Написано в соавторстве с Иваном Эспой.
Даниил Хармс сидел за столом и ел кильку в томатном соусе. Это в свою очередь служило ему закуской к энной рюмке водки.
- Вам нужен абсурд? Их есть у меня, - подумал он и умер в .... году.
1.
Режиссёр Театра Обсурда под названием "Достал Достоевский" Карл Кириллович Мезунецкий сидел в кресле и курил. Он думал. Его мыслительный процесс клубился и выходил в вентиляционое отверстие на потолке.
- С чего начинается театр? С вешалки. А театр абсурда? С табуретки. Одеваем табурет на голову и ходим по сцене громко ругая проституток.
В кабинет режиссёра хотели постучать, но вошли без стука. Гример и костюмер, которых он часто путал, потому что они были похожи. Особенно костюмер.
- Можно войти? - робко спросил костюмер Амуров Николай Александрович, потупив взор, в надетые на ноги розовые ласты.
- А можно мне первому войти? - решительно вскрикнул гримёр Гламуров Александр Николаевич, поправляя парик.
Карл Мезунецкий, почесал нос, посмотрел на розовые ласты костюмера и сказал:
- Ну что ж... Пусть Николай Александрович войдёт первым, а уж Вы за ним, Александр Николаевич.
Костюмер уже было хотел пошутить, что режиссёр опять их перепутал, но Карл Кириллович страшно выпучил глаза на полтеатра "Достал Достоевский" и закричал:
- Пошли во-о-о-он!
Испуганные гримёр и костюмер кинулись к двери, в которой удачно столкнулись, и на некоторое время застряли, пока гримёр не наступил на ласту костюмера. Дверь звонко захлопнулась и в кабинете воцарилась тишина прерываемая тиканьем часов и криками со сцены испуганных проституток.
Что же заставляет режиссёра театра абсурда быть на пределе своей нервной системы? Духота богемной обстановки? Пенсионный возраст в глазах критиков? Долг за аренду помещения? Или может быть несравненная примадонна Анна Дендера? Вот она идёт по сцене его воображения: ее темно-каштановые волосы растрепанны, дерзкая челка... и сразу ясные зеленые глаза на фоне улыбки с того света...
В дверь постучали явно чем-то металлическим и не дождавшись ответа вошла уборщица третья второй смены Пивоварова Дарья Семеновна, подосланная очевидно кем-то из ...муровых. Дело в том, что при виде Дарьи Семеновны на Карла Кирилловича всегда сходила благодать. Это опрятная старушка явно имела над ним определенную власть. Режиссер потушил сигарету:
- Вы не иначе как меня балуете,- начал он,- и полдня не прошло а вы уж опять чистоту наводить. Дарья Семеновна, хоть присели бы. Чайку попили.
- Вы Карл Кирилыч озабочены чем-то. С вашими ли нервами на такой работе? Ну раз чисто у вас то позже зайду. Как знаете. А за чай спасибо только отобедала в буфете, - сказала Дарья Семеновна и аккуратно удалилась в обратном порядке. В дверь снова постучали.
- Да-да.
Дверь приоткрылась, в неё пролезла голова костюмера в парике гримера и еле слышно произнесла:
- Ка...Ки...ич, на пару слов бы.
- Ну что ж, вот теперь, Николай Александрович проходите. Что же Вы хотели мне сказать такого срочного?
- Даниил Хармс умер...
- Как умер! Когда? При каких обстоятельствах?!
- В ....году...
- Этого не может быть!!! Почему же мы до сих пор ничего об этом не знали?! Ужас! Какой позор, а ведь мы только по роковой случайности не стали Театром Обсурда "Достал Достоевский" имени Даниила Ювачёвича Хармса. О, теперь я вижу, мы действительно не заслужили носить это имя!
Николай Александрович, благодаря своей профессиональной солидарности начал внутренне переживать, заметив, что Карл Кириллович впадает в меланхолию, плавно переходящую в приступ ярости во время которых даже старые театральные двери лишний раз скрипнуть боялись. И костюмер мысленно взяв многоуважаемого им режиссера за руку, попытался вывести их беседу в мирное русло:
- Мы с Александром Николаевичем... предлагаем провести гражданскую панихиду...
- Гражданскую панихиду?
- Ну надо же попрощаться с человеком, именем которого, чуть не назвали наш театр.
