Затерянный мир 3 путешествие-миссия в 4 комнаты

С.СТАРКОВ-ИЛЬИН
ЗАТЕРЯННЫЙ МИР III
(Путешествие-миссия в 4-комнаты)
;
«Если я говорю на языках людей и ангелов,
а любви не имею, то я стал звенящей
медью или бряцающим кимвалом.
И если я имею дар пророчествовать, владею
всеми священными тайнами и всем знанием,
и если имею всю веру, чтобы переставлять горы,
но не имею любви, то я – ничто».
1 Коринф.13:1-2

«Тогда жена сказала ему:
…
«Прокляни Бога и умри!»
Иов 2:9

I
;
Да, не всё так просто в этой жизни… Давно и кем только не избитые, но тем не менее, верные слова.
И уж, если тебе что-то выпадает в этой твоей жизни, то будешь ты это тащить и никуда не денешься. И от своего «работодателя» - кем он себя, очевидно, считает по отношению ко мне – мне, видно, так просто, не отвертеться.
Но, хотя, если быть до конца честным, то, в принципе, в этот раз я на него, собственно, и не в обиде. В этот раз обижаться мне, фактически, и не на что.
Просто, это сказывается, я думаю, вполне понятная тревога. Эти треволнения – то, что этот человек, появившийся в моей жизни, как-то вдруг, теперь оказывал на неё уже просто огромное влияние. Я себя чувствую, просто абсолютно незащищённым пред ним. Я, конечно, понимаю, что он – не Бог и всё такое; но чувствовать себя под постоянным прицелом его прихотей – тоже, я скажу, удовольствие не особо шикарное.


;
Он позвонил мне поздним вечером. Кстати, была пятница 13-ое; я ещё усмехнулся утром, делая свои пометки в ежедневнике. И сказав, что для меня есть работа на уик-энд, уведомил, что если я не хочу насилия, то мне, как здравомыслящему и взрослому человеку, нужно просто выйти через 10 минут из дома.
- Этого времени – сказал мне тот самый, до боли знакомый мягкий баритон: - вам должно хватить, чтобы отзвониться по своей работе. Собираться, сами понимаете, вам долго не надо – не на северный полюс поедете. Вас не будет дней 5, от силы – неделю. Итак, время пошло. До встречи.
Да, я ,конечно, понимал его. Он и тоже не мог, да и не хотел рисковать, давая мне слишком много времени на сборы и подготовку. Спасибо, что ,хоть, не утащили, как мешок с картошкой; и то ладно.
В отношении же того, что меня отрывают от работы, даже может ломают какие-то мои точки ,и зная при том, что он мне за это не заплатит ни копейки – принципиально, как мне он, как-то, сказал – за всё это я уже больше не переживал. То моё второе путешествие, что ни говори, а слава Богу, поправило мне мозги. Ведь, как не крути, а прав был тамошний судья, когда говорил мне, что ты, мол, только здесь такой весь хороший, а лишь вылезешь «отсюдова» - да так и думать забудешь за всё это «говно». Да, пристыдил и был прав, конечно.
Да, я, как вроде, сделать-то ничего не могу, но и заморачиваться на своей работе, ставя свои интересы выше их страданий – это уже тоже скотство. «Что ты хочешь сказать, - спрашивал я в свое время у себя: - что они сами виноваты? А ты, значит, у нас такой, невиноватый, да?! И поэтому они должны сидеть там, а тебе надо работать – деньги зарабатывать, так получается?  Потому что тебе, видишь ли, жить надо, а им не надо, да?!»
В общем, теперь в этом плане я был спокоен. Да к тому же, теперь и в плане помощи им, я уже кое-чем располагал, так что быстро отзвонившись по своим цехам и предупредив их о том, чтобы с неделю они на меня не рассчитывали, я позвонил теперь ещё и в полицию по, выданному мне там заранее, номеру:
- За мной сейчас подъедут. Через 10 минут. Говорит – на неделю. Часы ваши я одел; всё – отбой. Давайте, не подведите.
И вот, в этом плане, кстати, была сокрыта и другая грань той моей внутренней тревоги, о которой я писал немного выше.
Помогать – это понятно, что дело, значит, святое, но вот, на душе-то это… мандраже, как бы, некое… Боишься, конечно, как бы не оказаться в этом переплёте, как спичина какая меж ножниц. Но, куда деваться… Это-то я, конечно, понимал.
В этом-то и заключались мои теперешние возможности по оказанию вероятной помощи в плане поисков моих «узников рая». Дело в том, что телефон мой был взят под постоянный контроль и мне были выданы часы в полиции. Часы, кстати, шикарные -  ChristianDior, чёрного циферблата без цифр, а лишь с одной линией камней. Я аж обалдел – просто не ожидал, как-то, такого от нашей полиции. Но ценность-то их была, конечно, не в камнях, а в маячке; как мне то сразу и пояснили. Так что, с ними на руке, я должен был себя чувствовать, как вроде, у полиции за пазухой, прям.
Но тревогу мою это, честно говоря, только усиливало, так что, расклад сил на этот раз был, примерно, вот такой.  Время моё подошло и я не торопясь оделся. Перед выходом я ещё раз окинул всю комнату неторопливым взглядом – а кто его знает, как говорится…
«Блин… - выдохнул я – цветы не полил…»
«А, ну его…» - махнул я мысленно рукой и в быстром темпе  разлил 4 стакана по 5 горшкам, стоящим на моём окне; и уже после этого вышел вон.
Как только я закрыл калитку, то ещё со спины услышал звук мотора. Было темно и фары этой большой черной БМВ слепили меня.
- Отвернитесь, - услышал я голос выходящего из машины и молча повиновался.
- Одевайте маску, - был мне тот же голос и на плече своём я ощутил среднюю тяжесть его руки. Я взял и одел эту чёрную резиновую маску, в которой были прорези для ноздрей и рта, но не было глаз и почувствовал тотчас, как он взял меня под локоть.
- Прошу, - услышал я и позволил усадить меня за переднее сидение машины, как я то понял.
- Дайте ваш телефон – обратился ко мне всё тот же незнакомец уже в машине. Я подчинился. Я услышал звук подъехавшего мотоцикла и даже подумал, что это уже – полиция.
- На, проверь, - был всё тот же невозмутимый голос к кому-то и я понял, что телефон мой досмотр, что называется, не прошёл. И я с удовольствием потрогал эти свои часы, как бы разминая руки и невольно улыбаясь при этом. Мы проехали недолго, с полкилометра и остановились.
- Выйдете из машины, пожалуйста – снова попросили меня и я, конечно, опять подчинился, чуть смутившись при этом -  на такое расстояние я никак не рассчитывал. Но  оказывается, досмотр только ещё начинался. Меня завели в какой-то автобус или фургон и совершенно бесцеремонно обыскали. Обыскали реально, прям скажем.
И тут вдруг я услышал «его» голос. Значит, всё таки приехал за мной сам.
- А что это, Гулливер, вы теперь часы стали носить? Опаздываете что-ли или это наградные? – явно слышно усмехнулся он.
- Да они у меня и были, - моментально соврал я и тут же обругал себя я: «… дурак, ой, дурак…!  Чё ж, ты тогда их щас-то только нацепил, скажет?! Надо было…»
- А что это вы их – то носите, то не носите? – конечно, спросил он.
- В ремонте были.
- Ай – я – яй…!
Я мысленно даже представил себе, как он сейчас сокрушённо мотает головой и меня просто охватило бешенство на самого себя.
- Ну-ка, дайте ка их сюда… - была его просьба.
Я молча снял и протянул вперёд вытянутую руку, потому что маску снимать ещё не велели.
- Ну-ка, просканируйте его быстренько, кто его знает… А часы, мил человек, Гулливер вы наш, положим вместе с вашим телефоном в наш музей Поля чудес. Хотя, возможно, и вернём. При выписке получите.
- А что там такого случилось в вашей богадельне? – спросил я нервно, чтобы лишь, хоть как-то унять и скрыть свою досаду.
- В богадельне, говорите, - явно опять усмехнулся тут он: - Хм, ну, что ж , не рай – по вашему, а богадельня; пусть так.
Не знаю, воюют, наверное; что-ж им ещё-то делать?! Я уже давно туда не заглядывал. Но, наверное, всё нормально, а то бы доложили уже. Но мы сегодня с вами, милейший, не туда направляемся. У меня сейчас новый и довольно интересный проект. И, по-моему, ещё и с реальным размахом на будущее; да вот.
- Да вы что…, значит, что-то новое.
- Новое, новое…, которое  хорошо забытое старое, как говорится – и я вновь услышал его лёгкое посмеивание: - Ну, да ладно, болтать-то тут хватит, давайте…
Поезжайте потихоньку. До встречи, уважаемый.
Я услышал, как он вышел и почти тотчас я почувствовал, как наш фургон тронулся.

