Заезд.
Начало 80-х. Меня вызвал зам. начальника отдела Иван Александрович: « Ты, как молодой специалист, работаешь у нас уже третий год, а сколько раз ездил в колхоз, пять?». В партбюро нашего головного НИИ Иван Александрович отвечал за «шефский сектор» и регулярно закрывал бреши в заездах других отделов в колхоз своими сотрудниками.
- Восемь, можно проверить!
- Не кипятись, Константин, надо войти в положение. Мне с понедельника выставлять сто человеко-дней на две недели, а время отпускное – ехать отказываются.
- Так и я еще в отпуске не был!
- Съездишь и сразу пойдешь. И отгулы к отпуску прибавишь!
- У меня отгулов уже на два отпуска!
- Значит, потом ещё во второй отпуск сходишь!
Спорить с Иваном Александровичем было бессмысленно, да и не стоило: мужик он был отличный, «слуга царю, отец солдатам», и на его помощь в сложных ситуациях всегда можно было рассчитывать.
- Значит, договорились. Ты в колхозе всё знаешь, работу выбираешь себе сам, привозишь одни благодарности. За две недели – четыре отгула.
- А переработки?! А по три нормы в день?! Минимум шесть!
- Костя, не зарывайся! Поедешь старшим – и семь дам!
- Ладно, пять отгулов и договорились!
- Умеешь ты, Константин, беседы вести. Не зря кандидатский минимум по «языку» влет сдал», - скаламбурил Иван Александрович, и мы ударили по рукам.
Поездки в колхоз, а точнее подшефный совхоз «Озеры» под Каширой, я полюбил после первого же заезда, состоявшегося сразу после моего распределения в НИИ. Со временем я начал испытывать радость от поездки в совхоз не меньше, чем от ежегодного отпуска.
Усадьба совхоза располагалась на окраине городка Озеры, населенного отчасти прежними жителями окрестных деревень, а большей частью «бывшими москвичами», сосланными за 101 км. На территории усадьбы размещалась контора, на площадке перед которой утром происходила раздача ежедневных нарядов на работы. Вокруг дислоцировались клуб, баня, и многочисленные одноэтажные каменные домики, закрепленные за «шефами». Местные жители давно перебрались в три многоэтажки, построенные вдоль главной улицы, в непосредственной близости от единственного «сельпо», торговавшего и продуктами и «мануфактурой».
Нынешний коллектив «шефов» нашего НИИ насчитывал 10 человек, и состоял из очень разнородных персонажей: пять интеллектуалов с Ломоносовского проспекта, сборная четверка работяг из монтажки, механички и гальваники с улицы Вавилова и я, представитель закрытого исследовательского отдела. Все участники заезда значительно превосходили меня возрастом, и общих интересов у нас не предвиделось. Как обычно, ранний отъезд не удался: из ученых кто-то опоздал, а один из монтажников ушёл в запой. Иван Александрович очередной раз ссорился со своим другом, начальником монтажки «Федорычем», взывая к его партийной совести, и добился желаемого: вместо запившего был срочно отряжен его сменщик. Иван Александрович вполголоса напутствовал: «Следи за общим режимом. В случае чего - звони прямо мне!».
Пролетариат начал выпивать, как только автобус тронулся, поэтому, когда добрались до места и приступили к расселению, процесс распределения комнат споров не вызвал. Но, когда профессура выдвинула свою кандидатуру на постоянную дежурную должность – кухарку, один из нетрезвых механиков вдруг объявил, что у него имеется справка «легкотрудника», и он тоже претендует. Немедленно провели общее собрание, и пятью голосами против трёх победила старшая научная сотрудница Софья Александровна. Я выразил ей свой вотум доверия, как только выяснил, что она отлично варит супы. Суп я всегда считал основной трапезой и мог употреблять в любое время дня и ночи.
«Озеры»
На следующее утро у конторы во время распределения работ я сразу подошёл к заведующей тарным складом, «тёте Зине», и напомнил о неоднократном ударном труде на вверенном ей участке. Заветные слова про два трудодня возымели своё волшебное действие: на весь срок заезда я был зачислен плотником на тарный склад, расположенный недалеко от конторы.
Складская норма трудодня составляла сто десять починенных ящиков, к 16:00 у меня стояла гора из 330 готовых единиц тары. Секрет ударной работы был прост: с машин, привозящих обратно с базы опорожненные ящики, я сразу отбирал целые или с одной, максимум двумя отломанными досками. Тетя Зина закрывала мне две нормы, а один трудодень плюсовала себе – все были довольны.