- А, пожалуй, вы правы... что-то в этом есть! Да, бесспорно, мы обязаны отдать дань уважения нашему Маэстро! ...... Но ведь...если он умер в ....году он ведь уже похоронен?
- Разумеется. Вот я и говорю мы с Александром Николаевичем поговорили... обсудили... Мы можем воссоздать копию...
- Копию?
- Ну да, муляж...
- Но это как-то... - Кирилл Карлович, то есть конечно, Карл Кириллович нахмурил брови, - как-то не то-о-о...
- Но мы просто обязаны отдать дань уважения...- начал настаивать костюмер.
- Ну что ж... дань уважения...- Кирилл...Карл Кириллович почесал переносицу.
- Ведь ежели помер человек, что в этом удивительного? -не отступал костюмер.
- А муляж готов?
- Нет, Карл Кириллович, через неделю, но уж мы с Александром Николаевичем постараемся... Вы не сомневайтесь.
- О-о-о, до сих пор снится в кошмарах Ваш муляж Венеры Милосской!
- Хи-хи-с, - засмущался Николай Александрович, - в тот раз мы с Александром Николаевичем позволили себе похулиганить... Но тут же дань уважения!
- Да-да, - Карл Кириллович изволили встать из кресла и подошли к окну, - ну что ж ступайте, Николай Александрович. Я даю добро.
- Так ведь.... Это....
- Ну-ну, не нужно лишних слов. Я уже одобрил ваш проект...
- Пятьсот рублей...
- Сколько?!! Вы что, решили этот муляж из мумии Ленина делать?!!
- Но,Карл Кириллович, материалы…
- Делайте папье-маше!
- Чтоб правдоподобно…
- Из туалетной бумаги!
- Дань памяти …
- Из окурков!
- Это же пародия будет… мы же не сатиру играть… это же Мастеру Слова.
- Ровно в половину меньше!
- Мы же… нам же… чуть его имя не дали.
- Решайте такие вопросы с директором!
- Карл Кириллович!
- И плюс сверху пятьдесят, ступайте в бухгалтерию. У меня много работы.
Николай Александрович вышел из кабинета. Лицо его излучало тихую радость. Шлёпая розовыми ластами, он поплёлся в бухгалтерию. И тут у кое-кого может возникнуть вопрос, касательно ласт костюмера. Дело в том, что для постановки нового спектакля были приобретены ласты, но с размером прогадали, и теперь Николаю Александровичу, как лицу ответственному за этот промах, приходится разнашивать их. Где-то в левом крыле на первом этаже завыла сереной дверь туалета. Вот они рабочие будни Театра Обсурда.
В кабинете режиссера вновь воцарилась тишина, вновь затикали часы, вновь стали слышны, крики испуганных табуретом проституток, но Карл Кириллович, был сейчас далеко от этого. Ближе ему было солнечное холодное майское утро, плачущая Анна Дендера, сидящая в легкомысленном куцем платишке на скамейке перед зданием театра, ветровка, которую он накинул на неё и эта искренняя, не бутафорская улыбка сквозь слёзы... И слова: "Ах, Ваня....."
Ваня???
Позвольте уже обрисовать любовную линию романа. Как в любом хорошем коллективе, мужчин в театре "ДД" было в некотором роде больше чем женщин. И естественно при таком математическом раскладе сия линия выписывала очень сложные геометрические фигуры. И так: гримёр имел скорее дружескую связь с костюмером, от чего костюмер был немного неуместно одержим режиссером, который в свою очередь тайно любил приму Анну Дендеру, та же самоотверженно любила секссимвола театра Ивана Деппова, которому оставалось только полюбить гримёра дабы замкнуть цепочку.
А как же проститутки?- спросит наш внимательный читатель. Ведь были же.... На что авторы ответят, что никаких проституток нет и не было. Театр - это относительно приличное заведение и даже если какие-то экзотические крики изредка раздавались в его стенах, то самих проституток никто никогда здесь не видел и точка.
Любовные связи остальных членов труппы были настолько сложны и абсурдны, что разобраться в них не представлялось никакой возможности. Глядя на всю эту безысходность под видом абсурда, хочется патетично вопрошать: кто так бездарно сконструировал цепочку? Вот, к примеру, Иван и Анна. Они могли бы быть неплохой парой. А Мезунецкий тот и вовсе женат. Тут явно разыграется трагедия, которую не смогут пережить ни читатели ни авторы. Где же взять силу способную преобразить гримассу судьбы?
