Она носила серую каракулевую шубу - тяжелую на вид и с устойчивым нафталиновым запахом. Было видно, что шуба дорогая, но невероятно старая, советских времен покроя . На пальце красовался крупный перстень с множеством мелких темно-красных камешков. Наверное, тоже старинный и дорогой, но подделки под такие часто встречаются в книжных киосках. Над верхней губой виднелись редкие седые усики, а у левого виска было большое темно-красное родимое пятно. Говорила она быстрой скороговоркой, слегка картавя.
Вот и все, что мне запомнилось в ней при первой встрече.
Она выгуливала во дворе моего клиента – рыжего шпица, мне надо было забрать его на стрижку. Никогда бы не подумала, что с такого рода женщиной может произойти что-то необычное.
***
Жизнь она прожила спокойную, в достатке. Детей не было. Вот уже двадцать пять лет как она овдовела. Муж был на пятнадцать лет старше ее, какой-то партийный чиновник средней руки, умер рано, сразу после того как его «ушли» на пенсию. В общем, скучная, размеренная жизнь обеспеченной номенклатурной пенсионерки. Подруг в истинном смысле слова у нее не было, так – товарки, соседки, жены бывших приятелей мужа. Из родни – две двоюродные сестры: одна на пять, другая на восемь лет ее моложе, да их дети - троюродные племянники разных возрастов и не особо преуспевшие в жизни. Видимо поэтому для них она была многообещающей в плане наследства тетушкой. Не сказать, чтобы они особо окружили ее вниманием, но каждый поздравлял с праздниками и днем рождения. В ее ожидаемом наследстве самой ценной была московская двухкомнатная квартира на Чистых прудах и дачный дом в Болшево, довольно заброшенный, но добротный. На даче она бывала очень редко, только с оказией – если кто отвезет.
Случилось так, что прошлой весной Дину Васильевну затопили соседи. Сначала закапало с потолка в коридоре. Капли весело стучали о паркет как весенняя капель. Потом по стенам заструилась вода. Дина Васильевна была дома, а вот соседей сверху не было. Пока бегали за слесарем, за участковым милиционером, пока вскрывали замки и перекрывали стояки, прошло довольно много времени, и в квартире Дины Васильевны образовался настоящий потоп. Мягкая мебель промокла настолько, что при нажатии на сидении дивана и кресел образовывались лужицы. Подоспевшие племянники воду с пола вычерпывали совком и тарелками. Дверцы шкафов и стенок разбухли и перестали закрываться. В квартире установился стойкий запах сауны и мокрой штукатурки. Оставаться в таком жилище было невозможно.
Племянники и двоюродные сестры уклонились от должного гостеприимства, но кто-то из них припомнил о Болшевской даче, и было решено перевезти Дину Васильевну туда с необходимыми вещами и мебелью.
К переезду в качестве грубой мужской силы привлекли приятелей одного из племянников – четверых байкеров. Байкеры выносили мебель, громко смеялись прокуренными голосами и скрипели кожаными косухами. Широкоплечие, краснолицые, они были похожи на веселых викингов. У троих были бороды, а у четвертого усы как у карпатских парубков. Он весело подмигивал Дине Васильевне и говорил ей шуточные комплименты: «Знаю-знаю, отчего тут так мокро! Б-р-р! Лили слезы отвергнутые кавалеры!» Дина смеялась и с удивлением обнаруживала в себе давно забытое ощущение – она стеснялась!
Погрузились быстро. Потом долго ехали по пробкам: Дина Васильевна в кабине газели, а веселые викинги на своих страшных огромных мотоциклах. Усатый красавец махал ей рукой в перчатке, а она, словно девушка, закрывала щеки ладошками и краснела. Боже, как давно она не чувствовала себя способной вот так краснеть и хихикать, как давно не было в ее жизни таких веселых событий, не связанных с врачами, болезнями, старухами и сплетнями. Будто свежий весенний ветерок овеял ее затхлую жизнь.
Болшевский дом оказался вполне пригоден для жилья. Толстые бревенчатые стены пахли опавшими листьями и грибами, а буфет источал тонкий запах чая и конфет, хотя ни того, ни другого там не было. Пока викинги перетаскивали вещи, Дина Васильевна включила ОГВ, вскипятила чайник, нашла в шкафу и расстелила на круглом столе старинную кружевную скатерть. Однако племянник с викингами пить чай отказались. Дина хотела сунуть усатому красавцу тысячу рублей за помощь, но племянник перехватил деньги и сказал, что сам за все рассчитается.
