Ниже приведены рецензии на роман "Вернуть Онегина"
"Жизнь наша - спираль дней, нанизанная на ось времени..." - пишет Александр Солин. Против этого возразить нечего. С этим можно только согласиться. Но как красиво сказано! Вот так и всё в этой книге. В ней всё — красиво . Вне зависимости от того, что именно описывает автор — возвышенные стороны человеческой натуры или же стороны низменные. Поскольку книга — как явствует из её подзаголовка — роман, да не просто роман, а в трёх частях. Каждая из которых является, собственно, романом в романе. Хотя сюжет у книги Александра Солина сквозной, а жанр — самый что ни на есть традиционный. Лавстори, то есть.
«Алла Сергеевна Клименко, ухоженная блондинка за сорок, строго одетая и скромно украшенная, сидит в парчовом полумраке бельэтажа, уронив на колени руки и комкая все еще тонкими пальчиками платочек. Огромный плюшевый зал, отделанный серебром и спаржей и от этого похожий на молчаливо-многоглазое, лунно-болотное владение водяного, распирают ноющие, щемящие звуки.
“Ах, и зачем я только сюда пришла! — думает она. — Зачем снова устроила себе эту пытку!..”»
Таково начало романа, и по тому, что автор сообщает читателю в первой же фразе не только имя и примерный возраст главной своей героини, но и обозначает время действия настоящим — здесь и сейчас, — читателю становится понятным, что дальнейшее повествование будет разворачиваться способом comeback 'а — то бишь возвратно-поступательным повествованием. Из отсюда — туда, обратно, в прошлое, где вся эта история началась. А началась она вот где и когда.
...Год одна тысяча девятьсот восемьдесят первый. Глухая советская провинция. Безымянный городишко где-то на полпути между Омском и Москвой. Это если из Омска ехать. А если из Москвы — то наоборот. Школьница-подросток Алка Пахомова, дочь матери-одиночки при пропавшем в уголовных лагерях отце, влюбляется в Сашку Силаева, старше её на три года, соседа по двору, умного, симпатичного и стремящегося, окончив школу, уехать в Москву и поступить в институт. Казалось бы — и что из такого сюжета может вырасти? Вырастает история любви, в которой у каждого из влюблённых имеется возможность показать читателю свои чувства так, как они им владеют, а их жизнь — такой, какой она становится по мере взросления и становления характеров. Окончив школу, Силаев уезжает, как и планировал, в столицу, поступает там в институт, а заодно приобщается к культурным очагам и становится завзятым театралом и поклонником оперы. На каникулах он приезжает в родной городишко, где его ожидает взрослеющая возлюбленная, которая души в нём не чает, мечтая, разумеется, о том же, о чём и все юные существа женского пола: о большой и чистой любви, о верном и покорном муже и о том, чтобы все подруги сдохли от зависти. Потому что они все — дуры и уродины, а она одна — бриллиант чистой воды. Пока что, правда, никому ещё не видный, кроме неё самой, поскольку не попал сей алмаз в заботливые руки опытного гранильщика-ювелира. А уж как попадёт…
Такова сюжетная завязка романа. Сам Солин определяет жанр своего произведения как «карманный роман, числом страниц и персонажей схожий с затяжным рассказом, а краткостью и неряшливостью изложения напоминающий вольный дайджест памяти». О чём и информирует потенциального читателя в авторском к роману предисловии. Однако давайте попробуем автору на слово не поверить. Поскольку этот текст не похож ни на затяжной рассказ, ни — тем более — на вольный дайджест. (Вот, кстати, иноземное словцо, мгновенно режущее читательский глаз в контексте солинского синтаксиса. Не иначе как специально вставлено, чтобы вызвать реакцию недоверия — мол, как же, как же, господин писатель, знаем мы, как не умеете вы держать в руках шашек!.. А где недоверие — там и интерес.)
