домов сменяли небольшие торговые дома и продовольственные магазины. Через каждый перекрёсток мы встречали маленькие табачные магазины с красными холодильниками полными воды на улице. У каждого из них стояли люди и переговаривались друг с другом негромкими голосами. Остановки общественного транспорта тоже были переполнены людьми. Эти стояли молча и пытались отгородиться друг от друга газетами или наушниками. Когда подъезжало маршрутное такси, толпа оживала и муравьиным роем в считанные секунды заполняла салон, а потом снова замирала на месте, соблюдая какую-то свою муравьиную очередь. Такие места мы обходили стороной быстро и опасливо, стараясь не смотреть в их сторону.
Кофейня, к которой мы шли, оказалась самой обычной. Два этажа столов и стульев. На первом этаже барная стойка, у которой топчется персонал и устало здоровается с каждым гостем. На втором несколько рядов диванов и кресел рядом с панорамными окнами. На пластмассовых подоконниках, разбросанных по залу, вяли от духоты комнатные растения, и серели распечатанные картинки кофейных зёрен и счастливых лиц. Мы уселись у одного из окон, и я тут же увлёк свою подругу в воспоминания о детстве. Рассказывал о том, как в стране, где я родился, жара летом достигает таких температур, что улицы пустеют к полудню и от проезжающих машин на раскалённом асфальте остаются следы от шин. Как однажды моего друга зажевало вилой комбайна, а я бежал в слезах и представлял, чем все это может для него закончится. О том, как впервые побывал на мельнице и как сильно был впечатлён дюнами зерна в сушильном цехе. Все это время моя подруга увлечённо слушала меня, и я разглядывал её мягкое и красивое лицо. Внутренне улыбался тому, как она хмурит брови и нервно перебирает пальцами от волнения. Она слушала меня сочувственно и очень внимательно, а это, в сущности, все, что нужно хорошему рассказчику.
Мы ели медленно. Никуда не торопясь. Впереди был целый день, и я хотел получить от этого времени все. За окном по улице все так же вяло и механически шли люди, ехали машины. Жара постепенно начала сдавать позиции.