Сколько я себя помню раньше мне не доводилось повстречать того как Зик.
Конечно я вполне могла видеть со стороны из других семей мальчишек не его возраста и не подходя к ним слишком близко и которые и вовсе не приезжали к нам в гости, а лишь гуляли по тому самому солнечному и на удивление спокойному лесу, но ни один из них совершенно не был похожим на него.Даже дело не только в его внешности и о нем самом по подробнее расскажу еще потом.
Честно если признаться это были, лишь только обычные люди, которых мы остерегались, не попадаясь им на глаза. Мы делали это специально стараясь укрыться от них как можно дольше, поэтому о существовании моей семьи и меня самой по настоящему не знал никто кроме, конечно же, лестных животных обитавших в округе где сначала ни разу не вступала нога ни одного человека. Когда же появились те самые первые люди все лестные звери, словно терпели их существование, но пока они ничего особо и не разрушали только брали ягоды земляники вместе с грибами или листья других, каких-либо растений. Некоторые же из растений по — настоящему помогали от многих и разных на тот момент болезней. Правда я особо ничем и не болела и старалась, пытается не заболеть. Ибо даже родители просто не допускали этого стараясь держать меня в тепле и уюте. Особенно в холодные вечера или морозы помогала меховая и по настоящему теплая куртка моего отца кроме, конечно же печки.
Словно похожая на шерсть оборотня в волчьем обличии, когда он еще не собирается становиться человеком. Такая же мягкая и приятная. Я любила, зарывается в ее носом, и засовывать в теплые карманы руки, грея их от мороза и просто наслаждаясь обычным для меня теплом. Хоть я тоже носила даже перчатки, но надевала их лишь в подобные холодные вечера и глубокие морозы, когда становилось по — настоящему холодно и руки нужно было по любому согреть. Зиму я тоже по- настоящему любила. Обычно мы с мамой устраивали снежные замки из холодного снега, играли в снежки, лепили снеговиков и даже надевали шапки им на головы.
Конечно же, не обходилось еще без морковок для носа снеговикам и, конечно же, веток для их рук. Отец обычно тоже играл с нами, не пропуская ни одной нашей втроем игры. Даже тогда это превращалось в забавную и приятную игру втроем. Особенно когда он носился по снежному полю пытаясь поймать меня, а я до сих пор бежала от него искренне и по — настоящему смеясь, а моя мама бежала за нами следом. У него и у нее были словно одинаковые, но все, же черные как даже крылья черного ворона волосы и такие, же черные глаза. Только отличие было в одном, что мой папа носил очки, когда читал, а мама нет. Она собственно никогда не носила очки хоть и тоже любила иногда и почитать. Да и они ей сильно так уж и не шли особо. Зато вместо отсутствия очков она еще любила заниматься кулинарным делом и по настоящему обожала готовить. От одного лишь воспоминания о ее готовке уверена у кого угодно бы проснулся в первых аппетит, а во вторых желание положить себе в тарелку еще побольше.
Особенно выходили у нее салаты пирожки и много всякой другой вкусной всячины, которую просто так не описать и словами. А надо лишь однажды просто попробовать. Мой папа тоже обожал мамину готовку. И я уверена он был благодарен за каждый день, проведенный с такой прекрасной, любящей и доброй женой и маленькой и милой своей единственной дочерью. Если бы у нас оставалось еще немного времени поговорить с друг другом и побыть с друг другом я бы и дальше ни о чем не жалела и вовсе находясь в их окружении и возможно в последний раз сказала о том как я их люблю.
Мы были по настоящему дружной и милой семьей. Однако одна первая моя встреча с Зиком полностью изменила меня, подарив мне, любовь и изменила мое представление о мире и других мирах и существах. Даже после смерти моих родителей я теперь не так сильно и тоскую о них хоть продолжаю и дальше любить их. Ведь чувствую, что теперь я не одна и выжить в большом, огромном для меня лесу теперь не представляться такой возможности.
Хоть Зик бывает рыжим волком по размеру намного больше обычного волка с золотистыми глазами и в которого превращается кроме его облика лиса, но все равно я совершенно не боюсь его. Как уже я говорила он совсем не такой как другие в ту ночь, когда однажды впервые обняла его. Он другой и все тут.
Он ведет себя словно джентльмен из старого прошлого и с такими же джентльменскими манерами. Так что быть не приличным он не как не может и в этом похожа наша с ним схожесть. Ибо я такая же как он и мне не приличие тоже не очень приятно. Хоть он и бывает настолько скромен временами.
