В один из сентябрьских дней 1981 года прямо перед обеденным перерывом мне на работу позвонил Костя «Моська»: «Ты можешь сегодня сходить со мной на суд? Хочу, чтобы ты посидел в зале рядом с мамой!».
На тот момент мой друг Костя Мосешвили, последовательно окончивший элитную языковую школу на Академической и переводческий факультет ИнЯза, работал рядовым грузчиком на Кондитерской фабрике имени Марата. Этому предшествовало недолгая преподавательская практика в Альма- матер, а затем недолгая, но очень интересная работа на Центральном Телевидении, наиболее яркими вехами которой были регулярные репортажи о поездке американского певца и актёра Дина Рида с бригадой артистов на БАМ и освещение досуга иностранных делегаций во время проведения «Олимпиады -80» в Москве.
От отца, видного представителя московской грузинской диаспоры - хирурга с «золотыми руками» и заядлого картёжника, Косте достался медальный чеканный профиль, светло- серые глаза, тбилисский гонор и кураж. От русской мамы, зав. кафедрой иностранных языков аспирантуры МГУ, он унаследовал способности к лингвистике и тягу к книгам. Всё свободное время «Моська» посвящал двум настоящим увлечениям: чтению на трёх языках – русском, английском и французском, которыми он владел одинаково свободно, и девушкам, от которых отбоя не было.
Высокий и широкоплечий Костя обладал сильной мужской харизмой и привлекательностью, куда там молодому Джоржу Клуни.
В институтские годы, окружённый исключительно «женским персоналом», Костя как должное принимал повышенное девичье внимание, да и позднее «монахом» не был. Женщины не рассматривали его в качестве потенциального мужа, учитывая Костин весёлый нрав, беззаботность и отсутствие постоянных привязанностей. Но «Моська» был щедрым, весёлым, с ним было интересно провести время, поэтому в одиночестве он никогда не оставался.
С огорчением осознав, что у него на телевидении никаких значительных перспектив нет, и, кроме красивой «корочки», дающей, впрочем, определённые привилегии, ему терять нечего, Костя, поддавшись на уговоры бывшего одноклассника и закадычного друга Григория Ивановича, именовавшегося так ещё со средней школы, поступил грузчиком на «кондитерку». В плане материального стимулирования телевизионщики его «ранга» существенно отставали от «пролетариев умственного труда». Что они там грузили, для меня всегда было загадкой, но уже через месяц работы Костя существенно окреп и шикарно приоделся. Хобби у него остались прежними, изменился только круг общения: на смену субтильным претенциозным теледивам пришли крепкие весёлые кондитерши.
Как-то тёплым вечером в августе Костя со своим «партнёром» по заездам в Гурзуф Шурой «Помидором» вышли погулять по центру столицы без определённой цели. «Котя!»,- около гостиницы «Москва» их окликнул отец Кости: «Пойдём вместе с товарищем, посидите со мною!», - Леван Константинович был завсегдатаем ресторана «Огни Москвы» и держал там «персональный столик».
В жизни своих четверых сыновей от трёх жён, постоянно занятый Леван принимал эпизодическое участие. Он всегда появлялся по первому зову в трудную минуту, не жалел на детей денег и баловал дорогими подарками при особенно больших выигрышах. Играл Леван всегда по крупному в компании хороших знакомых - высокопоставленных московских чиновников. В периоды проигрышей и безденежья он просто исчезал с горизонта.
Посидев пару часов с папой и его номенклатурными приятелями в ресторане, друзья продолжили прогулку. Далее ничего интересного вечер не принёс: посетили по очереди все «центровые» кафе – «Московское», «Север» и «Лиру», но с замечательными девушками знакомство не состоялось, и уже сильно нетрезвые приятели потянулись в направлении дома. Костя, привыкший к «Красивой жизни», заначил «пятерку» на такси, но Шура его убедил, что и метро ездит отлично, и, напоследок, купив бутылку водки у швейцара ресторана гостиницы «Центральная», друзья употребили её в садике у памятника Пушкину. Когда на движущемся вниз эскалаторе приятели присели покурить, проходящий мимо солидный мужчина сделал им резкое замечание, о чём «Помидор» позже рассказал: «Я его сразу простил, а горячий «Моська» не смог!». В уверенном тоне мужчины звучала не сила, а власть, но Костя на это внимания не обратил. В драке, учинённой им у подножия эскалатора, задиристый и тренированный грузчик легко одолел немолодого, но ещё вполне крепкого освобождённого парторга крупного Московского оборонного завода. Невзирая на настоятельный призыв «Помидора» соскакивать, Костя остался дожидаться вызванной очевидцами милиции, будучи твёрдо уверенным в своей правоте.
