Глава 5
Утро началось с отчаянного авианалёта. Четвёрки штурмовых вертолётов шли на наши позиции одна за другой. Теперь по-другому. Теперь всё гораздо жёстче. Противник лучше знает систему нашей обороны. Залпы реактивных снарядов ложатся точнее. У нас потери. Отделение ПВО делало всё, что могло: 3 вертолёта сбили, 4 повредили. Но все наши зенитные ракеты израсходованы…
На этот раз, танки и пехота наступали в одном направлении, как и предполагал Алтай. Атака шла по центру широким фронтом – танки в линию, пехота за, и между ними. 24 танка и огромная волна пехотинцев.
В бинокль видно, что впереди идёт несколько танков, на которые установлены специальные неуклюжие приспособления. Это – ножевые минные тралы, они выкорчевывают, попадающие им на пути мины, и таким образом, делают проходы в минном поле.
«Ха-ха-ха! – рассмеялся в душе Алтай, – здорово же мы их напугали! Они думают, что у нас минные заграждения по всему фронту обороны. Лестно. Жаль, что на самом деле, мин уже почти нет, даже на левом фланге. Но, в принципе, здесь – без особой разницы: то, что они думают, будто мины есть, всё равно задержит их продвижение, они будут более уязвимы. Так что, будем считать, что психологическая атака удалась».
Танки входят в зону поражения ПТУР. Выпускаем последние ракеты. Почти все они накрывают цели. Так и должно быть. Роскошь бить мимо мы себе позволить не можем – у нас каждый патрон на счету.
До обороняемых позиций меньше двух километров, танки начинают работать по нам из основных орудий. Становится жарко.
До танков менее четырехсот метров. Здесь в бой вступают ручные гранатомёты – теперь это наше основное, и, практически, единственное средство борьбы с танками.
Алтай и командиры взводов управляют огнём, выбирают цели для поражения. Важно разгадать замысел противника, предвидеть его возможные манёвры, упредить, не дать воплотить, сорвать… Неплохо, будет, если удастся угадать, какие из машин противника – танки управления, то есть, танки взводных и ротных командиров, ведь выводя их из боя мы дезорганизуем наступательные действия врага.
Танки, ловя своей бронёй наши гранатомётные выстрелы, по одному начинают дымиться, останавливаться в клубах чёрного дыма, но некоторые из них, несмотря на прямые попадания, продолжают упрямо ползти вперёд. Бьют уже не только из орудий, но поливают нас огнём из своих пулемётов, обычных 7,62-миллиметровых и крупнокалиберных. Не отстаёт и, движущаяся вместе с танками, огромная волна пехоты. У каждого из пехотинцев в руках автомат, а у многих – пулемёт, а то и гранатомёт. Смертоносная лавина свинца, непрерывным потоком обрушивается на наши позиции. Жарко. Очень жарко. Вокруг всё рвётся, ухает, горит, гремит, бьёт, лязгает. Небо застилают клубы, поднятой взрывами чёрной пыли.
Танк – большой, гранатомётчик – маленький. Он может прятаться, быстро и скрытно перемещаться, меняя позиции. И в этом его преимущество перед громадиной – танком. Но для того танку и нужна поддержка своей пехоты, чтобы пешие бойцы, отлавливали и отстреливали юрких и, зачастую, незаметных для танка гранатомётчиков. Пехота мешает гранатомётчикам работать по танкам.
Да, наступающих очень много. Да, имеет место колоссальное неравенство сил. Но мы – обороняемся. Нас защищают укрытия – валуны, развалины, окопы, укреплённые щели. Противник же наступает по открытому пространству, и потому, каждый из них – отличная мишень. Мы бьём точнее, наш ответный огонь режет и косит их наверняка. Танки продолжают наползать, пехота же падает наземь десятками тел в секунду. Кто-то падает замертво сражённый пулей, кто-то просто ложится на землю, убоявшись шквального кинжала огня с наших позиций.
Танки почти вплотную подошли к переднему краю обороны взводов Кары и Града. До грохочущих, поливающих пулемётным огнём чудовищ, менее 30-ти метров. Ещё совсем чуть-чуть и они прорвут линию обороны, ворвутся на позиции наших взводов, начав крушить, ломать и давить всё на своём пути. В былые годы, наши деды и прадеды, когда танки подходили столь близко, забрасывали их ручными противотанковыми гранатами. Но нынче времена давно не те. Не существует таких ручных гранат, которыми можно было бы серьёзно повредить броню современного танка. На смену ручным гранатам пришли одноразовые ручные гранатомёты, которые получили прозвище «Муха». Такая «муха» представляет собой трубу, длинною около полуметра. Внутри трубы – реактивная граната. Боец держит «муху» на плече, прицеливается и нажимает на спусковой крючок. Вылетая из трубы, толкаемая реактивной струёй, граната с силой вонзается в броню приближающего танка, и пробивает её. В очередной раз, большое спасибо Горбушу, догадавшемуся разжиться «мухами» на твердышенском складе. «Мух» у нас, пока что, достаточно. Бьём, вгрызающихся в нашу оборону, монстров «мухами». Бьём плотно. Бьём жёстко.
Пехота врага врывается на наши позиции вместе с танками. Уже слышны, сквозь грохот боя, их вопли. Видны перекошенные, не то от страха, не то от гнева лица. В набегающих, с наших позиций летят Ф-1, ручные оборонительные противопехотные гранаты. Твердышинцы валятся, сражённые осколками. Но их – лавина, и они уже на наших позициях. Здесь мы встречаем их выстрелами в упор. Штык-ножи примкнуты к автоматам, и у них, и у нас. Началось кровавое мессилово рукопашной. Ножи, приклады, сапёрные лопаты, кулаки и ноги, выстрелы в упор, – всё идет в дело в жестокой схватке. Уходы, уклоны, броски, подножки, удары… Звериные крики дерущихся, хрип и стоны умирающих… Кровь на руках и, искажённых звериными оскалами лицах. Всё смешалось, завертелось в яростном, смертельном хороводе отчаянной бойни. 2-й и 3-й взводы, вошли в полное соприкосновение с пехотой и танками противника.
– Алтай, я 314! – донёсся до ротного, хриплый, срывающийся голос. (Это Цапа – стрелок 1-го отделения 3-го взвода, простой рядовой-контрактник.) – Командир ранен! Тяжело. Двигаться не может.
– 314-й, я Алтай. Где замком взвода?
– Убит.
– Где командиры отделений?
