Марусе достался характер отца, и внешне она была на него похожа. Крепкая, с горящими карими очами, властная и упрямая. Хоть и молодая совсем была, но верховодила не только сверстниками, но и почти целым селом. Почти – потому что не всем по душе была юная комсомолка, поучавшая всех как жить при советской власти. Стреляли в нее, но пуля лишь слегка оцарапала плечо, а Маруся после этого только задиристей стала. Вот какая сестра была у Вани, ее не только он, но и старшие братья побаивались. После гибели отца Маруся стала главой семьи и до конца дней своих не снимала с себя ответственности за братьев, всем дала высшее образование, всем помогала в жизни встать на ноги. Вот она какая была, Маруся. И не было страшнее для маленького Вани наказания, чем стоять под палящим Марусиным взглядом и отвечать на ее жесткие вопросы : «Ты по што в сарай лазив? Ты чому утей звечора не закрыв?» Но жизнь – она ведь такая интересная и непредсказуемая, когда тебе 6 лет! Никакая Маруся тут не удержит. Вот случай был какой. Как-то сидели под грушей Павло, Ваня и соседский Микола. Болтали о том, о сем, а Микола и говорит, что в Конотоп цирк приезжал, сам дядька Иван говорил, так в том цирке и силачи были, и собачки дрессированные, и клоуны. Так один изо рта огонь выпускал… Ну прямо – Змей Горыныч. И не обжегся же…
- А я знаю, - говорит Ваня, - как это он делает!
-Ну и как? – недоверчиво скривился Микола.
-Так надо в рот керосина набрать, прыснуть и поджечь струю, вот и гореть будет!
- Не, не сможешь, у тебя рот загорится, а потом и во рту, и живот внутри тоже.
- А вот и смогу!
- А вот и нет!
Так и заспорили на 10 щелбанов. Проверить решили вечером за сараем, у гумна. Павло принес бутыль керосина, Ваня спички, Микола пришел с ведром воды – Ваню заливать, поскольку в исходе спора не сомневался.
Ваня набрал в рот керосина и тут же выплюнул – ну и гадость! Чуть не стошнило. Прополоскал рот водой.
- Ну шо, злякався?
- Я?!!
Ваня опять отхлебнул керосина и сдержал рвотный позыв, засопел. Павло чиркнул спичкой, Ваня плюнул керосином, но тот до спички не долетел, а вылился на ванины штаны.
- Не, не так надо. Дай-ка, Павло, я сам буду спичку поджигать.
- Ты дуй сильнее, изо всех сил! – наставлял Микола, забыв про собственный интерес.
Ваня набрал полные щеки керосина, чиркнул спичкой и дунул что есть силы! И получилось! Мелкие капельки керосина вспыхнули в воздухе, но тут же и сгорели, не долетев до земли.
- Ваня, дай-ка я попробую, тут не так надо, надо не брызгами, а струйкой керосин выпускать! – Микола уже тянул из рук бутыль.
Они пробовали по очереди, но получалось только у Вани. Он смог через отсутствующий передний зуб выпускать тонкую сильную струйку, и пламя держалось уже в воздухе приличное время. Хлопцы так увлеклись своей игрой (да и кто бы не увлекся?), что совсем позабыли про конспирацию. Ваня уже стоял с керосином во рту и зажженной спичкой, когда Павло обернулся и аж присел от ужаса: «Маруся идет!» Ваня уже не мог сдержаться и прыснул керосином себе под ноги, туда же упали и горящая спичка. Пламя мгновенно побежало по сухой траве и тут же вспыхнуло сено в гумне.
- Ах ты ж паразит такой! А ну стой!
Громовой окрик сестры прозвучал как приказ уносить ноги, и все трое рванули в разные стороны. Ваня с перепугу споткнулся, упал, снова рванулся вперед. Маруся на бегу подхватила железную кружку с земли и в сердцах бросила ее вдогонку. Очень, видать, разозлилась, кружка как снаряд просвистела в воздухе и точно угодила Ване в висок. Он ничего не успел понять, вдруг все перевернулось, мелькнула трава, земля, теплая струйка по щеке, темнота, тишина…
Очнулся Ваня в доме. Голова его лежала на коленях у матери, на лбу – мокрая тряпица. В ушах шумело, как камыши на пруду. В голове было горячо, а руки-ноги стыли.
- Ванечко, сыночек, скажи ж словечко!
- Мама, я что тут? Как?
- Говорить, … А глазки бачуть?
- Да… А что со мной? – Ваня попытался поднять голову, но какая-то круговерть тут же налетела на него, затошнило, и Ваня обессилено уткнулся головой в материн живот.
- От лишенько… Ой, Марусю-Марусю, ну шо ты наробыла?.., - мать гладила Ваню по головке и тихо плакала. Маруся стояла у печки, вытянувшись в струнку, лицо красное, перепачканное сажей, и тоже плакала… Ваня был младшеньким в семье, мальчик он был добрый, красивый и всеобщий любимец, в том числе и Марусин.
Через три дня, когда Ваня уже и думать забыл о происшедшем, гонял по пыльной улице с хлопцами, его окликнула сестра. Подбежал он к ней, в уме припоминая, чем же мог проштрафиться, но Маруся завела его за угол сарая, обняла, прижала к себе и сдавленным голосом сказала:
- Ванечка, голубчик ты мой, ты прости меня, я ж не хотила… И як вона в тебе попала … Я ж так люблю тебя, так …, - голос ее сорвался и они вместе заплакали, глядя друг на друга и вытирая друг другу щеки от слез. А потом засмеялись, обнялись снова и были так счастливы в этот момент, потому что нет на земле большего счастья, чем любить и быть любимым родным тебе человеком.