И все же такая сила есть - это Волшебная Сила Искусства которая уже почти доставлена в сей знаменитый Театр.
- Карл Кириллович, можно войти?
- Ну что ж, Александр Николаевич, войдите теперь и вы раз уж такая у меня судьба, - проговорил Мезунецкий мысленно отрываясь от дуновения платьица, - с чем же Вы к нам пожаловали?
- Тут купец один прибыл... Из-за моря. Курьером зовут. Товарчик у него имеется эксклюзивнейший. Какая-то хитрая штука. Толи Алиса в Зазеркалье, толи Воображариум Доктора Парнаса. Короче то, что нам нужно, и не спорьте.
- Да кто ж спорит. Если товар заморский, контробандный, так сказать, то можно и глянуть....Пощупать так сказать Алиску за....
- Пойдемте, пойдемте. А то он капризный Курьеров этот. К вам до кабинету не пожелал пройтись. Сидит там в фойе за зеркало своё ухватимшись. Я так сразу и подумал что вы заинтересуетесь.
Карл Кирилыч мигом отложил платьеце до следующего перекура и двинулся за тяжело дышащим Гримером Николаевичем на встречу смутному будущему.
- Позвольте представить вам Античерный Квадрат Ювачёвича , - сказал гость геометрично кланяясь.
- Того самого Ювачёвича? Шутите? - ухмыльнулся Мезунецкий начиная нервничать, - а как же это будет "Античерный"? Белый что ли?
- Никак нет. Не белый, а именно что Античерный.
- Поясните, прошу. И позвольте ж развернуть, а то Александру Николаевичу нашему уже невмочь как любопытно, - почти простонал Карл Кириллович и начал судорожно снимать оберточную бумагу.
- Так вот тот самый Ювачёвич перед смертью завещаньеце составил, в котором упомянул сей театр, а именно велел отписать этот сувенир в знак величайшего обсурда.
Наконец предмет был извлечён, а господин продолжал:
- Искусство не может так просто кончится, вылететь, так сказать, в трубу. Есть же ещё и табурет. Это вы хоть понимаете?
- Конечно-конечно про табурет это вы совершенно душевно подметили.... только это же - явно картинная рама...-Мезунецкий недоуменно примерил квадрат на шею гримера, - я ожидал чего-то более... чтоли. Ну раз уж наследие от самого Маэстро.... Сколько мы вам должны за доставку? Александр Николаевич, расплатитесь и отнесите сувенир в реквизитную.
На следующий день в театре царило оживленное затишье. Режиссер в прекрасном настроении прогуливался по коридору. Сегодня был первый день репетиции спектакля "Стирка" и он надеялся немного отдохнуть и погрузиться в свои мысли. Но не тут-то было в коридоре его чуть не сбил с ног Амуров.
- Карл Кириллыч непременнейше пройдемте со мной в зал, посмотримте что они там нарепетировали.
Мезунецкий с удивлением посмотрел на Амурова. "Нарепетировали?" В первый день репетиции новой постановки репетиция не одобрялась. Актеры вообще могли не приходить в этот день, и он считался успешным, если сотрудники театра не напивались прямо на сцене. Но Николай Александрович прямым текстом сказал, что идет репетиция.... Надо срочно посмотреть. И они направились в зал.
2.
Абсолютно пустая сцена. Пустая как чистый лист. Ни пылинки (заслуга третьей уборщицы второй смены Дарьи-Семённы Пивоваровой). Грянул "Марш балерины" и на сцену вышли Велимир и Казимир Однотипные, которых никто никогда не путал, не смотря на то что они были близнецы, и вынесли кровать с балдахинчиком. На ней явно кто-то лежал, укрывшись с головой. Когда работники сцены удалились, вышел Ромео с трудом скрывая голый торс внутри футболки. В одной руке он держал таз в другой мочалку. Он поставил таз посередине сцены, снял футболку, положил её в таз и поднял вверх руку с мочалкой. Музыка резко умолкла.
- Объявляю банный день открытым, - сказал он, - Джульетта, ты что ещё спишь?
Джульетта плавным движением снимает одеяло и встаёт с постели. Она подходит к Ромео обсолютно голая, прикрываясь мочалками.
