Dействие SKY. Часть вторая. Избранные главы. Глава

Алекс Бессмертный
Глава 7

     Едва рассвело, как началась атака штурмовиков. Четвёрка Ни-24-х надвигается на наши позиции. Встречать их нечем. Все «Иглы» и «Стрелы» к ПЗРК, закончились ещё вчера. Похоже, лётчикам это известно – вертолёты идут очень низко и на малой скорости. «Крокодилы» готовятся проглотить свои беззащитные жертвы. Они дают залп реактивными снарядами, превращая всё вокруг нас в грохочущий ад. Но почти весь личный состав во время авианалёта в укрытиях: кто в ямах и окопах, кто за крепостными обломками, кто в БМД и БТР, кто в танках… Вне укрытий офицеры – Алтай, Град, Сретень, Зуй, и ещё трое бойцов с гранатомётами.
     Ручной гранатомёт РПГ-7, это оружие для борьбы с танками, бронетехникой и пехотой противника. Он не предназначен для поражения воздушных целей. Его гранаты не самонаводящиеся, не управляемые, для того чтобы попасть из него, необходимо прицеливаться. Вертолёт движется быстро, куда быстрее, нежели танк или группа пехоты. Вертолёт не ползёт по земле, а летит по воздуху. Стреляя в него из гранатомёта нужно учесть скорость его движения, высоту, направление ветра… Попасть в вертушку из гранатомёта – задача архисложная. Случаев поражения вертушек из ручного гранатомёта, всего лишь несколько десятков за всю историю его боевого применения.
     Но особого выбора у нас нынче нет. Боекомплект к ПЗРК – главному истребителю вертолётов израсходован. На танках, Т-90 и Т-80, 12,7-миллиметровые пулемёты полностью выведены из строя. Башенный зенитный пулемёт на «Абрагамсе», на беду оказался не вполне исправен – его частично заклинило, так, что стало невозможно направить ствол кверху; из него теперь можно бить только вниз по склону. Вести огонь по вертушкам из автоматов? Можно, но это скорее лишь для острастки, и для того чтобы помешать лётчикам вести прицельный огонь. Огонь из ручных пулемётов – штука более действенная, но и этим редко удаётся причинить штурмовику серьёзный ущерб. Так что, остаётся уповать, в основном, лишь на старый, добрый РПГ-7.
     Вертушки отстрелялись неуправляемыми ракетами, подошли ещё ближе, почти вплотную. Их основные цели – три наших трофейных танка. Мы замаскировали их, как могли, но вертолёты слишком близко и слишком низко, их экипажи видят свои цели.
     На концах каждой консоли крыла, у «Крокодилов» подвешены радиоуправляемые ПТУРы «Штурм». Именно ими вертушка бьёт танки противника. Алтай увидел, как от крыла крайнего справа штурмовика отделился огненный шар. Он понёсся в сторону Т-80го. Сделав небольшой зигзаг, шар угодил прямо в крышу его башни, прогремел взрыв. Крыша любого танка, значительно менее защищена, чем любая другая его часть. У нашего трофея нет никаких шансов. Танк уничтожен.
    Сердце Алтая ёкнуло от досады. «Мы столько с ним промучились, и всё зря…» – пронеслось у него в голове.
     В тот же миг Зуй, расположившийся с гранатомётом подле «Абрагамса», сделал выстрел. Граната пошла, и врезалась точно в лобовой фонарь командира вражеской вертушки. «Крокодила» потряс взрыв, и машина клюнув носом вниз, тут же взрезалась в склон прямо перед нашей передней линией, усеяв её горящими обломками. Почти одновременно, из под Т-90го выстрелил, защищавший его Град. Граната угодила в бок одного из «Крокодилов». Он задымился, закачался, но устоял. Три других гранатомётчика, послали свои снаряды в направлении оставшихся штурмовиков. Вертушки, две невредимых и одна, повреждённая Градом, начали набирать высоту, разворачиваться и ложиться на обратный курс. Два оставшихся танка спасены, Зую с Градом удалось сделать почти невероятное.