– Не знаю. Тут мясорубка. Твердыши кругом!
– Без паники. Командиры отделений 3-го взвода, ответить Алтаю!
– Алтай, я 30-й. (Это старший сержант Огло – командир 1-го отделения).
– Принимай командования взводом на себя, сержант!
– Есть!
– Я к вам Зуя отправляю.
– Понял.
– Доложи обстановку.
– Рукопашная. Лезут отовсюду, гады! Но держимся пока.
– Главное, – остановить танки. Пехота без их поддержки, стушуется, отступит, зуб даю. Додавите их, мужики. Внимание на левый фланг, обходят вас оттуда. (Алтаю, с КНП, была прекрасно видна вся картина боя). Остановите танки – атака захлебнётся. Ещё чуть-чуть… Мы как сможем, поможем огнём. Действуй! Конец связи. Зу! Бегом в 3-й взвод. Кара ранен. Примешь управление взводом.
– Есть!
Зуй, петляя и пригибаясь под выстрелами, побежал вниз, направо, на позиции 3-го взвода.
– Альфа! Переносишь огонь всех доступных средств на фланги, в помощь 2-му и 3-му взводу. Обеспечить сосредоточенный огонь на ближних подступах к позициям взводов по пехоте.
– Есть, командир! – крикнул Сретень.
На левом фланге Кары заработал пулемёт, Огло, предупреждённый Алтаем, сделал правильные перестроения. Пытавшаяся обойти взвод слева пехота, легла. 2-й и 3-й взводы дрались отчаянно. «Мухи» бесперебойно работали по прорывающимся танкам. И стальные монстры дрогнули, стушевались. Почти одновременно, и слева, на позициях Града, и справа, на позициях Кары, они начали отползать назад. Пехота стала отходить вместе с ними. Атака на флангах отбита! Но по центру, произошло вклинение противника в промежуток между 2-м и 3-м взводами. Танки и пехота шли прямо на опорный пункт 1-го взвода, на холм с крепостью на вершине, вблизи от которой расположен Алтаев КНП.
– Гамма! – перенести огонь на правый фланг. Уничтожать вклинившегося противника!
– Альфа! – возвращаешь огонь на фронт обороны.
– Бульдог! (Это - позывной Зуя). Ты на месте? Приём.
– Так точно.
– Переводишь огонь взвода налево, в промежуток.
– Есть!
Алтай увидел, что танки и пехота противника с флангов, отходят. Они не перегруппировались, не влились, в продолжающий наступать центр, чтобы усилить его. Это говорит о том, что взаимодействие в стане противника серьёзно нарушено. Это очень хорошо для нас. Вероятно, нам удалось подбить танк управления, возможно танк самого комбата…
Противник продолжает атаку по центру, на стоящий позади взвод второго эшелона, на взвод Сретня. Противник под перекрёстным огнём с трёх направлений – с флангов и с фронта, но всё же продолжает рваться вперёд: 5 танков, с десяток БТР и добрых 2 роты пехотинцев.
Танки подползают всё ближе. Из жерл своих орудий они прямой наводкой бьют по нашим позициям. Земля содрогается. Земля ходит ходуном. Но мы тоже отвечаем плотным гранатомётным огнём. Танки один за одним начинают заниматься пламенем. Экипажи, в клубах чёрного дыма пытаются покинуть поверженные машины, и попадают под огонь наших пулемётов и снайперов. Пехота, отстреливаясь во все три направления, то залегает, то снова поднимается в атаку. Но одна машина врага продолжает переть и переть вперёд. В этот танк попал уже не один гранатомётный выстрел, но он, оставаясь неуязвимым, как ни в чём не бывало, уверенно продолжает свой путь. Это воодушевляет пехоту, и она снова поднимается в атаку.
Наконец Алтай увидел его своими глазами. Это был «Абрагамс», знаменитый грюнингеймский танк. Многотонное приземистое стальное чудовище, сметая всё на своём пути, держало курс прямо на КНП.
Танк «Абрагамс» – это 60-ти тонная махина, способная разгоняться до 70-ти километров в час; это мощнейшее гладкоствольное 120-ти миллиметровое орудие, пробивающее танковую броню, на расстоянии в 5 километров; это 3 пулемёта: два 7,62-миллиметровых, а один зенитный, крупнокалиберный – 12,7-миллиметровый, способный за секунду превратить в решето любую легкобронированную цель. «Абрагамс» одет в секретную сверхпрочную броню, усиленную необогащённым ураном, которая позволяет ему почти не бояться, ни снарядов, ни гранатомётных выстрелов, ни даже ПТУРов. Возможно, поэтому на «Абрагамсе» не установлена система активных помех, не установлен комплекс оптико-электроного подавления, типа «Шторы». Редко ставят на «Абрагамс» и пластины динамической защиты. Его фантастическая чудо-броня попросту не нуждается во всех этих дополнительных мерах. К тому же, непобедимый гигант напичкан электроникой, которая состовляет половину от стоимости танка. Мощность его двигателя равна силам полутора тысяч лошадей. На сегдняшний день «Абрагамс» – лучший в мире танк.
Грюнингеймское чудовище, не останавливаясь, перевалило передний край нашей обороны, и хищно рыча, продолжало ползти вверх по склону, беспрепятственно углубляясь внутрь опорного пункта 1-го взвода, и таща за собой часть вражеской пехоты.
Продвигаясь вглубь опорного пункта, танк засёк позицию БМД, ведущей огонь по пехоте из-за укрытия. Дал длинную очередь из крупнокалиберного зенитного пулемёта, которая пришлась нашей машине в левый борт и моментально превратила алюминиевую броню в дуршлаг, покрытый рваными дырами. Раздался взрыв – сдетонировали оставшиеся боеприпасы, факелом вспыхнуло горючее. БМД, и находящему в ней наводчику, конец. Монстр, не меняя курса, продолжает ползти прямо на Алтаево КНП. Дуло орудия направлено на бойницу в древней стене, смотрит в лицо Алтаю. Один выстрел из этого страшного оружия, и 120-ти миллиметровый снаряд снесёт эту стену, как пушинку. Но экипаж почему-то медлил.
Замысел командира танка был Алтаю ясен. Командир не мог не понимать, что эта стена у вершины – отличное место для огневой точки или командно-наблюдательного пункта. Цель – зачистить его, после встать на вершину и вести оттуда огонь в тыл нашим войскам.
