5 октября 1929 года в центре европейской части России, в городе Воронеже, родился российский писатель Виктор Иванович Ковалев. Однако большая часть его детства прошла в небольшом станционном посёлке Россошь Воронежской области. Отец работал на железной дороге, а мать учительствовала в школе - вела начальные классы. С родителями мне повезло. Они дали мне всё: родительскую заботу и любовь, а так же высшее образование. И все это, несмотря на то, что я был приёмным сыном. Дай бог каждому таких родителей...
В 1937 году отец был арестован якобы за участие в каком-то «Шахтинском деле». Абсурд, конечно. Дали ему десять лет лагерей и сослали на север Урала пилить лес. Мать писала во многие инстанции, что отец ни в чём не виновен и что в Шахтинске он никогда не был, и что его оклеветали. Свои письма она неизменно начинала словами: «В Советском Союзе человек безвинно пострадать не может...» И только когда написала жене В. И. Ленина - Надежде Константиновке Крупской, то политическую статью заменили на бытовую – халатность. И вскоре отец вернулся домой. В те тяжёлые политические времена это был, явно, беспрецедентный случай. На прежнее место работы отец не пошел, а устроился машинистом паровоза на узкоколейке при Ольховатском сахарном заводе, связывающей Ольховатку с Росошью. Но вскоре началась война. А так как у отца, как машиниста паровоза, была «бронь», то он не был призван в армию.
В памяти навсегда остались постоянные ночные бомбёжки немцами станции Россошь. Через неё немец рвался к излучине Дона, наиболее близко отстоящей от Волги, откуда была короткая дорога до Сталинграда. Кроме того, им нужно было перерезать важнейшую железнодорожную магистраль, связывающую Центр с Кавказом. В итоге наша квартира была разрушена немецкой авиабомбой, а мы всей семьёй чудом остались живы...
Пришлось переехать в сам город Россошь. Там мы поселились в частном доме папиного брата, который уже был на фронте.
На всю жизнь запомнился трагический эпизод, связанный с появлением над городом самолёта, на фюзеляже которого чётко выделялась красная звезда. Преследуемый взрывами немецких зенитных снарядов, он храбро летел так низко, что с земли его можно было хорошо рассмотреть. Мы, пацаны были в полном восторге, радостно махали руками и во всё горло кричали: «Наш! Наш! Ура!..» Но развернувшись, самолёт возвратился и неожиданно сбросил бомбу прямо в самую гущу наших военнопленных, которых немцы держали на городском рынке...
Не могу упустить случая рассказать, как с приходом немцев, наши женщины-лётчицы на двукрылых самолетах «У-2» вели ночные бомбардировки Россоши. Это было похоже на настоящий спектакль, разыгрываемый в небе. Видимо из за этого немцы и назвали наших лётчиц «ночными ведьмами». А всё дело в том, что ещё на подлёте к городу лётчица выключала мотор и, самолёт, перейдя на планирующий полёт, становился не только невидимым в чёрном небе, но и неслышимым. Лишь короткое и тихое «ш-и-и-и» доносилось сверху, когда машина пролетала над головой. Затем лётчица выбрасывала на маленьком парашютике фонарь и вокруг становилось светло, как днём, хоть газету читай. От отчаянья немцы открывали по фонарю беглый огонь из винтовок, пулемётов и автоматов, но попасть в него было почти невозможно. А за то время, пока фонарь опускался, летчица успевала засечь нужную цель и уничтожить её. И только оказавшись за городом, включала мотор...Поэтому немцы очень боялись ночных бомбардировок и как тараканы сразу прятались в щелях и различных укрытиях...
Запомнилась и масса других интересных эпизодов. Расскажу ещё об одном, но теперь уже о несколько забавном случае, как немцы и позже наши бомбили небольшой автогужевой деревянный мост через реку Россошь. Сначала это безуспешно делали немцы. Много они сбросили бомб, но так и не попали в него. А когда захватили город Россошь, то теперь мост стали бомбить наши. Делали они это с хитрецой и выдумкой. Кроме бомб, сбрасывали бочки с бензином, связанные пучки железнодорожных рельсов и даже облитые бензином горящие соломенные тюки. Но мост, словно заколдованный, выстоял...