Определившись с работой и отработав первый день, вечером в клубе я стал присматривать друзей и подруг для совместного проведения досуга. Над совхозом «Озеры» шефствовал Октябрьский Райком КПСС, поэтому в поселке были представлены институты и заводы этого района Москвы. Большая часть «шефов» ещё не вышла из комсомольского возраста и трудилась в Академических НИИ, густо расположенных в районе Ленинского проспекта: народ, в основном, интересный, и выбор представился богатый.
Первой ко мне подошла симпатичная светловолосая, лет 25-ти , девушка, «простонародно развитая телом». При знакомстве оказалось, что мы с Олей - «земляки», с Автозаводской, что ещё больше нас сближало.
Постулат прибалтийского мастера детектива: «Первые радости с девушками без напитков не вытанцовываются!», я сразу и навсегда воспринял как руководство к действию.
Текст песни современной группы «Звери»: «Напитки покрепче, слова покороче!», подтверждают правильность выбранного направления: за тридцать лет ничего не изменилось!
Купив «белого пшеничного вина», мы проследовали к «Карьеру Вздохов». Этим романтическим названием прикомандированные гости окрестили заброшенный карьер, дно которого ныне заполняло вполне приличное озерцо, в котором «шефы» купались после полевых работ. Вечерами на террасных берегах, густо заросших высокими кустами, найти свободное место не представлялось возможным – отдыхающие пары оккупировали каждый уголок.
Во время распития «веселящего» напитка выяснилось, что моя визави только окончила школу, в институт не поступила, и мама устроила её лаборанткой в НИИ «Гипростанок». Попутно обнаружилось, что землячке, несмотря на вполне созревший вид, было всего 17 лет, что в корне меняло дело: я немедленно объяснил девушке, что свято чту уголовный кодекс, и кроме дружеских, других отношений у нас категорически не будет.
Расстроенная Ольга пожаловалась, что и на работе подвергается такой же «половой дискриминации», и, имея определенные потребности, она рассчитывала активно реализовать их в колхозе, где по рассказам опытных коллег «возрастного ценза» не существует. Получив на завершающий жалобу вопрос: «Но выпивать- то по вечерам мы сможем?» положительный ответ, Ольга повеселела: «Всем буду говорить, что мне 22, а то так и «заржаветь» недолго».
Проводив девушку после рандеву, я отправился в свой домик. Ужин уже закончился, но дежурная, она же кухарка, сварившая днём шестилитровую кастрюлю «украинского» борща, милостливо позволила разогреть «сколько нужно», что я и сделал. Борщ оказался выше всяческих похвал, о чем я не преминул сообщить поварихе, чем заслужил ее расположение на весь срок заезда и позволение называть её Софой. Софа лет на пятнадцать превосходила меня возрастом, но задор имела вполне молодежный.
Следующим утром я, насладившись двумя тарелками борща, пошагал на тарный склад. К трем часам дня 330 ящиков были готовы, и я, с чистой совестью завершив трудовую вахту, ушел обедать и отдыхать. Объяснив сильно любознательной Софе, что тружусь по индивидуальному графику и на совместные трапезы не всегда попадаю, я с удовольствием доел остатки борща и пошел побродить по посёлку.
Усадьба опустела – весь народ в полях. Закупив на вечер «горячительного», я прогулялся три километра до Оки. В этом месте река была неширокой, с могучим течением, и даже в сильную жару очень холодной. На берегу стояла палатка, около которой резвились двое детишек, а глава семейства отдыхающих жарил шашлык. «Не признал, что ли, Константин?!», радушно спросил мужик у мангала. Им оказался Виктор, бывший москвич, а теперь местный шофер, у которого я и прошлым и позапрошлым летом работал грузчиком при машине. «Вот семью на Оку вывез, пусть покупаются-позагорают! А ты чего не ко мне?». Состоять при машине грузчиком - исключительно «блатная» работа, тем более, что Виктор любил подхалтурить. На халтуры он меня с собой не брал, отпускал с полдня, но уж если выпадал какой-нибудь аврал, типа развоза удобрений по полям или разгрузка угля, то приходилось «пахать» до глубокой ночи. «Спасибо, Вить, в этом году я на тарном, там веселее». «Ну, как хочешь, если надумаешь - знаешь, где меня найти!». Из Москвы Витьку турнули перед Олимпиадой-80 по 206-й за «хулиганку», в Озёрах он прижился, женился и окончательно осел.
