Глава из книги «Опочка в зеркалах легенд»
…Этот фольклорный сюжет – об ушедшей в землю церкви – относится к числу так называемых бродячих. Наверно, нет местности, где подобного удивительного происшествия не случалось бы, по рассказам людей, в старину.
Как правило, православный храм или часовня скрывается в земле во время каких-то трагических событий, чаще всего войн, чтобы избежать осквернения врагами – язычниками и иноверцами. По легендам, происходит это, большей частью, во время церковной службы, когда люди в храме молятся о небесной защите и звонят его колокола. И потому впоследствии, спустя века, на месте, где ушла под землю церковь, в тихие ночные часы из-под земли слышится колокольный звон и звучит молитвенное пение.
В Опочецком районе называют несколько мест, где ушли под землю церкви. Среди них городище Коложе, Мокрая (Екатерининская) горка и Поклонная горка в окрестностях деревни Теребени, окрестности деревни Водобег и бывшего дворянского имения Кротово.
Мокрая горка находится прямо возле дороги между деревнями Рясино и Норкино, километрах в двадцати пяти от Опочки. Пожалуй, это городище в настоящее время уже не имеет оснований носить такое имя, потому что после дорожно-строительных работ незамерзающий ручей, который протекал у его подножия и дал ему название Мокрая горка, исчез. Что-то было безвозвратно нарушено.
В сообщении краеведа А.И. Белинского об источнике возле Мокрой горки, относящемся к 20-м годам прошлого века, говорится:
«По дороге в Камено, у подножия Мокрой, или Екатерининской, горки, есть колодец-родник, кристально чистая вода которого признавалась и признается священной. Богомольцы, посещающие погост Камено, часто опускают в колодец монеты, черпают и пьют воду «во исцеление души и тела». Писаной истории колодец не имеет, но можно предполагать, что он в свое время обслуживал крепость. Возможно, что здесь когда-нибудь была церковь. Во всяком случае, сохранилась легенда, что церковь здесь ушла в землю, когда враги завоевали крепость».
Исторических сведений о крепости на Мокрой горке не сохранилось никаких. Практически ничего не дали и археологические раскопки. Если подняться наверх, на площадке городища еще заметны остатки земляного вала, шедшего по её периметру. Она очень невелика – всего 0,12 га.
С Мокрой горки открывается красивый вид на идущую внизу дорогу и окрестные леса; на самом городище и на его склонах растут сосны, высокие старые березы, на южной стороне – коренастый раскидистый дуб. В мае наверху, на солнечном припеке, цветёт целая лужайка купены – близкой родственницы ландыша, длинные зеленовато-белые колокольчики которой тоже обладают довольно сильным приятным запахом.
О Поклонной горке возле Теребеней местные жители рассказывают такое предание.
До того, как в XVIII веке построили Воскресенскую церковь на деревенском кладбище, храм стоял за речкой Серебрянкой на Поклонной горке. И однажды эта церковь скрылась в земле. Почему – легенда не объясняет. На самом верху горы до сего времени сохранилось небольшое углубление. Старики очень чтили это место, ходили туда молиться.
Рядом с Поклонной есть еще одна горка, её называют Роговка. Там еще видны следы былых построек – фундамент и остатки подвалов. Но ничего таинственного или мистического о Роговке не рассказывают. А реальность, которая связана с этой горкой, печальна, хотя таких историй в нашей стране было очень и очень много. На Роговке в начале прошлого века жил в большом доме человек, владевший землёй в окрестностях Теребеней, которого при Советской власти объявили кулаком, репрессировали и выслали прочь, подальше от родных мест.
Его опустевшее жилище стало начальной школой, просуществовавшей до Великой Отечественной войны.
Еще один рассказ об исчезнувшей в Опочецком районе церкви претендует на полную достоверность. Я услышала его на одном из заседаний опочецкого краеведческого клуба «Отчий дом».
Говорят, что в окрестностях деревни Зуйково церковь не ушла под землю, как это случилось на Коложе, на Мокрой и Поклонной горках или недалеко от Кротова; она просто сползла в озеро. Как утверждают местные жители, и сейчас, нырнув в это озеро поглубже, можно встать ногами на купол утонувшего храма…
Сюжет о храме и озере, но уже чисто мистического свойства, есть и в рукописях А.И. Белинского.
