Глава 5
На следующий день, ближе к полудню позвонила риелторша. «Есть квартира. Загородный проспект, дом 26. Однокомнатная, 34 квадратных метра. 7500 рублей в месяц. В час будьте там» – сказал с хрипотцой бойкий деловой голос.
Хватаю карту, смотрю, где это находится. Маринка неодетая и ненакрашенная. Бегу один. Когда я, выскочив из метро, уже несся по Загородному проспекту, разыскивая дом, снова зазвонил мобильник. Опять риелторша.
– Квартира на Загородном уже сдана. Есть на Бульваре Новаторов. Тоже 34 квадрата, однокомнатная, 7500 в месяц, не считая платы за ком. услуги. Устроит?
– Да. Конечно, устроит.
– Только быстрее. Тут ещё на неё клиенты есть. Кто быстрее подойдёт, тому и сдадим.
– Подождите! Я сейчас на Загородном нахожусь. Как мне оттуда до этого бульвара добраться?
– Садитесь на метро «Владимирская», едете до станции «Проспект Ветеранов». Там спросите. Адрес запишите – Бульвар новаторов, дом 110, пятиэтажка, квартира 62.
Весь в мыле выскакиваю из подземного перехода – выхода метро «Проспект Ветеранов». Ошалело верчу глазами, не понимая, куда бежать.
– Вы не знаете, где здесь Бульвар Новаторов, дом сто десять, – спрашиваю у пожилого мужчины.
– А вон там он, между двумя точками, – указал мужчина рукой.
– Точками?..
– Ну, вон две девятиэтажки одноподъездные видите? В глубине, между ними.
– Я ринулся туда, а про себя мне думалось: «Точка». Забавно. Должно быть, это знаменитый питерский слэнг. Интересные люди эти питерцы. Бордюр для них не бордюр, а «поребрик», киоск для них – «ларёк», а сумка-пакет, вообще – «кулёк». Простите, но в кульках, свёрнутых из газеты, бабки семечки на остановках продают. Ну, питерцы!»
Я успел. Я прибежал первым. В квартире меня ждали риелторша и хозяин, пожилой кореец. Квартира мне понравилась. Чистенькая. Из мебели – ничего лишнего. Два дивана, да журнальный столик. Из-за этого типовая однушка казалась даже просторной. На кухне холодильник «Саратов», маленький, ещё советских времён, но надёжный. Я был уверен, Маринке квартира тоже понравится.
Правда выяснилось, что уплатить надо не семь пятьсот, а сразу пятнадцать тысяч рубликов, сразу за два месяца – первый и последний, мы ведь снимаем жильё на год. Ещё две тысячи, пришлось отдать риелторше за услуги. Хозяин сказал, что он переезжает в Москву, к дочери, а за оплатой каждый месяц будет приходить его племянник. Что ж, отлично! Мы подписали бумажки, и квартира, минимум на год, наша с Маринкой!
Я прилетел к дяде на «Маяковского», как на крыльях. – Маринка, собирай вещи, я хату снял, классную! У нас есть свой домик!
Часа через три, мы со всеми своими пожитками, уже были там. Боже! Какое это счастье иметь своё, отдельное жильё, пусть даже съёмное. Я понял это только сейчас, здесь. Дядя Антон с тётей Элей, люди, уже можно сказать, пожилые. У них небольшая двухкомнатная квартирка. Мы чувствовали, что напрягаем их. Они люди деликатные, ничего нам не говорили, но было заметно, что это напряжение нарастает с каждым днём.
Я не ошибся, Марина, увидев наше новое обиталище, была просто счастлива. Дом, в котором мы будем теперь жить – старенькая советская пятиэтажка, с треугольной, покрытой серым шифером, который кое-где успел отвалиться, крышей. Меня особенно тронуло то, что он, почти со всех сторон, окружён высокими, выше него, деревьями. Тронутая желтизной листва колышется, и кажется что дом, будто старый корабль, плывёт по океану-осени. Этот дом, враз разбудил во мне ностальгические воспоминания, ведь и сам он, и эти деревья вокруг, так напоминают родительский дом в университетском городке, оставленный в Родном городе, дом, где я родился, и где прошло моё детство. Да и вообще, то место, тот район, где, волею судеб, мы оказались, так не похож на тот Петербург, который я знал раньше. Здесь нет древних исторических зданий, нет дворцов, нет седых памятников. Здесь нет барокко, классицизма и ампира (или как там их ещё называют, эти архитектурные стили ушедших веков?) Здесь – привычные и родные для меня дома советских времён, перемежающиеся с высоченными зданиями недавних новостроек. Здесь, как будто, совсем другой город, который так похож на мой, родной. Здесь мне уютно. Здесь мне хорошо.