Он добр, искренен, весел, чист душой, сердцем, романтичен и очень мил. Эта его доброта словно излучается у него изнутри как дневной свет солнца рано утром или же, как прекрасный закат поздним вечером. Хоть исключением из его доброты составляли только его враги, которых он побеждал, что бы уберечь меня от опасности.
Даже когда он не смог удержать все свои эмоции во сне и выплеснул их, наружу показавшись мне вновь тем самым семилетним и беззащитным мальчиком которого все унижали и над котором все насмехались и который терпел те все дни проведенные месте с теми детьми и которые были для него адом то мое сердце снова чуть не сжалось от жалости к нему и от боли. Не возможно было смотреть на то, как он плачет, выплакивая все что накопилось у него в душе и, освобождая всю ту его боль что только он смог вытащить наружу.
Хоть я никогда раньше не сочинила песни и не могла не одной вспомнить то мне почему, то захотелось спеть самой. От всего сердца и от души. И я смогла не только его успокоить песней, но и лаской и своей искренней любовью. Почему-то у меня еще создавалось впечатление что никогда и никто раньше его не гладил, таким образом, и тем более не успокаивал. Даже если это успокаивание заняло еще бы больше времени я бы все равно оставалась сидеть, прижимая его к себе, обнимая его, так же гладя его, прикасаясь к его щеке рукой или же к щекам даже двоими руками и возможно если бы у меня хватило тогда смелости, то даже целуя его в губы по настоящему, а не просто касаясь его губ своими и успокаивала бы так до тех пор, пока ему не стало бы легче. Я никому не позволю его больше обидеть и не хочу, что бы он больше плакал. Даже если его боль не вся вышла бы наружу или не прошла бы все же то я все равно смогла бы поддержать его и главное что бы ему стало легче.
Ведь мне хочется видеть ту солнечную улыбку на его лице намного подольше, чем искренние слезы боли на его глазах, которые он не в силах удержать. А то, что у него тогда вырвался тот нежный рык означало лишь, то, что он был доволен по — настоящему искренне.
Конечно же, он, как и я, просто обожает сладкое, и читать книги.
Он умеет играть на пианино, гитаре, флейте, умеет петь, выращивать волчьи уши, волчий хвост, кошачьи уши, кошачий хвост, русалочий хвост вместе с жабрами с помощью одного из заклинаний от чего становиться очень похожим на русала и может убирать все подобное и перечисленное магически выращенное по своему желанию.
Еще разбирается в лекарственных травах, обычных человеческих лекарствах, оказанию первой медицинской помощи, ягодах, грибах, в настоящей, дикой охоте, в самообороне, так как неплохо может драться и не только в шкуре волка, но и в человеческом облике и, конечно же, в облике любого другого дикого зверя. Неплохо может драться на шпагах, мечах, стрелять из арбалета и обычного лука со стрелами. Однако врятли любой другой дикий зверь уступил бы ему в скорости. Ибо двигается он в обличье зверя, или же человека по — настоящему быстро, когда бежит и перемещается, если захочет и обычным и человеческим глазом за ним не уследить ни каким образом. Наравне с такой его скоростью лишь вампиры уступают ему в подобном и то не новички.
Еще обладает телепатией, так же как и я и обращением не только в зверей. Так что отличии от меня он может обращаться в ветер, воздух, огонь, землю, воду, камень и многое другое.
Совсем не умеет летать. Хоть много раз пытался преодолеть высоту и свой страх. Даже умеет выращивать крылья. Может я, когда нить все же научу его летать? Надеюсь у меня это получиться и еще надеюсь, что больше я ничего о нем не упустила и рассказала все.
Только об этом и его увлечении музыкой мне пришлось еще немного позже узнать и о книгах тоже. А насчет сладкого не трудно было догадаться.
Хоть о настоящем его обличии черного, крылатого с черными шипами на голове волка и совершенно белыми глазами, словно у призрака я тогда и не догадывалась. Просто еще я и не знала, что он явно прятает от меня свое настоящее обличье и в котором даже не попадается мне на глаза стараясь не испугать меня своим настоящим обликом и, конечно же, не говорит о своем бессмертии, про которое я тогда до сих пор совсем тоже не знала.