После войны я побывал в городе Россоше и ради любопытства решил посмотреть на героический мост. Оказалось, что через реку был уже переброшен солидный современный мост, а где-то сбоку внизу едва виднелся старенький, весь в дырах мосток... А сколько хлопот он доставил и немцам и нашим...
Трудно было выжить в оккупированном городе, и мы в тот же год переехали к бабушке в деревню Поддубная. От Россоши до неё было не менее сорока километров. А ближайшая железнодорожная станции Митрофановка располагалась более чем в двадцати километрах. Настоящая глубинка...
Тяжело достался нам тот переезд. Вещи перевозили на ручной двухколесной тележке. Сделали четыре ходки. Вскоре, как только немцев разгромили под Сталинградом, освободили и нашу деревню. Я помню, какими измождёнными отступали наши солдаты, и какими боевыми, отлично вооруженными и прекрасно экипированными возвращались на упитанных лошадях и... в погонах. Отец сразу был призван в армию. В гражданскую войну он под Царицыным (Сталинградом) водил бронепоезд имени Алябьева. Взяли его на бронепоезд и в этот раз. Но теперь он уже служил под Москвой.
Пока шла война и отец служил в армии, мы с мамой ещё два года жили в деревне. За это время я в сельской школе закончил шестой и седьмой классы. А вскоре и отец вернулся домой с первой партией демобилизованных и сразу же уехал на прежнее место работы - в село Ольховатку. Следом за ним потянулись и мы с мамой. Там отец по-прежнему стал работать машинистом паровоза – по узкоколейке водил поезда до станции Россошь. Как-то летом мы с товарищем проникли на сахарный завод и спрятались под центрифугой. Нам повезло, сахара там оказалась целая куча. Он был ещё влажный. Комкая в руках, мы наелись его до отвала. Но потом всю ночь нас так «полоскало», что на сахар мы долго смотреть не могли...
Наступал голодный 1947 год. К тому времени я учился в девятом классе. У нас была дойная коза. Я даже научился её доить. А вот с хлебом была просто беда. Его тогда выдавали по карточкам – 300-400 грамм на работающего и лишь 200 – на иждивенца. Чтобы как-то утолить голод, я часто покупал морс, заправленный сахарином. Отчего заработал себе дистрофию и попал в больницу. Там меня чуть подкормили и выписали. Болезнь, вроде, прошла, но физически я ещё был настолько слаб, что даже не мог донести до школы портфель с учебниками. Тогда я привязывал к нему верёвку, да так и волочил по снежной дорожке до школы...
Спасаясь от голодовки, родители завербовались на Урал. Вербовщик говорил, что там такой голодовки нет, да и работы полно. А чтобы получить подъёмные, родители завербовали и меня. Документ об окончании девятого класса мне выдали без экзаменов. Так мы оказались в городе Каменск-Уральском Свердловской области, а точнее, это был современный посёлок городского типа при Уральском алюминиевом заводе (УАЗ). Не обманул нас вербовщик – такой голодовки, как там, откуда приехали мы, на Урале, действительно, не было.
Отец продолжал работать на узкоколейке, а мать стала учительствовать. Я же устроился помощником машиниста экскаватора на песчаном карьере. Постепенно я физически окреп, а то кувалду с трудом поднимал. Но вскоре наступили холода и добычу песка пришлось прекратить, отчего экскаватор поставили на ремонт, а меня перевели в ремонтный цехе и как самому грамотному поручили писать предоктябрьские лозунги на листах фанеры. Таким образом я получил доступ к различным краскам, лежащим без дела на складе...
В октябре 1947 года, не прерывая работу, я пошел в десятый класс вечерней школы рабочей молодёжи. Рядом, через дорогу, располагался рынок. И в перерыв на обед я иногда заходил в него, чтобы купить "химпаёк" на обед. Там моё внимание привлёк художник, продававший небольшие картины, изображавшие симпатичных котят, сидящих в плетёной корзине. «А что, – серьёзно подумал я, – такую картину и я могу написать».
Котят, конечно, писать я не стал, а взялся за лебедей.