       «Зу, Град, красавчики!» – крикнул по рации Алтай.
     Пошла третья атака. Противник разворачивается в боевые порядки. Десять танков выстроились в линию, за ними движутся БТРы с пехотой. Обнаглели, идут без разведки боем. Уверены, что мы настолько истощены, что на этот раз они легко сомнут нас, или хорошо разведали наши огневые позиции во время авианалёта. «А осталось то у вас одно «старьё», ребята», – отметил про себя Алтай, разглядев в бинокль, что среди наступающей десятки танков только Т-72ые и Т-54ые.
     Мы – элитный спецназ. Наша сила не в том, чтобы ломать головою кирпичи и в одно мгновение сворачивать противнику шею в схватке, хотя, если нужно, мы можем и то, и другое. Наша сила, в частности, в том, что мы в совершенстве владеем, практически, любым оружием. Мы – профессионалы широкого профиля. В добытых нами машинах занимают места бойцы, умеющие обращаться с танковыми орудиями.
    До вражеских танков меньше двух километров, они открывают по нам огонь, они начинают пристрелку. Начинаем пристрелку и мы. Взрывы от их снарядов ложатся то ближе, то дальше от наших танков. Мы точнее. Уже подбито несколько БТР противника, есть попадания в их танки. Мотострелки начинают спешивание, выстраиваются позади танков в цепи. Господи, как же их много! Кажется, что необъятное цунами начинает расползаться вширь и вглубь позади танков. 
    Вот задымился и встал первый из танков противника, вот второй… Но и их огонь стал точнее. Есть попадание в Т-90, есть два попадания в «Абрагамс». Броня выдержала, орудия в норме, продолжаем отбиваться. Если не попадаем в танки, то наши снаряды ложатся чуть дальше, накрывая вражескую пехоту. Даём залп оставшимися ПТУРами – подбиваем ещё один танк. 
     До танков врага уже метров 300-400. Орудия бьют прямой наводкой. Снаряд угодил нашему Т-90 прямо под башню. Всё, отстрелялись. Теперь у нас остался только «Абрагамс». Он делает ещё один выстрел. Есть прямое попадание! Половину их танков мы выключили.
    Пехота начинает обход нашего опорного пункта с обоих флангов. По ней заработал крупнокалиберный зенитный пулемёт «Абрагамса». Если ты не защищён мощной броней, то для тебя это – адское оружие: одно единственное попадание способно разорвать тебя на куски, надень ты на себя хоть три бронежилета 6-го класса защиты. Включаются все наши ручные пулемёты и гранатомёты, мы ощетинились морем огня, жёсткого и насыщенного. 
     Алтай кричит в рацию: «Фланги! Держать фланги! Не допустить обхода противника с флангов!» Но пехоты много, её слишком много. Они обходят, они начинают выходить  нам в тыл. Подбита наша последняя БМД, следом за ней – наш последний БТР. Танки совсем рядом. Ведём интенсивный гранатомётный огонь. Останавливаем ещё один танк, секунды спустя ещё один. У противника остаётся три танка. Они влетают за нашу передовую линию. «Вклинение танков по центру обороны!» – раздался в наушниках Алтая, через безумный грохот боя, крик Града.
     – Перенести пулемётный огонь с флангов на центр! – командует Алтай. – Воспрепятствовать распространению пехоты по фронту и в глубину! Любой ценой! Гамма, выдели троих, пусть добьют танки в тыл «Мухами», или что там у вас ещё осталось?! Фланги! Альфа, воспрепятствовать подходу новых групп пехоты к прорванному участку по фронту. Переноси огонь! Поддержи сейчас Града, плотно.