Хотя когда может, придет время тогда он все сможет мне об этом всем рассказать, а пока я лишь довольствуюсь тем, что есть на самом деле и в настоящей для меня реальности тихонько продолжаю спать у него на теплых его руках до сих пор так же прижимаясь к нему, греюсь его теплом исходящим от его тела и не хотя от него уходить и, не просыпаясь пока он несет меня на своих руках обратно в направлении дома, которого теперь и я смогу назвать своим. Что еще обо мне можно было бы такого рассказать?
Я всего лишь маленькая и четырех летняя девочка хоть вовсе и не являюсь человеческим ребенком, как было сказано еще ранее и которая случайно встретилась с оборотнем, который полностью изменил не только меня, но и мою жизнь, внеся в нее хотя бы немного сказки даже назвав меня принцессой и став мне на столько так сильно дорогим. Может я и сейчас повторяюсь насчет моей любви к нему, но я по — настоящему люблю его и когда, ни будь обязательно расскажу ему об этом.
Хотя это он и так кажется, знает, но на этот раз мне хочется рассказать ему вслух об этом и о том еще даже, на сколько он мне дорог и я готова сделать все что угодно лишь бы он был счастлив. Видеть его счастливым для меня нет большей и искренней радости и видеть то, как он улыбается. По — настоящему искренне улыбается. От этого мне становится даже чуть легче и теплее на душе.
Что касается моей прошлой личной жизни то раньше мне думалось до встречи с Дженни, что я был не в силах найти ту единственную которую по- настоящему искреннее полюблю.
Все те девушки кто были со мною рядом не были достойны не только элементарного уважения, но и меня самого.
Нет, я так на самом деле никого не унижаю, что Вы просто так оно и было. Ни одна из них не была ею. Ни одна из них не была настолько чиста и светла. Все они, открыв свои истинные сущности в свое время лишь разочаровали меня до глубины моей нечеловеческой души и показали мне кто они есть на самом деле. Истинные бестии, в которых нет ничего человеческого даже части светлой души или хотя бы совести. Нет не с одной из них я не был по — настоящему счастлив.
Не одну из них я не смог бы назвать своею, не мог приносить ей чашку чая по утрам с ее любимыми пирожными или же все что угодно она попросит из еды. Не мог, смеяться вместе с ней так легко и беззаботно может даже без причины, чувствовать, как радуется мое сердце, отбивая спокойный ритм, чувствовать безграничную свободу даже своих действий, чувствовать, что я не в клетке, не жертва которую загнили в угол, чувствовать, что смогу сводить ее куда угодно, чувствовать, что смогу любить, не отдавая ничего в замен и просто счастливо улыбаться беря ее за руку.
Такого радостного утра никогда у меня не было, и быть не могло.
Не было той, с которой я мог бы открыть так легко свою душу, свое сердце, знать, что мне туда как бы грубо это не звучало, не наплюют и что меня поддержат, поймут, искрение выслушают каким бы я не был, на домной не посмеются и не станут использовать в своих целях которые мне не интересны, от которых хочется не только держаться подальше, но и в которых и тем более хочется не участвовать.
Все они были мне противны и те девушки тем более. Все они не видели истинного меня самого, а считали, кем-то другим и которым я не родился. Тем, который сможет переступить черту дозволенного и которому это должно понравиться. Слышали бы они самих себя. Становиться просто смешно. На сколько они были слепы даже меня, не слыша. Словно демоницы не видящие света, а слышавшие только самих себя. Вот за это таких девушек я просто ненавижу.
Я не такой, каким им виделся в их безбашенных глазах. Почему безбешенных? Просто потому, что у них словно напрочь сносило крышу, и я был в этом совершенно не причем. Ни с одной из них я не нарушал данной черты, не дозволенного, противного моему пониманию, ни с одной из них не спал в прямом смысле этого слова, а не просто лежал рядом под одним одеялом. Всех их я выгнал и расстался с ними, когда каждой из них прошло время уходить. Уходить, сбежав и не оглядываясь.
Лучше меня было им не видеть таким достаточно злым. Это довольно все же страшное зрелище, которое испытали лишь они на своих собственных шкурах и которые получили достаточно пусть и не от меня самого. С ними вполне достаточно разберется сама жизнь и отплатит им то, что они действительно заслуживают.
Возможно, они и уже получили свое, но это уже будут не мои все, же говоря проблемы. Каждая за служила свое по праву.