Мы с Мариной взяли бутылку водки, и вечером отметили наше новоселье. Первый шаг к новой жизни сделан. Ура! Завтра начинаются выходные, а в понедельник я отправляюсь к юристу (тётя Эля нашла мне хорошего юриста), буду открывать свою фирму.
* * *
Рота двигалась по ущелью вниз. Карта и полковник Могуч говорили, что ущелье широкое, и пригодно для прохода техники. Но понятие «широкое», в горах, слишком относительно. В горах вообще всё относительно и непредсказуемо. Приходилось растаскивать завалы из стволов поваленных елей. В сужениях, техника шла по воде, по бурной горной реке, объезжая огромные валуны. До места, где ущелье стало действительно широким и появилось первое подобие колеи, добирались шесть с половиной часов. Техника выстроилась в колонну. Вперёд, на ТПК, было отправлено боевое охранение. Вскоре, охранение наткнулось на первого местного жителя. У края колеи стоял бородатый седовласый дед, с небольшим стадом коз. Дозорная машина притормозила. Старший группы охранения, сержант Буня крикнул по Твердышински: – Бог в помощь, дед! Как дела?
– Что, вояки, всё воюем? – насупив брови, вопросом на вопрос, ответил дед.
– Воюем.
– А с кем воюем? С братьми своими воюем? Что вы делаете? С ума посходили все вообще? Сначала страну развалили, а теперь и воевать начали!Тьфу на вас!
– Дед, ты не шуми, – сказал, поморщившись, сержант. – Скажи лучше, до Охры далеко?
– Старик ничего не ответил, лишь презрительно посмотрел и повернулся спиной.
Машина тронулась с места и продолжила путь. Сержант с минуту молчал, а потом задумчиво изрёк: – Да, здесь люди тоже не шибко войны хотят.
– Смотря какие, люди, – заметил один из солдат.
Вскоре колонна вошла в горную деревушку. Остановились на пять минут. Пообщались с местными, сказали, что учения, что, куда следуют – военная тайна, пожелали удачи и двинулись дальше, по грунтовой горной дороге.
Через час с небольшим подошли к Горкам. В село въезжать не стали, была возможность объехать. Горы вокруг становились всё ниже, превращась в предгорные холмы, а потом и вовсе в степь, покрытую мелкими сопками. На дороге кое-где стал появляться битый-перебитый асфальт, сохранившийся, наверное, ещё с великоправлинских времён. А вот и точка откуда надо уходить с дороги на северо-восток, в степь.
Сворачиваем. Идём без дороги, по сопкам, меж сопок. Сухая степь, один жёлтый выгоревший ковыль. Здесь жарко, градусов под сорок. Ориентируемся по компасу и спидометрам, навигатор в этой глуши не работает. Проходим больше тридцати километров. Солнце начинает клониться к закату. Обнаруживаем что-то вроде оазиса. Воды, правда, нет, зато есть мелкие зелёные деревца. Здесь было решено устроить большой привал. Людям нужно поесть, отдохнуть, и, хотя бы немного поспать. Время 18.30. Технику укрыли маскировочными сетками, люди расположились под деревцами. Алтай собрал офицеров и распорядился: «Отдыхаем до 00.00. Сретень, с твоего взвода – дозорные, выставишь. В 00.30 выдвигаемся к объекту. На удалении 8-10 километров от объекта останавливаемся, приступаем к разведке. Всё, мужики, отдыхать!»