Когда, искупавшись, я возвращался в усадьбу, меня подхватил грузовик, везущий с полей народ. По дороге я познакомился с «комсомольским» заездом из «ИМЕТа» - в совхоз отправили всю верхушку комсомольской организации института. Старший заезда, Алик, был одет в черный видавший виды комбинезон танкиста- механика французской армии, чем сразу привлек мое внимание. Разговорились, сразу же нашлись общие интересы и знакомые, условились встретиться в клубе на танцах.
Режим.
Ольга уже ждала, сидя на крыльце: «Познакомься, это Наташа. Мы с ней работаем в одном отделе и здесь живём в одной комнате». Невысокая и спортивная Наташа выглядела моложе Оли; приятное лицо прибалтийского типа с замечательной задорной улыбкой обрамляла короткая стрижка русых волос.
«Мы пойдём погуляем!», - тоном опытного конспиратора произнесла Ольга. «К ужину возвращайся! Смотрите, не балуйтесь там, на карьере!»,- подначила Наташа, и мне: «Увидимся вечером в клубе!».
«Автозаводская» закалка Ольги меня потрясла: бутылку водки она играючи выпила со мной на равных и не опьянела, во всяком случае, заметно не было. Пересказав дневные события и выяснив точки соприкосновения на Автозаводской, Ольга заторопилась на ужин: опаздывать категорически нельзя. Мой режим начинал формироваться, появилась первая зарубка: ежедневная встреча в 18:00 у крыльца Ольгиного домика и поход на карьер перед ужином «для аппетита».
В этот вечер я немного опоздал и вернулся к завершению вечерней трапезы: интеллигенция, сидя на одном краю стола за сухим вином вела «высококультурные» разговоры, а на другом, работяги допивая водку с портвейном, «зачинали» песню. Мой приход вызвал интерес в обоих лагерях: «А ты, Константин, где работаешь?». Не поняв вопроса, я объяснил, что работаю в отделе № такой-то младшим научным сотрудником. Это никого не интересовало: все желали знать, что я делаю здесь, в совхозе. Подробно про тарный склад разъяснять я не стал, сказал только, что выполняю разовые ежедневные задания, связанные с тяжёлым физическим трудом. Ответ всех удовлетворил, в напарники никто не набивался.
Вечером в клубе мы с Аликом, выпив за знакомство, обсудили наиболее животрепещущие вопросы: женский контингент текущего заезда и известные только посвященным места уединений. Я поделился «абсолютно секретными» сведениями о лесопилке, а Алик рассказал про две вполне подходящие копны на опушке леса. Подошла Наташа, пригласила меня на танец и, не закончив тура, увела на улицу. Мне всегда нравились девушки, знающие себе цену, но не «ломаки» и «жеманницы», а полные достоинства энтузиастки, не чурающиеся «земных радостей». Видимо, уже половина «Гипростанка» ведала про Ольгину «проблему», поэтому Наташа сразу же расставила все точки: «Мне 24 года, не замужем, в Москве есть жених, через полтора месяца свадьба, но к совхозу это отношения не имеет». Анкетные данные дополнились не менее существенной информацией: девушка закончила «СтанкИн», работает «молодым специалистом», увлекается волейболом, а из напитков предпочитает портвейн.
Купив «предпочитаемого» напитка, мы проследовали на заветную лесопилку. На территории лесобазы высилась гора опилок размером с двухэтажный дом. За горой находился огороженный высоким забором глухой угол, о существовании которого знали немногие. Идеальное место для романтического свидания! Наташина тяга к «амурным» утехам могла сравниться только с её неутомимостью, очевидно, сказывалась спортивная подготовка. Наличие жениха в Москве отметало лишние ненужные переживания. У меня создалось впечатление, что девушка хочет отлюбить меня за всех не встреченных мужиков, чтобы уже никогда не изменять мужу.
Около часа ночи, когда я вернулся в домик, все мои коллеги дружно «давили ухо». Обнаружив кастрюлю с супом, я с бешеным аппетитом набросился на обожаемую мной солянку - Софа постаралась на славу.
Трудовые будни как близнецы походили друг на друга, а физический труд согласно известной фразе «облагораживал». Жизнь в совхозе существенно отличалась от московской, чем и была столь привлекательна.
