************************************
Отрывок из романа "Ефросиния"
************************************
Нюра – самая младшая дочь Ефросинии. Когда немцев изгнали из слободы ей было 16 лет. Конечно, Ефросиния беспокоилась за обеих, находящихся с ней, дочерей, но о младшенькой беспокоилась особенно. Да и то, что случилась с Нюсей, не давало ей покоя. Не уследила за Нюсей. Теперь нельзя допустить, чтобы что-то подобное случилось и с Нюрой. Держала её при себе, никуда не отпуская. Вернувшись с колхозной работы, Нюра помогала по хозяйству, но основной её заботой был присмотр за маленькой племянницей. Валя росла, была шаловлива и её редко оставляли одну. А весной 44-го Нюру отправили учиться на комбайнёра в город Азов. Мужчин в слободе не осталось, комбайнёров не хватало, вот и решили подготовить девчат. Из Большой Крепки отправили троих. Зою Нюра знала, были подругами, а Клава жила на Забокивке, далеко от Нюриной улицы и встречаться им не приходилось.
Нюру радовала возможность уехать. Несколько раз до войны она была в Ростове, город ей нравился, она была в восторге от больших домов, мощённых тротуаров, множества цветов и красивых, улыбающихся людей на улицах. Готовилась что-то подобное встретить и в Азове. Однако Азов не значительно отличался от её слободы, такие же маленькие домишки, такая же грязь и лужи на улицах. Да и проезжая Ростов, она видела, что стал он совсем другим. Это был мрачный, в развалинах город, и люди по улицам ходили тоже мрачные, а уж цветов так и совсем не видно было. Не так много времени прошло, как немцев изгнали из Ростова, город понемногу благоустраивали, но война ещё не закончилась, мужчины не вернулись, а женщины, старики и дети не многое могли сделать.
Нюрина группа в сельском училище состояла из молодых девчат, приехавших на учёбу со всех концов области. Только один юноша был, шестнадцатилетний Яшка, живший в этом же городе. Учиться Нюре нравилось, особенно нравилась теория, так как теорию вёл преподаватель, вернувшийся с фронта из-за инвалидности. Видно, преподаватель он был плохой, он с трудом и непонятно объяснял узлы и детали комбайна, и зачастую уходил от темы, рассказывая о боях, в которых принимал участие. Вот тогда он преображался, интересно говорил, и девчонки слушали его, затаив дыхание. Но теории было мало, в основном, практика. Вела практику Нина Васильевна, молодая женщина, но уже несколько лет проработавшая на комбайне, сначала штурвальным, а последние годы, комбайнёром.
На первомайские праздники учащихся отпустили на два дня, но негласно разрешили пропустить и третий день. Все разъехались по домам. Уезжала и Нюра с Большекрепинскими девчатами. Из Азова до Ростова шёл пригородный поезд. На нём и поехали. Во время посадки обратили внимание на группу молодых ребят в военной форме, которые тоже собирались ехать этим поездом.
- Ой, какие ребята красивые! – воскликнула Клава, - И все похожи друг на друга!
- Это потому, что форма одинакова. Я знаю, это лётчики, - показала свою осведомлённость Зоя и предложила, - а давайте сядем в их вагон!
Клава сразу согласилась, и они направились вслед за группой военных. Нюре тоже хотелось сесть в этот вагон, но её смущало то, что вход в соседний вагон совершенно свободен, а они будут ждать посадки вместе с военными.
- Там, наверное, и мест свободных не будет, вон их сколько много! Я иду в другой вагон, - сказала Нюра, и направилась в соседний вагон. Девчонки не последовали вслед за ней. Когда это они ещё столько ребят увидят?
Заняла место у окна и когда поезд тронулся, обратила внимание какая необыкновенная красота за окном. Даже грязноватое, слабо пропускающее свет, стекло не могло скрыть свежую зелёную траву и цветущие одуванчики. Кое-где попадались деревья, которые тоже были в цвету. Весна! Какое красивое время года! Нюра мечтала о том, как хорошо будет, когда закончится война, все будут работать, наведут порядок во всех сёлах и городах, и настанет хорошее время. Она представляла себя за штурвалом комбайна на уборке зерна. И, конечно, видела себя передовиком, намолотившим больше всех зерна за сезон.
Вдруг, её размышления прервал появившийся молодой человек в форме курсанта лётной школы. Именно в такую форму были одеты все молодые ребята, вошедшие в соседний вагон.
- У вас, видно, прекрасное настроение, вы смотрите в окно и улыбаетесь, - сказал он и спросил, - а можно я сяду рядом с вами? Может и у меня настроение поднимется.
Нюра смутилась. Конечно, ей хотелось, чтобы такой интересный молодой человек сел рядом, но от смущения не могла вымолвить и слова, а только кивнула.