От стены до танка оставалось метров сто. Алтай видел, как впереди, из-за камня гранатомётчик изготавливается для стрельбы. Скорее всего, это будет бесполезно, лобовая броня «Абрагамса» легко выдержит этот удар. Танк, непобедимым динозавром, продолжал катить вперёд. Что может остановить его?
Но! Алтай знал одну хитрость. Знал, что у грозного и неуязвимого супертанка, есть своя ахиллесова пята. Знал, что, как громадный слон боится маленькую мышь, необоримый «Абрагамс» боится удара в борт. Борта и корма этого танка уязвимы для РПГ-7, даже для старой кумулятивной гранаты, стоявшей на вооружении ещё тридцать лет назад! Чтобы поразить «Абрагамс» нужно стрелять не в лоб, а по бортам, по вспомогательной силовой установке в корме, в ёмкости с запасом ГСМ, в моторно-трансмиссионное отделение.
В долю секунды у Алтая созрел план.
– Жито, назад! Ко мне! – крикнул он, изготавливающемуся для стрельбы гранатомётчику.
Боец бросился от своих камней к Алтаевой стене. Заметив перемещение, по нему стали работать следующие за танком пехотинцы, пулемёт «Абрагамса» также выпустил очередь. Но Жито удалось благополучно миновать те тридцать метров, что отделяли его от КНП Алтая.
– Давай его сюда, – крикнул Алтай и выхватил из рук прибежавшего солдата гранатомёт. – Теперь, слушаем меня, – обратился он к гранатомётчику и Злато, – отсюда уходим, ты – налево, ты – направо. Работаете по пехоте, прикроете меня. Я пойду, разберусь с этим уродом.
По обе стороны от стены, метров на двадцать, тянулся невысокий каменный бруствер. Жито встал на левую его сторону, Злато – на правую. Алтай с гранатомётом, согнувшись, пробежал вдоль левой стороны бруствера, и бросился наискосок вперёд к танку. Злато и Жито, ведя огонь из укрытия, заставили пехотинцев лечь на землю. Алтай в три прыжка добрался до двух больших камней, оказавшись с бока от наползающего на стену танка, в сорока метрах от него. Встал на колено, закинул гранатомёт на плечо, и сходу всадил в борт грюнингеймца реактивную гранату. Ухнул взрыв, сработали вышибные панели, танк заглох и остановился, от него повалил чёрный дым. Непобедимый «Абрагамс» оказался колосом на глиняных ногах, он пал от выстрела старой кумулятивной гранатой. Поражённая увиденным, защищавшая его пехота, в панике бросилась отступать.
Вышибные панели – это такое приспособление, установленное в бортах «Абрагамса», и служащее для защиты экипажа. Если броня танка будет пробита, через них уйдёт взрывная волна и экипаж останется жив. Алтай знал это, поэтому неспешно, почти вразвалочку, подошёл вплотную к поверженному монстру, достав нож, и хладнокровно прикончил им, вылезающих из горящей машины, полуоглушённых танкистов. Одного за другим, всех четверых. На войне, как на войне. Вытерев кровь с лезвия о куртку одного из мёртвых танкистов, он вернулся за стену, на свой КНП. От места гибели танка до неё оставалось не более двадцати метров.
«Командир, супер!» – в один голос воскликнули восхищённые Жито и Ивус.
– Жито, братец, бегом за склон, в «Уларе» возьмешь огнетушитель, и обратно. Грюнингеймца надо обязательно потушить, он нам, ой как понадобится! Быстро!
– Есть! – ответил гранатомётчик и бросился за холм.
– Командир, а может, ты зря всех танкистов прирезал? – улыбаясь, спросил Злато. – Допросили бы, узнали бы откуда у них эта хрень грюнингеймская, сколько у них таких ещё…
– Ну, извини, брат, погорячился, – с издёвкой ответил Алтай.
– Да и чёрт с ними.
Потеря «Абрагамса» деморализовала врага. Пехота стала сдавать назад, легла. В этот момент Алтай отдаёт Сретню приказ:
– Альфа, я Алтай. Поднимай взвод в контратаку.
Наши поднялись, и с оглушительным дружным «Ура!!!» понеслись на остатки наступавших твердышинских рот. Противник в панике отступает, спешно грузится на БТРы и убирается туда, откуда пришёл. Единственный оставшийся, на этом направлении, танк тоже, отстреливаясь, пятится назад. Вторая атака отбита!
Алтай командует: «Командиры взводов! Прекратить огонь по отступающему противнику!»
По всем правилам военной науки, отходящего врага следует нещадно добивать. Но не в нашем положении. После отражения второй атаки, с боеприпасами у нас – настоящая катастрофа. Отбиваться от следующей атаки будет просто нечем. Страшно подумать, что произойдёт, если центр снова не выйдет на связь. Поэтому лучше не думать. Пока не думать… Не прошло и получаса, как противник скрылся за линией степного горизонта.
Жито – молодчина. Потушил таки грюнингеймца. Алтай осмотрел танк снаружи, забрался, вместе со Злато внутрь. Боекомплект не сдетонировал, его осталось больше половины. Основное орудие не повреждено, им можно пользоваться. Башню тоже не заклинило. Чудо! Это – подарок небес! В наших руках оказалось грозное оружие – самый настоящий, хвалёный грюнингеймский «Абрагамс». Ничего, что он не в состоянии двигаться – нам это и не особо нужно, мы обороняемся. Кстати, все три пулемёта, тоже целы, и боекомплект к ним экипаж растратить не успел. Значит, мы ещё повоюем. Держитесь, твердыши!
– Алтай, я Гамма, – раздался в наушниках радостный голос Града, – командир, у меня для тебя подарок!
– Какой?
– Только его ещё надо получить.
– Да не томи ты, задолбал!
– Короче, я тут Т-90-й поймал. Машинка обездвижена, я ей гусеницу сбил, но экипаж жив. Отстреливаются, сволочи, не подпускают. Из гранатомёта добивать не буду. Хочу трофей взять.
– Понял. И не надо. Иду к тебе.
Через десять минут Алтай и Злато были на позициях Града. Туда же пришёл с позиций 2-го взвода Зуй. На куче разбросанных валунов стоял красавец Т-90, с одной гусеницей.
– Ну, Васько, рассказывай, как ты его завалил? – спросил Града Алтай, светясь довольной улыбкой.
