4 ноября 2015
Вручение Нобелевской премии по литературе за 2015 год Светлане Алексиевич стало событием на несколько дней - через три дня об этом уже никто не писал. Странно, потому что Нобелевку писателю, пишущему по-русски, вручают не каждый год и даже не каждое десятилетие. Я написал об этом событии по горячим следам, и в той статье приведены наиболее растиражированные цитаты из интервью и произведений лауреатки.
Светлана Алексиевич пишет в жанре квазидокументальной прозы - она опрашивает свидетелей исторических событий, записывает их рассказы на магнитофон и перекладывает на бумагу. Так было создано то, что вошло в пятитомник "Голоса утопии".
Мне такой жанр близок. Я не могу осилить художественные романы, особенно дамские, а документальную прозу "глотаю". Так, я быстро и с большим интересом прочитал "Красное колесо" Александра Солженицына, которое многие считают нечитабельным.
Наиболее чистым примером подобной литературы является книга Софьи Федорченко "Народ на войне" - замечательное повествование о Первой Мировой и Гражданской, записанное со слов непосредственных участников этих войн на самом низовом уровне. Писательница не редактировала или почти не редактировала их короткие рассказы и реплики, поэтому книга получилась удивительно аутентичной, адекватно передающей дух эпохи.
Алексиевич не такова - она отбирает материал и редактирует его, переписывая иногда так, что люди, у которых она брала интервью, наверняка не узнали бы себя. Воины-"афганцы", ставшие героями книги "Цинковые мальчики", подали иск в суд на Светлану Алексиевич именно в связи с тем, что она исказила их рассказы, "наговорив" от их имени то, что сами бывшие "мальчики" никогда бы не сказали.
Светлана Алексиевич получила "Нобелевку" явно не за "У войны не женское лицо" и "Цинковых мальчиков", которых я прочитал, а за "Время секонд-хэнд", которое я до недавнего времени не читал. Если уж давать главную литературную премию за документалистику о Войне на русском языке, то ее надо было бы вручить до сих пор живому Даниилу Гранину за "Блокадную книгу", а не Светлане Алексиевич за "У войны не женское лицо" - качество этих двух книг несопоставимо. Однако Гранин остался без Нобелевки, а Алексиевич Нобелевку получила. Значит, не за книгу о Войне.
Отсюда вывод - премия была вручена ей за "Время секонд-хэнд" - книгу о "веселых 90-х" на пространстве бывшего СССР. Именно в ней должно было быть сказано что-то прорывное, новое о России и русских. И я сел читать "Время секонд-хэнд". Завершающая и подытоживающая книга цикла "Голоса утопии" читалась с трудом. Чувствовались какие-то натяжки и несуразности, и я о них постоянно спотыкался.
-----
Удивительно, но это, как оказалось, книга не только о 90-х. Она охватывает период с 1917 по 2010 год, и порядка половины текста относится к событиям, не укладывающимся в 90-е. Мне кажется, что такое "растекание мыслию по древу" портит книгу, уводит в сторону, не дает сосредоточиться на главном, но писательнице виднее. Там есть длинные тексты о сталинских репрессиях, очень много страшных сталинских репрессий. Есть воспоминания мальчика, бежавшего из Минского гетто. Всё это подводит, надо думать, к пониманию того, как сформировался русский характер, не привыкший к свободе и не понимающий, что с этой свободой надо делать. "Мы все выросли из палачей и жертв".
Многие рассказчики у Алексиевич "горбатились на стройках коммунизма" и остались в конце жизни ни с чем. Их "сломала утопия", и они пришли к 90-м людьми, которым нечего делать в новом времени. "Утопия" украла у них жизнь. Есть за что дать книге Нобелевку. Теперь ее переведут на разные языки мира и будут объяснять жителям новой Литвы, Польши, Словакии, не выучившим русский язык, а также никогда не знавшим этого языка филиппинцам и таиландцам, гастарбайтерствующим в чужих краях, что их жизнь могла бы быть намного хуже, если бы они были жили в советское время на территории бывшего СССР.