Картина выглядела примерно так: озерко, на нём лебедь с гордо изогнутой шеей, с обеих сторон камыши, лягушка на большом сердцеобразном цветочном листке, а на противоположном берегу – ветвистое дерево, возле которого под соломенной крышей расположился небольшой домик с двумя окошками. Вот такую картину я и выставил на продажу. Её тут же купили. Воодушевившись, я написал ещё несколько таких же картин. Они тоже не залежались. Но всё испортила одна солидная дама, назвав мои картины «издевательством над искусством». Может, она и была права? После такой нелицеприятной критики я оставил свое художество.
Позже мне приходилось работать на погрузке и распиловке брёвен на чурки, предназначенные для газогенераторных машин, а также возить в бочках бензин к бензоколонкам. Последнее считалось вредным производством, и мне выдали робу рыжего цвета и химпаёк. Иногда я не успевал заскочить домой, чтобы переодеться, и в таком виде, «благоухая» бензином, появлялся в классе вечерней школы.
Получив аттестат зрелости, я уехал в столицу Урала Свердловск (ныне – Екатеринбург) и поступил в Свердловский горный институт имени В.В. Вахрушева на горный факультет: получилось как бы продолжение моей первой рабочей профессии. Скоро в этот город перебрались и мои родители. Отец сразу устроился на работу сначала в пожарную команду при Химмашзаводе – там ему сразу дали комнату в новом доме, а чуть позже мы сняли под жильё половину частного дома в Нижне-Исетске. Но серьёзно заболела мама. Видно, здоровье не выдержало огромных стрессов, которыми была переполнена наша жизнь.
Тем временем я продолжал учиться. Даже стал получать стипендию – 29 рублей. В то время все студенты Горного института носили двубортную тёмно-синюю форму, украшением которой были красивые контрпогоны. До сих пор их храню как реликвию. По окончании Горного института я получил специальность горного инженера и по распределению был направлен на, расположенный рядом со Свердловском, Шарташский каменный карьер, занимавшийся снабжением строек этого города гранитным щебнем и бутовым камнем.
Проработав начальником горного цеха, я понял, что моё призвание не столько руководить, сколько самому создавать что-то новое. Вот тогда я и вспомнил, как заместитель директора Свердловского горного института предлагал мне работу на кафедре открытых горных работ. Видно, понравились мои нестандартные решения в курсовых и в дипломной работе. Но квартиры скоро не обещали, и я отказался, так как вскоре мне дали квартиру на каменном карьере...
Впоследствии важнейшие фрагменты моего диплома были опубликованы в солидном «Горном журнале», а сам диплом, в качестве примера, как сказали в архиве, был отправлен в Ленинградский горный институт. Все это и послужило тем толчком, что заставило меня поступить в научно-исследовательский и проектный институт «Унипромедь», в котором почти десять лет я успешно занимался проектированием различных карьеров и шахт. Опыт в этой области знаний я получил колоссальный. Впоследствии он очень и очень мне пригодился. Именно работая в этом институте, я стал серьёзно заниматься литературным творчеством. Что-то настойчиво стало толкать меня к нему и больше всего к научной фантастике. Может быть, это сказывалось мое стремление к изобретательству и познанию нового?
Как-то случайно, а, может, и нет, я зашел в редакцию областной молодёжной газеты «На смену». Кроме неё, здесь располагались редакции еще двух газет: «Вечерний Свердловск» и «Уральский рабочий». Редактор отдела информации попросила меня дать или самому написать какой-нибудь информационный материал для публикации. Я тут же откликнулся. И вскоре моя заметка увидела свет на первой странице этой газеты. Так начался мой журналистский «бум»...
Заметки во все три газеты посыпались от меня, как из рога изобилия. Именно на них я оттачивал свой стиль и литературное мастерство. Наконец, я почувствовал, что нужно переходить к серьёзной научной фантастике. Захотелось написать что-нибудь эдакое, не истрёпанное. И вдруг меня как током прошибло: «Пиши о том, что очень хорошо знаешь. Вот тогда и не ошибёшься». Это была чья-то подсказка. И я немедленно ею воспользовался. «Значит, буду писать что-то связанное с землёй, – решил я. – Не стану лазить по готовым подземным выработкам, об этом уже много написано, а буду двигаться под землёй на специальной машине». Её я назвал землеходом. Ведь он был так нужен для поиска новых месторождений.