II

Ехали мы на этот раз минут 40, это точно, не меньше. Потом меня высадили и молча вели куда-то под руку. Наконец, руку мою отпустили и я, опять же, услыхал, как закрывается кабина лифта.
«Опять под землю, – со вздохом тихо заключил я: - просто царь подземелья какой-то…»
Спускали, примерно, как я понял, на ту же глубину, что и прежде.
- Ну, вот, вы и дома. В смысле, на объекте, снимайте вашу маску. Выходите. Это всё теперь ваша комната; располагайтесь. Вот, прям перед вами буфет, холодильник с продуктами, как видите. Что надо – закажете. Да, что я вам объясняю, не первый раз замужем. В общем, обустраивайтесь. Хотите заварите себе кофе или чаю. Кстати, специально для вас – есть цикорий с боярышником, я распорядился. Всё, примерно, на тех же местах, так что вам не привыкать. Минут  через 15 я снова выйду на связь и объясню вам краткую суть нашего дела.
Я огляделся. Ничего так – комната. Кстати, фактически, копия той «райской турбазы» по форме и площади. Только обставлена немного иначе. Библиотеки, практически, не было – только один стеллаж. Зато было множество аквариумов, прям как в аквапарке. Растительности здесь также было много больше, чем там – можно сказать, оранжерея или зимний сад. Да, было очень красиво, ничего не скажешь. Кабинет для меня тоже был расположен в том же месте, но обустроен уже много иначе. Во-первых, чуть ли не всю его тыльную овальную стену занимали три больших плоских экрана мониторов. Сейчас они все были выключены. Кожаный диван здесь тоже был, но опять же – какого-то бордового окраса. Я скинул куртку и оставив здесь и обувь, прошёлся теперь уже кругом по всей зале. Расцвет дорожек и линолеума был прежний: галька и зелень. Красиво, ничего не скажешь. Особенно, растения эти диковинные, которые и описать-то тяжело в их буйном разнообразии. Столовая была здесь обустроена в форме беседки, опутанной лианами и другой дивной растительностью. Особенно поразили меня  вьющиеся сочетания красных и чёрных роз, величиной своей - чуть больше цветов шиповника.
Только вот, главное предназначение этой залы я разгадать не смог и решил пока, и в правду, сделать себе кофе.
- Ну, с почином, вас, - услышал я вновь голос хозяина, как только присев, сделал первый глоток своего эспрессо; - Ну как вам здесь?
- Красиво, только каково предназначение? Или у вас несколько таких объектов на случай? Или - для разведения райских особей?   Очевидно, он пропустил мои остроты мимо ушей, поскольку ответил вполне серьёзным тоном:
- Назначение её может быть универсально, как и весь наш мир, впрочем. Но сейчас можем называть её обсерваторией. Дело в том, что вы на этот раз привлечены сюда в качестве наблюдателя. Через три дня у нас состоится тут первый выпуск трёх членов нашего нового клуба. Видели три монитора? Это три комнаты, в которые помещены три наших постояльца. Все трое – участники нашего, не так давно открытого, клуба самоубийц под названием «Новая жизнь». Вот так-то…
- Что? Да…, умеете вы удивлять, ничего не скажешь; - я на какое-то время напрочь забыл о кофе.
-Да, да. Я вижу вы, действительно, удивлены.
- Ну, да, признаться. Не ожидал, чтобы вы так резко смените ориентацию.
- Я ничего не поменял. Я всё так же помогаю людям, чем могу. Просто, этот филиал будет работать с людьми такого направления, вот и всё. Их, ведь, тоже нельзя сбрасывать со счетов.
- Ну, да и… Вы что, организуете им все условия, чтобы всё прошло без сучка, без задоринки; типа, фирма гарантирует – билет в один конец, да?
- И не только. Моё желание заключается в том, чтобы те люди, которые так разочаровались в жизни, вспомнили её напоследок с хорошей стороны. А те, кто и вовсе ничего не увидели в ней, поимели бы возможность, хоть перед смертью, хоть чуть потрогать её – эту жизнь-то, живьём.
- Не понял, вы что им последнее желание здесь, что-ли, исполняете?
- И не одно. А целый месяц – во как. В общем, слушайте суть  дела и не перебивайте. Пейте лучше, вон, свой кофе – вы же его для чего-то сделали.
- Ну, да, - усмехнулся я и, вправду, взял кружку.
- Итак… Я поместил объявление такого вот содержания:
«Лучше месяц один, чем 100 лет прозябанья,
Где лишь омут страданья и всякие дрязги.
А у нас этот месяц сочнее веков,
Под гнётом прожитых в стране дураков,
В болотной запутавшись тине и ряске»
А дальше, текст – сухая проза жизни; может слегка и вульгарная, но у меня не было иного выхода - иначе, ведь, никто не воспринял бы это приглашение всерьёз. Ведь, ты должен выглядеть, как форменный жид и мироед, и только тогда тебе поверят.  И только тогда к тебе потянутся, поймут – что свой, настоящий.
Итак, текст:
«Всем тем, кто по натуре – не жлоб, всем тем, кто не будет выбирать из кучи дерьма жареные семечки, даже хорошо просоленные. Всем тем, кто хотел бы поставить жизнь на перемотку. Всем, кто хотел бы проехаться по ней в блестящем радужном Экспрессе и собрать букет самого наилучшего цимуса в ней; для подлинных гурманов бытия – вам сюда!»
Итак, суть дела: Мне не нужна ваша душа. Можете, хоть засолить её. Они, ваши души, даже собранные вместе, в одну большую кучу – ничего не стоят. Да, собственно, никогда и не стоили. Хотя, впрочем, если кто-то знает где-то хорошего покупателя – пусть продаёт. Мне же нужен просто ваш «шрот».
То есть, то, что вам уже больше не потребуется – я дам людям другим, которые ещё возможно,  не достаточно набили себе шишек; или может у кого с этими вашими запчастями что-то путное, на их счёт, в жизни ещё получится; хоть и вряд ли, конечно. Но люди просят…
Значит, моё предложение такое. В течении месяца я исполняю самые фантастические желания своего клиента. Можно сказать, даю им здесь свидание с жизнью без ограничений; в режиме, что называется «нон  стоп» - то есть, без берегов.
А теперь мораль: кто-то за этот месяц влюбится в эту жизнь, не захочет её бросать. И тогда у меня уже заготовлен на этот случай один определённый момент. Человек будет поставлен перед определённым выбором: и здесь уже – кому что выпадет. Но, в принципе, если человек, во-истину, что-то уразумеет здесь за время исполнения своей «лебединой песни», то вернуться в прежнюю жизнь для него не будет неразрешимой проблемой и он решит выпускные задачи. Ну, а уж, если нет, то сами понимаете, «положение обязывает»: картошка-то дорожает, вопреки обещаниям…
Да и потому, что просто так распускать людей по домам, я не могу себе позволить. И дело даже не в том, что я не благотворительная организация – хотя и творю я всё для них – но, просто, это ломает все устои, весь порядок вещей в мире, прививает дурные вкусы и распространяет заразу, дающую неверный, крайне искажённый взгляд на саму жизнь, на её основные положения: как то, что «за всё в этой жизни надо платить».
Поэтому, вот, как-то, так…
Я невольно усмехнулся: - Да нет, вы, господин хороший, не Немо, нет. И если я, по вашему – Гулливер, то уж вы – просто, Гудвин, какой-то, Великий и Ужасный, притом. Так что, вас я теперь только так и буду называть, как хотите.
- Гудвин, говорите; - я так же услышал и его лёгкое посмеивание: - Ну, пусть будет Гудвин, страшило вы наше Гулливерное. В принципе, мне даже нравится. Ну, как, подойдёт, хоть на этот раз вам тема, а? Не зря приехали? Через три дня, как я уже говорил, у меня три выпускника, Так что, я вас на самую кульминацию вызвал.
- Но обождите, а как же вы… Ну, это, желания? В том плане, что, относительно, всякие? Так, что ли, да?
- В прямом, любезный Гулливер. В самом прямом.
Теперь я уже услышал его полновесный и довольный смех: - Вплоть до полёта на луну, если хотите, реклама была обозначена – а так бы кто приехал? Относительные… Я, что, похож на большевика или на депутата? Я не обманываю людей, Гулливер. Я думал, что вы уже поняли это. Там, в вашем кабинете есть компьютерная графика всех их приключений за этот месяц. Всё, где они только могли побывать. Есть так же, там же и регистрационный журнал всех их заявок; а также запись с камер в непосредственно живом режиме. Там разберётесь, ничего сложного. В общем, ознакомитесь с материалами, работы хватает. Так что не буду вас более отвлекать и тем самым задерживать. Входите в курс дела, а уж потом поговорим. Всё, оставляю вас наедине с вашим Пегасом и сеном. Или у вас какая-то другая, своя лошадь?
- Да меня в последнее время, знаете ли, всё больше на чёрном БМВ катают. Прогресс, наверное, сказывается.
- Наверное, - усмехнулся, очевидно, и он: - Да, кстати, о машинах и часах. Послушайте-ка, поклонник  ChristianDiorа, я вас прекрасно понимаю – ваш моральный долг там и всё такое… Но вы мне это перестаньте, пожалуйста. А то я вас просто уберу с шахматной доски и точка. На вас, ведь, свет клином не сошёлся. Так что, не переживайте, а уясните наперёд лучше то, что я вас не как Шерлока Холмса нанял. Так что, занимайтесь непосредственно  своим делом, а Лестрейд пускай занимается своим. Ей Богу, не усложняйте жизнь. Она и без вас уже вся перекрученная, дальше некуда. Так что, всё – забыли и не возвращаемся к этому вопросу. Всё?! Отбой.
- Я буду делать то, что обязан делать. По закону страны, коей я гражданин, – спокойным и размеренным тоном отвечал я ему на это: - Ведь, как Вы сами мне говорили, я не являюсь гражданином вашего Изумрудного городка, мистер Гудвин. Так что, извините, но «кесарево-кесарю». А убирать или не убирать меня – так то, не смешите меня. Я же вам про то и раньше уже говорил: вы мне не Бог, чтобы с доски меня снимать. Снять-то вы, положим, может и сможете, да лишь временно, да и то – если вам то позволяет. Так что, как вы и говорите: давайте каждый будет заниматься своим делом. Вы пригласили меня – я согласен, я буду работать. А ваша служба безопасности пускай тоже работает. Пускай все работают. И мы с вами будем работать, да, мистер Гудвин? И так, как в некоем единстве противоположностей, мы реально далеко сможем продвинуться с вами. Здесь так всё – работает: плюс на минус.
- Ну, что ж… - ответил он мне тихо и спокойно секунд через 10 гробового молчания: - За честность и откровенность благодарю, и даже уважаю. Хорошо. Но всё же, не заигрывайтесь в войнушки, не ваше это…
Временно – не временно, но я вас как моль прихлопну, если что. Имейте это в виду – я вас тоже ,честно, упреждаю. А там, потом уж, пускай ваши боги с вами разбираются. Ладно, отбой.

III

Ну, в принципе, разговором я остался тоже доволен. На душе стало реально легче – теперь, когда проставлены все точки над «i». А то ведь, неприятно было, вот это, игру, какую-то, шпионскую вести. Это понятно, что мне он не брат, не сват, а противник, по сути; но даже и противника обманывать – мне, лично, было неприятно и тяжело. А вот теперь всё стало правильно и мне было легко и свободно, и я даже с воодушевлением и интересом направился в мой новый «рабочий кабинет».
Сев за стол перед мониторами, я, во-первых, осмотрел все его ящики. Там было много всяких принадлежностей, но 3 дела, про которые мне говорили и которые я, и искал теперь, были, как оказалось, здесь же - на столе. Они стояли от меня слева: в небольшой настольной полке. Три большие – размером 20х30 тетради в клетку. Они были все разных цветов: жёлтая, красная и синяя. На жёлтой было написано небольшими печатными буквами: Марфа, на красной – Прохор, на синей – Гораций. Я открыл первую лежащую ко мне «Марфу». Фотографии не было. Были лишь такие вводные данные, как возраст – 27 лет и дата поступления: 14 апреля. Жалобы, претензии к жизни: «отсутствие любви, серость, рутина, тоска и одно зверьё вокруг».
Я невольно улыбнулся, принёс себе ещё кофе и углубился в чтение.
Марфа
Буду писать самую суть, ознакамливая читателя по мере того, как ознакамливался  с ситуацией я сам.
Да уж… приключения этой девушки здесь…
Сказать по чести, об возможных желаниях этих людей я до того, не думал. Просто, и времени у меня для того, как-то, и не было – вы же понимаете. Но и размышляя об этом уже сейчас, я ясно осознаю, что угадать тогда её желание, у меня не было ни единого шанса. Но это-то ещё ладно – угадать. Я понять не мог – как то было исполнено нашим хозяином этого доброго заведения. Ведь, это были явные и откровенные фантазмы абсолютной нереальности. Так, что я был, что называется, просто в шоке от всего, от этого.
Итак, дело в том, что, как значилось в том самом журнале – после демонстрации девушке определённых местных возможностей, от неё была получена заявка на встречу с реальным Ихтиандром - человеком-амфибией, да ещё и в исполнении нашего советского актёра Коренева, который уже помер, наверное, тому назад , не знаю сколько лет. Мне, вообще, было интересно – откуда эта молодая девица может вообще знать актёра из моего детства. Да дело даже не в актёре. Здесь же речь идёт о живом подлинном Ихтиандре – что само по себе уже бред, да ещё и с внешностью древнего актёра. Но хотя, конечно, это-та часть и не казалась мне уж столь невыполнимой при современных-то возможностях пластики и грима. Но всё же, тем не менее… Ну, я думаю, читатель меня уже понял - то моё состояние. Но это ещё ерунда. Это всего лишь начало. Далее пошли отметки их встреч, развлечений и всяких приключений на суше и в воде… Вы, вообще, себе это представляете? Вот и я не мог.
В конце концов, я уже просто бросил и закрыл этот журнал где-то на половине, потому как ,читать его дальше посчитал чистейшей глупостью, абсурдом и тратой времени. И поэтому перешёл к следующему:
Прохор
Этот парень 33 лет здесь оказался, как значилось в том журнале из-за полной неустроенности в жизни. Жаловался он на своих родных брата и сестру, которым дела до него не было никакого после смерти их матери. Жить ему было, фактически, негде; с работой ничего не получалось; и он, собственно, был уже одной ногой на вполне официальной стадии бомжа.
Лечился в наркологии, лечился в ЛТП – вообще, непонятно зачем «он» его, вообще, сюда взял, если он здесь «бухать» никому не разрешает; - сразу подумал, помню я…
Ну, у того и заявки были уже более приближённые к реальной действительности – что называется, наши, земные. Собственно – секс, секс и ещё раз - секс во всевозможных вариантах и борделях. На каждый день здесь была означена в начале ,какая-то одна девица, потом менялась народность–нация, потом их количество и т.д. Кстати, фигурировали здесь и довольно известные личности, как нашей, так и зарубежной поп-индустрии. Страниц через несколько, я так же просто закрыл и отложил, и его к первому. Из-за этих «приглашённых» знаменитостей он тоже казался мне несколько сомнительным, хоть и уступал в этом плане предыдущему.
Но вот третий под названием «Гораций» был уже действительно чуден и ещё более фанатичен, чем те первые два.
Под этим псевдонимом у нас здесь был означен 34-летний молодой человек с именем Алексея; вступивший в данный клуб самоубийц по причине некоей всеобщей фатальности и бессмысленной борьбы ,вообще.
Так вот, вы не поверите,  но там означались встречи и беседы с людьми уже давно почившими, так сказать. С такими «стопудовыми» мертвецами, как, к примеру – Нерон, Спартак и Понтий Пилат. При всех при них были обозначены и переводчики. Были подняты из могилы и наши поэты: Пушкин, Лермонтов, Есенин. Не забыли тут и Сталина с Гитлером. Да, можно с полным основанием сказать, что парень время, здесь, явно, не терял. Это всё, конечно, хорошо. Но как это всё понимать?! Это же просто какой-то хард-металл-абсурдо! И причём, без вариантов.
Я, помню, медленно и тихо закрыл тогда и эту тетрадь и минут десять сидел просто без движения, глядя прямо пред собой и в никуда… Потом, словно опомнившись, я вдруг вспомнил про камеры наблюдения, но прежде пошёл и сделал себе ещё кофе. С мониторами я, действительно, разобрался довольно скоро. Всё просто. Но включив их, и лишь немного полистав по прошлым дням, я просто обомлел – я во- отчую видел всё своими глазами: панорамные картины, море; людей давно почивших  в компании с нашими постояльцами – как я то понял по смыслу.
Я был просто раздавлен. Меня – того, кем я себя знал ещё несколько минут назад – можно сказать, теперь уже не стало. Сидело здесь сейчас просто, какое-то «оно» и тупо смотрело на экраны и видя то, чего не понимает и вряд ли когда уже сможет понять, сейчас просто, типа «зависло».
Чуть погодя, я выключил аппаратуру, погасил светильник и просто завалился спать. И всё…