Викинги по очереди подходили попрощаться с ней, а когда подошел усач, она испытала огромное сожаление, что не увидит больше веселых синих глаз и едва слышно произнесла :«А Вы заходите, чаю попьем с вареньем или… с чем покрепче». Усач вскинул брови:«Я никогда не отказываюсь от приглашения чаровниц», щелкнул по-гусарски каблуками и поцеловал ей руку.
Дину Васильевну будто кипятком обдало. «Что за глупости! - рассердилась она на себя, - Понятно же, все это шутка!»
Когда все ушли, она легла на кровать и стала прислушиваться к себе. Как приятно, как приятно, как замечательно приятно кружилась голова, дышалось полной грудью! «Пусть, пусть, пусть все это глупости и ерунда, ну чему и когда я еще могу порадоваться? Пусть это продлится хоть сколько-нибудь еще!»
Но к вечеру подскочило давление, Дина испугалась и решила больше не позволять себе никаких вредных фантазий. Но утром она проснулась замечательно свежей и радостной. Она сразу вспомнила вчерашние события и засмеялась – как смешно и глупо было все это. Да-да, смешно и глупо!
Взяла большое круглое зеркало, поставила на стол и стала рассматривать себя, как давно уже не рассматривала.
Да, время неумолимо… помятое, поблеклое лицо старухи… Седые волосы мятой паклей обрамляли обвисшие щеки… Да… Может, надо плакать, а не смеяться? Может, эта шутка злая и жестокая? Но он был такой милый… и она ведь не сделала ничего дурного.
Эх, вернуть хотя бы десять лет назад, она была еще пожилой женщиной, а теперь – старуха, бабушка… А может, ему не хватает как раз заботы бабушки. А ей бы такой внучок тоже пригодился – такой милый, веселый… Хотя нет, он не милый, он настоящий мужчина – брутальный, смелый, сильный.
Ее муж не был таким – канцелярская крыса, сухарь, любви-то особой не наблюдалось даже в молодости. Просто настала пора выходить замуж, а он непьющий, перспективный. Да и Дина Васильевна никогда не считалась красавицей, не умела себя подать, не умела кокетничать. Даже внебрачных романов у нее не было. И особых сожалений по этому поводу не возникало. Не всем же выпадает такое счастье – большая настоящая любовь.
А может, и не бывает ее. Ни у кого из ее знакомых она не замечала ничего такого. Но когда она смотрела западное кино про любовь, там все выглядело так реально, что невольно верилось – вот скоро и с ней что-то произойдет , что-то сбудется, но…. Время шло, и вот она старуха… Зато теперь у нее есть возможность открыто любоваться красивыми мужчинами, даже шутить с ними – возраст дает ей это право.
Вот и этот викинг по имени Валера – она может запросто с ним болтать, смеяться и никто уже не осудит ни ее, ни его. Почему бы не позвать его в гости? Например, помочь передвинуть мебель или что-то там прибрать во дворе. Так хочется доставить себе эту маленькую радость, может быть, последнюю.
Вечером Дина позвонила племяннику, попросила телефон Валеры, сказав, что он обещал ей помочь. Племянник особо не удивился, свою альтернативную помощь предлагать не стал, продиктовал ей номер телефона и обещал на днях заехать на квартиру, проверить высыхаемость.
Чтобы не передумать, Дина сразу набрала номер, сразу представилась и изложила свою просьбу. Валера узнал ее: «А-а-а, чаровница! Ну конечно, всенепременно буду! Скажем, завтра в семь вечера»,- и засмеялся так весело и хорошо, что у Дины стало щекотно под коленками.
Она положила трубку и вышла на крыльцо.
Как хорошо! Цвела сирень, пели соловьи… Как давно она не замечала ни того, ни другого!
На следующий день Дина пошла в маленький магазинчик купить колбасы, сыра, конфет к столу. Долго думала, глядя на бутылки вино-водочного отдела, что брать – вино или водку? К прилавку подходили мужчины и все брали водку. Что ж, она покупает все это для него, не для себя – надо брать водку. Да и не представить в уме, чтоб такой орел сидел и потягивал сладкое вино. Смешно даже. Дина усмехнулась и купила бутылку водки, колбасу, сыр и банку маринованных огурцов.