     Два прорвавшихся Т-54 получают в зады по «Мухе». Они горят. Остался последний Т-72. Он прёт по центру в глубь нашей обороны, прямо на наш «Абрагамс». Между ними не больше ста метров, дистанция сокращается. Т-72й делает выстрел. Прямое попадание. «Абрагамс» потрясён, но броня цела, он жив! В ту же секунду – ответный выстрел. Теперь снаряд словил лоб вражеского танка. Сверкнуло пламя, танк окутали клубы чёрного дыма. Он заглох и встал. Всё. Это последний. Танков у них больше нет.
    – Буня! – Алтай вызывает сержанта, сидящего за орудием «грюнингеймца».
    – Я, командир.
    – Красавчик! Снаряды остались?
    – Так точно.
    – Переноси огонь орудия на пехоту по фронту, по линии прорыва. Только своих постарайся не зацепить.
    – Есть.
     Огонь орудия танка, зенитного пулемёта с его башни, сосредоточенный пулемётный огонь с флангов, остановили устремившего в прорванную брешь противника, прижали его к земле. Тех, кто успел прорваться, мы добили в ближнем бою. Но вражеской пехоты – целое море. По примерным подсчётам Алтая, их немногим менее полутысячи на один наш поредевший взвод. Силы слишком неравны. Противник, наступающий по фронту, лежит прижатый нашим огнём, но нас уже обошли на флангах, вышли нам в тыл. Мы окружены. Несмотря, на потерю всех своих танков, на этот раз они серьёзно вознамерились добить нас. Они знают, что нас почти не осталось. Это поднимает их боевой дух, делает настырными. Они верят: ещё немного, ещё небольшое усилие – и нам конец.
    – Занять круговую оборону! – командует Алтай. – Возвращаем огонь на фланги. Следить за тылом! Обеспечить по флангам максимальную плотность огня!
     Время – два часа по полудню. Алтай пробует связаться с центром. Безрезультатно.
     Мы окружены. Противник имеет более чем десятикратное численное преимущество над нами. Он воодушевлён, он зол, он чувствует запах скорой добычи. Но он на полностью открытом пространстве, а мы в укрытиях. Он внизу, на склонах, под нами, а мы на высоте. Почти у каждого второго из наших бойцов по пулемёту или гранатомёту, и ещё достаточное количество боезапаса. У нас даже есть артиллерия – основное орудие «Абрагамса» всё ещё в строю. И наконец, они – простые вояки, а мы элитное подразделение, наводящее ужас на каждого, кто попадается на нашем пути. Любой из нас стоит, по меньше мере, десятка таких, как они.
     Мы организовали надёжный огневой щит по всему периметру своего опорного пункта. Противник залёг. Едва лишь он, по какому-то из направлений: с фронта ли, с флангов ли, с тыла, пытается подняться в атаку, как его тут же косит наш кинжальный огонь. Да и танк разворачивает свою башню в сторону поползновения, и  тут же кладёт туда снаряд. Противник снова ложится, и многие из тех, кто лёг, не поднимаются уже никогда. Их потери растут. Все их попытки подняться в атаку, одна за другой проваливаются. Осада не приносит им никаких результатов.
    Теперь они даже и не пытаются атаковать. Они просто лежат и всё. Прошло полчаса, час, а они просто лежат. Наконец, видимо поняв патовость и бесперспективность ситуации, их командиры дают приказ к отступлению.
     Ползком, вжимаясь в землю они начинают отходить. Они убираются с нашего тыла, отползают с флангов, ползком пятятся с фронта. Едва они пытаются встать на ноги мы открываем огонь им вслед. Конечно, надо бы поберечь боезапас, но вдруг тогда, чего доброго, они передумают уходить и, решив, что наши ресурсы исчерпаны, пойдут в новую атаку? Нет уж, будем гнать их до последнего. Отстреливаясь из пулемётов, пытаясь прикрыть своих пехотинцев, отползают назад их оставшиеся БТРы, периодически ловя гранаты наших РПГ. Отойдя от нашей передней линии метров на 300, потрёпанная твердышинская пехота, в очередной грузится в бронетранспортёры, и, несолоно хлебавши, возвращается на исходные. Третья атака отбита.
