Розы Анны Павловны

 
 
Старая женщина целыми днями сидела перед своим домом на скамейке, и всегда у ее ног, положив голову на лапы, неподвижно лежал слепой доберман пинчер.
Прохожие уже привыкли к этой женщине и почти не замечали ее, воспринимая ее как неотъемлемую часть улицы, как необходимую деталь пейзажа вместе с ее приземистым выбеленным домиком и пестреющим цветами палисадником.
Многие быстро, на ходу, здоровались с ней, и женщина охотно отвечала небольшими кивками, не снимая рук с палки, на которую опиралась.
Некоторые замедлив шаг, спрашивали ее громко, как спрашивают глухих людей : "Как здоровье, Анна Павловна ?". И женщина кивала несколько раз в знак того, что она поняла и что здоровье ее хорошее.
Осенью, когда начинались затяжные дожди, набухшая от воды и почерневшая скамейка пустовала, и прохожие говорили тогда : ..."Что-то давно не видно Анны Павловны, надо бы узнать как она там?". Но никто не узнавал, так как у каждого были свои заботы, не оставлявшие времени для визита к Анне Павловне.
В палисаднике Анны Павловны цвели самые красивые розы в городе. На этой широкой шумной улице с асфальтом, троллейбусом и высотными домами, крохотный домик Анны Павловны и горящий радугой палисадник выделялись веселым радостным пятном, напоминающим о тихих пригородных или дачных улочках с цветами и зеленью.
И осенью в сырую погоду можно было видеть сгорбленную спину Анны Павловны за голыми баз листьев кустами сирени и Жасмина. Она все время что-то выкапывала, что-то подсаживала. И всегда рядом с ней был молчаливый малоподвижный пинчер.
Зимой Анна Павловна появлялась перед домом редко. Иногда ярким солнечным днем она выходила за калитку и смотрела на улицу. Очищенная от снега улица была серой, и только палисадник Анны Павловны белел и искрился на солнце сугробами чистого снега.
Проходила долгая зима. Палисадник очищался от снега.
И опять на скамейка появлялась Анна Павловна. И прохожие знали, что наступила весна.
Впервые об Анне Павловне я услышал от своей мамы. Она, как и другие прохожие, здоровалась с Анной Павловной. Однажды, когда мы проходили мимо палисадника, мама негромко сказала: "Поздоровайся с этой тетей”. Мы подошли к Анне Павловне, и я поздоровался. Она спросила, как меня зовут, провела шершавой ладонью по моим волосам и, узнав, что мы идем с мамой фотографироваться, поднялась и пошла в палисадник. Вернулась она с большим букетом цветов, среди которых солнечными зайчиками светились большие золотисто-желтые розы.
Я нес этот огромный букет, закрывающий передо мной тротуар, вдыхал опьяняющий аромат роз и был бесконечно горд, когда прохожие шептали: "Какие красивые розы". Я так и сфотографировался с букетом, который, прикрыв часть моего тела, стал главной деталью фотографии.
С тех пор моя дорога в школу стала иметь важный ритуал. Проходя мимо палисадника, я приосанивался, становился серьезным, переставал болтать портфелем и здоровался с Анной Павловной.
Шли годы. Я переходил из класса в класс, взрослел, ежедневное приветствие Анны Павловны с каждым годом приобретало до меня все большее значение. Я узнал, что Анна Павловна совершенно одинока, что в войну у нее погибли три сына. Двух сыновей унесла война, а третий, самый младший, был убит в нашем тихом тыловом городе. Он был летчиком-истребителем. После ранения он приехал на десять дней в отпуск к Анне Павловне, и в городском парке его застрелил из пистолета бандит, пуля попала в спину, раздробила позвоночник и, срикошетив, задела сердце.
Иногда я видел Анну Павловну на трамвайной остановке, рядом, у ее ног, стояло небольшое ведерко из белой жести. Из него торчали стебли цветочной рассады. Я знал, что Анна Павловна едет на кладбище к сыну.
Нет, нельзя сказать, чтобы для нашей улицы она была живым символом скорбящей матери. Она всегда била приветлива, чаще всего улыбалась и дарила свои замечательные цветы легко и радостно.
Почти всегда это были торжественные моменты жизни: дни рождения, свадьбы, встречи.
Когда нельзя было нигде достать цветов, а цветы были нужны, люди говорили : "Ну что ж, придется просить Анну Павловну".