IV

На утро, только лишь умывшись и чуть приведя себя в порядок, я первым делом уже сидел у аппарата вызова. Хозяин, как будто того и ждал – откликнулся, чуть ли, не сразу:
- Доброе утро, милейший Гулливер. Ну, как вам опочивалось на новом месте?
- Да бросьте вы; вы же понимаете, мне сейчас не до шуток… - говорил я между тем спокойно и почти тихо: - Кто вы? Объяснитесь… Я признаюсь, что вы победили – если это когда-нибудь было вашей целью. Единственно – только если, конечно, это всё не монтаж. Ну, так может объяснимся?
Я услышал лёгкое и довольное посмеивание: - Хм… всё хорошо, но, вот, в отношении монтажа вы хватили, конечно… Здесь, дорогой мой, всё монтаж, если хотите, включая  и вас; непосредственно.
Он снова засмеялся: - Но вам-то же от этого нигде не жмёт, не трёт…? Верно?! Монтаж… Всё зависит от того, кто за пультом. Вот, для него, может , и монтаж – это его работа; пусть даже художественная и для души. А вам-то… какой ещё монтаж ,к чёрту…?! Для вас это жизнь. Кушайте на здоровье. Лопай, да ровняй морду с попой.
- Та-ак, - уже, наконец, с проявляющейся улыбкой продолжил я: - Хорошо, я, кажется, понял. Всё. Всё отлично. Значит, земля – всё же круглая, вращается вокруг солнца, а мы по ней ходим. Но как?! Как вы это сделали? Вы что, показываете им просто кино? Так? Типа, компьютерные игры?
- Ну, вот, уже чуть-чуть теплее. Но лишь чуть-чуть. Итак, объяснимся, говорите?! Да, ради Бога… Я вас, собственно, для того и позвал. Кто я? Я Гудвин – вы же сами так вчера сказали. А кино я им никакого не показываю. Я лишь, можно сказать, свечу на них проектором, а киноплёнку они уже накручивают себе сами – хоть и не подозревают о том. Какое хошь, кино… Я, правда, конечно, контролирую всё это, чтобы не выходило за рамки. Кстати, бывает, и сам направляю сюжеты. Так спокойнее – да и им так интересней. Каждое утро во время завтрака они получают мои препараты, которые почти подавляют их волю; но совершенно при том незаметно. Так сказать, под тихий шелест еле слышной эйфории. Далее уже идёт прямой сеанс, что называется, гипноза. Потом к их головам крепятся датчики, которые почти полностью и передают все их мысленные образы и изображения нам на картинку. А они свободно себе ходят там у себя, двигаются, говорят – бывает и за всех персонажей, когда как… В общем, нормально живут себе. Как хотят… С 10.00 и до 19.00… Потом вечерние процедуры, ужин и отбой. Во время их путешествий – как я им то объясняю – я просто смещаю временные пояса, расправляя таким образом складки во времени. Что и позволяет мне, почти свободно проникать, фактически, до 3 тысяч лет назад. Вот так я им популярно объясняю устройство нашего «лифт of time». Их это объяснение вполне удовлетворяет.
- А кстати, как включается камера в реальном режиме? Я что-то ночью не разобрался.
- Да нет; не разобрались, а просто они были отключены. Согласитесь, они вам были вчера ни к чему.  Что вам на них, на спящих-то ночью смотреть? А вот теперь, когда я вам всё уже объяснил, мы их вам подключим. Более того, вы можете с ними общаться и всё такое… Дело в том, что я сейчас в несколько затруднительном положении в отношении их.
- А что?
- Ну, месяц на исходе… И проект, как бы так, немного заходит в тупик. Честно говоря, я и начинал-то его, не вполне представляя себе финал; потому, как считал, что «война там план покажет». Думал – снова полюбят жизнь, да начнут назад проситься.
- Что-то вы темните, Гудвин, - усмехнулся тут и я: - Не могли вы, просто, такие глупости думать. Я вот, и не Достоевский вовсе, и то прекрасно понимаю – да и любому дураку то ясно : что наевшись тут «вашего», даже, просто, попробовав – будет, конечно, жаль то потерять. Но лишь «ваше», а никак не то. Там-то что их ждёт? Всё тоже разбитое корыто?! Это, всё равно, что сделав из человека алкоголика, вы потом просто предложите ему жить спокойно дальше, но уже без водки. Вот, так же и у вас с вашими видениями.
- Да нет уж, милейший вы наш… Это только на поверхности. Это только с виду так всё просто. Но человек, мой друг, это такая интересная тварь… Н-да…
- Ну, не знаю… и что?
- Понимаете, Гулливер, они все стали какие-то вялые и … неинтересные, что ли… Обратно из них лишь наш друг Горацио просится, ну это понятно… Но и он слишком уж сейчас подавлен. Все они сейчас, какие-то, дохлые стали.
Вот, вы и поработайте с ними. Познакомьтесь, пообщайтесь, расшевелите их, в общем. А то уж больно они у меня скисли.
- То есть, вы хотите, чтобы они захотели обратно на землю? Из ваших-то видений?! Хм… - снова усмехнулся я: - Нет, а что, это реально? У них, что, есть шанс вернуться?
- Шанс, мой друг, всегда есть. Какой-то. Ну, вот, хотя бы не лечь под нож через три дня – это уж точно есть. Пока есть…
- Я могу говорить абсолютно свободно?
- Да, кто вас неволит?! В том-то и вся прелесть импровизации. В общем , я вам всё объяснил – то что вам пока нужно знать. Приступайте. Хотя, нет. Надо же ввести вас в курс – кто и что они на самом деле, чтобы вы время своё на это зря не переводили -  да ещё неизвестно с каким результатом.
В общем, дамочка наша – нонешняя Марфа, тамошняя Светлана – «раба любви», не иначе. Рассказываю вкратце, саму суть, приведшую к нашему «суициду».
Девица разумная, закончила Ленинградский университет и приехала оттуда  девственницей.  Представляете? Почему? Считает, что не было реальных предложений. Была изнасилована ,чуть ли, не сразу после приезда домой, после похода с подругой в один ресторан, каким-то турком с угрозой применения ножа. Как говорит, он просто завалил её на клумбу – время было тёмное – и сделал своё дело один раз. Но плева при этом осталась цела. Опять-же, представляете? Идём дальше. По ходу  к ней подбивает клинья со всем пакетом серьёзных и благих намерений сослуживец по работе – разведённый и вполне приличный человек. Но не лежит душа у нашей Свет Светланы к нему и она упорно тянет время – не для того она себя берегла, не того желала. И наконец… О чудо, появился тот, кто разбивает её, закованное в латы, сердце. На отдыхе, в местном профилактории, что неподалёку от города, они знакомятся и начинают активно встречаться.
И вот здесь и обнаруживается та самая её «огнеупорная» девственная плева, которая, наконец-то, распахивается навстречу её настоящему чувству. Бедняга – она даже стыдится того перед своим избранником – того, что она такая «несовременная». Но тот, напротив, рад несказанно и весь в удивлениях, и тем, наконец, и успокаивает свою подругу. Надо здесь заметить, что избранник сей был, во-истину,  всем хорош. Умён, начитан, музыкален – поэт и композитор - и вместе им было вполне чудесно.
Но…, судьба в очередной раз горько посмеялась над ней. Оказывается, дорогу перешла ей на этот раз её младшая сестра, которую один всего раз  и привозили-то в тот профилакторий на какой-то праздник; и она тоже скошенная чарами этого трубадура, втайне от своей сестры, в ту же ночь на полчаса распахивает ему все свои объятия. Вначале, как после признавалась та, она сделала это безо всякого злого умысла – просто, как покушала, когда было охота. Но аппетит-то, как мы все  знаем, приходит во время еды и … В последствии продолжая регулярно делить его с сестрой уже в городе, она постепенно стала тянуть одеяло уже на себя. В конце концов нашей Светлане от неё же становится всё известно. Оказывается, он встречался с ней для души, а с её сестрёнкой для тела. Вот такая вот повылазила неприятная правда жизни. Светлана, вишь ты, как оказалось, не вполне его устраивала: «ноги как бутылки; а из сосков торчит несколько волосинок». Всё это она в последствии узнала от торжествующей разлучницы. Хотя торжествовала и та недолго, потому как, ни на что большее она ему не годилась; и таким образом, получился и вышел, в конце концов, «испорченный и прокисший куурдак». И вот в этот-то момент ей на глаза , и попадается наше объявление на сайте. И она – здесь.
Следующий наш герой – это «в миру» - Павлуша – горький образец безумной любви и всепрощения матери – одиночки. Безотцовщина, не наученный в жизни ничему полезному, бывший наркоман, алкоголик. Проставить и здесь «бывший», согласитесь, крайне тяжело, так как этот хвост уже тянется за человеком на всю жизнь. После смерти матери был выселен с их квартиры, так как не внушал доверия старшей сестре, которая и отправила его на полгода в ЛТП, а квартиру сдавала в наём. Потом скитался, мыкался, хотя… Конечно, практически, не бывает в этой жизни безвыходных ситуаций. Но перед нами – жертва неумелого воспитания; человек – хоть и не плохой, и доброй, и отзывчивой души, но… слаб безмерно. В общем, он здесь – ему здесь лучше.
Товарищ третий у нас – это друг Гораций, по мирски прозванный Алексеем, а проще – Лёшей. Эх, Лёха, Лёха, Лёха – нам без тебя- б так было- б плохо… - жертва доверия в любви. Интересен и по своему уникален случай его личной трагедии. По крайней мере, не столь ординарен и повседневен.
Это, достаточно молодой ещё человек, сам своим умом, трудом и настойчивостью сумел сколотить себе какое-никакое состояние в наши непростые времена. Пробивался он по путям торговым, осваивая Северный Казахстан. И вот, обосновавшись в Караганде, он женится там на одной женщине с ребёнком. Мало того, эта женщина – казашка и старше его. Я, лично, обоими руками «за» в плане таких смешанных браков, но я это упоминаю здесь лишь к тому, что тем и удивительнее финал этой истории.
Дело-то в том, что обычно русского парня принимают в казахской семье с распростёртыми объятиями, с любовью называя его «кью-бала», типа, затёк, значит. Но здесь история вышла совсем иная. После того, как он сделал жену владелицей его основных торговых точек и поставил все основы, так сказать, уже действительно, «на поток», та попыталась его отравить, в течение какого-то времени добавляя ему в пищу какую-то гадость. Парня еле откачали в больнице – и хоть, и бездоказательно, но всё стало предельно ясно и понятно – но в результате развода он, всё равно, остался голым и, можно сказать, нищим. После такого сокрушительного «Ватерлоо» он уже не смог найти в себе силы как-то подняться вновь или хоть, что-то для этого сделать. Он просто вернулся в свой родной город, в родительский дом и, увидев наше объявление, уже ни секунды не сомневался, что ему нужно именно сюда.
Ну, что же, больше мне пока добавить вам нечего и больше пока вы меня не услышите вплоть до среды. Ибо в четверг финал. Я сам вас позову. Работайте. Успехов вам; отбой.

