Германия. Баден-Баден. Лето. 2016 года
- Догоняй нас! – крикнул тренер велопробега, видя как я копошусь с правой кроссовкой.
Предположить не могла, что завязанный гордиевым узлом шнурок запутается и судьбоносно откликнется.
Стая велогонщиков подобно птицам взметнулась на перевал и исчезла в ниспадающем серпантине серо-голубой дымкой.
Их я догнала. Сердце чуть не выскочило. Когда дыхание и пульс восстановились, правая кроссовка снова напомнила о себе.
- Что у меня там такое?! Неужели вешалка! – по петросянски смешила я себя.
- Нет! Это дьявол прячась в деталях, заготавливает нечто, - настороженно пронеслась грозная мысль.
- Так это же правая кроссовка, а не левая! Может быть - это знак ангела хранителя?! – успокаивалась я.
В горах небо низко опускается. Покрывало пухлых туч потемнели. Задвигались, вот-вот прольются дождем.
Под небольшие раскаты грома утренняя, двадцати пяти километровая гонка заканчивается.
Прощаясь, мы разъезжались по улицам курортного городка. Мою улицу, по крутизне застроек дворцов, с завистью называли Рублевкой.
- Еще один поворот и я на "Рублевке"! – раньше времени радовалась я, позволяя себе расслабится, и взглянуть на виновника правой ноющей лодыжки.
В эту минуту, я на высокой скорости в соседа врезаюсь.
- Господи! Откуда он взялся. Ведь не было никого.
Дышавший на ладан старичок, извиняясь, что-то по-немецки лепечет.
Его овчарка Айрон, непонятной дружелюбностью не смолкая лает.
Осмотрев его, поняла: «Слава Богу, жив! Небольшая ссадина на предплечье, скоро забудется!»
Разве в голову могло прийти, для чего участник ДТП схитрит. В дом провести попросит. И такое уготовит?!
Гюнтер кряхтел и что-то приговаривая, указывал на дверь второго этажа четырехуровневого дома.
Ничего не подозревая я его туда провела.
Как только мы перешагнули порог, он юркнул к столу.
Схватив пистолет, дрожащими руками направился ко мне.
В критический момент я всегда панически юморю.
- Нет! Война не закончилась! Щас русских добивать будут!
Немец тыча дулом то в фотографию на стене, то в меня о чем-то говорил.
Видя, что я ничего не понимаю, начал нервно с угрозой что-то доказывать.
Даю себе слово! Если выживу, то наконец выучу язык Гете, ЛЮДВИГА ФЕЙЕРБАХА и Готхольда. А сейчас надо как-то выяснить, что ему надо?
- Ich nichts verstehe! Их ниХ не версштейн! – спасалась я единственной вызубренной фразой с оправданием, что я ничего не понимаю.
Поглядывая в окно, в надежде чтобы мои домочадцы заметят и придут на помощь, страх мой разгулялся.
Гюнтер мой план разгадал, окончательно разозлился.
Грянул выстрел.
- Куда со сверхзвуковым хлопком пуля полетела? - пыталась предугадать я и отвлечь себя рассуждением.
- В потолок?! В стену?
Нет! Не в потолок! И не в стену.
Оказывается небо так сильно громом выстрелило.
Его глаза налились кровью, слова гневом, пространство несмолкаемым грохотом.
Впервые согласилась с Юнгом, который немцев, считал демоническим народом.
Передо мной стоял далеко не божий человек.
Он ходил из стороны в сторону. Злился за то, что я его не понимаю.
Обычно я пользуюсь карманным переводчиком. Его сейчас предательски не оказалось.
Где мой любимый переводчик?! Он бы вывернул этот язык наизнанку и помог решить мою теософическую задачу, - прицепилась глупая самоирония.
Гюнтер из сейфа достал какой-то документ, направился ко мне.
Это приговор!
- За что!? - не унимался вопрос.
Вспомнила!
Сколько раз играя с мальчишками в футбол я за мячом к нему во двор лезла?
Но ведь футболка на мне белой была. Значит парламентерство обозначила. Айрон свидетель. Хвостом вилял! - с перепугу витали детские мысли.
Сейчас псина делает вид, что ничего не понимает. Сидит у порога. Хвостом виляет. Ясное дело! Если что?! Отсюда не выпустит.
Хозяин заставил взять документ. И снова пистолетом стал размахивать.
Как говорить, так читать по-немецки я не умею. Буквы, строчки на листе прыгают, в одном ритме с вальтером и фотографией, которую он со стены сорвал, дрожат.
