***
В этот раз было почти не страшно. Какие-то непонятные, явно, злые люди, стращали, угрожали, но как-то неубедительно. Улететь от них получилось шутя. Удобно расположившись в своем любимом кресле, она легко воспарила прямо с ним. Дерзко взбрыкнув деревянными ножками перед, задранными в небо, носами разбойников, взмыла на безопасную высоту и безнаказанно показала им язык.
Кресло держало уверенно, повиновалось каждому, чуть заметному движению тела, словно они были одно целое, беззаботно хулиганящее существо. Минут пять поглумившись над злобно подпрыгивающими, в тщетных попытках достать ее, врагами, она весело помахала неприятелям ручкой и уверенно сиганула немного вверх и вперед, намереваясь сделать кружок-другой над любимой красотулечкой планетой.
Жадно захватывая всем существом быстро сменяющиеся картинки ласковых синих морей, темно-зеленых влажных джунглей с ярким желтым жирафом, смачно поедающим сочные листья (Почему жираф? Да, потому что, красиво очень! А ему еще и вкусно! Когда еще привалит такое счастье?) затормозилась в летнем, солнечном, грибном дожде, и набарахтавшись вволю под теплыми радужными каплями, отпустила себя в вышину.
Привычно миновала коварную сеть линии электропередач и, уверенно набирая высоту, направилась в бархатный звездный космос.
Такого разочарования она не ожидала никак. Еле успев затормозить, остановилась в миллиметре от бетонной стены, вернее потолка, покрывавшего все пространство над головой. Насколько хватало взгляда, тянулась серая тяжелая плита, преградившая путь полету, радости, счастью.
Она пролетела еще вперед, ощупывая вспотевшими от волнения ладошками, бездушное препятствие над головой. Ни единой щелочки. Не пробиться, не пролезть.
Стало трудно дышать. Кресло тревожно дрогнуло под ней и предательски растворилось в воздухе.
Всем навалившимся земным весом, с сердцем, выскочившем из беззвучно орущего открытого рта, она рухнула вниз…
***
Дневник.
Сегодня 07.11.1986г.
Сколько всего произошло.
Мишкины родители выменяли нам однокомнатную квартиру в новом доме. Когда зашла первый раз, поразил запах. Запах новой жизни и сбывшейся мечты! Мой собственный дом! Ого-го!
Из окна пятого этажа виден огромный двор с хоккейной коробкой. Гуляет куча ребятишек с молодыми мамочками. Благодать!
Это ничего, что пока все пусто и бедненько. Какие наши годы!
Сегодня Мишка должен купить бумажную ленту, заклеивать окна. Дует страшно. Лёшка мерзнет. А ему-то всего 3 месяца. Кстати, как раз сегодня!
Мишка из института ушел. Устроился на полставки в институт геологии. Почему на полставки? Теть Нина говорит, что он себя ищет…
Я бы тоже не прочь себя поискать, но обязанности ведь никто не отменял?
Зарплаты его я не вижу, благо у меня пособие нормальное. Не зря я восемь месяцев в проектном бюро отработала, теперь год, хотя бы какую-то свою денежку буду иметь. Пригодилось всё же черчение... И тёте Нине спасибо. А так, кто бы меня взял?
Как бы Мишку убедить не быть таким категоричным в воспитании сына? Так рьяно взялся. Начитался медицинских советов, что ребенка надо воспитывать строго по часам. Подходить, брать на руки, кормить, не чаще чем через четыре часа. Головы бы пооборвать, тем, кто это все сочинил. А если ребенок плачет?
Но Мишка задался целью воспитать спартанца и кроме своего мнения никаких других для него не существует…
Раздался звук отпираемой двери. Тоня быстро захлопнула дневник и засунула в серединку стопки книг, лежащих пока прямо на полу в углу комнаты.
Миша хлопнул дверью так, что спящий Алёшка вздрогнул, проснулся и заплакал.
Тонино мирное настроение улетучилось в одно мгновение.
Подошла к ребенку, с опаской глядя на часы, хотела взять на руки.
- Не бери его!
- Почему?
- Ничего, поорет маленько и успокоится. Пусть мужиком растет.
- Он еще маленький, - настаивала Антонина, протягивая руки.