Немного выделяется их общего ряда материал о самоубийстве маршала Ахромеева, "фанатика Совка", в 1991 году. Ахромеев показан даже с определенной симпатией - видимо, сработало "правило Валаама", языческого жреца, который был послан, чтобы проклясть Израиль, а вместо этого прославил его. Вот так и у писателей иногда вылезает нечто противоречащее "концепции" - логика материала оказывается сильнее, и творец теряет контроль над тем, что он пишет.
Тема межнациональных конфликтов и войн, которыми сопровождался развал Союза и последующее десятилетие, у Алексиевич тоже освещена, но однобоко. "Жили люди, вместе ели и пили за одним столом, а потом вдруг появились откуда-то вооруженные мужчины, и начался кошмар". Кто эти вооруженные люди, не сказано, но героям приходится бежать от них из Абхазии, Азербайджана, Таджикистана. Они бегут в Россию и там страшно страдают от скинхедов и русских фашистов, преследующих "чурок" и издевающихся над ними.
"Я жила среди этих людей… знаю их привычки, язык… Я их люблю. А откуда появились эти? С такой скоростью! Нечеловеческой! Где это лежало? Где… кто ответит? Сняла с себя золотой крестик и спрятала его в муку и кошелек с деньгами тоже спрятала. Как старая бабушка… я все уже знала… Откуда? Муку… десять килограммов… я несла на себе до нашего дома – километров пять. Я шла спокойная… Если бы меня убили в тот момент, я не успела бы испугаться… А люди… многие с пляжа… приезжие… В панике и в слезах. А я спокойная… Наверное, я была в шоке? Лучше бы я кричала… кричала, как все… Я так сейчас думаю… Остановились отдохнуть возле железнодорожных путей. На рельсах сидели молодые парни: у одних – черная лента на голове, у других – белая. И у всех – оружие. Они еще меня подразнили, посмеялись. А недалеко от них дымилась грузовая машина… За рулем сидел убитый водитель… в белой рубашке… Увидели! Как побежали через чей-то мандариновый сад… Я вся в муке… «Брось! Оставь!» – просила мама. «Нет, мама, я не оставлю. Началась война, а у нас дома ничего нет». Здесь.
Самый красивый, самый любимый праздник у всех – Навруз. Навруз Байрам – день прихода весны. Ждали праздник весь год, праздновали семь дней. Семь дней не запирались ворота и двери… днем и ночью никаких замков и ключей… Жгли костры… Костры горели на крышах и во дворах. Весь город в кострах! В огонь бросали душистую руту и просили о счастье, приговаривали: «Сарылыгин сене, гырмызылыгин мене» – «Все мои невзгоды – тебе, а мою радость мне». «Гырмызылыгин мене…» Любой зайдет к любому – везде примут как гостя, угостят молочным пловом и красным чаем с корицей или кардамоном. А на седьмой день, главный день праздника, все собирались вместе… за одним столом… Каждый выносил во двор свой стол, и составляли один длинный-длинный стол. На этом столе: грузинские хинкали, армянские бораки и бастурма, русские блины, татарский эчпочмак, украинские вареники, мясо с каштанами по-азербайджански… Тетя Клава приносила свою фирменную селедку под шубой, а тетя Сара фаршированную рыбу. Пили вино, армянский коньяк. Азербайджанский. Пели армянские и азербайджанские песни. И русскую «Катюшу»: «Расцветали яблони и груши… Поплыли туманы над рекой…». Наконец время сладостей: пахлава, шекер-чурек… Для меня до сих пор вкуснее их ничего нет! Лучше всех сладости получались у моей мамы. «Что у тебя за руки, Кнарик! Какое легкое тесто!» – Всегда ее похвалят соседки". Это из текста про армянскую беженку из Баку, несколько дней прятавшуюся у соседей во время армянского погрома в январе 1990 года и чудом выжившую. Там тоже вдруг появились "какие-то люди с ножами и кинжалами" и начали убивать.
Что, как говорится, "выделяется своим отсутствием" в книге Алексиевич - это тема Чечни. Рассказы о том, как выходцы оттуда похищали людей в России и требовали у родственников выкуп. Как отрезали заложникам пальцы, снимали это на видеокассеты и отправляли кассеты тем, у кого требовали выкуп. Алексиевич при наличии даже небольшого желания могла бы найти кого-нибудь из тех "чеченских пленников" и записать их рассказы, но у Светланы Алексиевич такого желания не было. Нет в книге и русских людей, переживших геноцид в Чечне.
