На день рожденья друзья подарили Марику девушку. Настоящую — не резиновую. И не навсегда, конечно, а всего лишь на ночь. Ну да, проститутку. Дело в том, что Марик в свои двадцать пять был девственником. Остались ещё мамонты на планете, шутили друзья. Называли его “последний из могикан”, “наш недотрога” и всячески измывались. А Марик, сболтнувший сей интимный факт по пьяни, проклинал свой длинный язык.
И, главное, был он абсолютно нормальным парнем без видимых и скрытых изъянов: статный, широкоплечий, улыбчивый, с ясными бредпиттовскими глазами и всегда аккуратно постриженным газоном тёмных густых волос. Возможно, чуть скромноват и сдержан, но разве это такой уж недостаток?
Марик влюблялся два раза в жизни. Первый — в детском саду. В Анечку Белкину с её дурацким стрекочущим смехом. Вот как бывает — лицо давно забыл, а смех до сих пор звучит в памяти, словно когда-то попал в нужную ячейку и готов явиться по первому требованию, как хранящийся в компьютере файл.
Анечка бегала быстрее всех в группе, и ни один из мальчиков не мог за ней угнаться. Не бегала — летала. Девочка-птичка. Вот так летела она однажды по детсадовскому двору, громко смеясь на бегу, и Марик не задумываясь, не со зла, а словно его кто-то подтолкнул, выставил ногу на её пути. Ох и упала Анечка, ох и ревела. Долго потом ходила с ободранными и щедро замазанными зелёнкой коленками. И в его сторону смотрела только исподлобья. Такая любовь.
Второй раз Марик полюбил уже в осложнённом гормонами подростковом возрасте. К несчастью, объектом его страсти стала двоюродная сестра Оксана. Голубоглазая белокурая красотка была старше на целых пять лет. В детстве они почти не виделись, а на пятнадцатилетие мама отправила Марика в Одессу к дяде, где и случилась преступная, хоть и односторонняя любовь. Страдал он, разумеется, молча, стыдясь своих неприличных фантазий. Начитанный мальчик знал много умных слов, в том числе и противное, похожее на название стыдной болезни слово “инцест”.
Общительная Оксана таскала его по друзьям. Сверкая белоснежной мелкозубой улыбкой, шутливо представляла застенчивого тинейджера: “Знакомьтесь, мой кузен, Марий. Между прочим, родовое римское имя.” Это он ей сказал про римское имя. Нашёл чем удивить, умник.
Марик краснел, выбирал самый дальний угол комнаты и, закусывая тёплое пиво собственными ногтями, весь вечер угрюмо следил за сестрой. Его душила серьёзная взрослая ревность, когда он видел, как Оксана в танце прижимается к кавалерам всем своим крепко сбитым, обтянутым лайкрой телом.
Потом они долго переписывались: кузина поверяла Марику любовные секреты, а он, читая об очередном ухажёре, злился, желчно острил и мысленно рисовал героические картины отмщения. Через пару лет Оксана вышла замуж, родила двоих детей и ей стало не до переписки.
А Марик много и старательно учился. Как часовой механизм, заведённый до упора. Тик-так — золотая медаль. Тик-так — диплом бакалавра. Тут уж ясно, не до девочек, тем более, что в техническом университете их было не много, и все как на подбор умненькие страхотушки. Так однокурсниц называли друзья Марика — сокращённо от “страхолюдины-хохотушки”.
Сейчас он трудился в крупной фирме, и беспощадная карьерная гонка отнимала почти всё время и силы. Да и чем старше становился Марик, тем труднее ему было идти на контакт с девушками, зная, что рано или поздно предстоит открыть “страшную тайну”.
И вот, пожалуйста, на двадцатипятилетие получил в подарок женщину. Сначала пытался отказаться, но друзья доставали до тех пор, пока не согласился.
Весь день накануне он не мог думать ни о чём, кроме предстоящей встречи. Даже поесть как следует не мог — невинная мысль о бутерброде неизбежно приводила к сексу. Посмотрел в интернете пару видео, стравил пар, как это часто делают девственники в кино. От волнения выпил литров пять воды. Принял холодный душ, потом долго и придирчиво осматривал кожу на предмет прыщей, ничего не нашёл, зато обнаружил длинную волосину в носу. Зажмурившись, резко выдрал противную поросль, и начал чихать. Как ни странно, чих его немного успокоил. Одевался Марик уже почти без дрожи в руках.