Дальнейшее развитие истории таково, что её лучше всё же хотя бы один раз до конца прочитать, чем десять раз бегло — пунктиром пересказывать. Тем более что развитие сюжета в этом произведении — не самое главное. Главное в нём — язык. Или, выражаясь максимально просто, не то, про что написано, но то, как про это написано.
И вот здесь на ум приходят прежде всего такие имена, как Иван Бунин и Борис Пастернак. Александра Солина можно упрекнуть в откровенном подражательстве этим нобелевским лауреатам, и это будет отчасти справедливо, а можно и похвалить за то, что он целенаправленно следует по их стопам. Поскольку понятия «русская классическая проза» пока ещё никто не отменял — и, смею уверить пытливого читателя, в ближайшие лет триста не отменит.
Александр Солин сполна обладает тем самым даром, без которого ни единому пишущему подлинным писателем стать не суждено. Он умеет рисовать в голове у своего читателя картинку . И картинка эта — живая и объёмная. Движется, вертится, светится и переливается:
«К открытию они приготовили коллекцию монохромных платьев под названием “Родословная радуги” — манифест цвета, силуэта и элегантности. Семь манекенщиц в облегающих однотонных платьях до колен вышли одна за другой на середину зала и образовали классический радужный набор. К ним присоединились две их подруги, одна в белом, другая в черном, и замкнули цветовую октаву по краям. Настроив таким образом зрительский хромоскоп, они принялись составлять причудливые сочетания, сочиняя цветомузыкальную рапсодию на тему абстрактной живописи. Два полюса, два антипода — красный и фиолетовый, противостояли друг другу. Все прочие пытались их помирить, черный — поглотить, а белый — возвыситься над ними. Цвета сходились и распускались, женились и разводились, дружили и ссорились, любили и ненавидели. Оттенки туфель, поясов, перчаток, сумочек, шляп и бижутерии словно глиссандо размывали основной тон до полутона, роднили его с соседними, мешали оранжевую кровь с желтой, желтую с зеленой, зеленую с голубой и так далее, пока не замыкали цепь родства в единый колоритный хоровод».
Читаете — и не замечаете, как оказываетесь там, в зале, где описываемое действо происходит. Это называется — мастерство изобразительного ряда.
К мастерству ряда изобразительного в настоящем романе обязательно положено мастерство психологическое. Писатель должен показать читателю всю глубину созданных им образов. В противном случае персонажи его становятся картонными и в лучшем случае подходят для создания на основе романа сценария какого-нибудь пошлого телесериала, в худшем же… Но Солин — это не тот случай, когда можно говорить о худшем. Солин — это наоборот.
Все его персонажи — как главные, так и второстепенные — обрисованы своими, им одним свойственными красками. У каждого — свой язык (это не просто важно — это основа успеха), свой синтаксис. Именно такими мазками живые персонажи книг отличаются от картонных. Впрочем, об этом мы уже упоминали. И повторяться по второму кругу не хочется, хотя и особого греха в этом нет.
Дебютную книгу начинающего писателя Александра Солина прочесть следует непременно. Хотя бы потому, что в его тексте живут слова — "меткие, как шальная пуля, крепкие, как запах свежего навоза и острые, как новый блестящий гвоздь".
P.S. «Читая роман Александра Солина, трудно избавиться от мысли, что он вовсе не о том, удастся ли современной Татьяне вернуть своего Онегина, — утверждает в аннотации владелец выпустившего книгу издательства. И добавляет: — Скорее, роман этот есть похвальная попытка автора вернуть русскому литературному языку его законное место, с чем мы всех нас и поздравляем».
А мы поздравляем издательство. Вот только тираж не мешало бы допечатать. Потому как хорошие книги нынче пользуются повышенным спросом. Боюсь, на всех не хватит.
Виктор Ванин
******
Многие полагают, что популярность литературы при Советской власти была вызвана всеобщим дефицитом: не было ничего — вот и скупали Марселя, допустим, Пруста, издаваемого стотысячными тиражами. Литература — и официальная, и «свободная» — нередко заменяла публицистику, богословие, философию, социологию, идеологический трактат, нравственную проповедь и прочие жанры интеллектуальной и духовной активности, и потому о том, что вообще-то литература — это искусство слова, порой и не вспоминали.
