– Саша, опаздываем!.. – это меня бабушка позвала из окна. – Саша! Ты что, не слышишь?
– Бабушка, я не могу! Я тут сторожу! – заорала я изо всех сил, не отрывая взгляда от коробки.
– Что ты там сторожишь? И почему ты орешь на весь двор, как некультурная? – проорала мне в ответ бабушка. – Сейчас же домой, чистить зубы!
…Ну что тут сказать? Теперь весь двор про меня всё узнал!.. Особенно стало обидно, что и Петров из моей группы, который вместе со своим старшим братом что-то поджигал линзой на скамейке, что и он теперь про меня всё узнал! Что я – некультурная, что-то сторожу, у меня грязные зубы и я опаздываю к стоматологу. И ведь все наверняка поняли, что пойти с грязными зубами к врачу я не могу. И сейчас мне, как ни крути, придется бежать и заниматься нелюбимым делом, а тем временем кто-нибудь возьмет да и украдет доверенное мне сокровище! Или, того хуже, Петров с братом и с линзой возьмут да и подожгут коробку!.. От этой мысли я аж всхлипнула, но тут же мужественно сдержалась.
Картонная коробка еще хранила запах торта. Красавицы-пупсики в ярких платьях удобно расселись, точнее прислонились к склеенным из спичечных коробков диванам. Ноги у них, к сожалению, не гнулись, а вот рукам можно было придать любое положение из кругового оборота – хоть совсем назад и вверх, как люди не умеют. Когда Людке и Юльке надоедало играть в «гости», они так и делали – издевались над своими пупсиками – Лолой и Юноной. Но меня это, признаюсь, раздражало. Уж если любишь – то не мучай!
Лола и Юнона пили чай из размякших на солнце приклеенных к рукам пластилиновых чашек. На спичечном коробке-столике под кружевным обрезком оплывал на солнце фиолетовый пластилиновый чайник. Я видела, что на белой ткани зловещим желтоватым безобразием проявляется жирная чайникова лужа. Мне ужасно хотелось, пока не поздно, спасти чудесный столик, отковырять пластилин от кружева, но Юлька взяла с меня страшную клятву – не прикасаться к их с Людкой имуществу, потому что я еще не доросла и руки у меня не так пришиты. Только с таким условием мне было разрешено смотреть, как живут себе Лола и Юнона в своем чудесном картонном домике, пахнущем ванилью. Я могла двадцать, нет – тридцать минут подряд хоть каждый день сидеть, как зачарованная, и почти не дышать, пока Людка с Юлькой здоровались своими пупсиками внутри коробки-домика, хвастались их новыми платьями-лоскутками, тут же примеряли им новые наряды, а потом сочиняли для них какие-нибудь истории. И Лола с Юноной, разговаривая непременно очень тоненькими и нежными голосками, становились для меня будто живыми принцессами. Правда Юлька, когда была ее очередь сочинять, любила загнуть историю пострашнее, так что мне однажды даже приснилось в кошмаре, как Юнона спрыгнула со скалы и жутко орала, а Лола бросала ей листики и ветки, но все равно не могла спасти…
– Саша, ты почему не слушаешься? Я сейчас маме позвоню… Я папе позвоню! – не унималась бабушка, и ее голос, как бы надорвавшись, стал вдруг неприятным, словно у болонки в соседнем подъезде, от чего мне стало жаль ее.
По ромашке на занавеске, приклеенной к прорезанному в картоне окошку, чинно ползла божья коровка. От безысходности я посчитала по точкам, сколько ей лет – оказалось семь. Людка и Юлька, убежавшие в другой двор за Светкой, должны были вернуться с минуты на минуту, с секунды на секунду! Я чувствовала, что сердце у меня колотится где-то уже во рту, а не на обычном месте – под вишенками на сарафане.
– Саша! – услышала я совсем уже отчаянный визг бабушки и сорвалась со всех ног домой, на бегу громко ревя без слез.