    – Зуй, Град, Сретень, собрать данные о потерях и ко мне, – объявил Алтай по рации. – Злато, Горбуш, тоже ко мне. 
     За время отражения третьей атаки рота Алтая (или, вернее, то, что от неё осталось) потеряла 7 человек убитыми и 12 раненными из которых 8, учавствовать в дальнейших боевых действиях не в состоянии. Таким образом, с начала операции погибло 68 человек. В живых осталось – 57, из которых 36 тяжело ранены. Изо всей роты дееспособных теперь – всего лишь 21.
    Двадцать один боец. Это – два отделения. Только два отделения…   
    – Командир… – несмело обратился к Алтаю Жито, гранатомётчик из 1-го взвода, вместе с которым Алтай, днём ранее, пленил «Абрагамс», – тут… это… мы раненных на пункт сбора относили, а там…
    – Да что там? Что ты мямлишь? – спросил Алтай раздражённо, почуяв неладное.
    – Там… Короче, нет их больше.
    – Что значит, нет? Что ты несёшь?
    – Мы пришли туда, смотрим, а там вместо палатки воронка…
    – Твоююю ж мать, – почти завыл Алтай, и бегом бросился за склон холма к тому месту, где стояла госпитальная палатка.
     Картина, представшая перед ним, была ужасна. Палатки, действительно, не было. Вместо неё зияла воронка, вокруг которой были разбросаны обрывки тел: руки, ноги, головы... Видимо, или танковый снаряд, каким-то образом, угодил за обратный скат гребня, или это была ракета, выпущенная вертолётом.
    Остались ли здесь выжившие? Алтай крикнул: «Эй! Есть тут кто живой? Кто-нибудь меня слышит?»
    «Командир, я здесь...» – донёс ветерок до Алтая слабый голос.
     Алтай метнулся в сторону, откуда донёсся этот голос. Он обнаружил бойца, почти полностью присыпанного землёй. Лицо его было чёрным от пыли и гари. Алтай не сразу узнал его.
     Да это же Кара! «Ярик! Это ты! Ты жив! Ты живой, братишка!» – радовался Алтай, сжимая одной рукой Каре плечо, а другой, сметая землю с его груди.
    – Да вроде бы...
    – Как это произошло? – спросил Алтай, продолжая освобождать Кару от присыпавшей его земли.
    – Не знаю. Что-то шарахнуло, и я отрубился. Потом слышу – кто-то кричит. Смотрю, а это ты. Как там дела?
    – Ничего дела. Третью атаку отбили. Танки уничтожили, все до одного. Нет у твердышей больше танков.
    – Красавчики.
    – Ты сам как?
    – Хреново, командир. Ноги не шевелятся, не чувствую их совсем. Спинной мозг, значит, повреждён. Сафон сказал, что ходить буду, но откуда он может знать без рентгена? По-моему, просто успокаивает...
    – Ярик, ты давай тут не раскисай у меня! Мы ещё на твоей свадьбе потанцуем. Кстати, а где Сафон? Ну, где он был на момент взрыва?
    – В палатке был, оперировал.
    – Твою ж мать!
     Среди выживших раненых, находившихся в госпитальной палатке, кроме Кары оказалось всего три человека. Сафона среди них не было. Доктор погиб вместе со своими пациентами. Нашли два его чемоданчика с оставшимися инструментами, медикаментами и перевязочным материалом.
    – Ну что, уточним потери? – сказал офицерам мрачный, как туча Алтай. – С начала операции мы потеряли 92 бойца. Нас осталось 33 человека, из них 12 раненных, в строю 21. Вот такая грёбанная арифметика… И ведь второй уже раз подряд раненых разбомбили. Что же это за проклятие такое!
    – Не кори себя, командир, – Зуй положил руку Алтаю на плечо.