– Ну, ползёт, падло, значит. Зуко (гранатомётчик из взвода Града) бьёт в лоб его тандемным. Промахивается. Больше тандемных нет. Бьёт кумулятивным, – бесполезно! «Девяностому» это, как о стену горох. Машинка всё ближе. Я думаю: с борта «девяностый» бить тоже бесполезно, там у него и броня прочная и «динамичка» навешана. Резко вспоминаю всё, что я о нём знаю. Вспоминаю, что у него слабый зад. Вспоминаю, что его недостаток – его живучесть: если его броня будет пробита, это может привести к возгоранию топлива и детонации боеприпасов – в нём боекомплект и топливо расположены в одном контуре с людьми, баки находятся в боевом отделении, рядом с боеприпасами и не изолированы от экипажа. Думаю, можно пропустить его вперёд и жахнуть ему в задницу, – есть шанс, что сработает. Но тут мне чёт жалко его стало, думаю: «такая корова нужна самому», сохранить мне его захотелось. Хватаю я «Муху» и прыгаю вон в ту ложбинку. А он, как раз, на те валуны наезжает. Нос задрался, и брюхо с гусеницами прямо на меня смотрят. Ну, думаю: «на ловца и зверь бежит». Я и жахнул «Мухой» ему по правой гусенице. И получилось, командир! Лопнула она. Ну, ясен пень, закрутился он на месте, как бешеный, вон, все валуны раскидал. Но, куды ты теперь денешься, с подводной лодки? Сначала, отстреливался по-сумашесшедшему: башней крутил, во все стороны палил беспорядочно, из пулемётов шмалял – головы поднять не давал. Теперь поутих, особенно, когда свои отошли и бросили его здесь. Сейчас пулемётами мочит, только тогда, когда к нему подбираться начинаешь. Надо бы как-нибудь этих говнюков из него выкурить, пока они весь боекомплект не расстреляли.
– Браво, Васько! Один-один.
– Тут командир, только что, также «Абрагамс» лично завалил. И не просто завалил, – сохранил. Всё, кроме ходовой части работает, и пол боекомплекта в наличии! – пояснил Ивус.
– Да, ну?! – хором воскликнули Град и Зуй.
Т-90 – отличный современный танк. Трудно сказать, что он в чём-то уступает «Абрагамсу». В чём-то уступает, а в чём-то превосходит. Вес его 46 с половиной тонн. Развивает скорость до 60 километров в час. Толщина башенной брони в лобовой части достигает 950 миллиметров, бортовая броня потоньше – 80 миллиметров. Снабжён динамической защитой и комплексом электронного подавления «Штора». Основное вооружение Т-90 – 125-ти миллиметровая пушка. Снарядами с ходу, танк способен поражать сильнобронированные цели на расстоянии 1,5 – 2 километра. Орудие может вести огонь и осколочно-фугасными снарядами с системой дистанционного подрыва, с электронным взрывателем, обеспечивающим подрыв в заданной точке траектории, что повышает эффективность ведения огня по зависающим вертолётам и живой силе в окопах. Кроме того, на Т-90 установлен комплекс управляемого вооружения – КУВ «Рефлекс», ПТУР «Инвар». Такими управляемыми ракетами танк способен поражать сильнобронированные цели на дальности до 5-ти километров, с большой вероятностью попадания с первого выстрела. Огонь ракетами ведётся прямо из ствола основного орудия. Т-90 вооружен также двумя пулемётами. Один из них, 7,62-миллиметровый, спарен с пушкой; другой, крупнокалиберный, 12,7-миллиметровый – зенитная пулемётная установка «Утёс», расположен на крыше командирской башенки, это – дистанционно наводимый автономный пулемёт. Наблюдение за полем боя экипаж может вести с помощью четырёх телекамер, которые обеспечивают почти круговой обзор.
Т-90 – это чудо отечественной техники. Начал создаваться он в конце Великоправлийских времён, когда мы с твердышенцами были ещё одной страной, одним народом. Доводили его до ума, мы уже после распада державы, и тоже вместе. Вместе ставили и его производство, ведь, ещё каких-то пять лет тому назад, и в страшном сне не могло присниться, что мы будем воевать друг с другом. Но перманентный экономический кризис в наших странах, после обретения ими независимости (правда, непонятно: от кого и от чего?), так и не дал возможности, ни нам, ни твердышенцам, поставить производство Т-90 на широкую ногу. Поэтому, таких чудо-машин мало, все они на вес золота.
– Ну, как говнюков выкуривать будем, идеи есть? – спросил Алтай.
– Можно из РПГ обстрелять, выбить приборы наблюдения и телекамеры… – неуверенно сказал Зуй.
– Ещё чего! – возмутился Град, – не для того я под него лез, чтобы ты сейчас его из РПГ покоцал. Не дам!
– Согласен с Градом, – подтвердил Алтай, – Мы можем его повредить, а чем целее он будет, тем для нас лучше. К тому же и выстрелов, даже старых, у нас, небось, почти не осталось. Беречь надо. Я вот что предлагаю. Мне нужны два человека, третьим буду я. Короче, мне нужны «пластуны» – добровольцы.
– А, командир, врубился! – воскликнул, догадавшийся о плане Алтая, Зуй.
– Зу, отставить, – остудил его Алтай, – на этот раз без тебя, – у тебя рёбра сломаны.
Зуй не стал возражать, промолчал.
– Но, так как не все такие умные, как товарищ заместитель командира роты, я продолжу. Пулемёты танка обеспечивают круговой обстрел, так? На расстоянии менее 10 метров от танка, начинается мёртвая для пулемётов зона – непростреливаемое пространство, согласны? Так, идём дальше. Если в эту зону пробраться, то – дело сделано, а именно: очутившийся в этой зоне, безо всякого труда, через пару секунд окажется на башне, прикрепит к люку обычные гранаты Ф-1, штуки три-четыре, для верности, выдернет кольцо, спрыгнет вниз и сиганёт под танк. Сразу после взрыва, он снова, мухой взлетает на броню, открывает подорванный люк, и огнём из стрелкового оружия, предпочтительно пистолета, за секунду-другую, ликвидирует, охреневший экипаж, благо для спецназовца со стажем, думаю, это не должно составить проблемы. Верно? Теперь вопрос: как добраться до безопасной зоны, и не превратиться по дороге в сито? Отвечаю. На «шесть часов» в семидесяти метрах от танка – развалины; на «десять часов», тоже, примерно, на таком расстоянии – валуны; наконец, на «три часа» – воронка от снаряда. Как вы можете видеть, товарищи офицеры, (Алтай рукою показывал на местности) ко всем этим укрытиям можно подобраться скрытно. Далее, два добровольца, и ваш покорный слуга проникают в вышеназванные укрытия, и… Ивус, что ты делал, на аэродроме, когда спасал меня от твердышей, ну, когда, они палили в тебя из всех стволов, а ты был безоружен?