- Почему ты голая? - спросил Ромео, - у нас банный день, а ты не оделась должным образом.
- Мне совсем нечего одеть, - ответила Джульетта капризным голосом и так изящно заломила руки, что чуть не открыла зрителям наготу.
- Как нечего?! У тебя же был флаг транснациональной компании! - возмутился Ромео и ударил мочалкой по воде, создавая кучу брызг, - одевай немедленно!
- Ты издеваешься?! Он же мятый!
- Так погладь,- набравшись терпения сказал Ромео, доставая из-под одеяла утюг и гладильную доску.
- Включи пожалуйста Френка Синатру. Ты же знаешь, что я глажу флаги только под Странников.
- Совсем не обязательно всем знать подробности нашей интимной жизни, снова сорвался Ромео и схватился за голову,- Я уже с ума схожу! Банный день насмарку!
- А ты меня совсем не любишь!
- Я люблю, но к нам уже идёт Петраков.
- О, нет! Только не Петраков. Кстати, а кто это? Но в любом случае, мне не нравится стиль его одежды,и ещё он все время валяется на нашей кровати.
- А как ты хотела в семейной жизни и без трудностей?!... Валяется на нашей кровати? Я и сам не знаю кто это.
Заходит Петраков в костюме свободного стиля. Немая сцена. Он достаёт из кармана бутылку водки и продемонстрировав её зрителям ставит на пол. Затем он достаёт из таза мокрую футболку и, выжав её, вешает на веревку, выливает воду из таза на пол, а содержимое бутылки в таз. Делает большой глоток и даёт испить остальным. После чего все ложатся на пол и поют Странников. По окончании песни Петраков встает, и отряхнувшись говорит:
-Объявляю банный день закрытым, - после чего он бухнулся на кровать и захрапел. Вышедшие на сцену братья Однотипные унесли его вместе с кроватью. Тогда лежащая на полу Джульетта пододвинулась к Ромео и сказала:
-Милый, давай ещё раз...
-А как же Петраков?
-Если ты меня поцелуешь, тебе что будет так муторно как будто ты целуешь лошадь?
- Да нет, я просто так спросил....
-Ну так ты будешь со мной мужчиной?
-Постараюсь, но только на сцене....
Джульетта проводит мочалкой по спине Ромео.
-Что?! Стоп! Стоп! Что за отсебятина? - Мезунецкий вскочил с кресла.
-Это не отсебятина, а экспромт,- сказала Анна Дендера обиженно кутаясь в одеяло.
-Отставить экспромт. Анна, вы же прима. Вы должны излучать недоступную эротику. Должны манить. А вы... А вы, Деппов, не забывайте, что это абсурд, а не оголтелая эротика. Что вы хотите сказать своим голым торсом: "Долой условности" или "Съешь меня, Крошка" ? Так! Все сначала!
- Сначала?!- проревели Велимир и Казимир. Сегодня же зачин. Попробуйте сами эту кровать потаскайте!
- А я бы ещё прокатился, - сказал выгадывая из-за кулис Петраков.
- Хорошо, отдыхайте, - Мезунецкий, сел в кресло и закурил. Все шумно удалились оставив режиссёра наедине с тишиной. Он курил и меланхоличное настроение овладевало им, обволакивало его вместе с сигаретным дымом. О чем он думал? Скорее всего о чем-то абсурдном. Дома его ждала жена некогда прекрасная эксприма, безвозвратно растолстевшая после рождения их сына. А тут на полу Анна.... Какой абсурд... В зал вошли гримёр с костюмером и гуськом проследовали к первому ряду. Усевшись, они синхронно закинули ногу за ногу и блаженно облокотились на спинки кресел. Было очевидно, они чем-то неудержимо довольны. Через минуту на сцену вышли Велимир и Казимир, неся гроб, на крышке которого лежала картинная рама.
- Это куда? - проревел кто-то из Однотипных, но Карл Кириллыч сразу определил кто именно, потому что, как и полагалось, никогда их не путал.
- Что это?...- режиссёр привстал и снова сел в кресло, - гроб?... Реквизит, однако....
- Николай Саныч и Сан Николаич распорядились доставить прямиком сюда.
Тут Амуров хлопнул руками по подлокотникам кресла, вскочил и, оказавшись возле Мезунецкого, сказал ему резким шепотом почти в самое ухо:
- Это Хармс!