V

Ну, что сказать, пообщаться с этими тремя людьми, мне безо всяких  просьб, и самому было весьма интересно и заманчиво. И тот факт, что у меня при этом ещё и «развязаны руки», делало мою миссию для меня просто абсолютно желанной.
Первым делом я наскоро позавтракал: сварил себе пару яиц и сделав пару бутербродов масла с сыром, я заварил на этот раз себе цикорий.
Общаться с моими соседями я решил в том же порядке просмотра их журналов - то есть ,начав с девицы Марфы.
Попробовав включить камеры в реальном режиме, на этот раз я сразу же получил доступ и попал, как бы, моментально в три больших окна одновременно. Если перечислять с лева на право, то первой была, как раз таки, комната той самой нашей Марфы. Посередине размещался Прохор – о чём свидетельствовал ярлык, и заканчивалось это трезвучие комнатой Горация. Некоторое время я просто молча разглядывал их, стараясь, как бы, проникнуть своим мысленным взором в тайные глубины этих людей – что скрывалось за этими вполне обычными внешностями. Девушка была вполне миловидной, среднего роста и телосложения, темноволосая шатенка со стрижкой косого сессона. Черты лица, я повторяю, были даже вполне приятны.
«Хм, странно,» - я, действительно, слегка был удивлён, представляя себе заранее её девушкой много проще, с этаким более стандартным, что ли, типом «серой мышки». Одета она сейчас была в голубого цвета домашний халат. Сидела перед зеркалом, молча разглядывая себя и потягивая через трубочку какой-то жёлтый напиток – скорее всего, какой-то сок, потому как, наш Гудвин, как я знаю, не любил всю эту нашу химию.
Комнаты все три – надо здесь заметить были абсолютно одинаковы: они были восьмигранны, диаметром своим около 14-15 метров. По кругу этих граней были двери входные, а так же туалета  и ванной, которой девушка, наверное, недавно и воспользовалась, ибо её прямые волосы средней длины сейчас ещё были влажны. Девушка, очевидно только что причёсывалась перед этим моим зрительным вторжением.
В каждой комнате стояла большая двуспальная кровать, ночной столик с зеркалом, холодильник, стол обеденный и секретер со стоящим на нём монитором. Всё желаемое, включая и еду, оказывается, подавалось им через раздаточное окно во входной двери. Да, ещё! Обязательный – как я заметил то и понял – атрибут этих всех «райских покоев» - это большой стенной аквариум. А вот, цветов, растительности здесь, кстати, не было вообще. Лишь белые–белые – на вид, как бархатные стены с потолками, кстати – по цвету их регистрационных журналов: желтым, красным и голубым.
Я, наконец, решил нажать клавишу вызова Светланы.
- Здравствуйте, Света, - поприветствовал я её, когда увидел, что она подошла к аппарату на секретере. Лицо её сейчас выразило какое-то удивление.
- Что, давно так не называли? – догадался я, прекрасно зная повадки нашего хозяина.
Она чуть улыбнулась уголками своих губ и тихо произнесла: - Да, … признаться.
Голос у неё был низковат, несколько грудной, но приятный.
«Блин, да она красива» - снова невольно подивился я.
- Меня зовут Сергеем. Ещё раз здравствуйте.
- Здравствуйте…? Хм… - довольно мило чуть усмехнулась она, усаживаясь поудобнее в кресло: - За три дня перед смертью, даже не знаешь, как его воспринимать, это пожелание.
- Да никак, как саму жизнь, в принципе, - решил срезать я углы.
- Сергей? Мне говорили вчера, что два дня прогулок не будет. Будут визиты доктора Гулливера. Это…? Это, очевидно, вы? Я не ошиблась? Я просто исходила из своего здешнего  имени – Марфы.
- Да, это, очевидно, я. Только, вот, доктор… - это уж я не знаю…
-Ну, ладно, доктор – не доктор, на какую тему беседы? Что за важность такая, что нас лишают последних прогулок перед смертью? В чём, вообще, проблема? Вы, очевидно, пресса? –затараторила она.
Она, кстати, сейчас ничуть не улыбалась и мне, конечно, стал понятен весь её настрой.
- Ну, я так думаю, что поговорить нам с вами, всё таки есть о чём, - как можно мягче сказал я: - Тем более, если, как вы говорите, до вашей смерти вам два дня и одна последняя прогулка. Скажите, вы сейчас счастливы?
Она тихо и грустно улыбнулась: - Могла бы…
- Дело в том, что я прибыл лишь этой ночью сюда и только лишь едва успел ознакомиться с некоторыми моментами этого вашего, проведённого здесь, месяца. Но и того, уверяю вас, мне хватило, чтобы представить, хоть отдалённо, то, что вы должны сейчас испытывать. Скажите, а откуда вы, вообще, знаете про Ихтиандра?
- Ну, здрасьте… Интересный вы, доктор…
- Нет, ну согласитесь. Коренев – актёр, ведь, не вашего поколения. Поэтому…
- А…, - уже по доброму усмехнулась она: - вот, вы о чём.  Накануне перед всем этим смотрела фильм этот по Дому Кино. Потому и решила, когда предложили всё, что захочешь на выбор – что это, наверное, судьба. И не ошиблась, по-моему.
- Нет, ну, да, - улыбнулся и я: - там просто наблюдать за вами  - это уже нечто, а представить всё это в живую. Слов, конечно, нет. Но, здесь, вот ведь в чём весь вопрос и вся суть…
- В чём? – спросила она спокойно после несколько затянувшейся моей паузы.
- Как бы это вам объяснить-то, что ли? – я чуть, как бы, прокашлялся: - А вы, как сами всё это воспринимаете? В смысле там – что всё это такое? Всё то, что вы испытываете здесь, что это – реальность или что?
Надо сказать, тревога в лице девушки здесь сейчас обозначилась сразу: - Не поняла… В смысле, правда ли я путешествовала во времени или что?
- Нет, то что вы путешествовали – это факт известный и очевидный. Мне же интересен другой аспект. Вы реально путешествовали во времени или это вам только так казалось?
- Что за бред? Вы о чём вообще?
- Нет, я чувствую, что так с вами мы никуда ещё долго не приедем. Значит, тогда начистоту. Видите ли, Светлана, вы же, наверное, знаете, что такое гипноз?
- Че-го? Вы чё? Я, что, совсем дура, что ли, по вашему?! Реальность не смогу отличить, что ли?
Я невольно улыбнулся: - Милая Светлана, прошу вас, не горячитесь. Ну, а как скажите, вы поймёте, что сон – это сон, если только вы не проснётесь? Верно же?
- Я одного не поняла, - чуть погодя спросила она уже довольно спокойно, хотя и с лицом, крайне встревоженным: - вы это сейчас спрашиваете меня или утверждаете? Я вас что-то не пойму, доктор - не доктор.
- Да, милая, дорогая Светлана, извините меня, конечно; но я это утверждаю, доподлинно. Потому, очевидно, я и был допущен к вам хозяином этого заведения; чтобы вы, наверное, были перед лицом смерти, всё же  с полностью открытым забралом, так сказать; безо всякого дурмана и т.д.
- Что?! Ну, уж это, я вам скажу… - прошипела она, очевидно, невольно вцепившись, вмиг побелевшими кистями своими, в   подлокотники своего кресла: - самое большое и грязное свинство, которое только мог совершить этот человек в моей жизни. Он что, вообще, Бога не боится? Так посмеяться над человеком перед смертью? Это… просто…
Я видел, что у неё сейчас просто не было больше слов – только вздутые, вдруг, вены на лбу, аж страшно стало. Я, наверное, впервые увидел, как человек задыхается от тихого бешенства, не в силах ничего сказать. Картина, реально, ужасная.
- Успокойтесь, Света. Всё совсем не так уж плохо, как вам кажется. Кстати ,о Боге. Вы, что, верующая?
- Да какая разница?! Верующая – неверующая…
- Ну, не скажите. Вот здесь-то и самая суть; - я сейчас действительно слегка прокашлялся и сделал глоток своего напитка: - По-моему, Света, вам не стоит обижаться на хозяина этого заведения. Нет, правда. Ведь согласитесь, он вернул вам интерес к жизни.
- К какой ещё, к чёрту, жизни?
- Светлана, вот, вы в начале нашей беседы признались мне, что стоите, можно сказать, в шаге от счастья. Но беда в том, что нету у вас этого шага, верно?
Девушка молчала и я продолжил:
- Кстати, извините, у вас родители живы?
- Да, а что?
- Ещё раз извините, а как у вас отношения с отцом, нормальные?
- Вполне.
- Это хорошо. Тогда теперь подумайте, какой счастливой вы себя смогли почувствовать здесь под руководством всего лишь какого-то, ну, скажем, не совсем плохого и злого дяди, так?!
- И что?
- А теперь представьте, хоть попытайтесь – что бы перед вами открылось ,если бы вы узнали, что теперь вместо этого дяди заправлять всем здесь в этой конторе и руководить будет ваш родной отец, с которым, я думаю, вы бы смогли обо всём договориться.
- Ну, я, кажется, поняла, куда вы клоните.  Но, только скажу я вам вот что. Обо всём об этом можно долго и красиво говорить – не хуже вашего гипноза. Да только в реальной жизни-то – когда проснёшься или пинком разбудят – то окажется ,что до царя далеко, а до Бога - будет высоко. И зачем же тогда мне самостоятельно навешивать себе же ещё какую-нибудь лапшу, фантасгармонию?
- Нет, Света. Здесь, именно, навешивать ничего на себя не надо. Надо, наоборот, снять. Вот, за что можно, в принципе, ещё раз сказать спасибо хозяину всего этого, так это за то, что у человека, действительно, теперь ,хоть могут открыться глаза на этот мир. Ведь вся ваша жизнь там, Светлана, до этого клуба, так же как и жизни миллионов других не что иное, как те же самые сеансы. Только уже не индивидуальные, а общие – как бани, а потому там всё много проще, дешевле, а потому и жёстче. Так что, там за свой «тазик» реально держаться надо; но суть одна. Понимаете меня? Понимаете, - через секунду её молчания продолжил я с воодушевлением: - Всё, что вы видели в том мире, за стенами этой комнаты, за свои 27 лет – то всё не настоящее, поймите вы это, наконец. Помните Советский Союз?
- Ну, только как историю, вы же понимаете.
- А, ну да, конечно, извините. Но вы можете то понять, что то была совсем другая реальность. Совершенно. Или фильмы, хоть, видели же… Хоть про войну вторую мировую или ещё там… Хотя, конечно, смотреть это одно, а…
Поймите на этой земле уже чего только не было; здесь уже тысячи Гамлетов сыграли, и тысячи Леди Макбет были поставлены. И каждый из тех героев был и ощущал себя некоей твердыней и свято верил в ту свою реальность. Но вы же понимаете, Света, с вершины 21 века, что всё это были лишь временные декорации. Понимаете, каждый думал, что он играет в какой-то постоянной и важной пьесе. Но всё это жалкие однодневные водевили, комедии и канканы, цель которых состоит лишь в том, чтобы как-то занять «этот ваш месяц» жизни; отвлечь его, человека. Отвлечь его от главного действительного и реального произведения – произведения Жизни-Бытия от Всевышнего Создателя Иеговы Бога. Понимаете?
А Он… Он – это уже настоящий Гудвин. И счастье женщины, как и мужчины совсем не в браке, и не в любви роковой и до гроба, как о том принято горлопанить повсюду на здешних афишах и перекрестках. А счастье человеческое – хоть мужчины, хоть женщины – в соединении с Ним. Нужно стать счастливым до брака. Научиться. Достичь. И лишь после этого вступать в брак. Чтобы хорошо творить что-то в синхронном плавании и брать призы, нужно вначале научиться плавать самой. А так вы друг друга скорее утопите только. Вот ведь как. Стать счастливым, а потом уже – в браке умножать это счастье. Потому что это Он, а не ваш красавец мужчина источник счастья; да к тому же, ещё и располагающий для того сверх достаточными средствами. Нужно лишь научиться жить Его понятиями, играть по Его правилам. И всё. И всё – полюбить то, что любит Он и возненавидеть, то что ненавистно Ему. И живите… Понимаете? И тогда уже выходите гулять на реальные прогулки на реальных просторах. Понимаете меня? В общем, подумайте обо всём, что я вам сказал тут. Мы ещё поговорим с вами обо всём этом. Просто, зачем ложиться под нож, так и не вкусив настоящей жизни , а лишь проведя её во снах, пусть, хоть, даже и приятных.
Девушка сидела молча и неподвижно. Она как бы замерла, но при всём том, было и явно видно, что она слушала меня очень внимательно.
- Ладно, Света, отдыхайте; поговорим ещё. Я так думаю, что у вас ещё не один шаг впереди. Вы знаете, кстати, что вас тут трое?
Она молча кивнула головой.
Так что, мне тут ещё с вашими соседями познакомиться надо. Ладно, Светлана, отдыхайте; – отключил я связь.