– Я уходил с линии выстрела, менял положение тела, траекторию движения…
– Попроще. Ты «пластался».
– Ну, можно и так сказать.
– Так вот, три «пластуна», точно таким же образом, одновременно с трёх сторон начнут движение от укрытий, по направлению к танку. Естественно, пулемётчику врага, придётся укакаться для того, чтобы попасть в трёх пластающих обезьян, приближающихся к нему сразу с трёх разных сторон, согласны? Правда, это – не факт, в кого-то может и попасть, сволочь. Поэтому, нужны добровольцы. Конечно, уважаемые коллеги, вы прекрасно понимаете, что наша проблема была бы решаема гораздо легче, будь у нас дымовые гранаты. Но, с прискорбием, сообщаю вам, что тот невеликий запас их, что имелся у нас, был израсходован в ходе наступательного боя на объекте «секретный аэродром». Можно начать обшаривание убитых военнослужащих противника, на предмет поиска данных необходимых нам средств маскировки, но это может занять слишком много времени, и не факт, что сие мероприятие увенчается успехом. Наш гений прозрения – старший прапорщик Горбуш, уворовавший на атакованном нами складе противника, столь много средств вооружения и боеприпасов, оказавшихся впоследствии нам совершенно необходимыми, в отношении дымовых гранат, дал маху. Но, во-первых, даже возможности гения не беспредельны, а во-вторых, если бы он это и сделал, я бы лично, выбросил их из машины.
Всё это Алтай говорил совершенно серьёзным тоном, с таким же, совершенно серьёзным лицом. Слушающие его начинали всё больше и больше похохатывать: их командир умел в напряжённую минуту разрядить обстановку, чем дополнительно оправдывал своё прозвище: «психолог».
– Кто идёт со мной?
– Я пойду, – сразу ответил Злато, – ты видел, я умею.
– Спецназ, тоже этому обучен, товарищ старший лейтенант. Кто ещё?
– Я пойду, – сказал Град, – должен же я довести дело до конца!
– Слишком много офицеров разом под пули подставляется, – покачал головой Алтай. – Ну, да чёрт с вами, авось пронесёт. Принимается.
Алтай, Град и Злато, сняли автоматы и каски, вытащили из карманов бронежилетов магазины, чтобы максимально облегчить себя. Оставили только пистолеты, и вложили, в соответствующие отделения транспортного жилета, по четыре гранаты.
– Васько, пойдёшь из воронки. Ивус, – от валунов. Я – от развалин, – распорядился Алтай. – Когда будете на местах – доложить. Начинаем по моему сигналу, все одновременно. Всё. Скрытно выдвигаемся на исходные.
Каждый, скрываясь от взора вражеских танкистов, хоронясь за бугорками, подбитой техникой, мелкими сухими кусточками, используя выбоины, по-пластунски двинулся к своим исходным позициям. Дальше, перед танком совершенное ровное, плоское пространство. Всего-то метров 60-70 до самого танка, а до безопасной зоны, где мы будем не видимы и не досягаемы для пулемётчиков, и того меньше – метров 50. Преодолеть их – дело нескольких секунд, но КАКИЕ это будут секунды! Секунды, в зоне обстрела в упор из крупнокалиберного зенитного пулемёта, одно попадание из которого, разорвёт тело на куски.
Через несколько минут Алтай был на своём последнем рубеже, у развалин. Почти тут же доложили о своей готовности Град и Злато.
– Гамма, Глаз, приготовились. Вперёд, марш!
Все трое разом бросились к танку. Через секунду башенный пулемёт взорвался градом огням. Заметался, начав суматошно дёргаться и крутиться, то в одну, то в другую сторону. Алтай и двое других начали свой танец смерти. Бросок тела в одну сторону, падение, перекат, бросок в другую, падение, перекат, резкая смена направления, прыжок, кувырок, перекат… Смертоносные очереди проносятся в сантиметрах над головой, ложатся совсем рядом, то слева, то справа, вырывая огромные комья земли. Секунды кажутся вечностью. Пулемёт бьёт попеременно то по Алтаю, то по Злато, а вот Града, подбирающего сзади, экипаж как будто не заметил… Хотя, едва ли это вероятно – на Т-90 телекамеры кругового обзора – просто пулемётчик не успевает заняться им, по-роковому не успевает… Град почти беспрепятственно первым достигает мёртвой, для пулемёта, зоны. Вот он уже на броне, крепит к крышке люка гранаты. Алтай со Злато, тем временем, уже тоже в пределах безопасной зоны, целы и невредимы. Град срывает кольцо, спрыгивает с брони и ныряет под танк. Туда же успевают вкатиться и Алтай со Злато. Хлопок. (Это только в фильмах нам показывают, что взрыв ручной гранаты сопровождается оглушительным грохотом, огнём и клубами чёрного дыма, в реальности же, срабатывание ручной гранаты – это всего лишь хлопок и облачко белёсого дымка). Град снова первый на броне – у люка с пистолетом в руке. Отбрасывает подмятую взрывом крышку. Сработало! Четыре быстрых выстрела, и он скрывается в люке. Доносятся ещё два выстрела. Алтай и Злато запрыгивают на броню. Через пару секунд, Град показывается из люка:
– Принимай заказ, командир!
Супертанк наш! Правда, взрывом повреждён башенный пулемёт, но этого едва ли можно было избежать. Зато всё остальное цело и в полной исправности, если не считать ходовую часть.
За этим приключением Алтай совсем было забыл о времени. На часах 13.58 – время связи с центром. Алтай берёт в руки радиостанцию. Ему страшно. Когда шёл на «Абрагамс» с гранатомётом, страшно не было. Когда шёл под пули крупнокалиберного пулемёта, страшно не было. А сейчас – страшно. Сердце колотится в груди, удары отдают в виски.
– Пещера, я Алтай. Пещера, ответь Алтаю. Приём. Пещера, я Алтай…
В ответ – убийственная тишина… О нас забыли? Нас кинули? Нас предали?
– Центр на связь не выходит, мужики… – как бы извиняясь, выдавил из себя Алтай.
Все молчали, глядя куда-то в сторону или себе под ноги. Даже, обычно словоохотливый Зуй, только презрительно сплюнул на землю.