Как же они смеялись вечером, когда Валера из цветного пакета достал такую же бутылку водки, такую же колбасу и такую же банку огурцов, купленных в том же магазинчике!
- Да мы с вами родственные души! – вопил викинг, - У нас с вами кармическая связь!
Дина хохотала и с удивлением чувствовала, что он разговаривает с ней не как со старухой, а как с женщиной. Да! Он даже хлопнул ее по плечу.
С непривычки она быстро захмелела, ей было радостно и как-то вольно. Потом они пели русские народные песни, выходили вместе покурить (Дина, конечно, не курила, просто стояла рядом). Про шкаф, который надо передвинуть, они даже и не вспомнили. Уходил Валера уже в первом часу. На прощание он опять поцеловал ей руку и щелкнул по-гусарски каблуками.
Ночь она проспала как убитая, и снился ей Он. Проснулась счастливой. Ей отчетливо вспомнилось детство, наполненное этим беспечным, беспричинным счастьем. Она встала, расчесала волосы и заплела две косички, как у девочки. Достала из шкафа старые мужнины джинсы, надела. Они оказались впору. Подошел и его старый свитер с оленями.
«А не такая уж я и старая!» - подумала Дина, рассматривая в мутном зеркале свое отражение. Так она и проходила весь день – в свитере и джинсах.
А в шесть часов вечера в дверь неожиданно постучали.
Это был Валера:
- Дина Васильевна, а я про шкаф вспомнил, надо двинуть? А вы какая сегодня… не ожидал – на мою 13-летнюю племяшку похожа. Вам очень идет!
Дина зарделась от радости, от смущения, от целой гаммы чувств.
- А знаете что, Дина Васильевна! Идемте-ка я вас прокачу!
И закрутилось как на карусели – они катались на мотоцикле, рвали полевые цветы в перелеске, бросали камешки в ручеек. Вечером Дина никак не могла заснуть, казалось, весь этот день был из жизни совсем другого человека – молодого, сильного, красивого. «Пусть, пусть это все неправда, пусть мне только снится чудесный сон, пусть он длится и длится подольше.»
Думать о том, что будет дальше, Дина не хотела. «Надо жить сегодняшним днем. Как это правильно, я раньше не понимала таких простых вещей. Казалось – как беспечно не думать о дне завтрашнем. А что о нем думать? Не известно – будет ли он. И что в руках человеческих? Разве можно хоть что-то планировать, на что-то рассчитывать? Вот мне сейчас хорошо – и слава Богу, и надо наслаждаться этим мгновением. Ведь все мы боимся радоваться – как бы ни сглазить, как бы радость не оказалась обманом. Поэтому и не бываем счастливы. А и пусть все обман, но, покуда ты в него веришь, – отпусти душу, дай ей воспарить на седьмое небо! Пусть потом все рухнет – но ты уже успела побыть счастливой! Чего же тебе еще? Все равно счастье мимолетно, настоящее или нет – дунет ветерок – и нет его». Дина засмеялась. И ведь как хорошо она себя чувствовала – не беспокоило давление, не ломило суставы.
Перед сном Дина зажгла свечку, нашла старый календарик с изображением Смоленской Божьей Матери и впервые в жизни горячо и неумело помолилась, поблагодарила Пречистую Деву за нечаянную радость, просила не лишать этой радости подольше.
Утром шел дождь. Капли барабанили по крыше, по листьям во дворе, по жестяным подоконникам. Дина Васильевна весь день просидела у окна, почти ничего не ела.
Никто не пришел…
Ночью несколько раз вставала, пила корвалол – сердце ухало, как будто во дворе кто-то выбивал большой пыльный ковер. Все время наворачивались слезы, было обидно и жалко себя, а дальнейшая жизнь казалась бессмысленной и напрасной. Что ждало ее? Болезни, тоска, одинокая смерть, когда и воды подать некому…
Все. Недолго радовалась. Не надо было этого ничего, зря только разворошило душу. Пошла и порвала календарик с ликом Богоматери, сама задохнулась от ужаса за содеянное. Вернулась через час и старательно склеила картинку. Только тогда заснула, прерывисто вздыхая.
