После восьмого класса отец отправил Федора на каникулы во всесоюзный лагерь «Артек», где он подружился с девочкой Леной из Адлера. Лена была на два года моложе, дружба переросла в юношескую влюбленность, и они еще долго переписывались.
Ясным майским утром 77 года позвонил Мишка «Нильсон»: мы с «Малышом» приглашены на свадьбу, женится наш общий друг, Мишкин бывший одноклассник - Федя. «Я свидетель, мне нужны твои джинсы. А джинсовый пиджак возьму у «Малыша!», - у большинства моих друзей в ту пору совпадали размеры, и создавалось ощущение, что мы все «выполнены» по одной мерке. Это, конечно, было очень удобно в эпоху тотального дефицита импортных товаров. В юности особенно хотелось выглядеть стильно и красиво, но джинсы и другой модный заграничный «прикид» у большинства имелся в единственном экземпляре, «доставшимся» с большими трудностями.
Хотя мы с «Малышом» портняжничали, но оба предпочитали носить «фирму»: у меня имелся почти новый клешёный «Левис». «Малыш» же был счастливым обладателем потрясающего джинсового пиджака цвета светлого индиго, который ему сосватал «центровой утюг» «Гар», специализировавшийся на «Бундесах». «Малыш» немедленного снял все необходимые мерки с готового изделия и сделал отличную выкройку на будущее.
«Ещё Федя просил привезти катушек с танцевальной музыкой, а то у него неурожай. Отстал от новых веяний, только старый «Дип Пёрпл» и «Гранд Фанк» крутит. Это вы, там на Автозаводской, известные дискоболы!», - не унимался «Нильсон».
Мишкин отец в то время был зав.отделом ЦК КПСС, и в период своего роста по партийной лестнице, с каждой новой ступенью улучшал свои жилищные условия. К девятому классу «Нильсон» сменил уже четыре школы в разных районах Москвы, и в десятый класс пошёл в элитную школу на Соколе; отец получил 110-метровую квартиру в новом «цековском» доме на улице Алабяна. Четырехкомнатная квартира с колоннами и панорамным видом на Октябрьское поле располагалась на 16-м этаже. В эту квартиру, а вернее в её две ванные комнаты мы с «Малышом» регулярно приезжали мыться, когда у нас в районе на месяц отключали горячую воду.
В новой школе Мишка сразу подружился с Федей - их объединял бунтарский дух, длинные волосы, любовь к рок- музыке и категорическое неприятие родительских ценностей.
Отца Федора недавно назначили директором Треста ресторанов Ленинградского района, и его семья тоже въехала в четырехкомнатную квартиру в новом доме на бульваре Яна Райниса. Дальше от центра, но и номенклатурный ранг у Фединого отца был пониже.
Общим у друзей был не только нонконформизм: оба увлеклись «расширяющими сознание» веществами. Но если «Нильсон» только покуривал травку, Федор пошел дальше: «кода» с «ноксой», так он называл свое ключевое увлечение.
В середине 70-х прошлого века наркомании, как чуждого социалистическому строю явления, в Советском Союзе официально не было. Любой мог свободно купить в аптеках опиатосодержащие лекарства, без рецепта, в качестве таблеток от кашля: «кодтерпин» стоил 6 копеек за упаковку, а «кодтермопсис» – 10. Седативное средство «Ноксирон» тоже обходилось недорого.
К 20-ти годам Федор выглядел - «краше в гроб кладут», но соображал он вполне здраво. Отец, устав от постоянных конфликтов, махнул на сына рукой и усиленно занялся воспитанием младшей дочери. Правда, устроил сына на промтоварный склад «Березки». Федя, быстро сориентировавшись, изымал запасную пуговицу-клепку из каждого пакета с джинсами и успешно торговал ими по рублю за штуку при опте от 100 единиц. Когда афера вскрылась и Федора уволили, он, «не мудрствуя лукаво», поступил санитаром в Боткинскую больницу, чтобы быть ближе к уже необходимым его организму «лекарствам».
В больнице он «плотно подружился» со старшей медсестрой старше его лет на двадцать, чем окончательно решил проблему нехватки вожделенных веществ. «У него там любовь с интересом!», - слова товарища Жеглова идеально подходили к Фединой ситуации.
Для души Федя «хороводился» с молоденькой продавщицей Светой из магазина «Галантерея», расположенного на первом этаже его дома. Девушка поднималась к нему «на обед» или просто забегала в свободное времечко в течение рабочего дня. Сам Федор ходил на «службу» через день, в смену по 12 часов.
В свои выходные дни Федор, приняв очередную дозу, лежал на диване и слушал любимый хард-рок. Изредка выезжал на природу – на «свои» плантации конопли, расположенные в районе Нижних Полей. Собрав урожай, перерабатывал его дома до консистенции «пластилин», используя в немудрёном технологическом процессе нейлоновые сорочки отца в качестве расходного материала. Полученный продукт, конечно, уступал привозному, но тоже охотно употреблялся друзьями и знакомыми.