    – Да оставь ты! – Алтай зло дёрнул плечом, скинув его ладонь. – Если доведётся вернуться, я лично этих ублюдков, кто нас сюда на убой отправил, придушу!
     Алтай выматерился, и не оглядываясь пошёл вверх по склону на свой КНП. Остальные офицеры, молча побрели вслед за ним. Никто не спросил его, состоялась ли дневная связь с центром. Всем и так был известен ответ.
     Едва Алтай вышел на гребень, как в наушниках пропищал зуммер.
     – Алтай, я Жучок. Алтай, ответь Жучку. Приём.
     – Да, Жучок, я Алтай. На связи.
     – Почему молчал?
     – Был за гребнем, рация не берёт.
     – Понятно. К противнику подошло подкрепление в составе двух стрелковых рот. Прибыли на грузовиках, без боевых машин.
    – Понял. Эти вояки от нас уже вернулись?
    – Так точно.
    – Посмотри, сколько единиц техники у них осталось.
    – Так. Сейчас посчитаю… 12 БТР и 2 БМП.
    – Понял. Продолжай наблюдение. Конец связи.
       Алтай, Зуй, Град, Сретень, Горбуш, Злато снова на КНП.
    – Поступила информация от дозорных, – объявил Алтай. – Противник получил подкрепление в составе двух стрелковых рот, правда, без БТР, без БМП. Из того, что было у них – осталось 12 БТР и 2 БМП. Теперь считаем. Как минимум, человек 200 к ним от нас недобитыми вернулось, подъехало ещё, примерно, столько же. Итого, их, по меньшей мере, 400 рыл. А нас – двадцать один. Вернее, даже девятнадцать, учитывая, что двое в дозоре. И что, на хрен, делать?
    – Отзывать дозорных на подкрепление, – пошутил Зуй.
    Все засмеялись.
    – Осмотрю-ка я крепость, – решил вслух Алтай. – Зуй, распорядись, чтобы собрали у этой падали (он указал рукой по сторонам от опорного пункта, где земля была в изобилии была усыпана телами твердышинских солдат) все магазины, все пулемёты, все гранатомётные выстрелы, все фляжки с водой. Увидите раненых – добивайте на хрен! Они наших не пожалели. Ведь видели же красный крест на палатке, мрази! Сретень, организуй похоронную команду, выройте могилу, похороните всех наших ребят, как положено. Горбуш, Град, идёте с Зуем, собираете всё, что может сгодиться.
    – А мне, что делать? – спросил Злато.
    – Лизать жопу своему начальству, которое всех нас подставило, и тебя вместе с нами, – сказал зло Алтай, и зашагал по направлению к крепости.
     Подойдя к ней вплотную он увидел нечто поразившее его. В стену древней крепости угодило несколько снарядов из танковых орудий. На местах их попаданий виднелись свежие выбоины, но стена не была пробита. 125-ти миллиметровые снаряды, выпущенные из мощнейших орудий. Они с лёгкостью выносят толстенные железобетонные стены современных укрытий, а это, на вид ветхое сооружение, выстояло! Какой же секрет знали средневековые мастера?
    С той стороны, с которой подошёл Алтай к крепости, пробраться в неё было невозможно. Её стены возвышались над отвесными скалами, высотою метров под двадцать. Алтай обошёл замок, и на противоположной стороне его, увидел древний заросший сухим бурьяном ров, через который в крепость вёл полуразрушенный каменный мост. По нему он и попал внутрь. В здании крепости было весьма просторно. На всех четырёх стенах распологалась система бойниц, на разных по высоте уровнях. Поднявшись на верхний из уровней, Алтай обошёл крепость по всему периметру, выглядывая из бойниц. Вся окружающая местность будет отлично простреливаться из них на сотни метров! Здесь и двадцать человек смогут выдержать длительную осаду, в десятки раз превышающего своей численностью, противника.