- Вы так на мою сестру похожи! – продолжил он, - Когда увидел вас на посадке, даже подумал, что это она. Вас как зовут?
- Нюра…
- Аня, значит? А её Вера зовут. Такая же, как вы. Только далеко она… За Уралом. А меня Михаил зовут. Я уже год, как из дома. Сначала учился в Нижнем Новгороде, а сейчас нашу лётную школу в Ейск перевели. Два месяца здесь. Сейчас в Ростов едем, будет лётная практика, и всё… на фронт отправляют. Надо фашистов добить. Ты же не возражаешь, что на «ты»?
- Не возражаю…
- Сколько тебе лет? Мне через месяц восемнадцать будет.
- А мне в декабре будет восемнадцать, - ответила Нюра.
- А ты куда едешь? – спросил.
Нюра рассказала немного о себе, об учёбе, о своей слободе. А Михаил рассказал, что живёт в городе, но его бабушка и дедушка жили в деревне на Рязанщине, и он там бывал не один раз.
- Это в тех местах, где родина Сергея Есенина. Знаешь этого поэта?
Нюре имя Сергея Есенина ни о чём не говорило, и она в ответ лишь покачала головой.
- Что и никаких стихов его не знаешь? – удивился Михаил.
- Нет…
- Хочешь, я тебе их почитаю? – и он начал:
Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Он прочитал это стихотворение, а затем ещё несколько. Нюра была потрясена: столько он знает наизусть!
- Это вас в лётном училище заставляли учить?
- Да нет! В лётном училище мы совсем другое учим. Это ещё раньше. Мне нравится Есенин. А знаешь, каким простым он был? Деревенский парень, а такие стихи писал! Вот, рассказывали, как он с другом первый раз в Москву приехал. Рубаха длинная, подпоясанный, без штанов, в лаптях. И куда ты думаешь он пошёл сразу? В театр! Он много слышал о театре и очень хотел посмотреть. Друг не захотел на театр деньги тратить, ждал на улице, а Серёжа пошёл. И сразу ему актриса одна понравилась. Он быстренько написал стихотворение ей, подписал: «Сергей Есенин», и в контракте передал за кулисы. Актрисе стихотворение очень понравилось, и она велела найти Сергея Есенина. Поиски ничего не дали, так как искали его среди знатной публики, а к нему и не подошли. Актриса была прима, и она потребовала найти обязательно, иначе после второго антракта сорвёт спектакль. Тогда во время второго антракта всех зрителей попросили выйти из зала, а затем, запуская, спрашивали у всех: «Вы Сергей Есенин?» И вот Серёжа идёт.
- Вы Сергей Есенин?
- Я Сергей Есенин!
Серёгу схватили за рукав и потащили в гримёрную.
- И что? Он пошёл? Что надо было этой актрисе от него?
- Конечно, пошёл. Да и как было не пойти, если его крепко держали. Ну, и сам он был не против. А что надо было? Понятно, что. Понравились стихи, потом и сам Серёжа понравился. Говорят, с этой актрисы у него всё и пошло-поехало…
- Что пошло-поехало?
- Ну, Аня, ты такая недогадливая.
- Это ты выдумал? Или так и было? – засомневалась Нюра.
- Если кто и выдумал, то только не я. Может было так, а может, и не было. Никто не знает. О нём много чего говорят. А что правда, а что легенды никто не знает. А вот о другой актрисе, Августе Миклашевской, я сам читал, а значит, правда. Он её любил сильно и несколько красивых стихов ей посвятил.
- А она? Тоже любила? – Нюру заинтересовал столь необычный поэт.
- Она его тоже сильно любила, но не хотела быть с ним.
- Почему же, если любила?
- К тому времени Есенин считался, как он сам сказал «Разнеслась дурная слава, что похабник я и скандалист» Поэтому Августа Миклашевская не хотела с ним связываться, точнее, боялась. Она знала, что женщин у него было слишком много. Он легко завязывал знакомства и также легко бросал их. Вот Августа и боялась, что и у неё будет такая участь. Не верила ему.
- Я думаю, что правильно делала, - сказала Нюра.
- Да, наверное, правильно. Он поэт, и ему бы потребовалась новая Муза.
Поезд подходил к Ростову. А так хотелось Нюре, чтобы эта дорога не кончалась.
Уже выйдя из вагона и расставаясь, Михаил протянул свой блокнот и химический карандаш, попросил написать адрес. Нюра написала: «слобода Большая Крепка, дом на Дорошивке» За этим занятием её и застали подруги, вышедшие из соседнего вагона.