- А... Муляж...,- режиссёр облегченно вздохнул, - панихидка.... Быстро вы однако управились. Говорили неделю сроку надо.
- Сами в диком удивлении. Не иначе как Волшебная Сила Искусства. Не изволите взглянуть-с? Как живой, как живой. Т.е. как мертвый, естественно.
Мезунецкий неохотно поднялся и двинулся за торопливо семенящим Амуровым на сцену.
- Вот он родимый! Хорош, а? Что скажете? - почти пропел костюмер сняв крышку гроба. Карл Кириллыч слегка наклонился и тут же отпрянул. По его лицу пробежала мракобесная судорога.
- Это что, из музея восковых фигур, вы меня разыгрываете, Николай Александрович?
- Ну что ж вы так писсимистично, Карл Кирилыч? Прямо обижаете нас с Александром Николаевичем. Мы же добросовеснейше потрудились. Можно сказать от души: так вот вчера душевно закусили перед работой, а как проснулись с утра то дивились своей работоспособности и трудоустойчивости. Всю ночь, не иначе как, ваяли.
- Что-то вы с сомнением каким-то излагаете, - Николай Александрович, - вы что ничего не помните?
С Амурова вмиг сошла лихая жизнерадостность и он потупившись замолчал.
- Что-о-о?!!! Немедленно сюда Гламурова! Вы что из меня идиота делаете? - заорал Мезунецкий выпучив глаза, - вы мне за все ответите скульпторы собутыльные! Не потерплю!
Крик режиссера разнесся по всем укромным уголкам театра, и скоро на сцене собралась вся труппа, включая работников сцены и уборщицу Дарью Семеновну,оказавшуюся здесь, очевидно, в качестве заложницы.
- От куда это? - немного успокоился режиссер, указывая на гроб и мысленно садясь в позу лотоса.
- Это же Даниил Хармс, - восхищенно сказал Деппов,- я его читал, - он что умер?
- Вот это я и хотел выяснить, - чуть снова не срывался на крик Мезунецкий.
- А это что за рамочка? - спросила прима Дендера голосом избалованной дочки.
- А это, Анна Андреевна, ежели изволите знать, наследие самого Маэстро. Античерный квадрат. Великая Сила Искусства.
- Волшебный что ли? И желание можно загадать? Хочу чтобы Иван Деппов влюбился в меня, - засмеялась Анна Дендера и хотела взять под руку Деппова.
- А я хочу что бы Даниил Хармс воскрес, - сказал отстраняясь от нее Деппов, и вложил раму в руки так называемому муляжу Хармса.
- А я хочу чтобы вы балбесы играли нормально и наш театр выбрался наконец из ... - режиссер осекся и покосился на Пивоварову, - может и у вас какое-нибудь пожеланьеце есть, Дарья Семеновна?
- Я ничего не понимаю, - сказала Дарья Семеновна, - это что такой абсурд?
- Вам нужен абсурд? Что ж вы сразу не сказали?- сказал Даниил Хармс и встал из гроба.
3.
На сцену выходят маленькие шарообразные существа, с четырьмя лапками и двумя ушками каждый, разных цветов, именуемые «зоками», согласно «Пасаргдскому зокогрфу». Они несут музыкальные инструменты, превышающие иногда в два раза их размеры. Это оркестр зоков имени Мёда. Они встают в полукруг и самый большой жёлтый объявляет:
- Ударим «Маршем балерины» по разгильдяйству и безвкусью.
Грянул марш, и на сцену вышли Велимир и Казимир и вынесли кровать с балдахинчиком. На ней явно кто-то лежит укрытый с головой. Выходит Ромео, с трудом скрывая голый торс внутри футболки с надписью "жених". В одной руке он держит таз в другой букет роз. Он ставит таз посередине сцены, кладёт в него розы и поднимает вверх руку. Музыка резко прекратилась, и зоки шумно удалились со сцены.
- Объявляю банный день открытым, -говорит Ромео и хочет снять футболку, но она не снимается, - Джульетта, ты что ещё спишь? Помоги мне снять футболку.
Джульетта резким движение скидывает одеяло и все видят, что это Петраков. Он подходит и хочет помочь Ромео снять футболку, но тут входит Джульетта в свадебном платье и спрашивает:
- Что здесь происходит?
- У нас банный! - день хором отвечают Ромео и Петраков.