    – Жучок, я Алтай. Приём. – вызвал Алтай наблюдателей дозора.
    – Алтай, Жучок на связи. Приём.
    – Как стемнеет, давайте к нам. На вершине высоты 123 – развалины крепости. Мы будем там. Как понял? Приём.
    – Всё понял, к двенадцати – часу, будем.
    – Ну, добро. Конец связи.
     Вернувшись на КНП, Алтай собрал весь оставшийся личный состав.
    – Так, мужики, сейчас забираем всё, что набрали, и сносим всё это добро в крепость. Место – фантастика! Хрен они до нас там доберутся. Зуб даю. Буня, Жито – вы переносите в крепость раненых. Горбуша, сними с «Улара» аккумулятор, и тащи его в крепость. Грузовик потом сожжёшь. Остальные, – переносим в замок оружие, боеприпасы, воду.
    К семи вечера всё было закончено. Осталось разобраться с «Абрагамсом». Его орудие исправно, башня вращается, даже осталось немного снарядов. Стоит метрах в ста от замка. Врагу остаётся пробраться в него под нашим огнём, подвезти снаряды, развернуть назад башню, и открыть по нам огонь в упор. Даже эти волшебные стены такого долго не вынесут. От «Абрагамса» необходимо избавиться. Надо взрывать. Из сапёрного отделения не осталось никого – погибли все, включая их командира, старого друга Алтая – Дария Холода. Будем выполнять работу сапёров.
    Горбуша притащил откуда-то мину с дистанционным подрывом. Где он её достал? Где разжился? Ставим её внутрь башни, крепим к оставшемуся боекомплекту. Прощай наш грюнингеймский друг. Спасибо тебе за добрую службу. Громыхнул взрыв. Танк больше не боеспособен.
    Стемнело. Всё подразделение в крепости. В 22.00 центр на связь не вышел, что уже никого не удивило.
    – Ну, что мужики, нас бросили, кинули, подставили, предали, пустили на убой, или, как вы это назовёте? – спросил, с грустной улыбкой, Алтай своих бойцов. – Ивус, ты уж прости меня, что давеча наговорил тебе. Это я сгоряча.
    – Да, ладно, командир, забыли, – ответил тот.
    – Слышь, Алтай Зориевич, а может, это... со спутником у них что? Ну поломка, или сбили… – неуверенно предположил Град.
    – Блажен, кто верует, Васько! Но даже если бы это было и так, они же знают где мы, они сами нас сюда послали. Ну, высадили бы сюда хотя б одну десантную роту, чтоб нам помочь, и мы бы выбрались. Почему они этого не сделали, Васько, а? – убил надежды взводного Алтай. – Так, давайте ещё раз поиграем в демократию. Я спрашиваю у всех вас, вне зависимости от званий и должностей: что считаете нужным предпринять? Мы можем дождаться дозорных, и рвануть по темноте к горам, но у нас раненые. У нас 12 человек тяжело раненных. Из оставшихся, у половины лёгкие ранения. Им бы самим ноги унести. Куда им ещё на себе тяжёлых «трёхсотых» тащить? У нас получается 11 здоровых, 10 подранков и 12 «шнурков». Куда мы уйдём? Так что, думайте, мужики, думайте, и говорите мне свои соображения.
     Все долго молчали. Первым заговорил, ставший очень серьёзным Зуй:
    – Что тут решать? С ранеными мы не уйдём. Высунемся отсюда – в минуту перебьют всех, и самое обидное, мы ничем не сможем ответить. Ненавижу беспомощность. Пока мы в крепости, твердышам придётся платить за наши шкуры дорого. Пока мы здесь, мы хоть и в загоне, но волки. Уйдём – станем овцами. Я хочу умереть волком, а не овцой.