В Жадрах до церкви, построенной помещиком П.М. Херасковым, была другая, стоявшая ближе к озеру. «Но она ушла в озеро вместе с людьми, и даже до настоящего времени [из-под воды] слышатся-де звуки [колокольного] звона и голоса людей».
Здесь хочется сказать несколько слов о Петре Матвеевиче Хераскове. Это родной брат известного русского поэта эпохи Просвещения Михаила Матвеевича Хераскова (1733–1807). Белинский приводит дату строительства Петром Матвеевичем церкви в Жадрах – 1687 год, позаимствовав ее, видимо, из книги Л.И. Софийского «Город Опочка и его уезд в прошлом и настоящем (1414–1914 гг.)». Он явно не подумал о том, что это либо описка Софийского, либо типографская опечатка, либо Леонид Иванович тоже некритически отнесся к тем старым документам, откуда взял эти сведения. Ведь в таблице, приведенной в книге Софийского, ясно сказано, что помещик П.М. Херасков – статский советник. А такие чиновники в России появились только в XVIII веке, когда Петром I была введена «Табель о рангах»…
Добавлю, что Херасковы (исходная форма – Хереску) – старинный дворянский род валахского (молдавского, румынского) происхождения. Его первым представителем в России был Андрей Константинович Херасков, перебравшийся в нашу страну при Петре I. Петр Матвеевич – уже внук Андрея Константиновича.
Так что, по всей видимости, истинный год строительства деревянной Воскресенской церкви в Жадрах – 1787-й, поскольку, как уже сказано выше, в 1687 году, столетием раньше, в России не было ни Херасковых, ни статских советников.
Впрочем, это интересно теперь, наверно, только краеведам. Никакой церкви в Жадрах давно уже нет.
Продолжить эту главу я хотела бы воспоминанием о печальной судьбе двух прекрасных опочецких храмов – Спасо-Преображенского собора на главной площади города и Успенской церкви. Хотя они исчезли отнюдь не мистическим образом, тем не менее с лица земли пропали практически бесследно, оставив по себе всего лишь несколько фотографий, – и навсегда; и вокруг событий, связанных с их уничтожением, тоже сложились городские предания. А насколько они достоверны – Бог весть…
Как известно, первой церковью, разрушенной в Опочке, была Успенская – самая новая и красивая, построенная на деньги петербургского купца 2-й гильдии Алексея Герасимовича Барышникова, опочецкого уроженца. Я не исключаю, что у Барышникова в Опочке было много недоброжелателей и завистников, воспринимавших Успенскую церковь исключительно как роскошный долговечный памятник одному этому человеку. И потому идейных варваров-разрушителей (по разговорам, в уничтожении этой церкви принимали активнейшее участие опочецкие комсомольцы – а куда же без них?..) в самом начале 30-х годов прошлого века не остановило даже то, что проект храма был разработан известным русским архитектором, профессором Академии художеств Альфредом Александровичем Парландом.
Успенская церковь являла собой великолепное произведение искусства; она напоминала храм Спаса-на-Крови в Санкт-Петербурге. Это и понятно – их проекты создавал один архитектор. Краснокирпичные стены Успенской церкви были украшены мозаичными иконами, выложенными из ценных камней – яшмы, малахита, лазурита и тому подобного.
В книге С.А. Алексеева и А.В. Кондратени «Опочка: 1917–1941» есть описание разрушения этого храма. Как рассказывала опочанка Лина Ивановна Фоминых, Успенскую церковь не просто взорвали или разнесли по кирпичику; из её уничтожения было устроено, как сейчас говорят, эффектное шоу. Разобрав больше половины фундамента храма, под него подвели временные деревянные опоры. Затем их подожгли. Когда они сгорели, церковь медленно обрушилась внутрь… Это варварское действо наблюдало множество опочан, собравшихся на островке за рукавом Великой.