«Вредные привычки» и неоднократные «отлёжки» в «психушке», которые периодически устраивали родители, пытаясь если не вылечить, то хоть понизить дозу на какой-то период , изменили внешний облик Федора до неузнаваемости: от накачанного пятиборца-разрядника осталась половина, измождённое иконописное лицо обрамляли поредевшие темно-русые волосы, свисающие до середины груди.
В один из выходных Федя лежал в своём обычном «умиротворенном» состоянии, ожидая Светланин приход «на обед». Гремел хард-рок, звонок Федор услышал не сразу, привычно, не глядя, впустил гостью, махнул рукой в направлении душа и пошел раскладывать диван. Уже в середине процесса он осознал, что осуществляет «таинство любви» не со Светой, а с незнакомой ему, совершенно посторонней девушкой. Мозг, затуманенный «расширяющими сознание» препаратами, обрабатывал поступающую информацию очень медленно, но другие функции организма «лекарства» не затронули.
Закончив «процесс», сели выяснять – кто есть кто?! Незнакомка оказалась той самой артековской пионерской любовью Леной, закончившей школу и приехавшей в Москву поступать в институт. Решив напомнить о себе другу детства, Лена между экзаменами поехала по сохранившемуся адресу «на удачу». «Удача» превзошла все ожидания! Лена не поняла, то ли у москвичей принято сразу тащить гостью в койку, то ли Федя всё это время «страдал» по ней, но приглашение не отклонила, и не жалела об этом.
Дальше Федина жизнь опять потекла в обычном ритме, только в выходные его все реже навещала Света, окончательно уступив место Лене. Девушка в институт не поступила и устроилась «по лимиту» на химкомбинат в Текстильщиках за компанию с двумя подружками – одноклассницами, также завалившими вступительные экзамены. Когда в одно из посещений Елена поставила Федю в известность о своей беременности, он отнесся к новости индифферентно. Через неделю на расширенный «совет» с участием молодых и родителей Федора приехали Ленины мама и папа. Федор от участия в совете отказался, объявив: « Мне всё равно!», и ушел к себе на диван.
Отец Федора, пытавшийся объяснить потенциальным сватам, что сын погибает от наркотиков, и будущий ребёнок в лучшем случае будет ослабленным, не смог убедить напористых приезжих. Будущий тесть, номенклатурный сочинский хозяйственник, был твердо уверен, что в его «ежовых» рукавицах зять станет нормальным мужиком: «Да я его на весь медовый месяц отвезу в свой дальний коттедж в горах! У меня там подвал – триста метров, полный хорошего вина, он про свои таблетки и думать забудет. Подкормим, подлечим – лучше нового будет!». На том и сошлись.
Федор, в новом костюме и с короткой прической (к свадьбе подстригся) смотрелся неузнаваемо. Если бы не крайняя худоба, он выглядел бы абсолютно здоровым. Я в душе пожелал его будущим родственникам всяческих успехов в переводе Федора в другую ипостась: алкоголь, на мой взгляд, менее опасен.
На свадьбу приехали одноклассницы «молодой». Такого количества красивых, крепких, «кровь с молоком» дивчин я помимо старого фильма «Кубанские казаки» ещё не видел. Они резко контрастировали с привычными глазу хрупкими интеллигентными москвичками. Свидетельница Наташа, одноклассница и коллега невесты, сразу привлекла моё внимание, но по сложившейся традиции право «первого подхода» принадлежало свидетелю «Нильсону»: Мишке Наташа не глянулась.
Наташа не отвергла моих ухаживаний, мы активно танцевали и обнимались, но уединиться было негде. К тому же свадебное торжество к середине вечера пошло не в то русло из-за драки свидетеля с Фединым дядей. Секретарь райкома откуда-то из Нечерноземья, выпив лишнего, решил поучить жизни длинноволосого «Нильсона». Опрометчивый поступок получил закономерное завершение – со сломанным носом и разбитым в кровь лицом дядю оттащили в дальнюю комнату. После драки веселье пошло на убыль, и московские гости стали разъезжаться. Иногородняя родня и подруги невесты остались ночевать в большой квартире в ожидании второго дня гуляния. Когда наутро обиженный пострадавший заикнулся о милиции, Федин папа подробно объяснил родственнику про Мишкиного отца, и дядя «сдулся».
Свадьба пришлась на сессию: на следующий день у меня был экзамен по технической кибернетике. Учился я хорошо, но с трудом явившись на экзамен, понял, что сдавать дисциплину не могу: по листу бумаги бегали какие-то светлячки, голова кружилась и слегка подташнивало. Объяснив преподавателю причину недомогания – свадьба накануне, я был отпущен с твердой «тройкой»: к четвертому курсу профессура уже хорошо знает своих студентов, поэтому мне было предложено прийти через два дня пересдать предмет с параллельной группой.
