В предательстве стоит сомневаться. Всегда. Лучше ошибиться в друге, чем поверить, что он тебя предал.
- Я могу доказать, что не предавала. – Повторила Фейт.
- Как? – спросил Тео.
- Окно. – сказала она. – Сверху прикреплен ключ.
Нобилем подтянулся и начал ощупывать стену за окном. Ключ. На улице была ночь. Еще несколько часов и наступит рассвет. Всем нравится любоваться рассветом. Это прекрасно. Но не теперь. Теперь рассвет стал для Нобилема предателем. Рассвет – враг, чей приходи может ознаменовать казнь его родителей.
Он попробовал открыть дверь камеры. Сработало. Щелчок замочной скважины показался всем довольно мелодичным. Нобилем освободил всех остальных.
- Что дальше? – спросил он у Фейт.
- Идите за мной. – шепотом ответила Фейт и пошла вперед. – Только тихо.
Они медленно продвигались по темным коридорам темницы. Охраны нигде не было. временами, в темноте комнат, Нобилем замечал на стенах, словно украшения, человеческие тела. Мертвые. Одни были совсем свежие: только-только сделавшие последний вдох-выдох. Другие висели здесь так давно, что кожа сползла и они превратились в скелетов, опознать которых можно было только по дряхлой, устаревшей, висящей на них одежде.
«Беглецы» молча пробирались сквозь это королевство гибели. Обитель загнивания. Царство смерти. Вдруг из-за очередной двери показался слабый лучик солнца, словно лучик надежды.
- Мы выбрались. – тихо сказал Тео.
Для каждого свет означал свободу. И только в голове Нобилема отчетливо звучало:
« Рассвет. Только не это. Рассвет…а значит, надо торопится».
Никто не заметил побега пленников. Солдатам и стражам явно было не до этого – им, то и дело, приходилось успокаивать буйных жителей, которые уже собрались на площади. Среди толпы стояло дикое оживление. Одни требовали отменить казнь, другие наоборот – ускорить ее.
Беглецы, по краю площади, старались обойти и охрану, и толпу. Только Нобилем не торопился уйти с площади. Он до последнего надеялся, что на казнь выведут кого-то не знакомого ему. Кого угодно, только не его родителей.
Толпа оживилась. На сцене кто-то появился. Народ принялся с жадностью внимать каждое движение того, кто появился перед ними. Нобилем стал пробираться к сцене, локтями расталкивая зевак. Через минуту он был уже перед сценой в первом ряду. От места «шоу» его отделяли только головорезы в форме охраны, стоявшие смирно, но в любой момент готовые усмирить толпу. За спинами охраны все приготовления были сделаны. Палач, в длинной черной мантии уже готовил меч. Дверь открылась и на сцену вышла королева. Мортем. Часть толпы принялась аплодировать. Кто-то что-то выкрикивал. Только Нобилем молча наблюдал за происходящим на сцене, словно подсудимый, ожидавший вердикта суда присяжных. Вдруг кто-то взял его за руку. Нобилем оглянулся. Фейт где-то раздобыла плащ с капюшоном, прекрасно скрывающим ее лицо, и уже стояла рядом с Нобилемом.
- Что бы ни случилось, - прошептала она, ему на ухо. – Я с тобой до конца.
С другой стороны кто-то похлопал Нобилема по плечу:
- Друг, выручи монеткой. – сказал незнакомец.
- Нет ничего. – отрезала Фейт. – Иди отсюда, старик.
Незнакомец выдохнул плотным перегаром и ушел. В этот момент на сцену вывели главное действующее лицо – обвиняемого. Черный мешок на голове мешал увидеть его лицо. Фейт крепче сжала руку Нобилема. Обвиняемого поставили на колени перед толпой и сняли мешок с головы.
***
Вы задумывались на скольких людей вы повлияли? Сколько жизней изменили? На скольких судьбах оставили свой отпечаток. Пусть маленький, но свой. Это удивительная цифра. Ведь в каждом человеке, которого мы встречаем, мы закладываем маленькое зернышко. И только нам решать, отпечатаем мы в человеке свет или тьму.
Яркий свет ударил Итеру по глазам. Стало больно. Он зажмурился. Вокруг слышен шум толпы. Энергия толпы казалась настолько плотной, что Итер представил себя на прекрасном пляже. Еще до того, как он стал «Итером», до того, как он стал «Проводником». Весь этот шум – всего лишь шум моря; а этот запах – соленый запах моря. Итер раскрыл глаза. Перед ним стояла целая куча народа. Он был главным актером этого представления. Лица расплывались перед глазами. Сотни, а может и тысячи людей пришли любоваться его последним днем. Сейчас на него смотрел весь этот мир.
- Твои последние слова, Проводник! – громко сказала Мортем. – Есть что сказать?
Итер посмотрел вокруг. Вдруг он поймал испуганный взгляд своего сына. Итер улыбнулся, глубоко вздохнул и решился:
- Всё будет хорошо. Вот он я. А вот весь мир. Весь мир и я. И, судя по взгляду, это похоже война. – С этими словами он улыбнулся и посмотрел на Мортем. – Дай людям хлеба. Зрелище у них есть.
Итер повернулся обратно к толпе и, незаметно для всех, кивнул своему сыну. В этом кивке было всё. Всё, что «Проводник» когда-то нес сквозь миры. Вся любовь, которую он сохранил, несмотря на потерю памяти; всё мужество, с которым он принимал наказание от Совета Арелимов; всю свою силу. Ту силу, которая помогает людям жить. Жить…не смотря ни на что.
- Ты всё сказал? – Безразлично спросила Мортем.
- Почти. – ответил Итер.
- Так уж и быть, - ответила Мортем, - говори.
Итер встал с колен. Палач положил ему руку на плече, чтобы вернуть в «позицию для казни», но Мортем жестом остановила его.
- Я знал, как у вас говорят, «последнего светлого»! – громко заявил Итер. – Рэмуэль был моим другом. Я помню его последние слова, сказанные мне: Тьма – это отсутствие света. Тьма безгранична, покуда никто не верит в свет. Во тьме мы слепы. Но стоит появится одной искре…и мы всё увидим. И весь мир загорится ярким огнем! Нам нужно лишь найти подходящую искру…А она скрывается…»
Итер не успел договорить. Каждый на площади жадно внимал каждое его слово. Но Мортем собственноручно прервала эту речь. Меч пронзил грудь Проводника, рассказывающего людям о свете, в самые темные времена. Мортем что-то шепнула Итеру на ухо. Резко вынула меч и бездыханное тело Проводника рухнуло на сцену.
Несколько секунд тишины. Абсолютной тишины. Можно было услышать как бьются сердца. У всех. Кроме Проводника. Еще одного «последнего светлого». Никто не ожидал такой резкой казни. И вдруг толпа взорвалась эмоциями. Кто и что кричал разобрать было невозможно. Мортем уже ушла со сцены, а охрана уносила тело Итера.
Нобилема покидали силы. Он не мог ни крикнуть, ни пошевелится. Абсолютная беспомощность. Он что-то чувствовал. Страх. Перед своей беспомощностью. Он не смог предотвратить казнь своего отца. И его больше нет. Человека, которого с таким трудом они спасли из тюрьмы Арелимов больше не было. Но не только страх порализовал Нобилема. Злость, гнев, боль, скорбь…всё разом навалилось на него. Весь мир. Весь мир, который только что был против его отца, теперь рухнул ему на плечи. У него не было сил. И тогда он просто упал.