- И почему я не придала значение притоптанной траве возле куста рядом с приоткрытой калиткой?
Так подло, предательски ждать! Под колеса прыгнуть. В дом заманить! Неравной силой козырять!
- Надо было раньше думать. Еще тогда, когда сосед впервые меня увидел. Похоже, тогда обезумел. И не от красоты тела. Фигуры. Моложавости. Чем-то тревожным от него сквозило, - включается запоздалая логика с главным вопросом:
"Что ему надо?!".
Очередной раскат грома грохнул так, что я подумала это не эхо Второй, Третья Мировая началась.
Гюнтер тоже перепугался.
За сердце схватился.
Обмяк. И держась за стенку прицельно в кресло плюхнулся.
Рука онемела. Откинулась. От оружия освободилась.
- Чего боялась? Железяку без патронов? – отпускал меня страх.
Айрон жалобно завыл.
- Не бойся! Щас мы твоего «беспредельщика» спасем - пообещала я немецкой овчарке, взяв со стола телефон Гюнтера.
Впервые увидела как моя подруга через забор сиганула.
Ее ж радикулит замучил!
- Теперь ты все знаешь!? – непонятно радовалась она, вызывая медицинскую помощь.
Спецмашина быстро приехала. И Гюнтер к тому времени очнулся.
Снова спохватился.
Бумага! Фото! Пистолет!
И небо с ним за одно. Пуще прежнего взрывается. Конец света обещает!
Подруга на немецком его успокаивает. Обещает мне все рассказать, помогая работникам "скорой" сердечника на носилках к машине провести.
Узнав как я оказалась в его доме, рассмеялась.
- Не терпелось ему! Боялся, что мы его обманем. Хотел сам тебе все рассказать. Знала что ты в рубашке родилась. Тебе пожизненно везет. Но чтобы так! – начала она объяснение.
- Живя в Германии более 17 лет, точно свихнулась, - хватило ума мне не произнести это вслух от шока, который пережила.
- Гюнтер, еще тот "воин"! На его счету…, - Михаэла перечислила число водно-воздушных, пеших жертв.
- Он по молодости, во время войны без зазрения совести тАк забавлялся! Перед нами исповедовался.
Когда впервые увидел тебя все спрашивал: «Кто? Откуда? Сколько лет?»
Потом замкнулся и ни с кем не разговаривал. Только из окна выглядывал. И тебя выжидал. Когда дети сказали, что ты приезжаешь. Вызвал нотариуса. Нас позвал.
Мы засвидетельствовали его завещание. Оно оказалось на тебя! Хотела тебе завтра,в день рождения подарком известить.
- Какое на фиг завещание?! Он меня чуть не пристрелил!- завопила я.
- Гюнтер?! Да он теперь муху не обидит, не то чтобы тебя.
- Чем я лучше тех жертв?
- Тем, что похожа на русскую девушку, которую он любил. Высший военный состав не позволил бы русскую жену в жены взять. В доказательство преданности дела Фюрера он ее, застрелил. Всю жизнь мучился. Никогда не женился. Все на фотографию смотрел. На последней жертве грехи замаливал.
- Кто его знает? Может быть он до конца дней остается верен Фюреру! - заключила я, всматриваясь в фотографию девушки военных лет действительно невероятно похожую на меня.
- Скорее всего хочет вину искупить?! Знаешь сколько миллионов дом его стоит? А имущество еще больше?! Так что напрасно ты драматизировала, - оправдывала Михаэла соседа.
- Кто ж осмелится на себя такой грех взвалить?! - вместе с очередным, взрывным раскатом грома, спрашивала я с небом.
Теперь и Айрон испугался. Поджав хвост ко мне подошел. Сел рядом. Скулит. И в глаза жалобно смотрит.
Ко мне стала возвращаться чувствительность. Заныло плечо. Бедро. Нога. Вся правая сторона, гудела. Через протертую об асфальт одежду просматривались кровавые пятна. Из кроссовка выглядывал шнурок завязанный гордиевым узлом.
Не было сил размышлять от Бога все это или от лукавого?!
Через несколько дней я улетала.
Русскоязычный таксист узнав, что я русская, решил со мной поговорить.
Я не проявляла желание.
Возле аэропорта, проезжая мимо лесного массива, бросилось в глаза буйство природы. Вырванные с корнями деревья, показывали свою беспомощность.
Таксист сам с собой заговорил.
- Здесь еще не убрали. Какая гроза была!? Какая гроза! Тридцать восемь лет здесь живу, никогда такой грозы не видел!
- Я тоже, - ответила я.
Из личной жизни