Светало…
Проспала она часа два, когда услышала звонок. Растрепанная, в пледе, почти ничего не видя, открыла дверь.
Это был Валера. Куртка в грязи, на лице грязь, рукав кожаной куртки разорван и в крови. У Дины подкосились колени.
- Простите, моя прекрасная леди Дин, за вид – попал в некую передрягу, пострадал сам и покалечил свою боевую лошадку. Вот – прошу вашей женской помощи и заботы, поскольку в таком виде добраться домой затруднительно, - он улыбнулся.
Дина металась по дому как наседка – набрала в таз воды, нашла зеленку, бинты, губку, бактерицидное мыло, налила молока в стакан и дала выпить Валере. Даже кудахтала, как курица – от эмоций не могла связно изъясняться. Обмывала ему лицо так аккуратно и нежно, а сама наслаждалась его запахом – здоровое мужское тело пахло неизъяснимо прекрасно, дополнял его запах бензина, кожаной куртки, какого-то парфюма, кажется, какой-то горькой травы. За всю жизнь не было такого прекрасного момента. А какая кожа! Гладкая, загорелая, молодая. Как он хорош, какое блаженство прикасаться к нему.
Когда медобработка была завершена, Валера провел рукой по ее щеке, шепнул в самое ухо: «Спасибо!» и чуть поцеловал ее в щеку. На неверных ногах Дина ушла в ванную, смотрела в мутное зеркало на свое отражение и не узнавала себя – глаза горели, на щеках играл румянец, даже губы как-то налились и сами складывались в легкую полуулыбку. Ах, как она была счастлива в эту минуту!
Валера остался у нее подлечиться. Могла ли она мечтать о таком счастье! Почему-то ей представлялось, будто он – раненый гусар, а она – юная барышня-дворянка. Она даже говорить начала со старинными оборотами: «Дайте-ка, сударь мой, я вам руку перебинтую», или: «Подержите ножницы, мой голубчик». Счастье длилось два дня. Потом приехали друзья-викинги, погрузили Валерин мотоцикл в большой джип и увезли вместе с самим Валерой.
И опять она осталась одна.
Раньше своего одиночества Дина не замечала, оно было естественным и привычным. А теперь явственно ощущалась пустота за столом, пустота на кухне, пустота во дворе… Неужели так быстро можно привязаться к человеку? Оказывается – можно. Но почему-то ей не было грустно. Почему-то она была уверена, что Валера обязательно вернется.
Она прижимала к груди подушку, на которой он спал, вдыхала еле уловимый запах его одеколона, пила из кружки, из которой пил он, и ей казалось, что она целует его…
"Боже, боже, что я делаю - думала она, - Как там у Тютчева: "И старческой любви позорней сварливый старческий задор". Ну, значит, есть что-то еще более позорное, чем моя любовь!" Дина засмеялась и позволила молодому, украденному счастью ослепить и укутать ее с головы до ног!
А вечером действительно приехал Валера. В руках он держал большой букет роз и бутылку шампанского.
- Моя прекрасная леди Дин! Примите мою благодарность за спасение и лечение!
Он поцеловал ей руку и щеку. Они опять пили шампанское, смеялись. Даже танцевали чарльстон под старый проигрыватель в виде чемоданчика. Было так легко, так свободно дышалось, хотелось прыгать и хохотать, как в детстве. Эх, сбросить бы лет ну хоть десять! Ну почему это не случилось с ней раньше? Хотя, спасибо, что вообще случилось!
И полетели денечки. Вечером Валера приезжал, они ужинали. Дина ходила в магазин, готовила борщи и котлеты, жарила картошку. Никогда она не готовила с таким удовольствием и увлечением, узнавала новые рецепты, покупала дорогие продукты.
После ужина они курили на крылечке, потом Дина стелили постель Валере в большой комнате на диване и уходила спать в небольшую спаленку. Утром она вставала пораньше, готовила ему завтрак, кормила и стояла на крылечке, пока Валера прогревал своего металлического зверя и с ревом уносился вдаль, оставляя за собой сизое облачко. Дина спускалась и вдыхала это облачко как самый сладостный аромат на свете.