На следующий день я едва не проспал «аперитивную» встречу с Ольгой. Девушка снова рассказывала текущие новости и уже совсем по-дружески откровенничала: вчера познакомилась с замечательным мальчуганом, весь вечер танцевали и даже целовались, но до ласк дело не дошло. Сегодня ночью она собиралась идти на решительный приступ: «Ты не представляешь, какой Алик клёвый и ласковый!».
Поняв, что речь идет о моем новом приятеле из «ИМЕТа», я решил предупредить серьёзно рискующего «Казанову» о нежном возрасте пышнотелой «Лолиты», но не смог его найти ни в домике «ИМЕТа», ни в клубе, где уже начинались танцы. Зато встретил Наталью, которая по дороге в «сельпо» за портвейном со смехом рассказала, что всё утро под озорные шутки коллег выметала из домика опилки, не понятно как туда попавшие. «А Ольке сказала, чтобы раньше 11 вечера не приходила, так что пошли к нам!». Кто бы спорил! Выходя около полуночи от Натальи, на крыльце я столкнулся с парой, замеченной мной днём раньше: уж очень яркой была девушка – длинноволосая рослая брюнетка, похожая на певицу Надежду Чепрагу, моего кумира периода созревания. Разговорились, выяснилось: в домике размещаются несколько «шефских» организаций. С центрального крыльца – «ГипроСтанок» и «МинСобес», и с торцов – ещё две. Алексей с Мариной работали в «МинСобесе»: Алексей служил «попечителем богоугодных заведений», как он гордо себя назвал, а проще говоря, инспектором, а Марина трудилась в бухгалтерии. «А Ты из «Гипростакана»?», - поинтересовался Алексей –«Что-то раньше не встречались!». Я объяснил, что приходил в гости, а «вкалываю» в «ИНЭУМе». «Еще увидимся!»,- бросила на прощание Марина.
Дома, в одиночестве доедая вторую тарелку солянки, я думал о Марине: имелся ли в её фразе тайный смысл или это просто дань вежливости.
С утра пораньше я пришёл к конторе поговорить с Аликом и застал сеанс групповой «психотерапии». Алик сидел, сьёжившись и весь уйдя в свой комбинезон, придерживая голову обеими руками, а весь его коллектив дружно скандировал: «Я больше не пью! У меня не болит голова! Я всё помню!». Поняв, что общение вряд ли удастся, я развернулся в направлении тарного склада, отложив разговор на вечер.
Далее всё по режиму: три нормы к 15:00, горячий суп, полноценная сиеста, не лишенный приятности аперитив с Ольгой. В этот раз радостная Ольга сама принесла бутылку водки. На мой удивленный взгляд объяснила: «Раз мы только друзья, то и должны участвовать пополам!». На правах старшего товарища я настоял на «джентльменском» подходе: кавалер угощает даму. Тем не менее, выпили обе бутылки, закусив помидорами, принесенными моей запасливой подругой.
Наталья перехватила меня ещё по дороге к клубу: «Наш старший велел передать, чтобы ты больше наших девушек не спаивал! Олька на ужине такое вытворяла, мужики не знали, куда деваться!», - как обычно, со смехом поведала она. «Я ее едва уложила спать, все рвалась на танцы. Теперь опять придется с утра опилки выметать!». Я сразу вспомнил рассказ Алика о стогах сена в лесу. Нашли почти сразу, хотя уже темнело. Угомонившись, не заметили, как заснули; сено действует лучше любого снотворного. Проводив Наталью, к себе я прибрел к себе около четырёх утра и сразу на кухню, к супу. На этот раз Софья сварила щи: съел тарелку и отбой.
Днём, в обеденный перерыв ко мне на склад пришел помятый Алик: «Мои сказали, ты меня искал вчера. Что хотел?». Узнав про Ольгин возраст, он обреченно махнул рукой: «Что уж теперь поделаешь! Я думал, она старше меня, исходя из прыти и опытности. И пьёт как лошадь, а я так долго не выдержу!». Готового умного совета у меня не нашлось, да и тетя Зина уже косилась на постороннего, отвлекающего от «стахановского» труда. Договорились встретиться вечером в клубе. «Давай сегодня без напитков!», - с мольбой в голосе попросил Алик.