У входа в гостиницу мужик, сильно смахивающий на Шрека из мультика, смотрел на Марика с высоты своих двух метров с презрительной снисходительностью. Марик неуверенно протянул карточку. Шрек усмехнулся и кивнул в сторону входа. “Пятый этаж”, — гаркнул вдогонку, — “налево.” И громко заржал, довольный удачным каламбуром.
Марик поднялся на нужный этаж, нашёл номер, легонько постучал в дверь. Никто не отзывался. Он снова постучал, потом повертел карточку в руках и провёл ей в прорези замка. Мигнула зелёная лампочка, Марик толкнул дверь и нерешительно зашёл в номер.
На широкой низкой кровати, застеленной ворсистым коричневым покрывалом сидела девушка примерно одного с ним возраста. Худенькая, в лёгкой цветастой кофточке и джинсовой юбке. Длинные русалочьи волосы, крохотный носик и чересчур драматично накрашенные чёрным глаза. Помады на губах нет, но такие губы помада только портит. “А русые, наверное, от русалок”, — глупо и некстати подумал Марик. “Хотя нет, от слова Русь. А русалки тогда откуда?”
Девушка-подарок смотрела на него снизу вверх со странным выражением. Так смотрят на людей бездомные кошки, не знающие, чего ожидать — то ли ударят сейчас, то ли еды дадут.
— Привет, — прервал молчание именинник.
— Ага, — отозвалась девушка.
“Странное приветствие”, — подумал Марик и посмотрел на свои ботинки. Чёрт, забыл почистить. Девушка продолжала молчать. Ситуация была довольно нелепой.
— Тебя как зовут? — спросил Марик.
Девушка приподняла брови и наморщила лоб, словно вспоминала своё имя.
— Элеонора, — наконец сказала она.
— Красиво. А я Марик.
— Марик? Странное имя. А полное как?
— Марий. Отец римской историей увлекался, спасибо хоть Калигулой не назвал.
Девушка криво улыбнулась шутке, явно сказанной не впервые, и они снова замолчали.
— А можно, я присяду? — Марик плюхнулся в жёсткое кресло, не дожидаясь ответа.
— Садись, конечно. Хозяин-барин.
Ему не понравился тон которым она это сказала. Что она о себе возомнила? Шлюха несчастная. Он решил перейти к делу, не сидеть же здесь всю ночь. Но, вспомнив о “деле”, почувствовал как лицо заливается краской. Чтобы скрыть смущение, вскочил и прошёлся по номеру.
Обитое облезшим, неопределимого цвета плюшем кресло, две неказистых тумбочки, журнальный столик с выжженными отметинами бурно прожитых лет и старенький телевизор неизвестной фирмы. “Да уж, не люкс”, — подумал Марик, открыл дверь в ванную, по-хозяйски заглянул туда. Он старался вести себя уверенно и нагловато. В конце концов за всё заплачено, и он тут в своём праве. Хозяин-барин, да.
Девушка наблюдала за его манёврами. Позу она так и не сменила. Примерная ученица на экзамене — прямая спина, плотно сжатые ноги, руки на коленях теребят краешек джинсовой юбки.
Он-то ожидал опытную женщину, которая научит его всем премудростям любви, ну, пусть не Мессалину, но уж точно не будет сидеть как школьница и ждать, когда её вызовут к доске.
Придётся брать инициативу в свои руки.
— А что у тебя в ассортименте? — развязным тоном спросил Марик.
— Ты в магазин пришёл? Какой ещё ассортимент?! — Элеонора вдруг встала. Она оказалась чуть выше Марика и это его сильно смутило.
— Ну, в каком-то роде, да, в магазин, — он отступил на шаг, и, поборов смущение, медленно осмотрел девушку с ног до головы. Посмотреть было на что. “Лань”, — подумал Марик. И тут же поправил себя: “да ну, коза драная, а не лань.”
Элеонора молчала, лицо её быстро наливалось розовым цветом, словно вода с растворяющейся в ней марганцовкой, и Марик испугался, что её хватит удар.
— Да не обижайся ты так, я просто хотел узнать границы… эм-м-м… дозволенного. Есть же какие-то границы, верно?
— Ты извращенец, что ли? — девушка брезгливо скривила губы, глаза её подозрительно блестели.
— Да почему извращенец сразу? Нормальный я. Просто первый раз с проституткой.
И тут Элеонора разревелась. Неожиданно и бурно — словно в один момент прорвало невесть откуда прилетевшую тучу и хлынул крутой ливень. Она спрятала лицо в ладони, сгорбилась, став почти одного с ним роста, и так содрогалась, что казалось — вот-вот упадёт.