А потом, по воспоминаниям старожилов, мальчишки, рывшиеся в руинах Успенской церкви, подбирали там осколки цветных камней, прежде составлявших мозаичные иконы на стенах храма, и носили их сдавать в Торгсин, чтобы купить себе там что-нибудь вкусное или просто съестное. Времена-то были голодные…
В 1937 году пришла очередь Спасо-Преображенского собора. Как говорил коренной опочанин Виктор Иванович Телепнев, вся беда была в том, что в двухэтажном в то время северном корпусе (до недавних лет там находилось Опочецкое профессиональное училище № 1 (ранее – ГПТУ № 6) возле этого храма размещался Опочецкий районный комитет коммунистической партии. И когда в соборе шли службы, звонили колокола, всё это, конечно же, было отлично слышно в партийных кабинетах.
И вот якобы однажды вышестоящее начальство сделало опочецким коммунистам строгий выговор: как же это вы боретесь с религией, когда у вас под самым носом молебны идут!
Бороться так бороться: значит, надо собор снести. Причина нашлась быстро. Храм стоит посреди площади, мешает дорожному движению.
Когда о решении снести собор узнали опочане, многие возмутились. Чтобы отстоять храм, решено было послать ходоков в Москву, к «всесоюзному старосте» Михаилу Ивановичу Калинину. Деньги на поездку в столицу собирали по всей Опочке – ходили по городу с кружкой. Собранную сумму ходокам вручили со строгим наказом: не тратить попусту, ведь деньги народные…
В Москве опочане остановились в какой-то плохенькой гостинице, чуть ли не на постоялом дворе, и пошли записываться на прием к Калинину. Думали, придется ждать не менее двух недель. Но уже через три дня в гостинице появился человек, видимо, секретарь Калинина, и спросил: «Кто тут из Опочки? Михаил Иванович приглашает на прием!»
И опочане отправились к Калинину. Он, тепло поздоровавшись с ними и предложив сесть, сказал: «Первый раз в жизни вижу скобарей!» (В это верится с трудом: М.И. Калинин родился в Тверской губернии. Скобари много веков живут по соседству. Происхождение слова скобарь, на мой взгляд, таково: псковской – скопской – скобарь, хотя существует широко известная легенда, будто псковичей стали называть скобарями оттого, что они-де ковали скобы для флота Петра Великого. – Прим. М.Я.)
Ходоки изложили свою просьбу – не уничтожать Спасо-Преображенский собор, показали книгу Л.И. Софийского с фотографиями большого белого храма.
Калинин сказал: «Разве можно разрушать такую красоту? Я дам распоряжение, чтобы ваш собор оставили в покое!»
Опочецкие ходоки, вернувшись домой, сообщили горожанам, что скоро от Калинина придет распоряжение собор не трогать…
Однако местную советско-партийную власть на кривой кобыле не объедешь. В руководящие кабинеты был вызван начальник почты. Ему сказали: «Хочешь работать дальше? Значит, когда придет официальное письмо из Москвы, ты его не гаси (погасить – поставить штемпель с числом. – Прим. М.Я.), пока мы не разберемся с собором…»
В тот день, когда должны были взорвать Спасо-Преображенский собор, площадь оцепили. Но рассказчик этого сюжета Виктор Иванович Телепнев умудрился забраться на крышу старинного здания на Коммунальной улице (сейчас там Опочецкая автостанция) и всё оттуда отлично видел.
Взрывали аммоналом. От первого взрыва собор подпрыгнул… и опустился на прежнее место целехонький. Тогда под храм заложили усиленный заряд. Вторым взрывом собор наклонило в сторону, и по нему пошли трещины.
Затем полуразрушенный собор разбирали уже вручную. Часть кирпичей была использована для надстройки третьего этажа на северном корпусе; часть пошла на возведение городской школы № 2; часть разнесло на свои нужды население; остатки утопили в Великой…
Рассказывали, что крест с собора снимали еще до взрыва – при большом стечении народа. И человек, который сбросил его на землю, упал с крыши храма и разбился насмерть. Люди говорили: Бог наказал…
(Подобное трагическое происшествие упомянуто в статье С.А. Алексеева «История уничтожения опочецких храмов», вошедшей в книгу С.А. Алексеева и А.В. Кондратени «Опочка: 1917–1941». Но там говорится, что при разборке собора упала сверху и погибла некая женщина, оставив сиротой малолетнюю дочь.