Когда я приехал к Феде, хозяева и гости, уже устав от застолья в четырех стенах, дружно собирались продолжить веселье в лесу, начинающемуся сразу за домом. Собрав посуду, мангал, шашлык, закуски и напитки, участники торжества нестройной вереницей потянулись к заранее определенному месту на опушке. В лесу веселье разгорелось с новой силой, начались танцы. Мы с Натальей пошли погулять вглубь леса, но внезапно стал накрапывать дождик, и резко похолодало. Я снял джинсовую рубашку, накинул на Наталью, и мы побежали к дому. Второй день празднования не сильно отличался от первого, но обошлось без «товарищеского недоразумения». Уходя с «Малышом» и «Нильсоном» домой, мы распрощались с Федей и «молодой», уезжающими в Адлер надолго. Разгоряченный напитками, я только дома вспомнил про рубашку, но звонить уже было поздно.
Через пару дней около магазина «Российские вина» к «Нильсону» пристали «Бауманские», приезжавшие на «стрит» бить «волосатиков». Лет через десять эту «традицию» поддержат «любера», также любившие в центре столицы «учить» неформалов. Нам пришлось бы очень тяжко: втроем против восьмерых, но на наше счастье из «Пельменной» появился «Ра» вместе с барабанщиком «Аракса» Толиком. Впятером мы оттеснили нападавших в проезд Художественного Театра , где «Ра» в запале оторвал ручку от двери подъезда и удачно её использовал, да и Толик оказался «ударником» не только в музыкальном смысле этого слова.
Уже дома, оценив наш внешний вид, обе мамы: моя и «Малыша», не сговариваясь, предложили нам на недельку съездить на дачу развеяться и потрудиться на благо общества. Отсвечивать пугающими лицами в родном городе не хотелось: у меня присутствовал уже переливающийся цветами радуги изрядный фонарь под правым глазом (на левшу попал), у «Малыша» сильно распух нос. Оставив «Нильсона» в городе пересдавать экзамены, мы с «Малышом» отправились в ближнее Подмосковье. Благополучно прибыв в «Шарапову охоту», мы отлично проводили время: днём перекапывали участок и чинили забор, а вечером читали старые журналы, подшивки которых нашли на чердаке. В подвале мы обнаружили 20 литровый бидон с брагой, подготовленный дядькой «Малыша» для дальнейшей переработки, и активно освежались напитком во время земляных работ.
На третий день пребывания на дачу приехала тётя Тома, мама «Малыша» и привезла домашней еды от двух хозяек. Когда мы с довольным урчанием поглощали привезенные яства, тётя Тома с загадочным видом произнесла: «Кто из вас двоих опять напаскудил? По обоим телефонам звонила какая-то Наташа и очень хотела встретиться. Назначила свидание завтра в 19:00 на Автозаводской в центре зала. Сказала, что у нее для Кости - сюрприз!».
Мы с «Малышом» жили в соседних подъездах, оба звались Константинами, и при знакомстве с представительницами лучшей части человечества всегда давали телефоны обеих квартир, не зная, где будем находиться. Единственной пришедшей мне на ум Наташе я телефона не давал, к тому же у «Малыша» был уже вполне приличный вид, опухоль спала, и мы решили, что на встречу поедет он.
«Малыш» не вернулся на дачу ни в день свидания, ни на следующий. Когда я, встревоженный неожиданным исчезновением друга, ранним утром примчался к нему домой, то застал там уже вполне освоившуюся «свидетельницу» с Фединой свадьбы. Наталья по-хозяйски накрыла нам с «Малышом» стол и убыла на работу. «Когда я её увидел, то сразу не узнал! И только когда она отдала мне рубашку, понял, кто это. Дальше зашли в «Огонёк», а оттуда двинули ко мне, поздно уже было. И Наташа осталась!», - рассказ «Малыша» меня не удивил. О его влюбчивости ходила молва, и он регулярно заселял к себе «предметы» своей страсти, всегда отлично уживавшиеся с его родителями. Наталья прожила с «Малышом» более полугода, всесторонне использовав подвернувшийся шанс, но это уже другая история.
Наша следующая, совершенно случайная встреча с Федором произошла только через шесть лет после его свадьбы. Как-то я зашёл в рюмочную на углу Врубеля «убить» время до встречи с приятелем. Федя, набравший вес, на вид здоровый и по-южному загорелый, стоял у стойки. За рюмкой разговорились: Федя выучился и пошёл по стопам отца, директорствовал в небольшом ресторане, к которому относилась и эта рюмочная. Уже подросшая дочка собиралась на следующий год в школу. С наркотиками «завязал» совсем, правда, серьезно выпивал.
«Но с этим ведь жить можно?!», - на последний вопрос Федора у меня ответа нет до сих пор.