    Слово взял рассудительный Сретень:
    – Здесь отличная позиция. Без тяжёлой артеллерии им нас не взять. А у них её нет. Не будут же они снимать её с фронта. Их танковый батальон мы уничтожили. Едва ли у твердышей есть ещё танки в резерве, их тоже придётся снимать с фронта и перебрасывать сюда, в глубокий тыл. Они на это не пойдут. Со своими БТРами и парочкой БМП им здесь нас не достать, не смотря на то, что у них четыре роты, читай, двадцатикратное  численное преимущество. Взять нас они смогут только измором.У нас же, на каждого по пулемёту и гранатомёту. Боезапаса, воды, еды на неделю, я думаю, хватит. Так, Горбуша?
    – Должно. И ещё спирта литра по полтора на рыло, – порадовал прапорщик.
    – Ну вот, – улыбнулся Сретень, – значит, последние свои деньки проведём весело. И потом, кто знает, вдруг случится чудо, и за эту неделю центр всё-таки вспомнит о нас.
    – Спецназ не бежит, – заговорил Град. – Мы ещё спустим здесь с них по три шкуры. Этим стенам 125-ти миллиметровые снаряды нипочём. Ничего они нам не сделают, укакаются. И кстати, Зу, Гриня (Град взглянул на Сретня), я бы не спешил с похоронными настроениями. Даже если центр о нас таки не вспомнит, за неделю всякое может произойти, глядишь и выход какой подвернётся. Ведь выхода нет только из могилы, а мы пока ещё не там.
    – А ты что скажешь, Ивус? – обратился Алтай к «особисту».
    – Согласен с ребятами.
    – Я обращаюсь ко всем, – сказал Алтай, – рота, мужики, вы выполнили задание, вы сделали всё, что могли, вы сделали в сто раз больше, чем могли. Вы все – герои. Любой командир гордился бы такими, как вы. Теперь же, когда задача выполнена, когда руководство отстранилось от управления, когда нас бросили на произвол судьбы, когда нас, по сути, предали, мы не выполняем больше никаких задач, не исполняем больше ничьих приказов. Теперь мы сами по себе, и сами за себя. Мы все хотим жить, дома многих из вас ждут семьи, жёны, дети, родители, и сейчас, главная задача каждого из вас – выжить, а моя задача, как командира – сохранить ваши жизни. Поэтому, любой кто пожелает, может сейчас взять оружие, запас пищи и воды, и уходить в горы. Ни я и никто другой из оставшихся здесь не осудит вас. Принимайте каждый своё решение, мужики.
     На эти слова со всех сторон поднялся возмущённый ропот:
    – Ты что, командир? Как ты можешь?
    – Обижаешь Алтай Зориевич!
    – Уродов среди нас нет!
    – Вместе пришли, вместе уйдём.
    – Как после этого в глаза людям смотреть?
     Алтай и не сомневался в такой реакции, но шанс, хоть кому-то из своих бойцов вернуться живым, дать он был обязан. Он, действительно, ни на йоту не осудил бы того, кто решил бы сейчас уйти.
     Что заставляет людей стоять до конца? Что заставляет их продолжать жестокую драку, до полного изнеможения сил, до последней капли крови? Что заставляет их осознанно принять смерть в неравном бою? Необходимость отстоять свой дом, свой двор, свою страну. Необходимость защитить всех тех, к кому мы привязаны – любимых, родных, друзей. Заставить стоять насмерть может то, во что мы свято верим – идея, высшие ценности, справедливость. Ненависть? Желание отомстить? Это тоже. Но одних лишь ненависти и жажды мести, слишком мало для подвига. Месть и ненависть – это «отчего». Подвиг не совершается, когда есть только лишь «отчего», подвиг совершается лишь тогда, когда есть «во имя чего».