VI


Чуть погодя, немного переведя дух и сделав себе чай с молоком, я подключился к Прохору – Павлу.
- Здравствуйте, Павел.
Парень этот был, надо заметить, очень худ, среднего роста – но при этом долговяз и сутул; а своим худым и потому слегка вытянутым лицом, надо сказать, не примечателен. Выглядел, примерно, так же – в смысле возраста -  на свои 33 года. Сейчас он был небрит, одет в чёрные джинсы и чёрный же хлопчатый пусер с белой надписью во всю грудь «Дракониан». В данный момент он полулежал на кровати, жуя яблоко и ритмично покачивая босою ногой; очевидно, в такт своим мыслям.
- Здравствуйте, - спокойно ответствовал он, не отреагировав при этом ни единым лишним движением. Как лежал – так и лежал, как жевал – так и продолжал.
- Вас предупредили о моём визите к вам?
- Угу.
- Хорошо. Буду краток, Павел. У вас осталось 3 дня. Как мне сказали и, как я сам то понял – эта сторона свои обязательства перед вами, как вроде, выполнила? Так?
- Да, нормально…
Он доел яблоко до самого «хвостика» и, слегка повернувшись, положил его на столик.
- Значит, вы всем довольны и больше ничего вас в этой жизни не задерживает.
- Ну, почему… А что, есть какие-то варианты? – сейчас он медленно опустил ноги на пол, сев на кровати, и понуро опустив при этом голову.
- Да, просто, глупо как-то - вы уж, конечно, извините за прямоту -уходить из жизни, ничего, фактически, в ней не увидев, не разглядев; а лишь только чуть потолкавшись с такими же посетителями в прихожке.
- Ну… - он ещё раз шмыганул носом ,поведя головой в сторону и как бы разглядывая при том, боковые от него стены: - Вот так, значит…
- Ну, да, ну да… понимаю, Павел.
В общем, - очевидно «заразившись» от него, как от зевоты, я тоже сейчас слегка шмыганул носом: - Павел, давайте говорить прямо. Время  у нас, а точнее – у вас, уже не так много осталось. А потому ответьте мне на вопрос: «Вы поняли зачем вас сюда пригласили? Не сюда именно, в этот клуб и эту палату, а в Саму Жизнь! Вы поняли, вообще, здесь что-нибудь?»
- Ну, я понял вас, - всё так же не поднимая головы, отвечал он спокойно и тихо: - про что вы сейчас намекаете… Что это смертный грех, да? Самоубийство, ну… самый тяжёлый , в смысле, грех, да?
- О, Боже, да какой там грех вам?! О-т уж точно, мозги у людей заколочены и законопачены всякой дурью… Вы что Его знаете, что ли; общались?
- Ну, как… знаю, что Бог есть, имя Его знаю, как ещё общались?... Молился, что ли?
-Нет, Павлуша, давайте-ка я вам просто всё популярно объясню по этому вопросу. Итак, о грехе. Грех – иначе переводится, как непопадание в цель, ошибка. А ошибки, они бывают малые, бывают посерьёзнее, а бывают и весьма тяжеловесные – про которые говорят, что это, якобы, уже дальше некуда. Так вот, нарушение закона, иначе – преступление – карается. Это всем известно. Но есть такие преступления, которые человек совершает против себя самого лично; никого более особо не задевая и не затрагивая. Верно?
Павел лишь понуро покачал головою.
- Итак, статей в законах куча, но суть Вселенского закона базируется на двух основных началах. Это первое – возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всем разумом и всею душою. А вторая подобная первой – возлюби ближнего твоего, как самого себя. Всё. В том весь закон и все пророки, как сказал Христос.
Итак, ближних вы знаете. Значит, если что-то делаешь против них – идёт спрос. Так. А Бога вы знаете, чтобы с вас что-то спрашивать по этой наипервейшей статье? Нет, Павлуша. Так, как вы Его знаете – то не знаете Его вовсе. Вы так и Назарбаева знаете, и Путина, верно? Знаете, ведь? Но вы знаете их лишь в общественном плане. В этом плане и отвечать будете. А в личном плане вы их совершенно не знаете. Так что, в личном плане с вас и спрашивать нечего. Теперь поясню, как это выглядит на деле и как это работает. Вы, как я понял, знакомы со Священным Писанием?
- У меня сестра родная – Свидетельница Иеговы.
- Это которая вас с хаты выставила за дверь? Ну, да; там тоже такие встречаются – насквозь праведные. Но, по любому… Вы человек тогда, хоть немного, просвещённый в этом плане и, наверное, знаете книгу Иова? Да?
- Ну, конечно, знаю…
- Так вот, там несколько раз повторяется такой момент. Жена Иова в отчаянье крайнем несколько раз взывает к мужу: «Прокляни Бога и умри». Он же ей отвечает, что она говорит и рассуждает, как одна из безумных! О чём это они? Вы никогда не задумывались об этом?
- Ну, почему не задумывался… Ну, не знаю. Говорили, кажется, что если Бога проклянёшь – то за это смерть полагается. Вот, и…
- Да, но это у евреев было, когда им дали закон. А Иов жил до евреев с их законом. С него какой спрос? Здесь речь вот о чём, Павел. Что значит, по вашему, верить в Бога?
- Ну, то, что Он есть, добро делать.
- Нет, Павел, добро – это хорошо. А то, что Он есть – это и дураку понятно. Как Писание говорит: «И бесы верят и трепещут». А что толку-то…? Дьявол тоже тогда, чуть ли не самый первый верующий. Можно сказать, всегда на переднем плане, на первой линии огня. Верить – это значит доверять, Павел. Как писал твой знаменитый тёзка апостол Павел: «Я знаю, кому я доверил свою жизнь». Понимаете?
И суть веры – это вера в исключительную добродетельность Бога. Понимаете? То есть, чтобы Он не делал, ты доверяешь Ему. Понятно? Вы взяли Отца за руку и пошли с ним, куда бы Он вас не завёл. Понимаете? Вот, в чём вера. Вы всецело доверяете Ему, и со своей стороны, ни за что не нарушите договора – как и было у Иова: «Доколе не умру – не уступлю непорочности моей». Понимаете? А жена ему предлагает просто прекратить свои страдания и перестать уже мучиться. То есть, попросту – покончить с собой. Но это означало бы, что Иов больше не согласен с руководством своего Бога. Он Ему больше не доверяет. Иными словами, он, как бы, говорил бы этим: «Не-е, Боже, такого руководства нам не надо». В гробу я его видел – такое Ваше доброе руководство. Понятно? А на это Иов пойти никак не мог. Потому что – как и дал ему после понять в своей речи молодой Елиуй: «Если Бог это допускает, значит есть на то какие-то веские причины и основания у Него. Жди суда Его! Жди!»
То есть, самоубийство – это грех очень серьёзный, но лишь можно сказать, для серьёзных людей. Понимаете? Это серьёзный грех только для христианина, который в твёрдом уме и ясной памяти при крещении своём, как бы давал Богу присягу. Ведь, как говорит Писание: «Мы крестились в смерть Христа. И потому больше себе не принадлежим. Живём ли – для Христа, и умираем ли – опять же, для Бога!» Вы, действительно, иными словами, себе больше не принадлежите. Вы просите Бога о его руководстве и полностью доверяете и подчиняетесь Ему. Как Христос в Гефсиманском саду: «Да минует меня чаша сия. Но, впрочем, не моя воля, но твоя, да будет». Теперь понятно, Павел?
- Понятно – всё так же в пол хмуро отвечал он.
- В общем, я к чему весь этот разговор затеял. К тому, что может, и не стоит вам умирать-то? Уходить из дому, даже не повидав его хозяина и не поняв, зачем тебя, вообще, сюда приглашали. Уйти-то, это уж, точно, никогда не поздно. Уйти – это, знаете ли, не прийти… Так что, вы подумайте пока обо всём тут. Вам на это два дня специально и выделили. Глупостями своими, которые, кстати, суть – просто гипноз, успеете ещё в последний день позаниматься. Там в смерти памяти всё равно нету. Так что и ощущений – что, типа, ушёл полуголодным и чего-то ещё не доел, там у вас не будет. Ни обиды, ни досады вас от того там не замучат. Потому ничего не потеряешь, как равно – ничего и не приобретёшь, потому что вас просто больше не будет, как когда-то и не было.
Ладно, отдыхайте, Павел; ещё пообщаемся.
- Так значит, гипноз? – усмехнулся он, впервые подняв голову и посмотрев на экран: - Я так и думал, что меня это просто накрывает так чем-то по чёрному.
Он ещё раз усмехнулся при этом: - Н-да…