И Анна Павловна никогда не отказывала. Больше того, каким-то чудом она сама узнавала, что человеку нужны цветы. И, бывало, стоит утром или в обед с букетом цветов, и прохожие знают: у кого-то радостное событие.
Также неожиданно она остановила меня ранним утром, словно поняла по моим глазам и белой, выглаженной рубашке, что иду я на последний экзамен в школу. И опять я шел по городу с букетом, в котором ярким пламенем горели желтые розы,
Потом я уехал учиться в Ленинград и приехал на каникулы домой только через два года. Мама встретила меня в аэропорту с букетом цветов. Я увидел знакомые желтые розы. "Это Анна Павловна для тебя приготовила" - сказала мама. "Как она, здорова?"- опросил я ". Старенькая стала, болеет"- ответила мама.
У палисадника мы подошла к Анне Павловне. Она сильно постарела и похудела, стала нижа ростом, но все так же приветливо светилось радостной улыбкой ее маленькое лицо.
Последний раз мне суждено было увидеть ее черев три года, когда перед отъездом на работу я приехал погостить к маме.
Анна Павловна была уже совсем плоха. Она сидела одна на скамеечке в теплом черном пальто, хотя было лето. У ног ее не было верного товарища по старости - пинчера. Мама рассказала, что умер он за год до этого. Анна Павловна сильно переживала его смерть и долго болела. Мама носила ей лекарства из аптеки, в которой работала.
Схоронила пинчера Анна Павловна под окном в палисаднике, так и прежде веселом, но уже запущенном и забитом сорной травой.
Прошло еще шесть лет. В этом городе у меня уже не было ни родных, ни знакомых. Дом продали, родственники разъехались или умерли. Но мне суждено было еще раз побывать на родине. Последний раз.
Несмотря на дальнюю дорогу, возвращаясь из отпуска, я заехал на один день в город моей юности. Я был не один. Со мной был близкий мне человек.
Теплым летним вечером мы бродили по знакомым мне когда-то и теперь изменившимся улицам. В арыках журчала вода. От каменных зданий и оград струилось тепло. Просыхал белыми лишаями мокрый асфальт. Голубыми куполами уходили в звездное небо подсвеченные прожекторами мечети.
Я увидел новые жилые кварталы и широкие проспекты.
Мы пошли на нашу Садовую, и я сказал: "А сейчас я покажу
тебе место, где росли когда-то самые красивые розы в нашем городе”.
Мы пришли на нашу улицу. Домика Анны Павловны уже не было. Прямо на него от нового жилого квартала вышла широкая магистраль, образовав на пересечении двух улиц большую площадь. И в центре этой площади было чудо. В той самом места, где когда-то пылал цветами палисадник Анны Павловны, в центре площади, бил струями в темное небо большой красивый фонтан. И вокруг него до самой кромки асфальта горели под фонарями желтые розы.
Я стоял пораженный случайным совпадением. Как завороженный смотрел я на поблескивающие водяными каплями желтые лепестки, и мне показалось вдруг, что я увижу сейчас милую добрую улыбку Анны Павловны, услышу слабый неровный ее голос. Я оглянулся вокруг.
Площадь была пустынна. Изредка проезжали машины. На противоположной стороне улицы в чайхане погасили свет. Из нее вышел чайханщик и стал колдовать над замком. Его окликнул сторож, примостившийся на коврике под освещенной витриной. Они о чем-то разговаривали на своем языке, и чайханщик пошел через площадь мимо фонтана.
- Послушайте, - окликнул я его,- здесь вот когда-то стоял небольшой дом. Не помните, когда его снесли?
- Где, здесь?
- Да.
- Нет. Здесь не было дома.
- В нем жила старушка.
- Не знаю, не знаю.
Мы помолчали. Чайханщик был молодым парнем. Он приостановился, закатывая рукава белой рубашки.
- Может быть он знает.
Парень окликнул сторожа. Тот ответил :
- Он говорит, что дом был, но это было очень давно.
- А не помнит он, что стало со старушкой ?
Он опять спросил старика на коврике.
- Она умерла за год до того как разобрали дом.
Чайханщик пошел дальше, проверяя ровно ли закатаны рукава.
А мы остались сидеть на скамейке.
На площади все меньше становилось машин. Все реже попадались пешеходы. Небо на горизонте потемнело, и только желтым золотом горели
вокруг нас розы Анны Павловны.