    Во имя чего все эти люди остаются здесь на верную смерть? Защищают ли они, в сложившихся обстоятельствах, свой дом, любимых, родных? Едва ли. Защищают ли они сейчас свою страну? Нет! Они выполнили задачу, и нужны своей стране живыми. Отстаивают ли они сейчас какие-то серьёзные ценности? Тоже нет. Для них очень важна ценность долга: исполнение приказа, выполнение возложенной на них миссии. Но они исполнили долг, а их за это предали. Бьются ли они сейчас за святую идею и справедливость? Нет, нет, нет и ещё раз нет! В душе никто из них не считает эту братоубийственную войну справедливой. Все понимают, что наши народы столкнули друг с другом алчные олигархи и продажные политики, которым глубоко наплевать на народ, которые преследуют лишь свои корыстные цели. Тогда для чего эти двадцать человек остаются здесь, прекрасно понимая, что предел того, на что они могут рассчитывать – это неделя жизни, неделя очень тяжёлой жизни?..
     Но есть Закон. Закон, который существует со врёмен появления на Земле самых первых людей, Закон, который позволил нам не вымереть, как динозавры, нам, слабым мелким существам, в том жутком древнем мире хищных гигантов с их огромными клыками и когтями. Закон, который, как и совесть – есть божественная искра в нас, есть Его голос. Закон, которому подчиняется каждый Нормальный человек, человек, который, по-настоящему, имеет право называться Человеком. И имя этому закону – Закон Чести.
    Он прост, этот Закон. Он гласит: другой важней, чем ты. А значит: будь верным тому, кто верен тебе, не предавай; будь с другом своим, будь с ним, презрев свою боль и свой страх, когда он в беде; отдай хлеб свой, кровь свою, жизнь свою, но его спаси; ты ответственен за того, кто тебе верен. Он также гласит: защити того, кто слабей тебя. А значит – будь сильным. И ещё он гласит: стой до конца за то, во что веришь ты, и того, кто верен тебе. А значит – не позволяй недругу сломить и поставить на колени тебя, и того кто верен тебе; храни достоинство и веру свою и того, кто верен тебе; будь с верным тебе до конца. Всё это и составляет человеческую Честь, а она, по Закону Чести – дороже жизни.
    Именно этот Закон, этот древний неписанный внутренний Закон, не позволяет сейчас горстке измотанных, преданных людей, даже и думать о том, чтобы уйти самим, оставив раненых товарищей, или о том, чтобы сдаться на милость победителей и униженно просить у них пощады. Они будут сражаться, будут стоять на смерть уже не за свою страну, не ради выполнения приказа своих вероломных начальников, и уж тем более, не ради блага продажных политиков, отправивших сотни тысяч людей на бойню, руководствуясь своими шкурными интересами, для того, чтобы стать ещё богаче, влиятельнее, и ещё больше потешить свои тщеславие и гордыню. Ребята остаются в этой крепости, на этом последнем оплоте обороны, и будут стоять на нём насмерть, до последнего, потому, что во все века так поступали Нормальные Мужики, потому, что поступая так, мы остаёмся Людьми, потому, что пока мы способны поступать так – этот мир будет стоять.
    – Всё! Тихо. Угомонились все, – прервал ропот Алтай. – Раз так, значит, несмотря на то, что нас осталось всего два отделения, 1-я разведрота отдельного отряда специального назначения, как боевая единица, продолжает существовать. Старший лейтенант Зуй, расставьте личный состав на позиции, у бойниц, по всему периметру. Двоих поставь на башню. Каждому выдать ПКМ /пулемёт А.Б./ и гранатомёт. Спать будем сегодня каждый на своей позиции, в полной готовности к отражению атаки. Выставишь четырёх дозорных. Меняй людей через каждый час, пусть все сегодня нормально выспятся, если получится. Сержант Жито, назначаю вас санинструктором, будете присматривать за раненными. Зу, в четыре я тебя сменю. Да, скоро должны подойти наши наблюдатели – Рожь с Плевнем. Встретишь, подскажешь, как в крепость попасть. Всё. Все по местам, и всем, кроме Зуя и дозорных – отбой.

   Полный текст книги по ссылке http://www.litres.ru/aleks-bessmertnyy/