VII

Итак, передо мной оставался ещё один визит  - визит к Алексею, которого наш романтизированный хозяин окрестил в Горация.
Я не стал уделять нисколько времени на подготовку, а просто через минуту – другую подключился к его камере.
Он сейчас сидел за секретером и читал какую-то книгу. На столе так же стоял прозрачный жёлтого стекла кувшин с тёмно-бордовым напитком и четырёхгранный пузатый стакан, наполненный наполовину им.
- Что читаете, Алексей? Здравствуйте – через пару секунд нарушил я его молчание. Он вздрогнул, подняв при этом своё лицо. Он был белокур; волос, хоть и короткой стрижки, был, тем не менее, волнист. Я разглядел даже его глаза – голубые. Достаточно высок, крепко сложен, но красавцем он не был – на любителя, так сказать. На киногероя, в общем, не тянул. Парень,  каких много, что называется.
- Есенина. Последнее стихотворение.
- А… «До свиданья, друг мой, до свиданья…» Ну, да… Вы же, как я понял, имели с ним свидание.
- Да, и не одно… и не только с ним. Он заметно воодушевился: - Так что я много чего теперь в курсе и … Любопытно, что все они умирали в свой назначенный срок, вопреки всем стараниям и здравому смыслу – как падение Иерусалима… Да, но… М… м…
- Вы хотите сказать, что был бы теперь у вас шанс вернуться…, да нету, да?
- Почему всегда так в этой жизни, - он откинулся на спинку своего кресла, взяв в руки бокал с досадной улыбкой:  - Иван есть, а Маши нету, или наоборот…
- Для интриги, наверное, - засмеялся я коротко: - но в принципе, в этой шутке, я думаю, есть своя доля правды.
- Я тоже так думаю. Можно сказать, будто жизнь наша – это некий живой организм, который пожирает нас, но при этом играет нами, как кошка с мышью… А? не думали?
Я опять так же засмеялся: - Ну, отчего же не думал… Живой организм и есть, как же ещё может родиться живое от неживого? Вы видали когда-нибудь, чтобы у вас из бетона–потолка груши по утру свисали? Или из турецкого паласа земляника чтобы повылазила? Нет, брат Алексей; от  кошки – кошка, а от человека – человек.
А что играют нами, чисто - как в кости, так то тоже верно. Но по большому счёту, и там всё по плану, по графику–трафику.
- И кто? Дьявол, вы хотите сказать? – чуть улыбнулся он. – Да человек – сам дьявол и есть.
Я тоже улыбнулся: - Есть и дьяволята, правда ваша. Но опять же, дьяволята – от дьявола, ибо, как и говорил Иисус фарисеям и законникам, когда те отвечали, что, якобы один у всех Отец: "Отец ваш дьявол и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, потому что нет в нём истины. Когда он говорит ложь – говорит своё, потому что он – лжец и отец лжи».
- Ну, - засмеялся теперь и Алекс: - Это всё хорошо, но тогда по вашей логике – кто же дьявола родил-то, а?
- А никто его не рожал, Алексей. Просто, молоко скисло, вот и всё.
- А что-ж скисло-то, если там все такие умные?
- Ну, во-первых, умный там – это только Творец, а мы все – не волшебники, а только учимся. Потому – кто его знает, чего оно скисло? Может, так вышло, а может допустили, чтоб детишкам кисленьким кишки наши промыть, да прочистить. Понимаете, Алексей, - здесь, просто, как любили говорить масоны:  «Великий Архитектор строит Своё и для Себя». А я чуть переиначу: «Он растит и выращивает то,  что Ему лишь нужно для Своего сада, для Своего Эдема. Он выращивает тот дух, что хотел бы видеть в Своём саду».
А уж, каким путём и через какие селекции Он выведет этот Свой краса-тюльпан и дивную розу – это уж одному Ему и ведомо. Факт остаётся фактом, что тот аграрий, которого сюда поставили, скоро пойдёт под суд и по печально известной логике определённых обречённых, он хочет захватить с собой компанию повеселее, да побольше.
Потому как никакой любви там никогда и ни к кому- кроме самого себя- там не было и нет. И уже давно. Это, как великая духовная чёрная дыра в окружении малых сих дыр – своих демонов, сосредоточенных лишь на самих себе, на бешенной гравитации своего ЭГО, пожирающих всё вокруг. Не даром же, даже их служители – ведьмы да колдуны отходят в мир иной с бешенными муками. Потому, как там «своих» просто нету.
- Ну, это как сказать. Мучится-то кто? Те, кто дальше не передали. Правильно. Их, как вы говорите – демонов, понять можно. Значит, человек этот ел, пил, жировал, страху нагонял; а тут, значит, всё…Решил – упокоиться. Не-е, брат, так дела не делаются. Ты, давай, дальше дело продвигай, передавай. В принципе, это нормально.
- Ах, ну да, признаться, не подумал, - улыбнулся я: - что тут своя логика – коммерческая логика, логика рынка.
- Ну, да. Но по сути, чего уж там переживать-то так? Смерти-то, ведь, нет. Есть просто другая форма жизни. И всё. Вот, вы там были, в смерти? Нет? Так откуда, же вы можете знать, что там плохо? Может там хорошо, может лучше чем здесь.
- Хм – хм – усмехнулся я: - Нет, я там действительно не был, правда ваша. Но я, просто, Путеводитель читал. Он, в принципе; нигде не засекречен. Самая распространённая  в мире книга. Так что, доступна, в принципе, каждому.
- А…, - снова улыбнулся он, выпив напиток и качая головою: - Библия… Ну, да. Но Библия – её, ведь можно понять как угодно. Это же известный факт.
- Извините, для кого известный? Для того, кто не хочет свет включать? Для того, кому это невыгодно? Да, для них это был, изначально, уже известный факт. Они поэтому и читать не стали. А если начали, то лишь для того, чтобы найти подтверждения своим приятным заблуждениям. Но вот скоро – в частности, у вас – всё закончится весьма печально, и совсем не так, как бы вам того хотелось. И у вас-то даже и предъявить-то никому и ничего не получится. Потому, как и рта у вас не будет для того, ни воздуха в глотке. Потому что скоро просто уберут этот ваш файл и может так статься, что – и не только с рабочего стола, а – не дай Бог, конечно – но, как бы, «delete» вообще, не нажали… Так что…
Вы мне лучше скажите: вам-то кто такую глупость сказал, что смерти нет? Это вас, извините, кто-то обманул, гражданин Лёша. «Брынза, - как говорил один известный персонаж: - не бывает зелёного цвета. Она бывает только белой». И свежести, как и жизни не бывает первой и второй категории.
Алексей немного криво и слегка улыбнулся, потянувшись за кувшином ,и наливая себе: - Ну, это вопрос много спорный. Но ,вот, вас я немного, извините, не понимаю. Не понимаю в том плане, что как это вы – присутствуя здесь и находясь в курсе всего – всё таки умудряетесь как-то жить сразу в двух реальностях и измерениях – как при раздвоении личности, как будто. Вы же сами говорили, что в курсе всех моих встреч с умершими; или вы только слышали про то, но не верите?
- Да нет, Алексей. И слышал, и видел, и тоже, признаться, поначалу, был в шоке. Пока не получил разъяснения от Самого Хозяина всего этого аттракциона, от создателя, так сказать. Так что, извините, Алексей, но всё то, что вы видели, и в чём, как вам, кажется, вы участвовали – лишь мираж ваш собственный. Вот, так вот. Очень печально, это понятно. Я вам искренне сочувствую.
Да, нужно было видеть в этот момент лицо этого бедного человека. Его ,просто ещё раз, по-моему, подвели и теперь уже намертво привязали к этому «позорному столбу» распятья смерти.
- Твою мать… - еле слышно прошептал он, медленно опуская бокал на стол и взяв в руки свою исписанную толстую тетрадь. Он полистал её и, как бы, взвешивая её,  слегка покачал в руке, чтобы потом откинуть подальше на стол: - Твою мать… Целый месяц…
- Ну, в принципе, Алексей, что уж так уж убиваться-то? Что проспали-бы вы его, этот месяц, или ещё какой дурью промаялись бы – итог-то один… А так, хоть отдохнули душевно, да?
- Душевно? Издеваетесь?! Отдых – это когда ты знаешь, на что идёшь. А это форменное издевательство!
- Ну, вся жизнь наша в таком случае – форменное издевательство. Но зато у вас появился интерес к  этой жизни.
- У меня был интерес, если я с чем-то туда зайду. Я-то думал, что теперь смог бы весь мир перевернуть с такими новостями из прошлого.
- Поймите, Алексей, здесь в этом мире вы уже никого и ничем не удивите; потому как никому и ни до чего- кроме самих себя, здесь нет никакого дела; и уже давно. Тем более - перевернуть вам этот мир - никто не даст. Здесь на каждой кочке свой «боярин» сидит. Помните – если, может, вы читали Писание – архангел Гавриил говорит Даниилу о демонах – князьях Персии и Греции, как о владетелях их. Понимаете, о чём речь? Здесь просто так кирпичи не падают, как и говорил тот же небезызвестный Воланд. Здесь «не у быстрых победа и не у мудрых хлеба амбар». Помните, - опять же, если знаете – Великую китайскую  флотилию – чудо из чудес? Могли бы ещё тогда стать властелинами мира, но… не их был ход. И следующий император просто тупо сжигает весь свой флот. И всё – вы банкрот, ход переходит к следующему игроку, как и было уже расписано. Понимаете?
Техника когда работает? Когда там всё отлажено и запрограммированно. А кто же вам даст в эдакой махине навороченной – это вам не какая-нибудь плазма или смартфон последний – чего-то там переворачивать без предварительной записи?
Алексей сидел молча.
Но, я собственно, и говорил, в сущности, чтобы, именно, говорить – пусть хоть создавая некий фон участия и поддержки в эти непростые для него минуты очередного прозрения в жизни.
- Твою мать… - опять прошептал он, но уже едва слышно: - Ладно… Да, дела…
- Ладно, Алексей. Отдыхайте пока. Меня зовут Сергеем. Мы ещё пообщаемся с вами за эти два дня. Я думаю всё же, что это всё только к лучшему. Ладно, отдыхайте…