После дневного сна по дороге на «аперитив» я встретил Марину. «Какие планы на вечер?», - поинтересовалась она загадочным тоном, оглядываясь по сторонам. «К сожалению, вечер занят!». «Я так и знала. А если попозже, часа в два ночи у конторы?». Я опешил, такое прямолинейное предложение явилось неожиданностью, в нём сквозила какая-то загадка: «Договорились!». «Только никакого алкоголя, я нетрезвых на дух не переношу!». Условие поставило меня в тупик: аперитив с Ольгой, да и предпочитаемый Наташей напиток не оставляли мне выбора, но и таинственное свидание я пропустить не хотел.
Попеняв Ольге за вчерашнее, я предложил ограничиться чекушкой, на что она согласилась, впрочем, без всякой радости. За аперитивом она подробно изложила мне свои виды на Алика и отбыла на ужин, безапелляционно объявив, что завтра и до конца заезда наша вечерняя норма - «Поллитровка».
В этот вечер я успел на общий «домашний» ужин: кроме супа мне досталось еще и второе из принесённых с полей овощей. Как назло, пристали двое механиков и требовали с ними выпить: «Мы тебя совсем не знаем! Уважь! Давай познакомимся!», но я под предлогом вечерних дел сумел отбиться. «Знаем мы твои дела, раньше трёх ночи домой не приходишь!». Первая неделя заезда подходила к концу, и часть сотрудников собиралась в Москву, их должны были заменить коллеги. К моей радости кухарка Софа была откомандирована на две недели, так что насчёт супов я мог не беспокоиться.
В клубе сразу подошёл Алик, напуганный стремительным развитием отношений с Ольгой, затем появились Алексей с Мариной, все вместе обсудили разнообразие выполняемых «шефами» сельскохозяйственных работ. Алексей пожаловался: загоняли на прополку, все тело болит от позы «враскоряку», а с шеи уже кожа слоями облезает от палящего солнца. Марина вела себя абсолютно индифферентно, создавалось впечатление, что ей происходящее совершенно не интересно, и пришла она просто за компанию с Алексеем. Наталья и Ольга появились вместе, позже обычного: «Мы сегодня после ужина дежурили по кухне». Ольга поволокла Алика на танец, а мы с Наташей двинули к ней домой, сделав крюк для посещения «сельпо». «Ты сегодня не в настроении, что-то случилось? Совсем не пьешь!». Объяснение, что пришлось выпить дома за компанию, девушку вполне устроило, и дальнейшие радости реализовывались даже лучше обычного. У нас Натальей, видимо, присутствовала полная психофизиологическая совместимость, поэтому с каждым днем процесс «таинства» становился все чудесней.
Я боялся заснуть и проспать таинственную встречу, поэтому ушел от девушки пораньше. Дома я коротал время, впервые после приезда читая привезенную из Москвы книгу.
Без четверти два я уже сидел на лавочке перед конторой и до боли в глазах всматривался в кромешную тьму. Марина появилась с опозданием на полчаса, когда я уже засобирался домой: «Никак не удавалось выйти незамеченной, у нас в заезде все «совы», ложатся поздно. Давай завтра в три?». Я не очень понимал, чего ожидать, и зачем завтра в три?
Марина времени даром не теряла: «У нас с Алексеем всё серьёзно. Вернувшись, планируем пойти в ЗАГС подавать заявление». Моего удивленного лица Марина видеть не могла, ночь была безлунной, и фонарей поблизости не было. «Алексей у меня первый мужчина. Но я не совсем уверена в его мужских достоинствах, особенно после рассказов подруг о своих любовниках. А ты же нарасхват, и я вот решилась обратиться к тебе за помощью. Мы будем встречаться каждую ночь и заниматься любовью. В зависимости от результата я и приму решение о походе в ЗАГС». Бухгалтерская предусмотрительность Марины меня потрясла, но желания не отбила. Первый опыт мы поставили, не отходя далеко от места встречи, лавочка оказалась удобной. Прощаясь, Марина серьёзно попросила: «При встречах, особенно при Алексее, делай вид, что мы практически не знакомы, пожалуйста». Моя ремарка - «Это у меня просто лицо такое, а так я все понимаю!», её даже не рассмешила.
В четыре утра у меня не нашлось ни сил, ни желания размышлять о правильности, порядочности или моральной этичности поступков, совершаемых буквально «вслепую». Но организм бойко потребовал супа, и, с большим удовольствием схомячив две тарелки щей, я провалился в сон.