- Это очень хорошо, - еле сдерживается Джульетта - тогда постирайте пожалуйста моё платье.
- А вы попробуйте его сначала снимите,- сострил Петраков и сел в таз с водой, предварительно вынув от туда одну розу и взяв её в зубы.
Джульетта начинает медленно расстёгивать корсет, но тут на сцену галопом врывается лошадь верхом на Френке Синатре.
- Странники в ночи! - победоносно запел Петраков размахивая розой, - я так и знал, что банный лист самый вкусный!
- Это все хорошо, - невыдерживает Джульетта, - но у меня свадьба, а мне никто не помогает раздеться. Это недопустимо для эротики такого жанра.
- Если вы снимите его сами - это тоже будет неплохая эротика,- сказал Синатра и сел в таз рядом с Петраковым.
- А если оно не снимается, то это будет неплохой абсурд, - сказал Петраков и взял автограф у соседа по тазу.
- Так у нас свадьба, стриптиз или абсурд? – не выдержав накала страстей, уточнила лошадь.
- Я вам щас такой абсурд покажу, - сказала Джульетта и пошла на кровать плакать, - я все-таки женщина.
- А я все-таки мужчина, - нашелся Ромео,- давай я помогу тебе снять платье, только закроем занавесочку, а то на такой жанр я не подписывался...
- Объявляю вас мужем и женой,- завопил Петраков стараясь перекричать охи и ахи доносившиеся из-за занавесочки.
- Это лучший банный день в моей жизни, - призналась лошадь, - а давайте все повторим?
- Непременно, - сказал вылезший из под кровати Даниил Хармс, и вылил воду из таза в зрительный зал.
- Какая чудесная отсебятина! - пробормотал Мезунецкий и упал в обморок.
4.
Уборщица третья второй смены Дарья Семёновна, открыв дверь в кабинет режиссёра, увидела спящего за столом стонущего Карла Кирилловича. Высоко подбросив ведро, она быстро закрыла за собой дверь. Ведро достигнув определённого предела, под действием силы притяжения с грохотом упало на пол. Карл Кириллович зашевелился и, протирая глаза произнёс:
- Абсурд – это ни когда логики нет, это когда она есть, но нарушен…на…
Режиссер встал и неуверенно подошел к окну. Он смотрел на весенние сумерки и медленно присаживался на подоконник. В дверь постучали четким ритмическим рисунком марша балерины и вошел Амуров в фате.
- Николай Александрович, - позвал Карл Кириллыч, - подойдите-ка сюда. Взгляните.
Костюмер подошел к окну и взглянув в майское вечернее небо заметил летящую парочку.
- А-а-а-а, так это соавторы этой кутерьмы летят – Анна Манна и Иван Эспа. Они всегда в такую погоду летают, новые завитки сюжета высматривают.
- В какую погоду? – спросил режиссёр, наблюдая небесное явление, ранее невиданное.
- В романтическую.
- Поразительно!
- Да ну, раньше Шагал летал, теперь эти. Ничего нового, ничего интересного. - отмахнулся Амуров. - А что вы скажете на то, что нашу приму похитили?
До Карла Кирилловича сразу дошло значение сказанного, но чтобы осознать понадобилось время. Он сел в кресло и закурил.
- Нашу приму похитили... Это явно кульминация! - режиссер вскочил и кинулся к двери.
- Да помогите же мне, видите же неудобно, - кричал Казимир Однотипный. Карл Кириллович и Иван Деппов схватили сопротивляющуюся Джульетту… То есть Анну Дендеру за ноги и, затолкали актрису в корзину воздушного шара. Велимир Однотипный же о чём-то поразмыслив велел Анне Дендере вылезти из корзины. Пока она пыталась вылезти из корзины, Казимир и Карл Кириллович засовывали туда сопротивляющегося Ивана Деппова. Наконец, Анна выбралась из корзины воздушного шара, и под руководством одного из работников сцены (только не подумайте, что мы их сами путаем) помогла без труда затолкать туда Деппова. Затем Мезунецкий и Однотипный затолкали в корзину Дендеру и уже хотели все повторить, но тут Деппов велел всем посторонним покинуть помещение.
- Ну надо ж протереть, - сказала Дарья Семеновна и немного погодя выкарабкалась из корзины. Воздушный шар стал подниматься в небо, набирая высоту.