VIII

Далее в течение этого первого дня я оставил их в покое до самого вечера. Я хотел, чтобы люди немного пришли в себя и оправились от моего признательного потрясения. Вечером же я опять имел беседу со всеми тремя участниками этого мрачного клуба под таким радужным названием «Новая жизнь».
«А ведь, в сущности, - подумал тогда я с улыбкой: - название-то может и оправдать себя ещё во многом». Потому что, действительно, вечером беседы со всеми тремя прошли в очень тёплой обстановке. Фактически, долго говорить с Марфой и Горацием на эту тему  и не пришлось. В особенности с Горацием, который и сам уже, от начала, можно сказать, чуть ли не с приветствия, изъявил желание вернуться на Большую землю. Очевидно было, что человек уже всё реально обдумал за целый день и успокоился.
- Да, я, действительно, подумал – говорил мне он, потягивая тот же гранатовый сок – как выяснилось: - что ему есть, за что сказать спасибо – пускай не реальность, но тем не менее, он открыл мне с помощью, пусть даже и гипноза, но такие картины во мне, что – кто теперь помешает мне  всё это издать ,как свои версии событий и кто может мне доподлинно возразить, что этого, дескать, не было?! – и он с чувством, помню, даже рассмеялся при этом.
Да, с этим товарищем проблем в этом плане уже не намечалось. Клиент, так сказать, готов к внедрению обратно. Светлане же, как и всякой нормальной женщине пришлось  мне ещё много выговориться за всю эту тему, за неверный род мужской; но я разглядел в ней и тихое, но верное желание испытать на себе руку Отца, в чём я её, лично, получается, немного убедил в ходе наших бесед. Так что, раз человек сейчас не твердил ни о петле, ни о конце света, то можно было быть почти уверенным и за день последующий – что она ещё только более укрепится. Если, конечно, не впадёт  в депрессию – что тоже бывает. Но забегая вперёд, скажу, что здесь такого - депрессии - не случилось. И хоть, и была тоска, конечно, вселенская и во взгляде; и во всём (ну, это и понятно – боль от разрыва, есть боль - по любому), но я ясно видел – и уже твёрдо пробивающийся в ней росток жизни и желания.
Так что, повозиться, в некотором плане мне пришлось, разве что, с нашим вторым участником  -  под красною крышей–потолком - Прохором–Павлом. Он был, во-истину, растерян. В частности, и от того - что он достаточно уже расслабившись здесь за этот месяц, теперь просто, даже боялся возвращаться обратно. Потому что, просто, не знал, что ему может принести этот завтрашний день. А так как он знал, что скорее всего, ничего хорошего – то и побаивался даже этого возвращения. Или лучше и точнее сказать - что мысль его эта вовсе не радовала. Хотя, в принципе, с другой стороны, его также не радовала и мысль о смерти. Он просто не знал – что ему делать; не знал -  как зажатый в самый угол человек.
И вот, фактически, весь этот второй день я и провёл в беседах с ним.
- Понимаешь, Павел (этот второй день мы были с ним уже на «ты»), здесь какое дело в этой жизни.
Вот, согласись, ты не можешь сказать, что был здесь счастлив за этот месяц, верно? А почему? Почему – как говорит хозяин и я сам то видел – ты, по-началу всем очень довольный, потом вдруг стал крайне нервничать? Тебя перестало уже всё  то радовать. Ты выдумывал всё новые и новые дозы для своего больного сердца, чтобы оно, хоть как-то, ещё отреагировало и ты бы получил очередной этот приход радости. Но всё уже было не то, не то и не то…, что вызывало в тебе раздражение и тихую злость. Ты стал издеваться над всеми этими «звёздами», бывшими на время в твоём распоряжении – как будто они виноваты, что ты их не любишь, равно как и они тебя. А мысль о скорой расплате и вовсе обнажала всю глупость и никчёмность этих занятий. Так в чём же дело?
А дело в том, что радость и счастье – это, действительно, понятия не внешнего, а внутреннего характера. Они, действительно, не зависят , по большому счёту, от приобретения чего-то там или убытка. То всё лишь обусловлено короткими эмоциями, как и все твои приключения. А счастье делается чрез постоянную! тихую радость огня в груди – что даёт нам внутренняя – это во-первых, а потом уже и внешняя гармония вокруг человека. Но заметь, даже и внешняя – не абы какая -  а красивая, я бы сказал, гармония. А что такое, вообще, гармония и красота, Павел?
Коротко говоря, это закономерность. И закономерность закономерностей – что называется , уже узорами красоты.
А счастье – это, в свою очередь, такая тонкая, но сверх реальная грань,  как, вот, хоть на примере того же секса у женщины с двумя различными партнёрами. Где один из этих мужчин  - может даже более способный и хорош собою, но второго – она любит.
И ты понимаешь, что тут за оказия происходит: от одного - это только тошнотворное изнасилование, а со вторым у неё сказочное блаженство. А ведь всё практически тоже самое и те же позиции и даже может тот первый ещё более «технически наворочен». Вот так-то. Вот так и с деньгами твоими в этой жизни – если в душе у тебя соловей, так скажем, не поёт, то тебе это всё - рутина.
И раз счастье так неразрывно связано с гармонией и красотой, то можно сказать, что его уровень зависит от степени обрезания.
- В смысле, на члене, что ли?
- На голове на твоей, Павел. И если это в плане понятия восприятия красоты, то это - обрезание духа, серьёзно. Поясню. Итак, что мы называем красотой?
- Ну, это относительное понятие.
- Да нет, брось. В основе своей она не относительна. Относительны её формы – это я согласен. А по роду своему – что это такое?
- А, ну это закономерность или узоры закономерности.
- Вот именно. То есть, мы сразу понимаем, если гардина висит криво, а человек одет нелепо. Почему? Потому что нарушены гаммы. А гаммы – это не абы как, а обрезано, подрезано, выборочно, согласно определённому принципу.
А сам принцип – это, по сути своей, и есть обрезание. И как в плане духа – то это обрезание желаний, стремлений и поступков. Понимаешь? Так что, здесь вот какой парадокс – чем больше себя человек урезает и подрезает, тем больше приобретает и выигрывает от этого.
Я сейчас вспомнил одного молодого человека, кстати. Он, как-то раз, рассуждал у меня дома о тех диких племенах, которые ходят чуть ли не голые. Ну, по крайней мере , у женщин там бюстгальтера нет. И вот на его взгляд они этой своей распоясанностью и «свободой» лишили себя всякого очарования женской груди. Она для них, может, не важнее локтя.
- Да, я помню, - улыбнулся тут Павел: -  показывали или говорили о племени голых людей, где в женщине сексуальным местом считался  затылок, потому что лишь это место у них было прикрыто волосами.
- Вот, вот. Вот вам и пример. Само понятие культура – это обрезание, по сути.
- Но хотя, - вновь улыбнулся Павел, поднимая свое лицо к экрану: -зато у тех племён болезненной зависимости не было от этих грудей.
- Зависимости? Да нет, Павел, здесь не грудь виновата. Здесь дело не в груди и не в заднице женщины, а в сердце человека, в сердце мужчины. У твоей матери же тоже , наверное, грудь есть, да? Всё зависит от того – «как!» он смотрит на это. Вот и всё. Так что, надо воспитывать себя, чтобы тебе было по настоящему хорошо и интересно. В оригинале, это должны прививать нам наши родители. Но то всё, опять же, «в оригинале». А мы-то, как говорится, все жители "Китай-города"- а потому, нужно самим работать над собой. По крайней мере, того требует Сатана – чтобы люди сами себя спасали. И Иегова, в принципе, с этим согласен. Мы должны сами этого хотеть и явно показать – насколько. А Он поможет. Лишь бы у человека было желание учиться не просто учиться, а у Него учиться.
А так, в этом «Китай-городе» и не разберёшься – кто здесь хороший, а кто плохой. Всё спутано и перепутано. И судить-то людей не знаешь как, так потому - и не надо… Ведь подлинную сущность человека в этом мире не разглядишь. Потому что все вокруг – лишь персонажи чьих-то историй, в которые они сейчас вовлечены. То есть, чтобы ещё проще было – эффект Маугли – куда попадёт. И это не просто красивая банальность. Это истина. Читал в своё время, ещё в советской литературе, о 48 Маугли, найденных в самых разных уголках  земли. Воспитателями были и волки, и ещё кто-то, но в большинстве – обезьяны. Но факт тот, что куда попадал – тем и был. Потом уже у нас они не приживались, умирали. Так и здесь, человек всегда, во-первых, руководствуется инстинктом самосохранения, примеряет по жизни те наряды, которые будут ему доступны в его гримёрке. И требовать чего-то от него сверх того просто глупо. Он действует согласно заложенной в него программе. И лишь избавившись от этого страха, от этого наследия нашего папаши Адама, человек может заиграть своими подлинными лучами и красками. В каком смысле я имел в виду – Адамаво наследство? А почему Адам и Ева спрятались и почему захотели одежду? Потому что, ходив до того дня по Эдему хозяевами и распорядителями тамошних средств и судеб, они вдруг в одночасье ощутили себя «голодранцами» в полном смысле этого слова. Они вдруг остро почувствовали свою беззащитность, незащищённость от этого мира, теперь вдруг ставшим для них врагом. Мир, который теперь мог их просто поглотить и растворить в самом себе, и вернуть их  туда, откуда они и пришли – в небытие. Всё! С этого момента, рождённый в ту минуту страх пред завтрашним днём, уже не оставлял ни их, ни их потомство. Эх, почему народ так любит выпивку? Да потому что она притупляет этот страх. Н-да…
Так вот, только вновь оказавшись в объятиях Всевышнего, то есть, зная, - как говорит апостол Павел: - «Кому ты доверил свою жизнь», человек может полностью раскрыться. Потому и диву все давались как с ранних христиан, так и поныне: как это, бывшие пьяницы, гомосексуалисты, убийцы и воры вчерашние сегодня вдруг стали совсем другими людьми.
Да нет тут никакого чуда.
Они такими и были, но только внутри. Они просто скинули с себя весь этот маскарад, а те, которые вокруг и диву даются – всё также ходят, как заправские матрёшки, имея уже за плечами пару-тройку образов и сейчас одетые в три костюма – на всякий разный…
Так что, ладно, Павел, суть нашей с тобой этой беседы в чём?
То что счастье – это действительно состояние души человека, его внутренняя гармония плюс внешняя - но это далеко не всегда получаете. Но факт тот, что имея и первое человек мог, и живя в пещере быть счастлив – не имея при этом ни сотового, ни телевизора, ни даже радио. А лишь обладая нормальным здоровьем, любящей и любимой женой, здоровыми детьми и мамонтом на ужин. И потому вечером он, обняв жену и глядя в ночное небо, мог, как в том мультфильме декламировать: «Я подарю тебе ту звезду…»
- Ну да, легко дарить то, что не твое. И хорошо, и вольготно пролетарию, которому нечего терять.
- А вот, между прочем, в твоей шутке есть доля правды, Павел. Вот именно, это беспокойство из-за потери своих амбиций и отравляет душу человека.
Его с детства направили не в ту сторону. Его ,изначально, направили не в сторону сотрудничества, а в сторону соревнования: «рынок – кто смел, тот и два съел, а ты ходи голодный». Вот он – девиз сатаны, а люди, как бараны вслед за его пастушьей флейтой.
И если кого-то коробит определение Иисуса своих последователей, как послушных ему овец, знающих его голос и следующих за ним, то не обольщайтесь, воображая себя эдакими левиафанами и грозными волками.
Павел, это бараны, которые следуют за дудочкой и все пойдут под нож, вместе с их пастухом, которому, действительно, реально, уже терять нечего. Так что, Павел, давай-ка, наверное, действительно, шагнём с тобой в «Новую жизнь». Только самое главное запомни. Начинать такие вещи всегда нужно «вчера», а никак не «завтра». Понял? Это есть наипервейшее правило. Как в футболе: если ты не забиваешь, то забивают тебе. И причём, однозначно. Только в жизни всё намного серьёзнее и страшнее. Потому что здесь, в этой самой жизни играют против тебя профессионалы реальные. И потому Иисус и говорил: «Никто из положивших свою руку на плуг и оборачивающийся назад, не благонадёжен для Царства Небесного». А в другом месте сказал, пусть и в аллегории, но имея в виду тоже самое:
«Предоставь мёртвым хоронить своих мертвецов, а ты следуй за мной». Я надеюсь, ты понял меня; так что завтра я буду говорить с хозяином, да?
- Да понял я, - ответил он мне так же хмуро в пол, как и при первой нашей встречи.
- Ну, до скорого – улыбнулся тогда я и отключил связь.

IX

На следующее утро хозяин вышел со мной на связь за завтраком.
- Доброе утро, мусью Гулливер, - услышал я его весёлое приветствие, как только перешёл к кофе.
Я улыбнулся: - У вас, я вижу хорошее настроение.
- А что мне печалиться? Вы свою миссию – назовём её так – выполнили, как я считаю, вполне успешно. Все захотели обратно. Это приятно. Ну, что же… - Он снова коротко и довольно засмеялся: - Теперь переходим ко второй части нашего марлезонского балета. Теперь, сегодня программа у нас такая. Раз никто больше у нас в прогулку не собирается, а все хотят домой, то, значит, объявите им такое вот условие. Я могу пойти им навстречу, но, само собой, в разумных пределах. Вы объясните им, пожалуйста, дорогой мой, мусью доктор, что у нас правила обычные, как и везде. То есть, вход – рубль, выход – три. Нельзя так просто наесться чего-то где-то до отвала – даже нажраться, прямо скажем – и уйти потом просто домой, ничего за то не заплатив. Я ведь не могу такого допустить, ибо я сам тогда могу потом по миру пойти и придётся мне самому потом уже искать где-нибудь подобный клуб.
В общем, суть дела такова. Я повторяю; я пойду им навстречу, но в разумных пределах. То есть, я могу отпустить одного. Бог с ним, с убытком -  не в деньгах же счастье - как я вас послушал тут за эти дни.
Так что…
Я обомлел: - К-как это одного..? А зачем же тогда всё это?
- Не понял, извините. Это вы сейчас о чём? Это, типа, я ещё и не хороший, да? Это ситуация, прям как с Богом, ей Богу…
Я явно улавливал некую шутливость его тона, но вместе с тем и знал то прекрасно, что он, абсолютно, не шутит. Я уже достаточно хорошо знал этот его тон. Он, вообще, просто так ничего не говорил – как я уже давно заметил и понял то основательно.
- С вашей-то идеологией-то, - продолжал он между тем: - какая вам-то разница? Ну, умрут – потом встанут, воскреснут уже умными, вами просветлёнными и пойдут себе гулять по вашему тридевятому 1000-летнему Царству. Вам-то что за забота? Вы, можно сказать, господин хороший, мусью  Гулливер - аж три  души тута спасли. Радуйтесь.
- Я не понимаю, просто, зачем вам это? Вам что, это доставляет удовольствие?
- Значит так, дорогой мой. Вы, что-то, я смотрю, забываться стали. Вы что решили, что попали в душевную больницу имени святого апостола Павла? Да ещё на должность главврача?
Вы прекрасно знали, кто я и что у меня тут – не «шарашкина контора»: захотел – пришёл, захотел – ушёл. Эти ребята должны понять, что жизнь – её на базаре у бабушки, как кулёк семечек, не купишь подешевле. Это вещь дорогая. А у меня, товарищ доктор, контора, я повторяю – серьёзная. Так что, посоветуйтесь там с каждым в отдельности за сегодняшний день. Пусть решат, кому из них больше всех, обратно надо. Того и отпустим с Богом. А запчасти других двоих шутников уже люди ждут. Они им для дела нужны. Так, что, давайте, отбой. Завтра в это же время жду вашего доклада об вашем избрании. Можете не бояться ответственности за свой выбор, потому как я, выслушав вас, всё равно буду решать сам. Хотя, может и одобрю ваше мнение. Итак, отбой.
Ещё раз, приятного аппетита вам и нашим дорогим, в буквальном смысле слове, финалистам.
С полчаса, не меньше, я приходил в себя от таких новостей, гуляя по кругу комнаты, среди всей этой буйной и диковинной растительности. Наконец, я решился. Я решил каждому подарить надежду, обещая его кандидатуру, но и упреждая о своеволии нашего господина Гудвина, не только Великого, но как оказалось, ещё и действительно Ужасного.