Со следующего дня мой режим дня окончательно «устаканился»: я просыпался в семь утра, завтракал остатками вчерашнего супа и отбывал на тарный склад. Около трёх часов дня я заканчивал ударный труд, сдавал три нормы, и шел домой обедать: суп и какой-нибудь поварской шедевр из подножного корма от Софы. Безмятежный послеобеденный сон предварял развлекательную и наиболее интересную часть дня. Далее по расписанию: водочный аперитив с Ольгой на карьере, поздний ужин супом перед танцами, портвейн плюс «любовь» с Натальей у неё в комнате, чтение дома книги на кухне, «проверка на прочность» Мариной в три часа ночи у конторы или в стогу, ночная трапеза всё тем же супом и опять крепкий здоровый сон.
Чувствовал я себя отлично! Как никогда! Ни суп, ни аперитив, ни портвейн, ни, тем более, все остальное прочее мне не надоедало!
Так продолжалось ещё шесть дней. Со второй недели сменилась половина нашего «совхозного» коллектива, новый заезд был существенно моложе и симпатичней предыдущего, но руководствуясь твердым принципом «Не на работе и не ближе шести кварталов от дома», я на вновь прибывших внимания не обращал. Иван Александрович прислал мне с ними весточку в виде своей любимой просьбы о поддержании общего правильного режима, чем я и занимался по мере сил.
Отъезд.
К середине второй недели моего пребывания в Озерах закончился срок заезда у сотрудников «ГипроСтанка».
Прощаясь у карьера в наш последний «аперитив», мы с Ольгой снова употребили литр на двоих. Девушка уже не пошла к себе на ужин, а проследовала прямо к домику «ИМЕТа», где, утащив Алика прямо из-за общего стола, заволокла в его же койку, где до утра «ласкала» вперемежку с рыданьями, не обращая внимания на троих соседей по комнате. Об этом Алик, слегка смущаясь, рассказал следующим вечером в клубе, вызвав явное неодобрение Алексея.
Мое прощание с Натальей прошло не так демонстративно, но не менее печально. Оба понимали, что слова Натальи о ничего не значащем «колхозном» романе за прошедшие дни утратили свой защитный смысл, и расставаться было очень больно. Я остался у неё, и мы большую часть ночи лежали молча, обнявшись.
В следующую встречу Марина сделала мне серьёзный выговор: «Мало того, что напоил малолетку, и уже весь совхоз знает о её сексуальных эскападах. Даже не удосужился меня предупредить о неявке! Зря только в окно лазила!». Про окно я услышал впервые. «А что ты думаешь, я посреди ночи через дверь выхожу? Какая-нибудь добрая душа Алексею сразу стуканёт, у нас в министерстве атмосфера специфическая». Вступать в проникновенные беседы не входило в мои планы, да и Марина, со словами «теперь придется наверстывать упущенное», потащила меня к стогам, заставив вспомнить Ольгин подход к Алику. Каким образом Марина в кромешной тьме умудрялась находить дорогу в лесу, для меня оставалось загадкой. С каждым «сеансом» Марина прибавляла в мастерстве и неутомимости, при этом оставаясь абсолютно отстраненной. Меня это слегка напрягало, но совсем не расхолаживало.
Через день заканчивался срок заезда ИМЕТа. Алик зашел ко мне на склад накануне отъезда и пригласил на вечерние посиделки. Гуляли широко: дежурная повариха приготовила всякой вкуснятины, открыли сбереженные для прощального вечера четыре банки тушенки, а Алик отоварил все начисленные за работу трудодни водкой и портвейном в «сельпо».
Около двух ночи я пришел к конторе пьяным «в дым», опасаясь опоздать на «деловую встречу». С собой у меня были бутылка водки и бутылка портвейна, выданные мне на прощание Аликом со словами: «Теперь, до встречи на Автозаводской, наверное!». Надолго запомнится ему роман с Ольгой.
К приходу Марины я немного протрезвел, но, тем не менее, почему-то предложил ей выпить. К моему удивлению девушка охотно взяла кружку с водкой и двумя глотками осушила. Зацепило ее мгновенно и потянуло на откровенность: «живу с родителями, от которых ужасно устала; отец плотно выпивает, мать достаёт, бабка всё время болеет: в колхозе лучше, чем дома! Алеша – отличный парень, но какой-то пресный, чересчур правильный, с ним скучно, но он - реальная возможность уйти из опостылевшего дома. Ты мне понравился еще в первую встречу в клубе, в мужья не подходишь, но попробовать очень хотелось. Если бы ты знал, каких усилий над собой мне стоило сделать тебе «неприличное» предложение!».