Нет, я не настолько сильно жесток как возможно Вам может показаться по подобным моим словам. Просто не терплю еще не только подобных особ, но и такого к себе отношения, которого даже не заслуживаю, и заслуживать не должен. Я ангел хоть и без крыльев, но не черт который пускаться в пекло и делает, то, что не дозволено моралью. Может это и инстинкт, который которому многие и следуют, но ко мне он не имеет никого отношения и никогда не будет иметь.
Я другой и всегда буду другим чего бы это мне не стоило и что бы я не пережил за всю эту свою жизнь. Я устал доказывать многим тогда эту истинную правду и лучше было мне просто молча развернутся и уйти. Уйти первым, что бы не возвращаться и их не настолько жалких лиц просто говоря не видеть. С тех пор прошло много времени, и я можно сказать тогда и ту потерял веру в настоящую любовь. Помните я говорил, что никогда не задумывался о любви?
Потому что не встречал ее истинную, светлую раньше. Именно такую настоящую, родную, а не фальшь, с которой рядом не хочется жить, от которой становиться противно не только в самой душе. Я не смог обрести крылья чтобы тогда научиться летать потому, что было не с кем расправить те самые данные крылья, а с Дженни я кажется, научился летать. С ней я понимаю, что могу ей легко открыть свою душу. Ей легко можно доверить свое сердце, она его не разобьет как другие и ей можно рассказать даже о прошлом и о чем угодно. Возможно, не о таком естественно прошлом. Хотя чувствую, что и здесь она поймет меня и не станет спрашивать о наболевшем, ревновать, понимая, что ревновать то меня особо и не кому собственно. Ведь хоть она еще и ребенок, но такая, же светлая, как и я сам. Без сомнений.
Она успокоит меня, поймет, возможно, даже нальет мне чашку горячего чая, укутает в плед как маленького, поцелует в лоб, будет сидеть еще рядом со мной у камина, когда она проснется, и мы вернемся домой. Еще она будет что-то говорить или о чем-то рассказывать мне не переставая, а я буду смеяться еще от какой-то шутки тоже рассказанной ею или же просто улыбаться от того ощущения искреннего счастья что она находиться рядом со мной, что она любит меня и будет находиться рядом со мной теперь всегда.
Какое счастье будет просто ее обнять еще раз, поцеловать, возможно, на этот раз смело, по настоящему в губы, коснуться ее щеки губами, еще раз рукой ее щеки, погладить рукой ее щеку или же двоими руками ее щеки, положить свою голову ей на колени, счастливо, с нежностью, любовью смотреть на эту мою маленькую принцессу, признаться самой девочке в любви, прижаться к ней, уткнуться носом в ее плечо, зарыться тем же носом в ее волосы, шею, ощутить снова приятный запах ее волос, услышать ее радостный смех, заметить ее приятную, нежную улыбку, почувствовать то, что она гладит меня и то что я, наконец, то смогу назвать ее своею и которую искал всю свою жизнь и наконец, то все-таки нашел, а точнее она нашла меня в том лесу при нашей той случайной встрече.
Или мы просто там случайно столкнулись друг с другом? Нет, каждая встреча не случайна и наша уж тем более. Встреча наших родных сердец и душ тоже тому доказательство. А гладит она точно так же как во сне, но на этот раз ощущения были бы куда более реальнее и еще более приятнее для меня и от которых мне не хочется отстраниться, а просто наслаждаться подобной лаской прикрыв свои глаза. Что тут еще по поводу этого можно сказать?
Только что у нее ласковые руки и очень приятный голос, особенно когда она поет. Я еще во сне это тогда понял и даже почувствовал немного, что словно наконец — то попал в рай. Правда боль накопившейся во мне с тех пор сначала не дала мне этого почувствовать, но теперь я действительно это понимаю и ощущаю себя с нею как в настоящем раю, который словно был для меня наконец, то создан. А запах ее волос словно напоминает запах приятных цветов на лугу или же обычного приятного яблока.
Трудно его с чем-то конкретным еще сравнить, но он остается все же таким же приятным. Просто молча после этого я мог бы от нее отстранится, взять ее за руку и ей в глаза заглянуть с истинной любовью видя, что она улыбается мне, смотря в мои глаза в ответ таким же взглядом лишь не отпуская мою руку. Просто улыбается от ощущения того же искреннего счастья которое испытываю и я и не надо будет нам больше ничего такого что могло бы эти наши отношения разрушить.Построенные на взаимном доверии, понимании и искренней любви, не имеющей конца, только начинающейся и которая будет с нами существовать теперь навсегда.