;

- Света, я говорил сегодня с Хозяином, но новости неважные. Оказывается, он решил проявить милосердие, но в строго обусловленной сумме. То есть, он готов отпустить в новую жизнь лишь одного из вас. Вот такая вот не весёлая у нас с вами получилась песнь, а я её, получаюсь, как - запевала.
Я замолчал. Света молчала тоже.
- Нет, ну его понять тоже можно, в принципе, - задвигала она бровями, разводя при этом руки. 
Сидела она сейчас в том же самом кресле и том же положении, что и прежде; но вот одета она была сегодня, надо заметить, очень хорошо – совсем не по домашнему. На ней был чёрный брючный костюм и белая сорочка с небольшим жабо и шикарными манжетами. Выглядела она сегодня, и в правду, замечательно. Сейчас же она нервно закинула ногу за ногу и вновь скрестила руки, двигая лицом: - Да, это же, в конце концов, бизнес. Я понимаю. Итак, ваше решение?
- Я думаю предложить вас. Но у него, правда, будет своё мнение.
- Знаете, что я вам скажу на это, Сергей… - на секунду она прервалась здесь, выражая на лице своём некую свою внутреннюю борьбу: - Скажите, что я отказываюсь от его услуги в пользу этих двоих несчастных.
- В смысле? – не понял я: - Но почему? Вы жертвуете? Зачем?
- Да, можно сказать, я жертвую, но успокойтесь, Серж. Это никакой не подвиг, так что не спешите этим восторгаться. Видите ли, в такой ситуации я, по-моему, просто выбираю самое лучшее и оптимальное решение. Даже выгодное, если хотите.
- В смысле?
Она немного тяжело, но всё же слегка нервно рассмеялась: - Видите ли, раз так упали кости, что на волю приходится выходить только через чьи-то трупы, то уж лучше тем трупом лягу я. Потому что воля-то эта иллюозорная  - о чём мы с вами тут и говорили эти два дня кряду. Да я и до вас то превосходно знала, что там – гадюшник. Так вот, чем жить и бороться в том самом гадюшнике с определённой долей вероятности попасть в светлое будущее, то уж лучше сразу положить себя здесь, зато с полной уверенностью в том, что ты – уже там… Потому как, я это делаю для Него. Потому что в Его глазах – это жертва. И если Он и, в правду, такой хороший, как вы мне тут Его описали, то Он - заметит и мы с Ним ещё, стало быть, свидимся, так сказать. А нет – так и не стоит, как в том объявлении этого клуба говорилось : «выуживать жаренные семечки из крупного дерьма!.
- Ну, что ж, я передам ваше пожелание. Отдыхайте. Кстати, прогулки в «лифте»  не хотите?
- Вы, чё, издеваетесь?
- Извините, но я должен был предложить.
Засим я и откланялся, от души проклиная про себя этого великого Гудвина и его идиотские распоряжения.



;

- Здравствуйте, Павел. У меня не совсем радостные новости для вас.
-Что, отклонили прошение?
- Ну, не совсем чтобы. Но, как это, вы, прям так, в точку?
- А чё здесь ещё из новостей может быть? Одна хорошая, другая – плохая. Третьей не дано.
- Да, ведь, и верно подметили. В общем, он готов отпустить, но только одного. Вот ,так вот.
- Ну…
Павел опять повторил этот свой излюбленный жест: руки в колена и глаза в пол. И шмыганул при этом: - Ну, значит, так. И что..?
- Я выберу вас, но там – всё будет решать он.
Павел покачал головой: - Спасибо, конечно, но, может, лучше кинуть кости… Чтобы честно… И без обид… Лучше это. Предложите, я согласен.
- Хорошо, Павел. Я предложу. Прогулку не хотите?
- Да нет, вы чё…
Он тяжело вздохнул и ещё ниже и глубже уставился в пол.
- Увидимся, Павел.
Он просто молча покачал мне головой, всё так же, не подымая лица.

;

Я, почему-то, как предчувствовал, что с нашим Лешей – Горацием разговор, несколько, затянется. И потому, в начале, пошёл и сделал ещё кофе.
- Алексей, новости не совсем, прямо скажем.
- А что такое?
Алексей сидел сейчас в кресле перед монитором в стильном  халате и босиком. Он, по своему обыкновенно, пил всё тот же гранатовый сок.
- Отсюда выйдет только один.
- Хм… - усмехнулся он: - Хм… «Интересно девки пляшут». И кто?
- Выясняется, но я, лично, думаю предложить вашу кандидатуру, а там он уже будет решать сам.
- Спасибо.
- Нет, но, действительно, - добавил он ещё через пару секунд: - Всех жалко, кто спорит… Но если разобраться в плане пользы, то… Извините, от этой девки, ну что от неё…? Ну, родит кого-то. Но я сомневаюсь, что Богу сейчас планы по нашему мясу нужны…, по-моему, его и так – через край. Не знаю… Наоборот, как я знаю, говорится: «Берегитесь, чтобы не застали те дни вас во время беременности  вашей…»
Ну, а этот паренёк – наркоман. Ну, здесь, о чём говорить, вообще… Нет, ну это хорошо, если исправится, это понятно. Но, вот, это «если»… Нет, ну если есть выбор, то в плане пользы… Я-то сейчас знаю, что я могу наворотить в мире делов достаточно… То, сколько мне открыли здесь наш Великий Гудвин за этот месяц, это… Ну, это, просто хвала ему! Я, действительно, теперь понимаю всё то чудо, что он совершил. Поэтому, я, конечно, мог бы сейчас развернуть что-то полезное в этом мире, что-то привнести в него.
- Да, я так тоже думаю.
- Ну, вам спасибо тоже отдельное, да…, и за понимание тоже…
- Да нормально всё…
Поскольку он был у меня последним «пациентом», то я не спешил, а он имел большое, по всему, желание выговориться. И потому я ещё с полчаса так пробыл у него, не мешая этому человеку излить мне свою душу.
- Обидно будет, - сказал он, помню в завершении: - в начале, добившись успехов в финансах, всё потерять в одночасье; а теперь, вот, ещё более разбогатев в плане духовном – ведь, я могу стать сейчас реальным писателем со своим исключительным взглядом на историю – и потерять всё вновь.
- Мужайтесь, Алексей, до завтра. Я, повторяю, буду просить за вас. Я думаю, прогуливаться вы больше не хотите?
- Нет, нет, что вы… С этим покончено. Это всё теперь  не то уже. Спасибо вам.
- До свиданья.

X

Утром за завтраком Гудвин объявил мне своё решение.
- Здравствуйте, мусью доктор. Что скажете?
- Говорите вы. К тому же, вы всё прекрасно слышали, как я то уже понял, а потому…
- Это понятно, но ваше мнение?
- Прохор предлагал кости и я, в принципе, с этим согласен.
- Кости говорите? Как в горле гости? Как вам такой каламбур канибала? ...Ну, что ж, будут ему кости. Пускай будет по слову его. А девушка свободна. Объявите ей. Пускай готовится к отъезду. Завтра её отправят домой с небольшим приданным. А этим двоим объявите, что вечером им подадут два коктейля. Один с живою, а другой с водою мёртвою. Выбирать будет Гораций, раз предложение вышло от Прохора. Какой кому достанется – как лягут кости… Всё, отбой. Благодарю за службу, господин Гулливер. Хорошая работа. Сегодня финал. Потрудитесь ещё немного.
Открылось это немногое мне уже непосредственно вечером, перед раздачей коктейля.
К вечеру мне было разрешено увидеться с ними  уже лицом к лицу, самолично подавая им. Таким образом, я впервые увидел Светлану во-отчую – равно, как и она меня – подавал ей небольшой кувшинчик молочного коктейля.
Она, конечно, тоже была удивлена:
- Так вы, получается, как оказалось, первое живое лицо передо мной за весь этот месяц, Серж? Спасибо вам за всё. Может ещё увидимся. Адрес мой вы, наверное, знаете?
- Может быть, - я от души улыбался ей в ответ.
Когда же я подошёл к окну Горация, то ставя перед ним поднос с этими двумя высокими цветными бокалами, я сказал ему то, на что был уполномочен:
«Вот два бокала, господин Горацио.
Один из них тут красный,
А другой у нас тут синий
Но хозяин передал, что нынче падает вам смерть
Примите же бокал и
будьте счастливы вы в мире том ином
Не поминайте лихом там
наш скромный тихий дом»
- Я так понимаю, что у меня, всё же, есть, наверное, выбор? Или как?
- Ну, конечно. Это же кости, просто кости…
Алексей твёрдою рукой и сжав при этом скулы, взял красный бокал и тихо процедил:
- Благодарю.
- В начале выпейте, потом благодарите.              Алексей выпил его залпом и ушёл к себе на кресло, ни разу более не обернувшись.
Я увидел лицом к испуганному и бледному лицу, и Павла.
Да, паренёк, явно был напуган, хоть и старался не подать в том виду. Всё в том же хлопчатом пусере с этой дурацкой надписью: «Дракониан».
Я молча подал ему оставшийся синий бокал и пожелал спокойной ночи.

Эпилог

В эту же ночь меня и самого доставили домой.
- Кто остался у вас на «разбор полётов» и «костей»? – спросил я хозяина этой ночью при последнем нашем диалоге по связи.
- Ваш Павел, а по нашему – Прошка сегодня ночью вместе с вашей Золушкой отправляются домой. А Горацио вам надо было бы сказать, что Богу помогать не надо. Пусть бы сам себе хоть помог. Но мы теперь побеспокоимся, чтобы его желание быть полезным обществу исполнилось, как можно более подробно. Мы его разберём, как можно, тщательней. И, в принципе, он уже в процессе…
Ладно, Гулливер, я думаю, вы на нас не в большой обиде на этот раз? Верно? Ладно. Долго прощаться – плохая примета.
- А что, к дождю? – как-то невольно даже, пошутил я из-за вдруг накатившего на меня прилива радости за Павла. Не поймите меня превратно, мой дорогой читатель. Я, вовсе, не злорадствовал этой глупой и преждевременной гибели Алексея. Но я и ничем не мог ему помочь, согласитесь. По крайней мере, в этом мире.
Я просто сейчас был очень рад за спасение Павла – такого нескладного, сутулого и долговязого, с этой дурацкой надписью во всю грудь «Дракониан» - группы, которой, я уверен, он ни разу и не слышал.

5.VI.16г.