Когда я выскочила из подъезда с чистыми зубами, девочек еще не было, зато братья Петровы отпрыгнули от коробки, как ошпаренные, и разбежались в разные стороны, хихикая. Подожгли?.. Меня аж подбросило от такой мысли! Но нет, ни огня, ни дыма вроде не было. Я метнулась к коробке. Столик и диванчики были свалены друг на дружку в углу домика, сверху было накидано травы. Ни Лолы, ни Юноны я не нашла.
– Петро-о-ов! Отдай пупсиков!.. – завопила я изо всех сил и затопала ногами.
Из подъезда вышла бабушка.
– Петрр-ров, отдай пупсиков! Мы опаздываем! – моментально сориентировавшись, грозным голосом повелела она.
– Да там они, Сашка, ты что, слепая? – увидев мое подкрепление, пролепетал испуганный Петров и на всякий случай осторожно перебежал поближе к брату.
Тут я действительно разглядела ногу Лолы под свалкой из мебели. Там же отыскалась и Юнона, у которой платье всё размоталось. Оба пупсика были дико перемазаны топленым фиолетовым пластилином.
– Бабушка-а! – разревелась я на весь двор.
Бабушка поспешила ко мне на помощь. Братья Петровы дернули от нас на безопасное расстояние.
– Я поклялась!.. У меня руки не так пришиты!.. – твердила я, дрожащими руками выкидывая из коробки траву.
– Ну-ка, спокойно! Говори, как тут всё было! – скомандовала бабушка и принялась расставлять все по местам. – …Вот ведь наказание, этот Петров! И дед его – такой же мошенник!.. – приговаривала она, оттирая носовым платком от пластилина несчастных Лолу и Юнону.
Тут прибежали из другого двора Людка, Юлька и Светка и застали нас с бабушкой за этим занятием. Юлька, самая смелая, не стесняясь бабушки, сказала мне:
– Саша, как это понимать? Ты же поклялась!
– Петрр-ров! – шевельнув на Юльку бровью, прорычала в сторону братьев бабушка, пока я соображала, что ответить. – А ну, иди ответ держать, свинтус!
Братья Петровы неохотно подошли к нашей компании. Бабушка распрямилась.
– Девочки, вот эти вот мальчики вам сейчас всё расскажут, а мы, извините, к врачу опаздываем, – сказала бабушка подчеркнуто спокойно, и руками она при этом дирижировала как милиционер-регулировщик.
В автобусе я, наконец, расплакалась. Было страшно обидно, что я поневоле нарушила клятву и прикоснулась к Лоле и Юноне. Было жалко, что теперь Людка и Юлька навсегда потеряли ко мне доверие. Было жалко бабушку, что она из-за меня орала на весь двор как некультурная, и голос у нее был, как у болонки, а потом она спасла меня, несмотря на то, что я ее так опозорила. Еще я представляла себе разные страшные варианты казни, которые я учиню в саду при помощи своих подруг над Петровым, и мне было жалко даже Петрова. Бабушка всю дорогу ворчала то на меня, то на Петровых, то на девочек – и заставляла меня почаще вытирать нос запасным платком, который она достала из сумки взамен пластилинового. Короче, к врачу мы приехали со мной – совсем зареванной.
– Это кто тут у нас плачет, зубик боится выдернуть? – засюсокал мне, как маленькой, доктор.
– Я боюсь?! Я ничего не боюсь! – гневно и неожиданно даже для себя прокричала я в ответ, сунула себе в рот платок, который все еще был у меня в кулаке, ухватилась им за зуб и с силой выдрала его! – Вот! – удовлетворенно сказала я, предъявляя доктору кровавое доказательство своих слов.
Доктор хмыкнул и развел руками. А бабушка принялась смеяться и плакать одновременно, размазывая платком под глазом фиолетовый пластилин.
2016