После составления протокола, хорошо смазанные колёса правосудия стремительно закрутились, но в процесс активно включился срочно призванный Леван Константинович. За дело взялся видный адвокат, рекомендованный всемогущими друзьями. Для достижения благоприятного результата было совершенно необходимо договориться с потерпевшим, который на контакт категорически не шёл. Он упёрся и «пошёл на принцип» - «Чтобы другим неповадно было!»
Как говорится, отцовская любовь сметает все преграды: Леван Константинович уговорил своего приятеля, телекомментатора и бывшего футболиста Сальникова, выступить посредником. Отказать футбольному кумиру своего поколения в настойчивой просьбе не портить жизнь сыну достойного человека парторг не смог. Юридическая ситуация резко улучшилась: каким- то образом изменились данные медицинской экспертизы, и дело было переквалифицировано из «нанесения тяжких телесных повреждений» в «мелкое хулиганство».
На очереди был суд. По совету многоопытного адвоката общественные организации фабрики, где подсудимый трудился грузчиком, подготовили ходатайство о взятии его на поруки, как отличного работника и ударника, не запятнавшего себя ничем и никогда. С этим документом на суд прибыли общественный защитник, она же юрист предприятия, и бригадир грузчиков Григорий Иванович .
Когда мы с Костей вылезли из такси у здания суда, на Бутырской одиноко стоял «Помидор» с сумкой через плечо. В сумке лежало несколько бутылок портвейна, которые Шура предложил немедленно употребить за благополучное завершение дела, что мы с ним не откладывая и сделали. Костя отказался, сославшись на волнение. Зал был полон. Я кивнул общим друзьям, поздоровался с Леваном, пришедшим вместе последней женой, нашей ровесницей, и их малолетним сыном, и сел рядом с Костиной мамой, сохраняющей спокойствие из последних сил, что было заметно невооружённым глазом.
За судейским столом восседали трое: судья, совсем молодой приветливый юрист, и два народных заседателя, симпатичные женщины средних лет. Потерпевший, как и оговорили заранее, на суд не явился. При первых протокольных фразах судейского секретаря зал явно оживился. Фамилии фигурантов подобрались «нарочно не придумаешь!»: обвиняемый – Мосешвили, потерпевший – Бакст, свидетель защиты – Штоль, общественный защитник – Тренч.
Дальше заседание шло «как по маслу»: умеренная филиппика прокурора, пламенная речь адвоката, убедительное выступление общественности. Подкосило гладко идущее действо выступление «Помидора» - свидетеля защиты. Шура с лицом совершенно «томатного цвета» выставил вперёд ногу, принял картинную позу богатыря с сумкой наперевес и «поучаствовал»!
Диалог Шуры с судьёй заслуживает дословности:
- Свидетель, чем занимаетесь?
- Как это то, то есть, чем занимаюсь?!
- Работаете или учитесь?
- Учусь! (Продолжительная пауза) На вечернем!
- В каком институте?
- В Плешке!
- По какой специальности?
- Товароведение промышленных товаров!
- Хорошая специальность!
- А ты думал!
На этой реплике «Помидора» мама Кости потеряла сознание. Сидевший с другой стороны Костин брат, Шура, сумел безмедикаментозно привести маму в чувство, и мы с ним вдвоём практически вынесли её из зала подышать воздухом.
Между тем судебный процесс шёл своим чередом согласно режиссуре умелого адвоката, и оглашённый приговор «Полтора года на стройках народного хозяйства с отбытием по месту работы, согласно ходатайству трудового коллектива» никого не удивил.
Сразу после прихода к власти Андропова осенью 82-го года в ходе очередной общесоюзной кампании исполнение наказаний было пересмотрено в сторону ужесточения, и «Моську» в спешном порядке перевели подсобником на какую-то стройку в город Гагарин, где он и отбыл оставшиеся полгода.
Впереди его ждали два брака, рождение дочери и недолгая успешная, полная впечатлений, работа в «Росконцерте».