И сразу же завертелось в уме: «какой же должна быть такая машина?» Я верил, что когда-нибудь выдуманный мной землеход станет реальностью. Но заранее написать об этом было равносильно тому, что побывать в будущем. И я с воодушевлением окунулся в литературное творчество. В итоге была написана моя первая научно-фантастическая повесть «Погоня под землёй». Но это была ещё рукопись. «Где же опубликовать её?..»
И тут мне помог случай, а, может, так и должно было быть. Я узнал, что в Свердловске готовится к выпуску первый номер журнала «Уральский следопыт». Просили присылать рукописи. На всякий случай, своё творчество я отправил туда. И уже скоро мне позвонил главный редактор журнала Вадим Очеретин и вежливо попросил дать разрешение на публикацию моей повести. Я так обрадовался, что был на седьмом небе.
Забегая вперёд, скажу, что в 2007 году я издал книгу под тем же названием, но теперь уже в выдуманном мною жанре научно-фантастического детектива. Причём первоначальный вариант я так дополнил и переработал, что от первоисточника почти ничего не осталось. Воодушевлённый первой публикацией, я немедленно приступил к написанию следующей повести на эту же тему. Но теперь меня манили неведомые глубины Земного шара, так как землеход из первой книги был предназначен в основном для горизонтального перемещения в верхних слоях нашей планеты.
Но теперь нужен был совершенно новый сюжет, а главное – принципиально новая подземная машина, приспособленная для вертикального спуска и подъёма. Новую машину я сразу назвал на иностранный манер - литоскаф. Было и другое название – геоход, но я приберёг его для другого случая. С появлением в мыслях такой машины спонтанно пришел и сюжет новой повести. Будто кто-то подбросил его. Я сразу же сел за стол и, почти не отрывая пера от бумаги, лихим наскоком написал начало: «Инженер Торн открыл глаза и, не понимая, где он находится, с недоумением осмотрелся». С этой строки всё и началось. Сюжет шел сам собой впереди моих мыслей, так что его я едва успевал записывать...
В итоге появилась повесть, которую я назвал «Подземным Робинзоном». Ведь мой герой один оказался случайно в необычной машине, медленно опускающейся в жерло потухшего вулкана. Но так как в советской идеологии такие штучки с человеком были недопустимы, то из Торна пришлось сделать потомка русских эмигрантов, проживавших в какой-то американской стране. «Всё равно, ведь, он же наш, русский! К тому же...» Нет, не буду дальше раскрывать сюжет.
По просьбе главного редактора эта повесть вскоре была полностью опубликована тоже, но уже в Свердловской газете «На смену». Произошло это в июле – августе 1958 года в двадцати газетных номерах. В киосках эта газета не залеживалась. С затаённой радостью я наблюдал, как «Подземного Робинзона» читали и стар и мал в троллейбусах, трамваях и в парке на лавочках...
Следом за двумя повестями вскоре увидел свет и мой рассказ «УМ». Его идея мне пришла в читальном зале привокзальной библиотеки города Челябинска. Я возвращался из командировки и зашел в неё, чтобы скоротать время до отхода поезда на Свердловск. Взял подшивку каких-то журналов и углубился в чтение. Очень много было интересных статей, но времени уже не хватало: поезд ждать не будет. И я подумал, что не плохо было бы создать прибор для ускоренного чтения. Возвратившись домой, я, долго не думая, написал рассказ про созданный учеными ускоритель мышления, а в качестве интриги обыграл его сокращённое название – «УМ». Напечатан он тоже был в газете «На смену».
Позже по заявке одной из заводских газет я написал научно-фантастическую юмореску под названием «Антирастин» и ещё несколько других рассказов в жанре фантастики. Один из них – «Тайна лунного свечения» был впервые опубликован в 2010 году в сборнике моих работ пятидесятых-шестидесятых годов под общим названием «Погоня под землей». Эта книга открыла рубрику: «Классика Уральской фантастики». Напечатана она была в Екатеринбурге под патронатом местного писателя Якова Васильевича Разливинского. Спасибо ему большое, что он "откопал" меня.
