Тип 2
Вопрос «выпускать, или не выпускать» решался на самом верху – на Старой площади в ЦК КПСС. Вопрос по тому времени важный, идеологический: если не выпускать – размоет берега само, выпускать – как бы половодье не затопило! А по московским дворам оттепель. Приняли решение выпустить пробную партию и посмотреть, что будет.
Это я рассказываю о первом советском бытовом магнитофоне образца 1960 года. Назывался он «Гинтарас», потому что выпустили его в Вильнюсе.
О том времени написан «Звёздный билет» Василия Аксёнова. Журнал «Юность», где повесть была опубликована, зачитывали до дыр.
Город. Двор. Девочки. Мальчики. И как примета времени – маг на окне.
«Барселона» живет вечерней жизнью, как и все дома в Москве. Всеми тремя этажами, сотней окон она смотрит себе внутрь. За шторками двигаются люди, наяривают телевизоры. В противоположном углу двора два приятеля Гера и Гора налаживают на подоконнике магнитофон. Сейчас будут оглушать весь двор музыкой. Пока не придет дворник.»
Музыка музыкой, под неё танцуют, - девочки на каблучках-гвоздиках (цок-цок-цок), мальчики на «манке» (так называли подошву импортных полуботинок), но по кухням интеллектуалы слушают песни Галича, Окуджавы, Визбора, Анчарова, внимают, как рвёт парус и горло Высоцкий. «Гинтарас» рвёт плёнку, конструкция магнитофона несовершенна, да и сам магнитный носитель «тип 2» пересыхает, скручивается. Её склеивают уксусной эссенцией. На кухне же сидят.
Город. Двор. Девочки. Мальчики осваивают на гитаре ценою 7 руб.50 коп. три аккорда и поют девочкам о своих чувствах, о том, какие они таланты и гении.
Гении поднимаются над Москвой СМОГом – самым молодым обществом гениев...
Через 50 лет один из смогистов – Владимир Бережков - приехал в Малаховку. С гитарой и стихами. А как он мог не приехать, если в Малаховке на танцплощадке ещё сам Димка из «Звёздного билета» учился танцевать. И вот, сидят нынче семидесятилетние «димки», мальчики шестидесятых, и слушают песни, вспоминают время. Прибыл в гости к Стихотворному бегемоту и «старший брат» - Марк Ляндо.
- Помню этих мальчиков, - Ляндо перстом указует на Бережкова. – Я вышел на площадь Маяковского и увидел группу ребят у памятника, - стихи читают. Слушаю, стихи хорошие. Я-то лет на десять-пятнадцать постарше, - в пятидесятые годы хранился, как в холодильнике, замороженный. А услышал стихи этих ребят и понял, что меня разморозили! Что я снова живу!
И будто вторя ему, старшему, поёт Бережков о Кадашах, где рядом на Пятницкой жил Вадим Делоне, где в подвальчике можно было купить в розлив стаканчик портвейна, где «во дворике под аркой» они говорили, спорили, влюблялись: «Тогда и надо было жить! / Кто знал, что дальше будет хуже / И нам затянет горло туже / Времён связующая нить.../ И осеняет лишь теперь / Меня, уехавших, ушедших –/ Та наша арка, словно дверь / Времён живых и сумасшедших.»
Поколение, размороженное оттепелью, осеняют арка бережковского двора в Кадашах, и прямоугольник неба, пробитый звёздным компостером аксёновского двора «Барселоны».
Крутятся кассеты с магнитной лентой «тип 2», - пересохшая, склеенная эссенцией, связующая ниточка времён - звучат песни и стихи без цензора и редактора, а популярность, - слушаемость определяется лишь мерой таланта автора и никем больше. В литературе, да и в самой советской культуре появился второй слой, «тип 2», который стал более мощным, полноводным и интересным, нежели слой первый, официальный…
Своё выступление Владимир Бережков начал, исполнив песню, которую посвятил памяти безвременно ушедшей Веры Матвеевой, девочке шестидесятых, богине, поэтессе: «Любите меня, / пока я жива, / пока не остались /только голос и слова…».
Пел и читал стихи Бережков часа полтора, и как не просил публику не хлопать,- мы же не на концерте, - публика не выдерживала этикет и аплодировала. Прекрасный получился вечер.
Я вышел из библиотеки,- овраг, просвеченный золотом закатного солнца, клубился майской зеленью, а в одном из вагонов проезжающей мимо электрички вдруг увидел контролёра, который пробивал компостером билеты. Но нынче уже и билеты не те, да и компостеры другие…