– Что делать будем, командир? – наконец, спросил Сретень.
– Командиры взводов, Зуй, собрать информацию о потерях своих и противника, о наличии боеприпасов, запасов воды, об исправности техники и вооружения. Через сорок минут жду всех на КНП с докладом. Там будем решать. Выполнять.
Подсчёт потерь оптимизма не добавил. В ходе второй атаки мы потеряли ещё 16 человек убитыми и 21 раненными, 11 из которых ранены тяжело и в дальнейших боевых действиях учавствовать не могут. Таким образом, всего с начала операции мы потеряли уже 60 человек убитыми. Остаётся нас 65 человек, и них только 37 способны держать в руках оружие, причём двое их них оставлены в дозоре у схода с шоссе. Значит отражать следующую атаку будет всего 35 человек – чуть больше одного взвода.
Ещё меньше поводов для радости дал подсчёт оставшихся боеприпасов. ПТУРы и зенитные ракеты полностью израсходованы. Очень мало осталось выстрелов к гранатомётам, а те, что ещё есть – старые, кумулятивные. Тандемных – ни одного. Осталось всего 4 «Мухи». Мало 7,62-миллиметровых патронов для пулемётов – в резерве осталось всего лишь 4 короба по 100 штук... Учитывая с каким количеством пехоты придётся сражаться во время следующей атаки – это очень мало. Не лучше дело и с патронами для индивидуального стрелкового оружия, – для автоматов. Осталось, в среднем, по два снаряжённых магазина на каждого, в резерве – ноль. Из боевой техники, способной вести хоть мало-мальски эффективный огонь – только один БТР-Д и одна БМД, с полностью израсходованным боезапасом для основного орудия и пулемётов. Вода на исходе. Без воды долго не протянуть, особенно в такую жару. А ещё, вода нужна раненным, нужна Сафону, который, не покладая рук, колдует над ними со скальпелем, пытаясь спасти им жизни.
Теперь о приятном. Потери противника в ходе второй атаки – 14 танков, 9 единиц легкобронированной техники (БМП и БТР), и приблизительно 300 (!) мотострелков убитыми и раненными. Нами захвачены два танка противника, не просто танка, а супертанка! В них исправна боевая часть, и не израсходован боекомплект.
Выход один – собирать трофеи. Подбито несколько БМП противника. С них, если не сдетонировал боекомплект, можно снять ПТУРы, разжиться 30-миллиметровыми снарядами для пушки, нашей единственной теперь, БМД. У убитых вражеских пехотинцев мы можем забрать гранатомётные выстрелы. Правда, наверняка, так нужных нам тандемных у них не окажется, ведь они знали, что у нас нет и не может быть тяжёлой бронетехники, танков с динамической защитой. Но могут быть кумулятивные, предназначающиеся для наших БМД. Найдём, – будем бить их танки в ближнем бою, в борт и в тыл. Мы возьмём у них патроны к пулемётам и автоматам, возьмём ручные гранаты, и конечно же, фляжки с водой.
– Раненых, не оказывающих сопротивления не трогать. Забираем вооружение, боеприпасы, воду оставляем, – приказал Алтай.
Он мог бы этого и не говорить. Есть такое понятие – боевое благородство, и в роте Алтая оно никогда не было пустым звуком. Поэтому его бойцы и так не стали бы забирать воду у раненных противника. А, возможно, даже и помогут напиться, перевязать рану, сделать обезболивающий укол… Алтай сделал свои указания просто для проформы.
– Командиры, на всё про всё вам полтора часа. В 16.00 – все у меня на КНП с докладами. Выполнять. Да! Зуй, подожди. Ты Кару видел? Что с ним? Ранение тяжёлое?
– Да, командир. Похоже позвоночник задет. Когда я с ним говорил, он был в сознании, но ногами двигать не мог.
– Ясно. А где Куль? Почему его нет? Он ведь со вторым взводом был.
Зуй помрачнел:
– Убит наш Ласко, командир, – сказал он, потупив глаза в землю. – Из зенитного пулемёта прямо в плечо попало, руку под корень вырвало… жгут некуда было наложить, от кровопотери умер…
Все помолчали.
– Ну всё, мужики, за дело, – сказал Алтай.
Примерно через минут сорок в наушниках Алтая раздалось:
– Алтай, я 33-й. Приём. (Это сержант Буня, командир 3-го отделения, 3-го взвода).
– Я Алтай. Что там у тебя?
– Тут Т-80-й побитый. Экипаж смотался. Орудие исправно, башня движется, боекомплект в наличии, только ходовка не работает.
– Ну, отлично, Буня! Тащи его сюда, – пошутил Алтай.
– Я бы с радостью, но есть проблема. Когда мы с Самусем из танка вылезли из валунов снайпер заработал. Самуся сразу насмерть, меня по руке чиркнул, гад. Лежу за кочкой, головы поднять не могу, капитально простреливает.
«Ещё один «двухсотый». Теперь нас 64, боеспособных – 36. Или меньше?» – моментально пронеслось в голове у Алтая.
– Тебя сильно зацепило?
– Ерунда, царапина.
Значит, всё-таки 36.
– Сиди не высовывайся. Скоро буду. Наездник 1, я Алтай. (Он вызывал водителя единственной оставшейся БМД, командирской «четвёрки»)
– Я Наездник 1. На связи.
– Так, сержант, дуй в машину и заводи шарманку. Поедем кататься.
– Есть.
– Бульдог, ответь Алтаю.
– Я здесь, командир.
– Зу, ты мне нужен. Где ты «здесь»?
– На позициях 2-го взвода, полуразрушенный дом на левом фланге.
– Будь там, я за тобой заеду, покатаемся.
– Далёко поедем?
– Снайпера надо убрать.
– Понял. Жду.
– 33-й, Буня, как ты там?
– Лежу, отдыхаю.
– Уточни местоположение.
– От центра позиций 2-го взвода, прямо на «12 часов», метров четыреста – там подбитый танк. Я рядом, слева от него, за кочкой. Снайпер работает из скопления больших валунов, справа от танка, метров сто пятьдесят.
– Понял. Отдыхай пока. Жди в гости.