Марик подскочил к ней, неловко обнял, и обильные слёзы, смешанные с тушью, оросили его лучшую рубашку.
Больше всего на свете ему сейчас хотелось оказаться как можно дальше от странной девушки, и забыть этот день как страшный сон. Но судя по всему, плакать она собиралась долго и со вкусом. Похоже, сейчас изливались давно накопившиеся обиды. Иначе с чего бы так реветь? Что он такого сказал? Проститутка? А кто же? Или она сама не в курсе для чего находится в гостиничном номере с незнакомым парнем? Какая идиотская ситуация, вот ведь услужили друзья.
Содрогания стали потише, и Марик осмелился немного ослабить объятия. Элеонора не шевелилась.
— Давай-ка мы тебя в ванную отведем, умоешься, а? — он по-дружески похлопал её по спине.
Элеонора молча отняла руки от лица. Чёрные разводы туши сделали её похожей на грустную панду, зато сполоснутые слезами глаза, оказались цвета морской волны. Красивые, грустные глаза. И симпатичный, аккуратный носик. И крупные, чуть потрескавшиеся губы. Марик опомнился, прекратил таращиться и потащил её в ванную.
Первой его мыслью после того как дверь ванной закрылась, была — а не смыться ли мне? И правда, момент подходящий. Отчитываться не перед кем. Ночь оплачена вперед. Друзьям можно и соврать что-нибудь. Сказать, что подсунули уродину, например, или наркоманку.
Но ему было неудобно перед девушкой. Ну да, проститутка. Но тоже ведь человек. Вдруг ей попадёт за упущенного клиента. Ладно, решил Марик, подождём. Дальше видно будет.
В ванной Элеонора пробыла минут двадцать. На часах половина одиннадцатого. Вся ночь впереди. Вышла, неуверенно застыла посреди комнаты. Марик сидел в кресле и клацал пультом телевизора с выключенным звуком.
— Ну как ты, получше? — заботливо спросил он.
— Да, спасибо, — тихо ответила девушка. И вдруг выпалила:
— Ты у меня первый… клиент. Сегодня вообще мой первый день.
Вот так номер, подумал Марик. Проститутка, называется. Это кто ещё тут девственник. Смешно, хоть анекдот сочиняй.
— Слушай, а зачем тебе это? Или заставил кто-то?
— Нет, я сама. А зачем — не скажу. Какая разница? Все работы хороши, разве не так?
— Ну, если к этому так относиться, то, конечно. — Марику стало очень неприятно.
Элеонора присела на кровать, в этот раз чуть посвободнее. Чувствовалось, что она не только успокоилась, но и приняла какое-то решение.
— Ну что, начнём? — спросила она, расстегивая пуговицы на кофточке.
— Погоди, — испугался Марик. — Зачем так сразу? Давай чаю попьём? Я тут чайник и пакетики с заваркой видел.
— Чаю? Давай. Я бы и поела чего-нибудь, утром только позавтракала и всё.
— Так я это, сбегаю?
— Куда?
— Ну, куплю нам чего-нибудь. Ты что любишь? Может, пиццу?
— А тебя назад пустят? Видал, какой амбал тут на входе стоит? Шрек натуральный.
— Ага, я тоже так подумал! — улыбнулся Марик.
— Тогда давай закажем пиццу в номер? — он потянулся к телефону. Дурак, чего ж он раньше не подумал? Заказать можно что угодно, даже девушку. Упс. Девушка у него уже есть. Вот только что с ней делать он не знает.
— Ты с чем любишь?
— Что?
— Пиццу же. С чем любишь? Грибы там, креветки, салями?
— С анчоусами. А ты?
— Надо же! И я! — Марик соврал. Он не ел пиццу с анчоусами и не был уверен, что ему понравится. Это вроде рыба, килька что ли. Марик терпеть не мог солёную рыбу.
Элеонора улыбнулась и он обрадовался, что соврал так удачно. Ради этой улыбки он не только кильку — червяка живого сожрал бы не задумываясь.
— Через пятнадцать минут обещают принести. А я пока чаёк организую, ага?
— Хорошо, — согласилась Элеонора, — а ты хозяйственный, Марик.