Алтай расстелил каримат и устроился под деревцем. Засыпая, он снова погрузился, уже по обыкновению, в сопровождающие, помимо его воли, видения. Они больше не вызывали в нём тревоги, он уже успел к ним привыкнуть (как и я ко своим), ему даже было интересно: а что же дальше?
Здесь надо сказать, что видения Алтая, были и моими видениями, ведь когда он пребывал в них, пребывал в них и я. Начавшись после того случая, когда Алтай чудом избежал верной гибели, они стали постоянно являться ему. Сначала по маленьким отрывкам, а затем всё более и более объёмно и развёрнуто. Всё происходило в точности так, как и у меня, только главный герой и содержание их были иными. Если в мою жизнь, не спросясь, втёк Алтай, то в его – некий молодой граф. Впрочем, он, этот граф, не любил, когда его так называли: «Молодой Граф».
Мир, в котором жил молодой граф, сильно отличался от нашего, но, насколько я могу судить, сильно походил на то время, когда океаны нашей Земли бороздили красавцы-парусники; архитекторы, соревнуясь друг с другом, создавали шедевральные дворцы; дамы носили платья с широченными кружевными юбками, а манеры были изысканы и галантны. Основные географические открытия уже были сделаны, расцветали торговля, наука и просвещение. По-моему, нечто подобное имело место быть на нашей Земле, где-то во второй половине 18-го века.
Но, определенно, это была не наша Земля. Другие города, страны, материки. Другая, хотя и похожая в чём-то на нашу, история. Другие имена богов и пророков. Другие единицы измерения времени и пространства, или, скорее не единицы, а их названия. Так, время там измеряют в «клоках». Но один клок, длится ровно столько же, что и наш час, и в сутках у них тоже 24 клока. Расстояние меряют в «линах». Одна лина, составляет, около одного километра и двести метров, почти как наша миля. Другие языки. Так в стране молодого графа говорили на языке, который напоминает чем-то смесь нашего английского и… фламандского.
Вы спросите, откуда я знаю фламандский язык? Да не знаю я его! И языка-то такого по сути нет. Как-то я размышлял об одном своём пациенте. Сложный был случай. Я не понимал, почему с ним ничего не работает. Хотя, по идее, должно. Запутался я, ступор поймал. Но существует такая психотехника: если попал в творческий тупик – займись чем-то другим, а лучше тем, чем никогда в жизни не занимался, и тогда, в один прекрасный момент, идея придёт, и ты возопишь «Эврика!», как тот Архимед. На книжном развале я увидел книгу «Диалект Французской Фландрии». Купил. Оказалось, что фламандский язык – это диалект нидерландского, а самого по себе фламандского языка не существует. Ну, поизучал я, с недельку, этот диалект. Действительно помогло.
Впрочем, и Алтай и, соответственно, я, прекрасно понимали звучащую в том мире речь без малейшего знания их языка. Так же, как я видел Алтая и со стороны, и одновременно находился в его теле, и как бы имел с ним одну душу, так же и он, видел графа и со стороны, и в то же время был им самим. Поэтому, когда Алтай испытывал видения, я тоже становился и этим графом, и сторонним наблюдателем, ведь я вижу и переживаю всё то, что и Алтай.
Нельзя было не обратить внимания на то, что видения ко мне стали приходить с того же самого времени, что и у Алтая. У него, как и у меня, это началось чуть больше полугода назад. И сдаётся мне, что случилось это с нами в один и тот же момент. У него, когда он чуть не был убит взрывом, а у меня… Ну, об этом, как-нибудь позже…
Видения о графе являлись Алтаю, сначала по кусочкам, из которых позже сложился пазл, и Алтай уже знал о графе всё – его прошлое, всё, что происходило с ним до настоящего времени… – словом всё то, что знает о себе сам граф. Я не буду рассказывать историю создания Алтаем (а значит и мной) этого пазла. Я расскажу о том, что на нынешний момент, и Алтаю, и мне, известно о графе. Расскажу до того момента, где видения Алтая обрываются, ведь Алтай, наверное, уже заснул, в той сухой степи под деревцем между сопок.
Полностью текст произведения размещён по ссылке http://www.litres.ru/aleks-bessmertnyy/