- Ну, тихоня, мы рядом сидели, и никто к нам не подошёл, а тебя в другом вагоне нашли, - сказали девчонки, когда они вышли из вокзала и направились на трамвай до Рабочего городка, откуда можно было уехать на Большую Крепку. А Нюра всю дорогу до Рабочего городка, а потом до Большой Крепки думала о Михаиле и мысленно повторяла одно из стихотворений, рассказанное Михаилом. Удивительно, как могла она запомнить несколько куплетов, не записав их? А она запомнила. И помнила их долгие годы. Помнила и о Михаиле. Ждала, что напишет ей. Но писем не было.
Была у Нюры и ещё поездка на поезде. Как-то пришла соседка и сказала, что несколько женщин собираются ехать на Донбасс, говорят, что там можно поменять вещи на продукты. В доме у Ефросинии совсем ничего не оставалось из продуктов, поэтому решили отправить на мену и Нюру. Только с чем отправить, ведь, у Ефросинии и вещей никаких не было. Начали пересматривать имеющееся. Вот носки шерстяные, вязанные, их можно взять, а вот калоши на валенки, их тоже можно взять.
- Мама, ну как же без калош валенки носить в наши зимы, когда утром мороз, а потом подтаивает и вода на улице? – спросила Нюся.
- Так нет же валенок! – ответила Фрося, - сгорели, а новые не скоро купим. А когда сможем валенки купить, тогда, значит, и калоши для них купим. Пусть везёт Нюра, может что-то выменяет. Вещь-то нужная.
Нашли ещё несколько детских вещей, которые шили для Вали и из которых она уже выросла. В общем, поехала Нюра, можно сказать, налегке.
В путь двинулись вчетвером, три молоденькие девушки и одна женщина значительно постарше. До Матвеево-Кургана добирались пешком. Две тачки, которые взяли с собой для предполагаемых продуктов оставили у родственников возле вокзала. Дальше поездом доехали до Иловайска, а потом ехали грузовым такси и попутными подводами. Одна из девушек была уже здесь и знала дорогу.
Остановились в небольшом хуторе. Постучали в крайнюю хату. Вышла пожилая женщина и, не спрашивая ничего, пригласила зайти в хату. Видно, догадалась, зачем пришли девчата. Уже в хате спросила:
- Из далека идёте? – и, услышав ответ, продолжила, - я-то вам в этом не помогу, нет у меня продуктов, которые бы можно было поменять, но подскажу, к кому лучше пойти. Вы пока отдыхайте, а у меня картошка доваривается, так я вас покормлю.
Девчонки сглотнули слюну, кушать хотелось, мочи не было терпеть.
Через некоторое время хозяйка пригласила к столу. По середине стоял казанок полностью заполненный картошкой в мундире, рядом две миски, одна с квашеной капустой, другая с солёными огурцам.
- У меня ещё и фасоль есть, вчера отварила для борща. Но я завтра планировала борщ варить, а не сегодня. Не знала, что гости будут. А вы ешьте, ешьте, не стесняйтесь, - сказала хозяйка.
Девчонки, может быть, и стеснялись бы, но уж сильно были голодными и картошка моментально уменьшалась.
- А что же вы на мену привезли? – поинтересовалась, а потом спохватилась, - да что я спрашиваю, брать же ничего не буду.
Девчонки всё равно начали перечислять, что у кого есть.
- А у меня калоши для валенок есть, почти новые, - сказала Нюра.
- Калоши? – заинтересовалась хозяйка, - а ну-ка покажи. Мне нужны калоши. Подойдут ли?
Нюра достала из мешка калоши, а хозяйка принесла свои валенки. Примерили. Калоши оказались большие для этих валенок.
- Жалко… А хорошие такие…, - сожалела хозяйка, - ну, если никто на хуторе не возьмёт, тогда возьму. Буду верёвками привязывать, чтобы не потерять.
Хозяйка подсказала в какие хаты лучше пойти.
- Скажите, что тётка Мария направила, они примут. А на ночлег двоих возьму, а двое проситесь к тётке Шуре. Ну, уж если не возьмёт, то всех приму, но спать тогда будете на полу. Та возьмёт она. Одна живёт одна, сынов, как и я, с фронта ожидает. Дай Бог, вернутся наши соколики..., - у тётки Марии из глаз показались слёзы, и она фартуком смахнула их.
Следующая была тётка Шура. Она приняла гостей приветливо, но предупредила, что менять ей нечего.
- А тётка Мария накормила вас? – спросила, - а то, если голодные, то за стол пошли.
Девчата посмотрев друг на друга, промолчали, подумав, что от еды бы не отказались.
- Та вижу, голодные. И как это Мария вас отпустила голодных? – удивилась тётка Шура, - садитесь. Борщ дня три, как варила, вот и доедим его. Та свёкла есть у меня отварная. А хлеб, хоть и тёмный, с отрубями, но свежий, сегодня только испекла.
Только они приступили к еде, как в хату вошла тётка Мария. Девчонки опустили головы, им было стыдно, что та застала их вновь за едой. Мария посмотрела и всё поняла.