Через 10 минут Алтай с Зуем на БМД, подбирались к указанному Буней месту. Эффективная дальность стрельбы из снайперской винтовки СВД – 800 метров. Местность от валунов, где засел снайпер отлично простреливается. При желании он может легко «дотянуться» оттуда до позиций 2-го взвода, и «снимать» наших бойцов, которые сейчас вышли «в поле» и собирают боеприпасы и воду, обыскивая убитых солдат противника. Поэтому подбираться к нему лучше под защитой брони. Можно подойти метров на сто, а дальше БМД не пройдёт – начинаются крупные валуны. Можно было бы обстрелять валуны из орудия БМД, но, во-первых, снарядов у нас больше нет, а, во-вторых, даже если бы они бы и были, не факт, что таким образом снайпера можно обезвредить. Ведь мы будем стрелять, во многом, наугад, снайпер же, оставаясь для нас невидимым, просто будет менять позиции и уходить от снарядов. Значит, снайпера нужно убирать по-другому. А именно, выманить его на себя, добиться того, чтобы он выстрелил. Тут же засечь его позицию, и в то же мгновение поразить его из снайперской винтовки. Кто лучший в роте стрелок? Конечно, заместитель командира роты по военной подготовке старший лейтенант Зуй – двукратный чемпион вооружённых сил Истиправлии по пулевой стрельбе!
Второй участник охоты на снайпера, должен сыграть роль подсадной утки, роль жертвы. Он будет выманивать огонь снайпера на себя. Он будет прыгать перед ним, извиваться, «пластаться», постепенно приближаясь к нему, пока нервы у того не выдержат, и он не выстрелит, дав себя, тем самым, обнаружить. Для того, чтобы не попасть под его пулю, нужно в совершенстве владеть своим телом. Рукопашные боевые искусства обучают этому умению. Кто лучший в роте боец? Конечно же, сам командир – неоднократный чемпион по кундо и рукопашному бою. Правда, Алтай мог убедиться в том, что пришлый «особист» Злато, тоже с блеском мог бы исполнить роль приманки для снайпера, но в этом деле важны отлично отлаженное взаимодействие между выманивающим и стреляющим, а ещё более важен – опыт. Алтай и Зуй много отрабатывали подобный приём, не раз с успехом применяли его в бою, поэтому на снайпера должны идти они – два главных офицера элитной роты.
БМД подошёл к подбитому танку, встал за ним. Теперь, на линии выстрела снайпера стоял танк, и Алтай с Зуем могли, не рискуя покинуть десантную боевую машину. Зуй, со снайперской винтовкой, занял позицию, используя броню танка, как укрытие. Алтай, выскочив из-за танка, снова начал свой танец смерти. Пробежал, прыгнул, перекатился, упал, встал, резко изменив направление, бросился в другую сторону, снова прыгнул, перекувыркнулся, пробежал, прыгнул. Два выстрела раздались почти одновременно: выстрел снайпера и выстрел Зуя.
– Командир, вставай, – спокойно сказал Зуй, и вышел из-за брони. – Буня, тоже вставай, хорош прохлаждаться уже!
Снайпер промазал, Зуй нет. Алтай поднялся с земли. Жертва оказалась хищником. Была ли это игра со смертью, выскочившего под выстрелы в приступе слепого героизма Алтая? Нет! Всё было сделано по чёткому и холодному расчёту: Алтай с Зуем настолько владели ситуацией, что не видели в этой игре никакого особого риска для себя, а вот судьба вражеского снайпера была предрешена…
Подошли к убитому. В аккурат между бровей у него зияло входное отверстие от пули, выпущенной Зуем. Забрали патроны и фляжку с водой.
– Теперь у нас три танка, живём! – сказал Алтай, залезая на броню БМД.
На КНП, офицеры доложили ротному о результатах сбора трофеев. Удалось добыть 4 ПТУРа, несколько десятков снарядов для пушки БМД. Негусто. Зато, какое-то время можно особо не думать о патронах для пулемётов и автоматов – их урожай был обилен. Разжились и выстрелами к гранатомётам. Как и ожидалось – тандемных не отыскали, зато набрали кумулятивных и осколочных. Осколочные тоже, ой как пригодятся – пехоты у противника – сонм. С водой тоже стало получше: если сильно экономить, то того, чем удалось поживиться у поверженного противника, на сутки должно хватить.
– Так, – подытожил Алтай, – нас 34 человека, по сути – взвод с хвостиком. У них 10 танков и человек 400-500 пехоты. Но зато теперь у нас три танка! Так что, будем воевать. Все перемещаемся на позиции 1-го взвода, оборону будем строить здесь. Задача такая: надо отбуксировать сюда трофейные танки противника.
Танк Т-90 весит 46 с половиной тонн; Т-80 – сорок две. Первый находится на передней линии обороны позиций Града, второй – в четырёхстах метрах, от позиций Кары. Значит, один из них придётся тащить метров 350, а другой, аж 800. Причём, последние 200-300 метров, на позиции первого взвода, танки нужно будет поднимать вверх по склону холма. Тащить многотонные махины, с убитой ходовой частью, придётся, буквально, волоком. Вот, задачка!
У нас осталась одна БМД и один БТР-Д. Это – гусеничные машины, это – мощные машины. Но справятся ли они, с предлагаемой им ролью тягачей неподвижных тяжёлых танков?
Решаем начать с Т-90, добытого Градом – он ближе. Цеплям его за машины тросами: БМД справа, БТР – слева. Сначала, с грехом поплам, дело идёт, но как только вышли на подъём – всё, встали. Машины буксуют, вспахивая гусеницами землю и поднимая облака пыли, тросы рвутся. Пригнали «Улар». Поставили грузовик по центру, гусеничные машины по бокам от него, навязали тросы, сзади в танк упёрлось несколько десятков рук. Махина, нехотно и запинаясь, но всё же поползла наверх. Промурыжились с ним больше двух часов, но в конце концов танк встал именно в то место, куда и указал Алтай.
С Т-80м возились ещё дольше, закончили затемно. Самое сложное сделано – все три танка стоят на указанных позициях, развёрнуты в сторону противника и готовы к отражению атаки. Всем – браво!
22.00. Центр снова не вышел на связь.
Что происходит? Что, чёрт возьми, происходит? Это выглядит как подстава, как диверсия, как измена! Нас что, специально отправили сюда на убой? Уничтожена уже половина роты, элитной роты – гордости страны, роты, которая стоит полка, если не дивизии! Даже если забыть, что мы люди, которые хотят жить и у многих из которых есть семьи, ждущие дома, даже если рассматривать нас только, как боевые единицы, что сплошь и рядом приходится делать на войне, даже в этом случае, отправить на ничем не оправданное заклание лучшую роту – это подрыв обороноспособности страны. Мы без особых труда и потерь уничтожили Хокумы, решили стратегическую задачу, повлияв тем самым на исход войны, а Они поставили нас в условия, в которых нас, тех кто, не боясь громких слов, представляет золотой фонд армии, просто истребляют.