В начале шестидесятых годов появилась возможность посетить Соединённые Штаты Америки. По нашим современным ценам путёвка стоила всего ничего – 720 рублей. Но при сторублёвых окладах того времени это было чрезвычайно дорого. Такое объявление долго висело у входа в институт Унипромедь. Так что, проходя мимо, я каждый раз спрашивал себя: «Кто же купит такую дорогую путёвку?»
К тому времени какая-то сумма лежала на моей сберегательной книжке. Я тут же достал её и понял, что на эту путёвку денег у меня хватит. Все они были заработаны честным трудом. Это и премии за ввод двух горных объектов в эксплуатацию, и два гонорара за публикацию двух первых моих повестей, ну и прочие сбережения.
О том, что я мог бы купить такую путёвку, дёрнуло меня заикнуться об этом в присутствии своих сотрудников. Услышав такое, они все набросились на меня: «Не жалей денег! Ты молодой, ещё заработаешь! Может, это единственный случай побывать в Америке, зато впечатления останутся на всю жизнь!» И я решился.
Рассказывать о том, что я видел в Америке, в этом очерке я не буду. Скажу лишь, что от поездки за океан я получил огромное удовольствие. Но, главное, мне удалось выяснить, что в самой богатой стране капитализма проблем для простых людей оказалось не меньше, чем в нашем тогдашнем социализме. Не буду перечислять их, так как каждый теперь хорошо знает эти проблемы на собственном горьком опыте сегодняшней жизни…
В феврале 1978 года свои впечатления от этой поездки я изложил в стихотворной форме под названием «Свободная» Америка». Эта работа долго лежала в моём архиве. И когда в 2008 году, а это спустя тридцать лет, я прочёл её, то понял, что с выводами о чёрной сути этого хвалёного строя я тогда не ошибся. Эта «болезнь», как свинячий грипп, докатилась и до стран бывшего СССР. В итоге сам собой напрашивается ещё один нелицеприятный для развитого капитализма вывод: что труженикам, простому люду он не нужен. На нем жиреет лишь небольшая кучка людей, дорвавшихся до власти с помощью воровства и подкупов. И законы они создают под себя, чтобы продолжать оставаться у власти. «Свободная» Америка» была опубликована в 2009 году в 3-ом номере малотиражного крымского альманаха «45 меридиан».
Уже в следующем, 1961 году я отправился в круиз на теплоходе «Эстония» по маршруту: Чёрное море, Средиземное, Атлантический океан – вдоль западного побережья Африки, до экватора и обратно. За 36 дней мы посетили Турцию, Италию, Марокко, Сенегал, Берег Слоновой Кости, Гвинею, Тунис и Грецию. Это было незабываемое путешествие. Если поездка в Соединённые Штаты была больше похожа на политический акт, то путешествие на теплоходе стало отличным отдыхом.
Отправившись в Африку я прихватил с собой киноаппарат Киев-16, полные карманы кассет и чемодан киноплёнки. С аппаратом я никогда не расставался. Удалось снять много интересного из жизни и быта африканцев, что помогло мне создать звуковой видовой фильм «К Берегу Слоновой Кости». В 1962 году он был показан в Москве на конкурсе «Лучший любительский фильм для телевидения» и награждён премией и специальным дипломом Госкомитета по радиовещанию и телевидению при Совмине СССР.
Не забросил я и литературное творчество. Написал две киноповести: «На острие меча» и «Сын командира», а также научно-фантастическую повесть «Уничтоженный мир». Две последние я доработал только при выходе уже на пенсию, а «Уничтоженный мир» в 2009 году удалось издать книгой...
После двух таких замечательных путешествий я по линии общества «Знание» несколько лет читал лекции по материалам туристических поездок в Америку и Африку.