Давно нет Советской власти, но и сейчас многие в России сочиняют по причинам главным образом внелитературным: чтобы угодить редактору, важно провозглашающему, что «пойдёт», что не «пойдёт»; чтобы понравиться западным славистам; чтобы экранизировали и дали литературные премии; чтобы поквитаться с давними обидчиками; чтобы всем рассказать, как ты не любишь «кровавого Путина» или, наоборот, «подлых либерастов»; чтобы увидеть собственную физиономию на обложке, наконец…
Тем интереснее следить за творчеством тех, кто занят литературой как таковой, кто пишет, как он дышит, не стараясь угодить.
Роман «Вернуть Онегина» петербургского прозаика Александра Солина — как можно догадаться, римейк всем известного классического произведения. Место действия — СССР и Россия, временной фон — наша эра. Главная героиня — провинциальная барышня Алла Сергеевна, постепенно становящаяся королевой российской моды и легкой промышленности. Реинкарнация Евгения Онегина — карьерист-неудачник. Почтенный генерал, муж Татьяны Лариной — прибандиченный бизнесмен… Нехитрая фабульная конструкция, изготовленная двести лет назад, все ещё работает, «Евгений Онегин» — по-прежнему «живая матрица человеческих отношений», как написано в аннотации. Едва ли роман А. Солина это исчерпывающая энциклопедия современной русской жизни, но вполне компетентный справочник — безусловно. При всей прописанности персонажей (кроме, кстати, как раз главной героини, она скорее фантом), убедительном обилии бытовых подробностей — это словесность, выросшая из словесности же, хотя порой отсылки к опере «Евгений Онегин» здесь куда ощутимее, нежели к её стихотворной основе.
Ориентация автора на творчество Пушкина, Бунина, Набокова (при всей разности их стилистик) бросается в глаза. Сказать, что автор достиг их высот, было бы чрезвычайно опрометчиво, зато перед нами нечастый в наши дни образец безупречно добросовестного выполнения автором контракта с публикой: это проза, только проза и ничего кроме прозы. Удивительно, что ни говорите.
Сергей Князев
*******
Роман Александра Солина «Вернуть Онегина» в трех частях, а по определению самого автора «затяжной рассказ» оказался для меня из всего прочитанного в 2013 году единственной книгой, чтение которой не только доставило удовольствие, но и побудило написать рецензию. Захотелось дать субъективную оценку самому тексту и автору, стоящему за ним со скрещенными на груди руками в позе Евгения Онегина. Так не пойдет. Залудил необычный текст, опубликовал его на бумаге со всеми этими УДК, БКК и ISBN-ами, кинул нам с набережной Невы: «Угощайтесь!» - и смотрит с усмешкой.
Захотелось проверить, что же он (автор) хотел вырастить из героев, и что из затеи получилось. Интересно же понять, кокетничает Солин, когда извиняется за «неряшливость изложения» или, как сказано в аннотации перед нами «похвальная попытка автора вернуть русскому литературному языку его законное место»? Вскользь заметим, что сегодня – во втором десятилетии XXI века – в России законное место языка там, куда его засунут: за зубы ли, в другое место ли…
Захотелось разобраться, что толкнуло автора на дерзость. Он же на героя самого Пушкина покусился! А мы выросли на утверждении, что Пушкин – наше всё. Сами посудите, если более или менее добросовестного выпускника средней школы прижать вопросами, то он воспроизведет пару строф из Пролога про дуб, напоминающий своими цепями нам нового русского из девяностых; назовет нам пару героев из Капитанской дочки; а особо одаренный вспомнит, что «гонимы вешними лучами с окрестных гор» чего-то там и добьет экзаменатора фактами, что Онегину заказали Ленского, а сам поэт памятник себе воздвиг.