- Да я ж сегодня ничего не варила, так и угостить толком ничем не могла, - сказала.
Мало, по малу, но пройдя по хуторским хатам, всё, что привезли, поменяли. И Нюрины калоши тоже взяли. Картошку, зерно, фасоль и горох получили. Теперь это богатство надо как-то доставить до станции.
- Через два дня колхозная подвода будет идти в ту сторону. До станции не довезёт, но всё же хорошее расстояние проедете. А там, может, ещё какую попутную подводу найдёте.
Провожая, тётка Мария дала всем по десять кругленьких разноцветных драже, а Нюре дала в два раза больше:
- У тебя же племянница маленькая, пусть порадуется, а я тебе вот ещё что приготовила, - сказала Мария и протянула Нюре маленький мешочек, - сахар это. Малышке надо питаться.
Нюра была тронута таким вниманием незнакомой чужой женщины к ней, а сказанные Марией слова «Раз мы люди, то и должны помогать людям» запомнила на всю жизнь.
Ох, и трудно же было добираться! В Иловайск, на станцию попали поздно вечером, сильно уставшие. Нашли товарняк, который направлялся в южную сторону, стали грузить свои мешки. Часть отнесли в вагон, старшая осталась там, а другие девчата убежали на вокзал за новой партией мешков. Убежали и долго не возвращаются. Старшая уже беспокоиться начала: может, случилось что-то. Подождав ещё немного, бросила мешки и побежала на вокзал. А там… Все три девчонки сидят на мешках, склонив головы друг к дружке и спят.
- Ах, вы ж такие… Уснули они! Товарняк в любую минуту тронуться может, а они спят!
Проснулись девчата, ухватили мешки и быстрей побежали. Только погрузились и поезд тронулся, словно ждал их.
- Вот, ещё бы немножко и вещи уехали бы без нас, - ворчала старшая, а самой было жаль измученных и уставших девчонок, - теперь можно и поспать до Матвеева Кургана, но как бы не проспать его?
Матвеево-Курган они не проспали, но товарняк там не остановился. Доехали до Таганрога, а это значит ещё одна перегрузка, теперь уже на пассажирский поезд. Доехав, наконец, до нужной станции, погрузили мешки в свои тачки и отправились в свою слободу. Сорок километров пешком, да ещё и с грузом, но это такая чепуха по сравнению с тем, что выпало им за время поездки. Да и вообще, поездка хотя и тяжёлая, но её и сравнить нельзя было с тем, как девчонкам приходилось рыть окопы для немцев. Там даже остановиться отдохнуть нельзя было, немцы подгоняли, и чуть что не нравилось, стреляли. Было тяжело не только физически, но и на душе: выходит, что врагам помогали. А ослушаться нельзя было, попробуй только не выйти, так быстро расправятся с тобой. А как минное поле их заставили пройти?! Наши, уходя заминировали, а немцы всех жителей туда загнали. Много тогда слободян не вернулось с этого поля. Так что, поездка эта, хоть и трудная, но радостная. И встретили там добрые люди, и помогли, и с продуктами домой возвращаются.
А дома Ефросиния места себе не находила. Уже давно должны вернуться, а их нет и нет. Нет, больше ни на какие мены она не отпустит свою Нюру. Лишь бы сейчас благополучно вернулась. И зачем только разрешила? Было бы с чем ехать на эту мену, а то и поехала ни с чем.
Успокоилась Ефросиния лишь тогда, когда увидела вернувшейся свою Нюру. А Нюра была уставшая, но счастливая. Ведь, съездила не зря! Людей добрых много. На то барахло, что возила, так и выменять мало что можно было. А люди меняли, да и так давали, кто что мог, хотя у них самих лишнего ничего не было.
Нюра с замиранием сердца ожидала начало жатвы. Ведь, теперь она комбайнёр. Она при каждой возможности подходила к комбайнам, чтобы поближе их изучить. Но настала жатва, а поработать комбайнёром ей не удалось. Две уборочной была штурвальным у вернувшегося с фронта по ранению мужчины. А в жатву 1946 года вернувшиеся мужчины совсем не оставили ей места на комбайне. За одного из таких вернувшихся она и замуж вышла. С ним и прожила всю свою жизнь, троих детей родила. А на первой встрече спросила, знает ли он поэта Сергея Есенина.
- Нет, не знаю, - ответил он, - я вообще стихами не увлекаюсь. Но несколько стихотворений знаю. Вот, например:
Пейте, пойте в юности,
Бейте в жизнь без промаха.
Всё равно любимая
Отцветёт черёмуха.
- Так это и есть Есенин! – воскликнула Нюра.
- Та не знаю я поэта, это ребята на фронте часто рассказывали.
О муже Нюры можно почитать здесь: http://www.proza.ru/2016/04/20/872