Тем временем ремонт в квартире закончился, и к Дине Васильевне приехал племянник с предложением перевезти ее обратно в Москву. Он был несколько удивлен, застав у нее Валеру. Выслушав пространные объяснения, почему Дина хочет пожить еще на даче, он как-то нехорошо ухмыльнулся и уехал.
На следующий день приехала его жена Тамара с тортом и долго выпытывала у нее обстоятельства новой дружбы с молодым приятелем ее мужа. Дина смущалась, пыталась перевести разговор, часто уходила подогревать чайник и чувствовала себя как резидент перед провалом.
Наконец, Тамара уехала. Дина без сил повалилась на кровать и никак не могла унять тахикардию. «Они хотят отнять у меня единственную радость, они хотят все разрушить!»- думала она и всю ночь не сомкнула глаз.
Когда на следующий день приехал Валера, Дина уже не могла унять слез. Объяснить ему в чем дело, было невозможно – ничего ведь не произошло. Она все смотрела на то, как он ест, как ходит, как курит, как чистит своего железного коня и понимала, что ни за что не отдаст этой малой, но единственной своей радости. Ни за что и никогда!
Вечером они пили чай и играли в карты. Говорили о пустяках, но оба чувствовали, что им надо поговорить о чем-то очень важном. Валера пытался поймать ее взгляд, а она все отводила его, боялась прямо посмотреть на него.
- Дина Васильевна… Что-то произошло? Вы так нервничаете. Может быть, я могу помочь? Или мое участие… и присутствие нежелательны?
Дина залилась краской. Что ответить? Правду? Соврать? Она встала, подошла к нему со спины, обхватила его голову руками, прижала к себе и заплакала.
- Милый мой, дорогой… Понимаю как нелепо прозвучит моя просьба… Мне очень одиноко в этой жизни, нет у меня ни детей, ни внуков, ни братьев, ни сестер… Дальние родственники, конечно, не забывают, но ведь я им чужая… Бывает, месяцами никто не звонит. А позвонит – и говорить-то не о чем. Подруг даже у меня нет … Кошку хотела завести – так у меня аллергия. Одна как перст. Зачем живу? И вот сжалились надо мной небеса, послали мне такого друга - Вас! Смешно, да? У Вас совсем другие друзья, подруги, дела, развлечения…
А мне ведь и не надо многого, вот вы приедете на часок, навестите – мне и радостно, вот и счастье мое. А люди – злые. Не могут жить спокойно, когда кому-то хорошо…
Я очень вас прошу, не бросайте меня! Что бы вам ни говорили, в чем бы ни упрекали! А я что хотите для вас! Хотите эту дачу перепишу, хотите квартиру? Только будьте рядом со мной! Это не так долго продлится, и я буду угождать вам всегда и во всем! Милый мой, хороший! – она плакала, целовала его голову и была уже на грани обморока.
А он молчал! Он сидел, не шевелясь, и молчал!
Дина выпустила его голову, поплелась в свою комнату и легла на кровать.
Услышала, как он встал. Хлопнула входная дверь. Заревел мотоцикл…
Все стихло.
Дина плакала и плакала, а потом сама не заметила, как уснула. Сон был тяжелый, какой-то черный. Снился Валера на мотоцикле, Тамара в фартуке мешала что-то в большой грязной кастрюле на чужой темной кухне, бегали вокруг худые драные кошки…
Проснулась Дина от глухого стука в дверь. Стучали ногами.
Кто это? За окнами было темно, страшно. Который час? Всего-то десять вечера.
Она нерешительно стояла у входной двери. Открывать было страшно и отойти от двери невозможно.
- Кто там? – едва слышно спросила она.
- Эо я, Ына Ыевна, - какой-то странный сдавленный мужской голос.
- Кто?
- Отойте, ожаста.
Дина распахнула дверь и увидела на пороге Валеру. В обеих руках он держал большие сумки, а во рту за стебель – огромную красную розу. Тяжело заухали кованые ботинки по коридору. Валера вошел в большую комнату, опустил тяжелые сумки на пол у стола, взял розу и протянул Дине:
- Выходите за меня замуж, Дина Васильевна!..
