*Легкий пост-советский сюрреализм*
Мы сворачивали с Пролетарской на разбитую Володарского, когда кряхтящей газельке пришлось остановится на светофоре. Тотчас наше маршрутное такси облепили сорванцы с окрестных дворов, сжимавшие в тощих ручонках губки и распылители. По стеклам машин тут же стали растекаться брызги стеклоочистителя. Мигом управившись со своей работой, мальчишки получили от водителей по пятаку.
Прежде чем мы тронулись дальше, я успел разглядеть как они всей гурьбой вернулись к своему вожаку. Крепкому малому, отдыхавшему в тени углового магазинчика с зажатой в зубах соломинкой. Они преданно ссыпали монеты в бездонный карман его куртки и присели ожидать следующей красной вспышки светофора.
Волна ностальгии охватила меня. Помню, как и они, в их годы тоже мыл стекла машинам. Водители всегда давали пятаки, так здесь повелось. И, собрав за день по изрядной горсти, мы с наступлением темноты насыпали их в носки и позвякивая отправлялись с ними в ближайший парк, где уже можно было действительно заработать на мороженное и жевательную резинку.
Искренне пожелав удачи юному поколению я вновь увлекся зрелищем серости родного города. Сколько помню себя, здесь всегда было серо и пыльно, но никто не жаловался, ведь пыль приносило в нашу котловину с окрестных степей, заросших коноплей. Поэтому у нас всем и всегда было весело. Ведь достаточно было выйти на улицу и потопать на месте ногами, вдохнуть полной грудью, и сразу становилось хорошо. Всем, кроме пенсионеров. Видимо, у них с годами вырабатывался иммунитет.
Не знаю, правда, как в других городах справлялись с серостью, ведь я, к сожалению, никуда отсюда не выезжал толком. Лишь дважды, на поезде, когда давали путевку в санаторий. Хорошие были деньки: ветерок дует через окно, прилипшая к губе папироска и руки, жирные от жаренной курочки. Эх, было же время!
Я любил поезда, их ритмичное тыдых-тыдых. Поэтому же и люблю кататься на трамвае. У них много общего. Жаль, что у нас лишь одна ветка, да и та кольцевая. И, поскольку на работу я ездил на маршрутке, то в трамвай садился лишь ради собственного удовольствия. Старый вагончик. Настолько старый, что на сидениях еще остались срамные надписи, нацарапанные усатыми гусарами. Как же он походил на плацкартный вагон! Все едут такие нарядные, у каждого своя история, которой он с радостью поделится, стоит лишь наступить ему на ногу, и непременно где-то в хвосте звенит пивом парочка дерзцов.
А кондукторы походили на проводников. Правда, от них не пахло стиркой и краснодарским чаем, но они все равно мне нравились, и я всегда им улыбался. А стоило пухлой казначейке отвернуться, как я бросал взгляд на ее сиденье, вновь вспоминая юные годы.
В кондукторы ведь от хорошей жизни не идут. У них всегда мужья алкаши, или сыновья, а то и те, и другие. Поэтому как на работу уходят, все ценное из дома забирают и в сумки свои, потертые, кладут. Чтоб, значит, домашние в их отсутствие не пропили ничего. Вешают эти сумки, по привычке, на спинку сидения. И стоило им отвлечься хоть на секунду, мальчишеская рука тотчас погружалась в дермантиновый сейф, выуживая оттуда то серебряную сережку, а то и позолоченную цепочку! А самое раздолье было, когда очередная старуха бросалась на рельсы. Стоило задержать пенсию на три дня, как все бабки, начитавшись Карениной, город у нас все таки культурный, семенили на остановки и, испуская томный вздох, бросались под трамваи. Что тут было! Шум, гам, звонкая матершина и задорный смех! Кондуктор непременно выбегал и громко ругался, глядя на мучившуюся в корчах бабуську, тут-то и можно было и поживиться! Обчищали пузатых теток до нитки, а они вновь тащили свое добро на работу.
Но, знаете, в маршрутках тоже интересно. Все, как на подбор, водители — носатые кавказцы в круглых кепках. Азартные мужики! Если к ним на переднее сидение подсядет такой же игрок, то пиши пропало. Играют в подкидного или нарды, и обязательно на деньги. Одной рукой руль держит, другой кости кидает. Одним глазом на дорогу, другим карты считает. Бывает, когда шумно играют, пассажиры и сами ставки ставят.
Передаешь мелочь, и она сразу на кон идет. И такое случалось, что дал сотку, почти доехал, кричишь: «— Сдачу то передайте!», а в ответ «— Вай, дорогой! Не отыграл еще!». Вечером можно и вообще не доехать: время идет, ставки растут, проиграет армянин свою газельку. На улицу выходит, грустный очень, а на его место грузин какой-нибудь сядет, и поедешь ты к нему домой, где уже стол накрыли и обновку празднуют.
Но люди они щедрые, добрые и всех пассажиров угостят. И не раз бывало, что на пьянке наш какой-нибудь паренек посимпатичнее смуглянку выберет, а на следующий день уже женятся. Так можно там и на неделю остаться, забыв куда ехал. Как вино кончится — вспомнишь, а ехать никуда уже и не хочется, дома жена ругаться будет, с работы уже уволили, да и люди вокруг как родные. Я больше месяца у одних жил, пока и они не выгнали работу искать. Эх, было же время!
Вот и доехал; родной завод, пора на смену. Он, кстати, наш резинотехнический — градообразующее предприятие. Проработал там пол жизни технологом цеха изделий номер один. Кто не знает, это такие зеленые маски слоников.
Нашему директору уже под сто лет, и честнее его не найти. За все годы ни копейки не украл, поэтому у него даже телевизора нет, и ему до сих пор никто не сказал, что холодная война закончилась и везде мир. Ну, кроме Европы, все у них там беспорядок. Поэтому мы каждый месяц перевыполняем план и раз в неделю проводим учения, на случай атомной войны.
В кризис плохо было, зарплату выдавали продукцией, а у нас никому противогазы и не продашь, у всех ведь столько же, сколько и у тебя. Половина жителей работала на нашем заводе и дарила противогазы остальной половине на все праздники. На свадьбу могли и ящик отгрузить!
В девяностые годы девицы даже придумали, как из них галоши модные раскроить и ходили красовались.
Сейчас какой-нибудь хипстер кучу денег отдал бы за такую вещь, но хипстеры к нам не ездят, а наш единственный себе уже обзавелся. Хороший мужик, кстати. Одевается моднее всех в городе! Мы с ним в одном цеху работаем, и вечно он в новом наряде, неизменны лишь барсетка с кирпичом и кепочка круглая, как у водителей. Собственно, у одного армянина он ее и взял, решив, что она из тех вещей, над которыми веяния моды не властны.
У него дома даже айфон видели. Здоровый, говорят, фиг с места сдвинешь, наверное, из первых моделей. Он как-то в него по-пьянке из обреза выстрелил, а железяке хоть бы хрен! Умели же делать технику раньше!