Как объснить происходящее своим подчинённым? Как объяснить им этот маразм, эту чудовищную, вопиющую несправедливость? Что сказать этим проверенным и честным мужикам, доверяющим тебе больше, чем себе, готовых за тебя и в огонь, и в воду, и под под пули, и на верную смерть? Сказать им: да, мужики, похоже, нас предали, нас бросили здесь умирать, мы сделали своё дело и теперь не нужны? Как поднять боевой дух этим людям перед неравным боем, который для многих из них станет последним? Как объяснить им, за что они через несколько часов пойдут на верную смерть? А действительно, за что они пойдут? Во времена Великой Войны наши солдаты шли на смерть защищая свою Родину, свою семью, свой дом от страшного лютого врага, желавшего поработить весь мир. А за что идём на смерть мы? Мы воюем с братским народом, с которым у нас общие корни и одна, многовековая история. Нет, мы воюем не с народом даже, не с нацией, а просто с теми людьми, которые волею судеб родились или оказались в другой, бывшей республике, ранее единой большой страны. Мы воюем с людьми, втянутыми политиками, и их, и нашими, в конфликт своих алчных интересов. И мы, и твердышенцы – заложники тупости и жадности наших правителей. Ну, а когда появляются первые жертвы, в силу вступает закон кровной мести. Вы сделали это с моим братом, другом, земляком? Теперь получите в ответ! Ненависть нарастает, как снежный ком, и вот уже убить твердыша – это не желание, не приказ моего президента, министра, командира, – это моя собственная воля. Адский механизм запущен и отныне работает сам по себе. Мы хотим стереть с лица земли их, они нас. Наши правители потирают руки, теперь воевать и убивать мы мотивированы изнутри, теперь мы исполняем не их волю, а свою собственную, и теперь мы, действительно верим, что защищаем свою землю от лютого врага, как в Великую Войну. Но всё же, что-то в этом не так, и где-то, на уровне подкорки, мы чувствуем некий подвох, некий обман, дикость и абсурдность происходящего: то, что происходит сейчас – это совсем не то же самое, что было во время Великой Войны, просто на время нас ослепила ненависть. И когда, тот кто вверг тебя в эту ненависть и в эту безумную братоубийственную войну предаёт тебя, то обман начинает просвечивать наружу. Алтай знал, что сейчас это понимает и чувствует каждый из его бойцов. Как настроить их на бой, чем воодушевить их, когда ты сам не веришь, что поступаешь правильно?
Алтай был в недоумении. Алтай был в ярости. Алтай был в растерянности. Он думал сейчас уже не об исполнении приказа, а о своей ответственности перед людьми, которые ему доверяют.
В 23.00 командир роты собрал всех офицеров на совещание.
– Связи с центром нет, – начал Алтай, – Без комментариев. В армии принцип единоначалия, но сейчас я хочу спросить у вас, мужики: ЧТО БУДЕМ ДЕЛАТЬ? Примем бой или же, прямо сейчас, свернёмся и станем уходить в горы? Если примем бой, даже если выстоим – будут потери, большие потери… Ради чего? Какую задачу мы здесь и сейчас выполняем? Была задача – удерживать плацдарм до высадки десанта. Где этот десант? Когда он будет и будет ли вообще? Допустим, отобьём следующую атаку, а дальше, что делать? Что делать, если центр снова не выйдет на связь? А у меня всё больше и больше уверенности в том, что так оно и будет. Если решим уходить, то здесь тоже проблемы. Уходить нужно в большие горы, далеко... Отсюда до них, по холмам, по предгорьям километров 30, но на такой местности расстояние меряют не в километрах, а в часах. Налегке, это, в лучшем случае, часов 6. Налегке, до рассвета, может быть, и успели бы, хотя и это вряд ли. Но у нас 28 человек тяжёлых, не ходящих раненных. 28 человек на 36, способных передвигаться. Это получается, что чуть ли каждому, придётся одному нести на себе по раненному! Далеко ли мы уйдём? До рассвета пройдём километров 5-7, не больше. Рассветёт – схоронимся, но ведь отыщут же. Их тут, всего километрах в трёх от нас, как собак нерезаных – человек пятьсот. Прочешут все холмы, все овраги – найдут. Не дойти нам до гор с раненными. А здесь у нас – выгодные укреплённые позиции, танковая артиллерия. Вот такая, блин, дилемма. Что делать будем?
– Командир, я за то, чтоб остаться, – сказал Град. – Во-первых, и вправду, не дойти нам с раненными, а, во-вторых, как-то это не по-нашему – отходить без приказа.
– Да не может же быть такого, чтобы нас тут совсем забыли, мы же элитная рота всё-таки, а не пушечное мясо! Выйдут они на связь. Должны выйти, – поддержал Града Сретень.
– Командир, а что, танки мы зря сюда тащили? Знаешь, как я затрахался? Что, всё зря что ли? Нет, я твердышам такого подарка не сделаю, – возмутился Зуй.
– Ну, тогда решено, – подытожил Алтай, – остаёмся. Тогда, соколики мои, за работу! Оборудовать и укрепить позиции, расставить пулемётчиков, обеспечить маскировку огневых точек, танки сделать настолько невидимыми для противника, насколько только возможно. Зу, иди пока поспи, работами буду руководить я. В 2.30 я тебя подниму, сменишь меня. Всё. Занимайтесь.
Алтай выстроил на опорном пункте плотную, надёжную круговую оборону. На самом деле, пока всё не так уж и плохо. У нас три мощных танка, с их пушками и зенитными пулемётами, у нас БМД с исправным орудием и снарядами к нему, у нас полно гранатомётов с выстрелами к ним, у нас 4 ПТУР, чуть ли не у каждого второго нашего бойца по ПКМ (7,62-х миллиметровый ручной пулемёт), с нехилым запасом патронов, – всё это плоды наших «трофейных» вылазок. Наконец, у нас, опять-таки хорошие, укреплённые, выгодные позиции, на господствующей высоте, противник же пойдёт на нас снизу, по голой степи.
«Выстоим, – подумал Алтай, – без сомненья, выстоим, только бы ребят удалось побольше сберечь…», и пошёл будить Зуя.
Полный текст книги по ссылке http://www.litres.ru/aleks-bessmertnyy/