- Не бери, сказал. Нечего поважать.
Она отошла от кроватки, села на диван. Дождалась мужа, называется.
А муж уже прошествовал на кухню, там же снял носки и положил их на холодильник. Достал кастрюлю с супом и поставил на плиту греть. Внутри у Тони уже все клокотало от злости:
- Ты бы хоть переоделся и руки помыл.
- Успею.
Заметив носки, съязвила:
- Завтра утром не спрашивай меня, где твои носки…
- Ничего, я знаю, куда их положил.
- В следующий раз, видимо уже прямо в холодильник положишь? А что? Конечно. Чтоб не испортились…
Презрительно пожав плечами, она развернулась и ушла в комнату. Лёшка плакал не переставая. Посмотрела – пеленки мокрые. Слава богу, вот и повод! С облегчением взяла сына на руки, обняла, стала распеленывать. В затылок уже злобно дышал муж:
- Сказал, положи на место!
- Он же мокрый!
- Пусть терпит!
Выдрал, уже начавшего успокаиваться ребенка из рук матери, положил в мокрые пеленки. Под усилившийся рев сына, угрожающе повернулся к молодой жене:
- Не лезь! Нечего мне из мужика тряпку делать!
Судорожно вздохнув, Тоня еле сдержала подступившие к глазам слезы. Повернулась и выбежала на кухню. Села на табуретку и, отвернувшись от двери, невидящим взглядом уперлась в окно.
Миша зашел следом. Налил в тарелку суп и, ничего не говоря, стал есть.
В комнате захлебывался плачем сын.
Всё! Сил, терпеть это издевательство, нет! Подскочила с табуретки, но была тут же поймана и принудительно усажена обратно. Выкрикнула с ненавистью в лицо мужу:
- Ребенок мокрый! В комнате холодно!
- Я сказал, сиди! - Услышала в ответ злобное шипение.
Михаил поднялся и вышел из кухни, закрыв и подперев стулом кухонную дверь с другой стороны.
Ребенок в комнате уже сипел. Тоня кричала:
- Выпусти меня. Пожалуйста, выпусти меня!
Муж молчал. Ребёнок плакал. Как раненый зверь, посаженный в клетку, она металась по кухне в поисках выхода. Душа вопила от ярости.
Остановилась. Глубоко вздохнула. Осмотрелась. Взяла кухонное полотенце. Намотав на руку, со всей силы саданула посредине стекла, вставленного в дверь. Расколовшееся на три большие части стекло со звоном рухнуло в коридорчик. Пригнувшись, чтобы не задеть осколки, оставшиеся в двери, перелезла на другую сторону. Когда выпрямлялась, получила мощный удар кулаком в переносицу. Потемнело в глазах, поплыла голова. Чтобы не упасть, раскинула руки и уперлась в стены коридорчика. Дождалась, когда зрение сфокусируется и, увидев перед собой растерявшегося мужа, посмотрела так, что перечить ей в эту секунду никому бы не захотелось. Животное чувство подсказывало, что можно, пожалуй, вцепится в горло врага зубами…
Гордо подняв голову, без опаски, прошла мимо Михаила, зашла в комнату и занялась ребенком. Услышала за спиной стук входной двери. Прижимая сына к себе и успокаивая, обернулась посмотреть.
Ушёл. Ну и иди!
Разревелась.
***
Третий день Мишка дома не появлялся. Уже давно закончился хлеб и молоко. На улицу, в магазин, выходить стыдно. По всему лицу растекся лиловый синяк. Нос и глаза опухшие.
Тоня смотрела на себя в зеркало и с ужасом подсчитывала, сколько дней осталось до прихода матери и успеет ли за это время все зажить. Но сегодня уже понедельник и чтобы вот это все рассосалось, должно произойти чудо! Жаловаться? Исключено. Придется что-то врать.
Мама приходила регулярно по вторникам. С утра, пока Михаила не было дома. Садилась удобно на диван и начинала говорить. Тема всегда одна и та же.
Он тебя не достоин. Высшего образования нет. Профессии нет. Работать не хочет. Кроме развлечений, в голове никаких интересов… И, так далее, и тому подобное, в течение пяти часов. Вроде только замолчит, как тут же натыкается взглядом на какой-нибудь недочет, да те же самые не заклеенные окна, и понеслась по-новому. А поводов придраться, ох, как много. Было бы желание.