***
С Тамарой меня связывало шапочное знакомство – я стригла ее шпица. Песик был верткий и процедура обычно длилась довольно долго. За это время Тамара успевала поведать мне множество историй о своей семье, о соседях, о знакомых и незнакомых, вплоть до сплетен о дикторах телевидения. Причем, называла всех уменьшительными именами, отчего создавалось впечатление, что она их родственница, или, по крайней мере, очень близкая знакомая. Но в тот раз она говорила только об одном человеке – о Дине Васильевне, тетке ее мужа.
- Представьте, Ниночка, старая дура окончательно свихнулась. Я просто не знаю – ее надо как-то оградить от людей, лишить правомочности, или как там это называется! Она завела себе молодого любовника, да что там любовника – байкера! Здоровенный бугай, ни стыда, ни совести, таскается к бабке в Болшево, жрет там с ней водку, катает ее на своем мопеде!
А эта древняя развалина собралась за него замуж! Нет, она даже стала носить кожаную куртку! Ну, Вы же ее видели – старая номенклатурная обезьяна, она джинсы-то никогда не носила, а тут – косуха, штаны! Да ее связать нужно! Она же собирается переписать на него все свое имущество. И это после того, как мы с ней носились, как курица с яйцом. Ремонт ей сделали в квартире! И что теперь – все отдать этому бугаю? Не-е-т! Я управу найду! У Вас нет знакомых психиатров?
Надо в милицию сообщить, он же типичный аферист! Да он ее специально свалит где-нибудь со своего Харлея и останется богатым вдовцом. Я не знаю, раньше хоть парткомы какие-то были, а сейчас, получается, можно дурить бедную старушку как угодно. Ну должна же милиция реагировать! Ниночка, дайте водички, мне дурно становится от всего этого.
Я принесла ей воды в кружке, а сама все никак не могла определиться.
С одной стороны – действительно, ну какая из Дины Васильевны байкерша? И действительно, столько случаев, когда ради жилплощади обманывали и убивали стариков.
А с другой стороны – я терпеть не могла Тамару с ее жадностью, душевной черствостью. Все, что она говорила, вызывало у меня внутренний протест, и мне хотелось возражать и спорить с ней по любому поводу.
Да чем она лучше этих аферистов, она точно так же хочет завладеть имуществом «старой обезьяны», еще и ненавидит ее. Не удивлюсь, если она, не сумев запрятать бабку в сумасшедший дом, прирежет ее кухонным ножом. Нет, я никак не хотела принимать Тамарину сторону.
- Ниночка, мы с мужем должны уехать на недельку к моим в Тамбов. Я знаю, Вы не можете подержать Микки у себя, у Вас кот. Миленькая моя, я Вас умоляю, отвезите его к Динке в Болшево, я никак не успеваю. Заодно и посмотрите на эту ненормальную, может, и женишка застанете. Микки ведь больше ни с кем не поедет, а Вас он любит, слушается. Ну, душечка!
Я по натуре тряпка, под таким натиском тут же ломаюсь.
На следующий день мы с Микки отправились на моем стареньком Оппеле в Болшево. Отвратительные у нас дороги, особенно летом! Отвратительные у нас «участники дорожного движения», особенно на загородных трассах! Ненавижу этих хамов-торопыг, которые в пробках выезжают на обочину и тарахтят мимо, обдавая все ряды пылью.Микки чихал, подвывал, глазки его слезились, я злилась, ругалась и проклинала Тамару, Дину с женишком, ГАИ и правительство.
Каких-то 2,5 часа мучений (что по московским меркам неплохо) и мы у цели.
Старый дачный поселок шумел корабельными соснами, обдавал прохладой и божественными весенними запахами. Все мое негодование быстро улетучилось, я подошла с Микки к калитке и увидела на крылечке хозяйку дома.
На ней действительно были джинсы, просторная черная рубаха, а волосы были заплетены в небольшие косички. Удивительно, она помолодела лет на десять, и ей очень шел этот образ девочки-подростка. Никакая она не «номенклатурная обезьяна», а очень даже милая тетушка. Такое чувство, что та старуха в каракулевой шубе, что я запомнила с прошлой зимы, была ей какой-то старшей сестрой или теткой даже.
Она увидела нас, закивала, пошла навстречу. Улыбалась так хорошо – она вспомнила меня (значит не в маразме). За эту мысль я на себя рассердилась – вот оно, предвзято осуждение, проникло все же в меня, как зловредный Тамарин микроб. Бабы-бабы, все мы одинаковые!