Её признание произвело на меня странный эффект: я в первый раз почувствовал к Марине что-то человеческое: жалость? Желание утешить и приласкать. До этого все происходило на уровне «основного инстинкта»: без чувств, а только ощущений, подтверждая прозвище «automatic lover», заработанное в том же совхозе на заре моей карьеры «ветерана колхозного движения». Моё представление о Марине в корне переменилось: передо мной уже была не расчётливая бухгалтерша, перед свадьбой определяющая «потенциальные» способности будущего мужа, а красивая и не очень счастливая девушка.
Марина быстро пришла в себя: «Забудь все, что я наговорила. Это все водка проклятая, не зря я алкоголь ненавижу! Куда пойдем сегодня?».
До пяти утра я всеми доступными и известными мне способами выражал Марине своё новое отношение. «Ты сегодня какой-то другой, более раскованный. Теперь я понимаю, зачем мужики пьют перед сексом!», - Марина снова вернула всё «на круги своя».
Вернувшись домой, я автоматически похлебал свежеприготовленной солянки: Софа таким образом выражала мне свою симпатию и одобрение, и в «смятении чувств» улегся спать.
Утром на складе я встретил давнего знакомца Павла Ульянова, который ещё два года назад открыл мне глаза на все «тонкости» совхозного трудоустройства и познакомил с тётей Зиной. «Привет, Кинстинтин! А я только вчера приехал! На полтора месяца! Один закрываю собой весь департамент Министерства. Без ансамбля, сам б.., один б..! ». Пашка служил в «МинСобесе» чиновником, курирующим детские дома и школы для детей с отклонениями. Весельчак и говорун, он как-то рассказывал, что темой его дипломной работы был московский городской фольклор. Речь его, которой я безмерно наслаждался, радовала богатым вкраплением шуток, прибауток и поговорок. Лишь Павел смог убедить тётю Зину ежедневно выплачивать ему заработанные трудодни в конце смены. Он обладал редкой особенностью, которую я никогда не встречал среди знакомых мне людей, но про которую читал у зарубежного классика детектива: в любое время дня и ночи он определял время с точностью до пяти минут. Будучи таким вот «живым механизмом», часов он сам никогда не носил. Выглядел Пашка вполне живописно: зеленая стройотрядовская куртка с яркой надписью на спине «By hook or by crook!», которую он вполне корректно озвучивал «Не кнутом, так пряником!», джинсы на четыре размера больше, достающие ему до подмышек и держащиеся на весёленьких детских подтяжках. Завершали картину сильные очки в стильной дорогой оправе, придающие Павлу вид выпивающего интеллигента, что, впрочем, полностью соответствовало действительности.
«Зин! Мы на полчаса на карьер сходим, дело у меня там! Не волнуйся, с нормой всё будет тип-топ!»,- и Павел увлек меня за собой.
- Вчера, как приехал, сразу выпил за новоселье. Мне нашу отдельскую комнату выделили на четверых. Я там весь срок один проживать буду. Приходи, если будет надобность «по щепоточной части». А вечером на карьер с Нинкой из бухгалтерии пошел. И там, в запале, когда раздевался, одежду всю с себя рвал и разбрасывал. А когда назад собирались, темно было, половину не нашел!
- Что конкретно ищем?
- Носки, трусы и очешник. Я в него пятерку заныкал.
При свете дня мы быстро нашли все утерянные предметы гардероба Павла и, возвращаясь на склад, зашли в «сельпо». Павел взял две бутылки портвейна – «к обеду». Работа сразу пошла ударно, подбадриваемая шутками-прибаутками. Павел вспомнил и Гаганову и Пашу Ангелину, шутки были на грани фола, но присутствующих очень веселили. К обеду Тетя Зина, зная Пашкины пристрастия, принесла огурчиков собственного засола, и мы принялись за трапезу: «Со свиданьицем, Костя. На сколько приехал?» - «Завтра домой!» - «Вот так фокус! «И что ты скажешь, мальчик дорогой, своей попутчице несчастной?» Значит у нас с тобой пересменок! Это дело надо отметить! Ты что вечером делаешь?» - «У нас вечером прощальный ужин» - «Отлично! Я приглашён, надеюсь?!». Закончив работу ближе к пяти, Павел повёл меня смотреть его «хоромы».