Доведя дочь до белого каления, дожидалась Михаила и, сказав в пространство какую-нибудь гадость про ненавистного мужика, ретировалась до следующей недели. После ее ухода в доме был скандал, затягивающийся на два-три дня…
Тоня опять посмотрела на себя в зеркало. Да. Никакой тональник не спасет. Что же врать? А по поводу достоин, не достоин – легко говорить. Еще неизвестно как мама сама жила бы со своим мужем. А тут даже и противопоставить нечего.
В голове всплыла одна история, сильно пошатнувшая веру в правильность материнского мнения.
Ей было шестнадцать. Елена Владимировна опять работала в театре, уже в реквизиторском цехе. Предстоял выездной спектакль в область.
Мама сильно заболела. Из двух человек, работников цеха, один должен был вести спектакль на стационарной площадке. Ехать некому. Абы кого не пошлешь. За один день не научишь. И артист не может остаться в нужный момент без нужной вещи. Хотя, конечно, иногда и может, артисты – они такие, выкручиваться умеют практически из любых ситуаций, но все равно – не порядок, практически срыв спектакля.
Мама запиской отпросила Тоню из школы. Кроме нее спектакль больше никто не знал. В 16.00 отъезд, надо собрать реквизит в ящики. А это и посуда, и еда, чемоданы, пистолеты, вазы, подушки… Короче говоря, пять ящиков всякого необходимого барахла.
Спектакль прошел хорошо. Без сучка, без задоринки. Возвращались поздно. Пока собрали реквизит, костюмы, пока рабочие разобрали сцену…
В автобус садились в темноте. Антонина заняла место у окна. Рядом подсел старинный мамин друг, лет сорока пяти, заслуженный артист СССР. Никаких опасений по этому поводу у девушки не возникло.
Мягко покачиваясь, автобус двинулся в путь. Ехать чуть больше часа. Уставшие за день люди от тихих разговоров и обсуждений постепенно переходили в мир дремы. Тоня тоже задремала, упершись головой в боковое стекло ПАЗика.
Проснулась, почувствовав, как руки соседа шарят по ее груди. Вспыхнула вся. С омерзением откинула от себя настойчивые руки. Вот это шок! До меня еще никто не касался подобным образом! Как он вообще посмел?! Козел старый!!!
Но сосед, тучным телом придавил ее сбоку, опять потянул руки и стал что-то горячо нашептывать девушке в ухо. Фу! Как омерзительно! И это, человек, которому мама готова была петь дифирамбы с утра до ночи?!
Что делать? А стыдно-то как!
Еще раз оттолкнула от себя. Бесполезно. Все спят. Не кричать же?! Опозоришься на весь театр!
Тоня оглянулась. Никто на них не смотрел. Кто дремал, кто задумчиво глядел в окно, отсчитывая мелькавшие вдоль дороги фонари.
Решение пришло быстро. Она стремительно поднялась, с усилием протиснулась через коленки похотливого актера и выскочила в проход между сидениями. У рабочих сцены, сидевших в самом конце автобуса, заприметила свободное место. Решительно устремилась туда. Только пара человек из артистов недоуменно подняли головы и что-то там подумали про себя. Ребята рабочие, сначала удивились, но никто ничего не спросил, и через пять минут в автобусе воцарилось полное спокойствие.
После этого случая Антонина часто размышляла над вопросом, что понятие «достоин» - сугубо личное и далеко не всегда относится к «заслуженной» интеллигенции. Маме о происшествии рассказывать не стала, опасаясь увидеть ехидную улыбку и услышать в ответ: «Сама виновата».
Но, что же делать с окнами? Новые деревянные рамы тепло совсем не держат. И не мудрено. Кое- где щели шириной в мизинец. Ленту Мишка так и не купил.
Устроила ревизию немногочисленного постельного белья. Так, эти два комплекта, новехонькие, подаренные на свадьбу. Отложила. Вот, старая, мамина еще, простынь, переданная в наследство с рождением внука. Придется пожертвовать. Села нарезАть ленточки. Потом налила в миску воды, взяла брусок хозяйственного мыла и принялась за работу…