Потом пили чай в большой комнате, говорили о погоде, о политике, старательно избегая упоминаний о Дининой родне. Я краем глаза отмечала присутствие мужчины в доме – грубые кожаные ботинки в углу, краги на подоконнике, металлические детали с ними рядом.
Рассматривала и Дину. В ней чувствовалась особая настороженность, как у птицы, что вот-вот готова взлететь. Дина была меня вдвое старше, но говорила заискивающе, будто в чем-то виновата. Но в то же время я видела, что она счастлива - отчаянно счастлива, торопливо, взахлеб.
После чая я засобиралась домой, пробки меня уже ожидали. Дина проводила до калитки, взяла за руку:
- Спасибо Вам… У Вас такие добрые глаза… А я ведь нынче ни с кем не общаюсь, никуда не езжу, никому не звоню. Все меня осуждают, обсуждают… А мне так хочется поговорить с человеком, особенно с женщиной. Хочется, чтобы тебя поняли.
Вы не представляете, что я переживаю теперь. Мне страшно подумать, что я могла прожить жизнь и не узнать всего этого! Да вся моя жизнь не стоила и одного сегодняшнего денечка с ним! Я ведь только теперь поняла, что такое любить, что такое жить. Вам смешно – я старуха…
А знаете, как быстро проходит жизнь? А внутри ты все та же девочка с мечтами, глупостями, страхами. Меняется все только снаружи. Такие вещи начинаешь замечать. Как здорово просто держать его за руку, знать, что он вечером приедет. А что со мной творится, когда он проявляет какую-то нежность ко мне? Я не смею этому поверить, я даже глаза зажмуриваю, так боюсь вспугнуть свое счастье!
Милая вы моя! Спасибо, что выслушали! Я очень желаю и Вам пережить такое счастье, хоть в семьдесят, хоть в девяносто лет, хоть один денечек!
Я не смела ни о чем ее спрашивать, но сама в ужасе думала: неужели ее обманывают? Как это жестоко, все равно, что обманывать ребенка. А если Тамара права, и ее могут запросто убить?! Не просто ограбить и убить, а посмеяться над прекрасным и трогательным чувством. Хотела бы я посмотреть на этого «женишка», мне казалось, я бы сразу поняла, что это за гусь. Но Валеру я так и не дождалась.
Всю обратную дорогу я плакала. Жалко было себя, свою женскую судьбу. Как бы я хотела испытать такую любовь! Хотя бы денечек! Хотя бы в семьдесят лет… Хотя бы во сне или в бреду… Хотя бы обмануться…
Больше я Дину не видела. Никогда.
Я не была на похоронах. Тамара звала меня, но кто я – не родня, не подруга, так – мимолетная знакомая. Их хоронили в закрытых гробах, в один день, но на разных кладбищах.
Они разбились на Рублевке. Говорят, ехал какой-то важный «член», гаишники сгоняли всех с трассы, мотоцикл занесло на грязной обочине, они несколько раз перевернулись и упали в бетонированную канавку. Важный кортеж пронесся, и только после этого к ним подъехали полицейские. Дина погибла на месте, Валера умер по пути в больницу. Дина не успела ничего переписать на него, квартира, дача достались племянникам.
У Валеры никого и ничего не было. Его единственная ценность - мотоцикл "Харли Дэвидсон" восстановлению не подлежал, его разобрали на запчасти друзья-байкеры.
Так и осталось загадкой - что его связывало с Диной. Не хотелось мне думать, что позарился Валера на ее богатство. Очень не хотелось. Хотя...
И все же я выбрала для себя версию вот такой странной любви двух очень разных и очень одиноких людей. Вопреки всем, всему, здравому смыслу, мнению людей, будущему.
А любовь ведь такая и бывает. И, может быть, их трагический конец был не самым плохим итогом этой истории. Во всяком случае, не было разочарования, обиды, душевного страдания. Ни один из них не перенес горечь утраты другого, а ведь этим неизбежно закончился бы самый счастливый (как и самый несчастный) вариант.
Жаль, что таким недолгим было их счастье – всего одно лето.
И как мало для этого было надо – совсем немножко тепла и света, как для веточек багульника…