На входе в домик мы столкнулись с Алексеем: «Знакомься, Алёха! Это мой старинный совхозный соратник, Константин! Завтра уезжает, пойдем отметим прощание!». Алексей вежливо отказался, сославшись на усталость после прополки. «Странные люди! Как можно в совхозе уставать?! Тут сама атмосфера бодрит!». Заведя меня в просторную комнату на четыре кровати, Паша достал из сумки литровую бутылку «Посольской» со словами: «Батальон в атаку поведу я сам! Из Москвы-матушки собственноручно привёз для особого случая из валютных запасов. Как знал!». После местных напитков «Посольская» показалась нектаром.
Договорившись, что Паша придет в гости к восьми, я пошел помогать Софе с «отвальным» торжественным ужином. Народ собирался погудеть серьезно и допоздна: на работу рано вставать уже не требовалось - автобус со сменой должен приехать только к четырем часам дня. К приходу Павла коллеги уже как следует «разговелись», и он влился в коллектив, как родной. Его красочно-цветистая речь сразу привлекла внимание Софьи Александровны, так что на остаток вечера я за него не тревожился. Посидев еще немного для приличия, я двинул в клуб на танцы.
Знакомых лиц оказалось мало, у большинства шефских организаций обновился заезд. Алексей с Мариной уже танцевали, я подошел поближе к сцене: местные «электронные паразиты» играли, как никогда, мощно. В этот момент кто-то с силой хлопнул меня по плечу: «Не может быть! Это ж не Гурзуф!», - Серега «Майс», мой соратник по регулярным поездкам в Крым собственной персоной. «Ты как здесь?». Оказалось, что НИИ, где работает Серега, слили с головным институтом в Октябрьском районе, и теперь Серега будет ездить на «шефские» работы в Озеры. Последующий поход в «сельпо» за портвейном («Не Массандра, но пить можно!») и затяжной разговор на ступенях клуба, включающий Озерский курс «молодого бойца» и гурзуфские воспоминания, едва не нарушили устоявшийся режим.
Но к трем часам ночи я как штык был готов к «упражнениям». Полный событий день и превысившее норму употребление «веселящих» напитков притупили остроту вчерашнего прилива чувств к Марине. Она появилась вовремя: «Я узнала, ты завтра уезжаешь. Придется потрудиться впрок!». Слова, произнесенные ровным, без эмоций тоном, окончательно похоронили внезапно проснувшийся накануне всплеск нежности. «Ну, теперь держись!», - с каким- то остервенением подумал я, падая с Мариной в сено.
Марина выдержала марку до конца: «Большое спасибо за науку. Теперь в курсе!», - были её слова при прощании.
С утра, попрощавшись с «Майсом» у конторы, я зашёл на склад сказать «последнее прости» Павлу и тете Зине. Сборы были недолгими: подписал в конторе письмо-справку, закрыл наряды в бухгалтерии, получил деньги в кассе, а заодно и персональную благодарность - грамоту за ударную работу. Обед прошел скомканно, пили мало и как-то нерадостно – отъезд всегда навевает грусть. С новобранцами прибыл Иван Александрович, желающий лично оценить обстановку в подшефном хозяйстве и пообщаться с партийным руководством. Вернувшись из местного райкома, он отвел меня в сторону и спросил: « Как ситуация с человеко-днями? И, вообще, общий режим?». Получив исчерпывающий ответ: «Наглухо!» вместе со справкой и грамотой, Иван Александрович расцвел: «Я всегда знал, что на тебя можно положиться! Давай быстренько спрыснем это дело и в Москву!».
На третий день после возвращения на работу мой начальник, вернувшийся после научного семинара на Ломоносовском, серьёзным тоном заговорщика поинтересовался: «Как ты сумел организовать себе такой оптимальный режим пребывания в совхозе? Мне Соня понарассказывала, может организуешь «всеобуч» для коллег?».
Следующие четыре года работы в НИИ я регулярно ездил в совхоз, но никого из этого заезда не встречал.
С Ольгой мы регулярно пересекались на Автозаводской - всегда в отличном расположении духа, она охотно делилась своими немудрёными новостями и радостями.
Марину однажды увидел в трамвае на Шаболовке, мы поздоровались как малознакомые люди.
Наталью больше никогда не встречал.