- Почему вы их не остановили? - взревел Мезунецкий, обращаясь к окружавшим.
- Так ведь... Вы же сами видели, Карл Кириллович, все произошло так быстро и так неожиданно, - решил ответить за всех Николай Александрович.
- А вам не кажется, что все только начинается? Мне - да, - сказал Даниил Хармс и исчез.
Заснувшего в своем кабинете за письменным столом режиссера разбудил видеовызов, и через секунду его жена уже щебетала:
- Дорогой, ты скоро? Ты наверное забыл....
- Дорогая, много работы.... Ты же знаешь, что у меня сейчас проблемы в театре. Да я держусь, да я молодец и я тебя люблю и конечно не забыл про день рождения твоей мамы. Целую. Режиссер уже лихорадочно набирал другой номер, и почти закричал в трубку:
- Саня! Слушай, слушай меня!!! Помнишь у нас в подсобке рама старая картинная валялась? Если вы ее выбросили, то уволю всех без разбора.
- Рама....
- Ну да. Антиквариат, т.е. антиквадрат, т.е. античерный.
- Белый что ли?
- Сам ты белый! Ох, ты Боже мой!... Говорят же тебе Великая Сила Искусства. Сам Даниил Хармс моему деду подарил, кажется.
- Слушай, че-то я не пойму, то ли ты бредишь то ли новый сценарий уже мутишь? Выпить хочешь? Так и скажи. Я после работы непрочь, сам знаешь.
- Да пойми ты! У нас театр где? В полной жо! А то сила преображающая! Легенда такая про наш театр есть, не знаешь что ли: Иван Деппов и Анна Дендера на луну чуть не улетели. Надо только квадрат этот на сцену вынести, а из него абсурд сам попрет.
- Так, я понял. Тема - что надо. Сейчас с Найком мигом эту штуковину в барахолской найдем и будет вам абсурд с приветом от Даниила Хармса.
В дверь режиссера постучали явно чем-то металлическим и вошла уборщица единственная на весь театр и соседнее здание турагентства, Дарья Семёновна Пивоварова.
- Можно? – спросила она.
Карл Кириллович едва заметно кивнул, или это так показалось. Он сидел в кресле, поставив локти на стол и подпирая ладонями подбородок, задумчиво смотрел не столько на вошедшую Дарью Семёновну, сколько в полутёмное пространство кабинета.
- Опять вечерничайте, Карл Кириллович. А ведь только первый день репетиции. А я вот почему задержалась, потому что в театре должен быть порядок и чистота во всём: от вешалки и до режиссёра… Стол протру… А чего это у Вас в волосах за мусор? Сидите, сидите, вот у меня есть чистая тряпочка. Вот, совсем другое дело и лобик Вам протрём и щёчки. Совсем нарядный стали. Брови только не хмурьте, а то домой придёте с ТАКИМИ, к жене, что хорошего будет? Вот, не моё вроде дело… А я знаете, как за всех переживаю, сердце-то не на месте. Вы домой придите. Супруге улыбнитесь, скажите как уютно она выглядит в её халатике домашнем, так она и ругать не станет, может быть, что поздно пришли. На стол пойдёт накрывать, супчик, котлетки, оладушки со сметанкой. А ежели совсем у Вас хорошо всё сложится, то и Вы на работу другим человеком приедете, и ей хозяйничать веселей будет. Семья-то поглавнее театров... И за Анну Андреевну с Иваном переживаю, то ли вместе будут, то ли к своим вернуться, одумаются… А по мне, хоть так, хоть эдак, лишь бы только все счастливы были… Вас шофёр Григорий поторопить просил, ему уж тоже домой надо.
С этими словами Дарья Семёновна взяла Карла Кирилловича, словно большой кусок пенопласта, и осторожно через дверной проём вынесла из кабинета. Дверь со скрипом затворилась.
И казалось, бы что можно заканчивать, но… Стоит упомянуть, что после ухода Дарьи Семёновны с Карлом Кирилловичем, в кабинет режиссёра заходил тот самый Хармс, который Даниил Ювачёвич (не путать с Даниил Ивановичем), забрал табурет, который ещё сохранял тепло измотанного режиссёра… или кресло? (это тоже важно не перепутать) и вылетел с ним через окно, куда-то высоко-высоко в вечернее небо. Вот теперь точно точка.