По окончании десяти лет работы в институте «Унипромедь» мне предложили перейти в научно-исследовательский Институт горного дела (ИГД), предупредив, что там нужно будет писать диссертацию. К тому времени, после ряда побед в литературном творчестве, я сильно притормозил в этой области. Поэтому такое предупреждение меня нисколько не испугало, а даже обрадовало. «Ну, что же, – мысленно согласился я, – попробую написать и диссертацию». Над ней я работал, не выходя в аспирантуру. Прошло чуть более двух лет, как я положил её на стол тогда своего главного шефа Шилина Александра Никифоровича, чем сильно удивил его:
– Когда это ты успел написать её?! Даже ничего не сказал мне.
– Да просто не хотелось отвлекать вас от работы, – смущенно ответил я.
Как-то, в коридоре редакции газеты «На смену», я встретил знакомого писателя.
– Опять что-то принёс? – поинтересовался он. – Рассказ или повесть?
– Да нет, – скромно ответил я, – хочу заказать клише для автореферата.
– Так ты уже и диссертацию написал?! – удивлённо воскликнул он.
Ознакомившись с диссертационной работой, Александр Никифорович дал добро на её защиту, даже согласился быть моим оппонентом. В 1968 году, в октябре месяце, мне удалось успешно защитить её. А уже через месяц Высшая аттестационная комиссия (ВАК) присвоила мне учёную степень кандидата технических наук...
В 1969 году по семейным обстоятельствам мне пришлось покинуть город Свердловск и с кандидатским дипломом в кармане временно переехать в Ново-Михайловку, расположенную на берегу Чёрного моря недалеко от Туапсе. К тому времени у меня уже было две дочери, а мать и отец умерли.
Проработав немного на расположенном далеко в горах ртутном руднике, я в 1970 году был приглашен на работу в Институт минеральных ресурсов (ИМР), расположенный в Симферополе. В этом институте я 30 лет занимался уже давно знакомым мне делом – геолого-экономической оценкой разведываемых месторождений. Фактически нужно было ответить на вопрос: стоит ли вкладывать большие деньги в дальнейшую разведку и последующую эксплуатацию некоего разведываемого месторождения? На этом поприще мне удалось сэкономить государству ни одну сотню миллионов рублей.
За время работы в ИМРе я вместе с женой каждый отпуск отправлялся по какому-либо туристическому маршруту. Мы объездили весь Кавказ, Украину, побывали в Молдавии, Прибалтике, в Москве и Ленинграде. Неизменно всегда со мной была кинокамера... Из этих поездок мы сделали вывод, что лучших мест для туризма, чем в нашей стране, нигде больше нет. К концу восьмидесятых годов у меня уже была готова к защите докторская диссертация. Но защитить её я не успел, так как развалился Советский Союз и всё в одночасье рухнуло!..
Но вскоре грянула всеобщая компьютеризация. Освоив программирование, я, исходя из своего богатого опыта, почти в одиночку создал компактную многоплановую программу, так необходимую для скоростной геолого-экономической оценки месторождений. Теперь вместо десяти-двенадцати человек оценить месторождение могли всего один-два специалиста, причём за несколько дней, а не в течение шести-двенадцати месяцев, как было ранее. Программу я назвал АСТЭРОИДом, но не в честь летающих в космосе каменных глыб. Это была аббревиатура, которая в расшифровке звучит так: «Автоматизированная система технико-экономических расчётов обогащения и добычи (полезных ископаемых)».
С выходом на пенсию в 2000 году, я основательно переделал на современный лад многие свои произведения раннего периода и в итоге издал четыре книги и два рассказа. Являюсь членом клуба фантастов Крыма. Заинтересовалось мной и крымское телевидение – на канале «Крым» устроило со мной интервью.
Заниматься литературным творчеством здоровье мне пока позволяет, так как забота о нём давно стоит у меня на первом месте. Пускать его на самотёк — все равно, что медленно, но верно двигаться в сторону кладбища. Более тридцати лет я бегал по утрам трусцой. Но наука не стоит на месте, и она предложила альтернативный вариант тренировки сердечно-сосудистой системы без утомительных беговых нагрузок. Теперь каждое утро я делаю специальную суставную гимнастику, не поддаюсь вредным привычкам а за столом знаю меру. В общем, во всём стараюсь соблюдать здоровый образ жизни. Ведь жизнь так прекрасна!..
Виктор Ковалев, 2010 г.