Она назвала его по имени и ему это страшно понравилось. Она вообще ему очень нравилась, всё больше и больше. И приходилось напоминать себе для чего они здесь находятся, и тогда радость сдувалась, и накатывала волна разочарования, смешанного с какой-то детской обидой. Ну и что? — утешал он себя. — Это её первый день. До меня она ещё ни с кем не была. То есть, за деньги не была, наверное. За деньги, чёрт…
Принёс чай, Элеонора вытягивала губы, пила маленькими осторожными глотками, и как-то по-детски держала чашку обеими руками. Марик наблюдал за ней краем глаза, чтобы не смущать лишний раз. А сам думал о том, что будет, когда они допьют. Ему ужасно хотелось снова обнять её так, как обнимал, когда она плакала, и чувствовать запах её волос. А волосы Элеоноры пахли… Но ему не дали вспомнить, чем они пахли — в дверь постучали.
Оба вздрогнули, как будто их застали врасплох. Потом Марик понял — пицца.
Действительно, пришел посыльный с заказом. Марик расплатился, радуясь, что захватил достаточно наличных, а не только кредитку.
Они включили звук в телевизоре и под аккомпанемент дурацкого телешоу, с аппетитом жевали ещё тёплое хрусткое тесто. Анчоусы оказались очень даже ничего.
Наконец, поделив последний кусок, они одновременно сыто вздохнули, и неловкая пауза повисла в комнате.
— Знаешь, Элеонора, я, пожалуй, пойду домой. — неожиданно сказал Марик.
Девушка удивленно подняла голову.
— Просто пойдёшь и всё?
— Да, просто пойду. Это мои друзья придумали — такой подарок на день рождения. Сам я никогда бы не пошёл к… — Марик вовремя заткнулся.
— А ты не мог бы помочь мне? — невпопад спросила Элеонора, не обратив внимание на его последнюю фразу.
“Ну вот, сейчас денег, наверное, попросит. А у меня и налички-то не осталось почти”, — испугался Марик.
— Ты не проведёшь меня отсюда? Я знаю запасной выход, но одной как-то страшновато.
— Сбежать хочешь? — удивлённо спросил Марик.
— Ага. Я передумала. Просто с подругой поспорила, что смогу… Не спрашивай даже. Хорошо ещё, что ты попался, а не кто-то другой.
— А как же потом? Они тебя не найдут?
— Нет. Я уеду к бабушке, в другой город. Она меня давно зовёт пожить с ней. Старенькая совсем, присмотр нужен.
Марик расстроился. Другой город. А на что он рассчитывал? Любовь с первого взгляда в дешёвом гостиничном номере?
— Да, конечно. Пойдём, — спохватился он, видя её умоляющий взгляд.
Они вышли из номера, повернули в другую сторону от лифта, Элеонора крепко схватила Марика за руку и потянула за собой. Неприметная железная дверь в конце коридора вела на пожарную лестницу. Стараясь не шуметь и чувствуя себя заговорщиками, уходящими от погони, они спустились до подвального этажа.
Там остановились передохнуть. В полутьме их лица были почти неразличимы. Где-то рядом раздавался звон посуды, пахло жареным мясом. Видимо, они были рядом с гостиничной кухней.
Марику вдруг вспомнились сцены из фильмов, когда герои бегут через кухню, сметая всё на своем пути и как поварам всегда достаётся от всяких ван даммов и сигалов. Он нервно хихикнул.
— Что? Ты чего? — шёпотом спросила Элеонора.
— Да так, вспомнил, — сдерживая подступающую истерику, ответил Марик.
— Ну скажи, я тоже хочу посмеяться.
Он сказал. Элеонора расхохоталась. Её смех… Невероятно. Марик чуть не подпрыгнул. Это было настолько удивительно, что ему захотелось ущипнуть себя за бок, чтобы убедиться — ни с чем не сравнимый смех девочки из детства вовсе не обман слуха.
— Скажи, Элеонора — твоё настоящее имя? — тихо спросил Марик, когда она наконец успокоилась.
— Неа. Меня Аня зовут. Подруга посоветовала назваться как-нибудь поизящнее. Правда ведь, красиво придумала?
— Нет. Аня гораздо лучше. В тысячу раз, честное слово! — Марик забыл о конспирации и говорил громко, звенящим от радости голосом.
— Ну что, побежали? Если я не ошибаюсь, ты очень быстро бегаешь.
— Откуда ты знаешь? — удивилась девушка.
— Бежим, Белкина. Потом расскажу. Будет у нас ещё время поговорить. — пообещал Марик.
— Белкина?! Ну ничего себе!
— Ага. Бегаешь ты может и быстрее, зато память у меня получше. Давай, давай, не до разговоров сейчас, Шрек бдит!
Ни к какой бабушке Аня не уехала, конечно. Осенью свадьба у них с Мариком. Решили никого не звать — невеста живота большого стесняется.