Преданий о Божьем наказании за святотатство, за надругательство над христианскими святынями существует очень много. Л.А. Чернега (в девичестве Хохлова), в юности жительница деревни Липовец бывшей Духновской, теперь Болгатовской волости, со слов своей матери рассказала, что в Духнове упал с купола церковной колокольни и разбился насмерть человек, снимавший оттуда крест.
Другой местный житель, топтавший и ломавший ногами иконы, выброшенные из духновской Покровской церкви, вскоре после этого перенес инсульт, ослеп и обезножел. Он потом ползал в Духнове по мосту через речку Черничку на коленях, обмотанных тряпками, и просил милостыню, а жители села плевали в него.
Примерно в те же 20-е – 30-е годы прошлого века в Духнове были устроены «похороны Бога». Говорили, что организаторы обещали их участникам по пуду зерна или муки. И вот из соломы сделали чучело, положили его в гроб и с плачем и причитаньями понесли от церкви через всё село к тому кладбищу, что находится за закрытой и разрушающейся сейчас школой. Там на поле гроб с соломенным чучелом бросили в костер, прыгали вокруг огня с поднятыми вверх руками и кричали: «Бог умер!» Через некоторое время одна из женщин, «хоронивших Бога», скоропостижно умерла. На смертном одре её руки поднялись вверх – так, как она прыгала у костра. Опустить их людям, прибиравшим мертвое тело, не удалось. Её положили в гроб и просто накрыли крышкой. И с поднятыми вверх руками похоронили… – Прим. М.Я.)
И вот после того, как опочецкий Спасо-Преображенский собор был взорван, начальник почты погасил наконец-то давно уже лежавшее у него письмо из Москвы.
Как говорил Виктор Иванович Телепнев, этого человека долгие годы мучила мысль о том, что он совершил настоящее преступление по отношению к родному городу. Бывший начальник почты однажды сам рассказал Телепневу об умышленно задержанном им письме из столицы, когда рыбачил рядом с ним на Великой. Оба заядлые рыболовы, они были хорошо знакомы и на речном берегу в Опочке встречались часто…
Что ж, легенда, рассказанная Виктором Ивановичем Телепневым, очень интересна. Можно сказать, она являет собой великолепную, детально разработанную фольклорную сказовую иллюстрацию к известной русской поговорке: «Жалует царь, да не жалует псарь…»
Я называю это предание легендой потому, что документальных свидетельств в отношении попытки спасения опочанами Спасо-Преображенского собора пока не нашлось. Между тем рассказ опочецкого старожила некоторыми деталями очень напоминает другие события, архивами вполне удостоверенные. Только касается эта достоверность отнюдь не собора, а совсем иного городского храма, о чём я сейчас и поведу речь.
В последние годы исследователи, занимавшиеся темой закрытия и разрушения опочецких церквей (до Октябрьской революции в Опочке было восемь православных храмов и девять часовен; из них уцелели только кладбищенская Покровская церковь и часовня возле районной больницы), активно работали в государственных архивах разных уровней. Насколько им удалось выяснить, лишь две опочецкие церкви – а именно Успенскую и Никольскую – отстаивали в высших властных советских инстанциях их прихожане. Желая сохранить эти храмы, опочане обращались во ВЦИК. И если ходатайство верующих – не закрывать Успенскую церковь – было отклонено сразу, то Никольскую местные власти всё-таки должны были вернуть прихожанам (её отобрали у них под временное хранение привезённого в Опочку зерна).
Согласно обнаруженным в архивах документам, в Москву ездил уполномоченный от прихода Никольской церкви. Известна дата его первого обращения в Постоянную комиссию по вопросам культов ВЦИК – 9 июня 1934 года. Вскоре последовало и второе.
После рассмотрения ходатайств прихожан Никольской церкви ответственный секретарь упомянутой комиссии В.С. Агеев в конце 1934 года направил Опочецкому райисполкому письмо, в котором предложил этот храм верующим вернуть и об исполнении доложить.
Что ответил Москве райисполком и ответил ли вообще – неизвестно. А Никольская церковь вскоре разделила скорбную участь прочих опочецких культовых зданий.