Единственный чеченский герой в этой книге появляется в рассказе про теракт на Замоскворецкой линии Московского метро в 2004 году - это террорист, взорвавший поезд. "Мальчик-смертник", показанный автором с явной симпатией.
"Училась я по советским книгам, совершенно другому нас учили. Просто вам для сравнения… В этих книгах о первых русских террористах писали, что они герои. Мученики. Софья Перовская, Кибальчич… Погибали они за народ, за святое дело. Бросили бомбу в царя. Эти молодые люди часто были из дворян, из хороших семей… Почему мы удивлены, что такие люди сегодня есть? (Молчит.) На уроках истории, когда проходили Великую Отечественную войну, учитель нам рассказывал о подвиге белорусской партизанки Елены Мазаник, которая убила гауляйтера Беларуси Кубе, прикрепив бомбу к кровати, где он спал с беременной женой. А в соседней комнате, за стенкой, находились их маленькие дети… Сталин лично наградил ее Звездой Героя. До конца жизни она ходила в школы и на уроках мужества вспоминала о своем подвиге. Ни учитель… никто… Никто не говорил нам, что за стенкой спали дети… Мазаник была няней этих детей… (Молчит.) После войны совестливым людям стыдно вспоминать о том, что им приходилось делать на войне. Папа наш страдал…
На «Автозаводской» взорвался мальчик-смертник. Чеченский мальчик. От родителей узнали о нем, что он много читал. Любил Толстого. Он вырос на войне: бомбежки, артобстрелы…. видел, как погибли его двоюродные братья – и в четырнадцать лет сбежал в горы к Хаттабу. Хотел отомстить. Наверное, это был чистый мальчик, с горячим сердцем… Над ним смеялись: ха-ха… дурак малолетний… А он научился стрелять лучше всех и бросать гранаты. Мама его нашла и притащила обратно в село, она хотела, чтобы он окончил школу и стал плиточником. Но через год он снова исчез в горах. Его научили взрывать, и он приехал в Москву… (Молчит.) Если бы он убивал за деньги, было бы все понятно, но он убивал не за деньги. Этот мальчик мог броситься под танк и взорвать роддом". Вот так нобелевская лауреатка приравняла мальчика-смертника, убившего 40 с лишним мирных людей, к Елене Мазаник, убившей палача Белоруссии, гауляйтера Вильгельма Кубе.
Есть в этой книге и аутентичная трагическая история из 90-х - о семье, у которой бандиты отжали квартиру и сделали мать с дочерью бездомными. Мать бросилась под поезд. Эта история там единственная.
----
Книга белорусской нобелевской лауреатки Светланы Алексиевич "Время секонд-хэнд" почти полностью посвящена России. Про Белоруссию там несколько сюжетов о Великой Отечественной войне и самый конец.
Книга заканчивается рассказом о несостоявшемся белорусском майдане 2010 года. Чистые духом и несерьезные студенты пошли делать революцию и свергать последнего диктатора Европы, а сельское быдло, служащее в милиции, устроило им небольшой 1937-й год. Он продолжался около месяца - потом студентов выпустили из КПЗ.
Писательница интервьюирует репрессированную студентку, но не интервьюирует никого из "ментов". Если бы она с ними поговорила, они, возможно, объяснили бы ей, что их родители работают в процветающем колхозе, на Белорусском или Минском автозаводе, который выпускает продукцию, не разрушен и не обанкрочен, и этим людям есть что защищать. Если бы чистые духом и несерьезные студенты тогда победили, в книгу Алексиевич могли бы войти новые трогательные и душещипательные истории уже на белорусском материале, а так - нет у нее материала. Жалко.
Вообще русские у Алексиевич постоянно страдают и не понимают, как можно жить, не страдая. Именно поэтому у них такая страдальная и трагическая история. Жили бы как литовцы или филиппинцы, без утопий и без идей - и было бы им счастье. В этом главный посыл "Голосов утопии" - то, что она хотела сказать городу и миру, и за что получила высшую мировую премию по литературе.
Сейчас Светлана Алексиевич пишет книгу о любви. Мне почему-то кажется, что у нее не получится. Не может получиться.