Так вот… Солин зачем-то решил Онегина куда-то и кому-то вернуть. Рискну предположить, что хочет он его вернуть читателю, а не героине романа. Зачем? Тут версий много. Первое, что приходит на ум, Онегин здесь возник, чтобы привлечь внимание к роману и к самому автору. Посмотрите и, как говорят, «зацените»! Второе, что автор ловит читателя на классическую наживку.
Не секрет, сегодня читатель как сытая рыба. Он не просто сыт. Он перекормлен. Если бы я знал это слово, то сказал бы, что читатель ЗАЖРАЛСЯ. И тут всплывает в памяти давний разговор, когда редактор спросил меня в лоб: «Ты думаешь, что читатель дурак?» И не слушая вялую попытку объясниться, дал свой ответ: «Читатель – полный кретин!» Сегодня я понимаю, что читатель не однороден и не однолик. Есть – переиначу классика – читатель и есть Читатель. Есть неразборчивый пожиратель текстов. И чем больше в книжке трупов, спермы и крови – тем вкуснее. И есть привереда, который брезгливо ковыряется в предложенном блюде, раздумывая, стоит ли его отведать.
Роман Солина универсален потому, что он может понравиться и тому и другому читателю. Не утверждаю, что обязательно, оговариваюсь МОЖЕТ… Почему? Да потому, что ладно скроен и крепко сшит. В нем классические герои действуют в до изжоги знакомом времени и мире. Они страдают как в Санта Барбаре, одержимо дерутся за свое место под солнцем как герои Джека Лондона, они – страшно подумать (и интересно почитать) – даже регулярно живут в подростковом возрасте половой жизнью и не всегда в классической позе… Здесь сталкиваются Добро и Зло. Комсомолки противостоят мафии. Главные герои изящно лавируют между искушениями и соблазнами. Они преодолевают испытания, вступают в поединки, совершают и исправляют ошибки.
Солин, даже не знаю осознанно или случайно, использует в своей книге все классические приемы, которые захватывают читателя. А без них книжка превращается в невнятное бормотание или жвачку, к тому же немного бывшую в употреблении. Что это? Мастерство, точный расчет, игра таланта? Не берусь судить. Но современный автор зажат в выборе между традиционными сюжетами. Писателю некуда деться, у него нет возможности уйти от заезженных тем. Да! При желании он может сконструировать что-то новое, особенное, «не такое». Но откуда в таком случае он возьмет читателя? Если бы крысолов играл на дудочке рок-н-ролл, крысы остались бы в норках. На что ловить рыбу: на червяка или карамель со сливками? Как там Карнеги советовал?
Солин нанизывает такую приманку, что читателю с крючка соскочить трудно. Почти невозможно.
Если строго рассматривать текст, то он не содержит действия. Но в этом кажущемся бездействии (героиня смотрит оперу «Евгений Онегин» и вспоминает былое) спрессована знакомая нам эпоха. Нам повезло/не повезло (не нужное вычеркнуть) жить в одно время с Аллой Сергеевной Клименко, понаехавшей в Москву. Пэтэушница… и жена олигарха. Порочная девственница? Нет, скорее девственная распутница, растлительница комсомольского вожака: «…устав от его робких кружений вокруг да около, взяла в ладони его заблудившуюся у нее на животе, почти прозревшую голову и, не церемонясь, как слепого котенка окунула носом в блюдечко…».
Алла не Танюшка Ларина. Сходство только в том, что от них некогда отказался Он. Саша Силаев – не Евгений Онегин. Сходство только в том, что он бросил героиню. С возвращением все не так просто. Онегин у Пушкина приполз на коленях, Силаев оказался на них. А потом…
Да простит меня Александр Солин (еще раз спасибо за книгу), но продолжить-закончить рецензию так и не могу. Цейтнот.
Да, собственно говоря, кто сейчас читает критику? И зачем?
Читайте Солина!
Виктор Санин