Стаббинс понес чемоданы Калеба на второй этаж, а Арис сказал:
- Располагайся, друг мой. За ужином поговорим. Мы обычно ужинаем в семь часов, а тебе нужно отдохнуть с дороги. Трястись в карете, толком не спать и не есть - ужасные лишения для порядочного человека, - улыбнулся Арис. Калеб кивнул, не сводя настороженного взгляда с друга.
Комната была не очень светлой. Окно выходило в сад, где росли рододендроны и розы. Был еще пруд, но даже невооруженным глазом было видно, что он весь зарос ряской. Видимо, пруд никогда особенно не волновал семью Ариса, особенно его мать. Рядом с прудом стояло небольшое здание, по звуку стало ясно, что это конюшня - оттуда доносилось ржание.
Кровать в комнате была очень широкой, с чистым бельем, уже постеленным. Взяв одну подушку, Калеб заметил, что та очень легкая, почти невесомая. Справа от кровати стоял комод - сейчас горничная складывала туда вещи гостя. На комоде стояли безделушки, привезенные, по-видимому, из Индии, и сделанные из дерева.
На трюмо горничная положила гребень гостя. Зеркало было очень чистым и не заляпанным всякими нарциссами.
- Миссис, скажите, где можно найти цирюльника? - обратился Калеб к горничной. Та, женщина в возрасте около тридцати лет, с большими голубыми глазами и волнистыми рыжими волосами, вздрогнула и взглянула на него.
- Стаббинс неплохо владеет бритвой, сэр. Обратитесь к нему. Молодой господин всегда просит его, - при этом в глазах горничной мелькнул страх, движения ее стали суетливыми. Калеб не мог понять, почему и Арис, и горничная Анна так испуганы. Стаббинс был холодно-спокоен, вежлив - словом, настоящий вышколенный дворецкий.
- Что вы предпочтете на ужин, сэр? - спросил бесшумно возникший в дверях Стаббинс. Анна сразу взяла себя в руки, разгладила покрывало на постели и вышла.
- Пожалуй, баранину в сухарях. И гарнир из овощей, - подумав, ответил гость.
***
За ужином молодые люди вели себя спокойно, разговаривали мало, воздавая должное кулинарному мастерству повара.
Только в бильярдной, когда они взяли по бокалу эля и расселись в пухлые кресла, Калеб спросил, что же стало с его другом, почему он так напуган, замучен и вообще, выглядит так, как будто не спал несколько ночей подряд.
При этих словах Арис тяжело вздохнул и ответил:
- Не знаю, Калеб, не знаю. Просыпаюсь все время от страшного удушья и сильной духоты. И кто-то стонет, плачет в тишине. То ближе, то дальше, то громче, то тише. Я спрашивал и Анну, и Стабиннса - говорят, что слышали то же, что и я. Когда сплю, все время чувствую, что будто бы мне кто-то сжимает виски. Шепчет: "Выбери свою добродетель, выбери свои пороки". Не знаю уже, когда спать, как жить, как поступать... Анна по ночам боится выйти в коридор - ей кажется, что там кто-то ходит. А я ночью видел блуждающие огоньки, чувствовал запах горелой травы... И слышал какой-то отдаленный рокот на болотах.
После этого Арис замолчал, а Калеб почувствовал, как по спине стекает тонкая струйка пота, и в душу закрадывается что-то липкое, похожее на страх.
- Местные предупреждали отца, что нельзя селиться в Дарк Муре, особенно с семьей. Некоторые даже назвали его Синей бородой - считали, будто бы он убьет нас. А потом он пошел на болота и сгинул. Мать прожила после этого очень недолго, стала болезненной, вздрагивала от малейшего шороха и повторяла, что слышит, как кто-то смеется.
Затем я нашел ее на чердаке... Она повесилась, - на этом Арис закончил и потянулся за бокалом, а Калеб так и сидел молча.
- Сэр, Анна передала, что вам нужен цирюльник. Я приготовил бритву и пену. Пожалуйте, - произнес Стаббинс, зайдя в комнату. Калеб, вспомнив, что и впрямь говорил об этом, и что щетина его не украшает, послал извиняющуюся улыбку другу и вышел из комнаты. Тоскливый взгляд Ариса все еще стоял у него перед глазами, когда его брили; слова о шагах, блуждающих огнях и смехе глубокой ночью звучали у него в голове, когда он облачался в пижаму. "Выбери свои пороки... Выбери свою добродетель... Кажется, он так сказал. Стаббинс и Анна ничего не сказали про эти чудеса... Предпочитают думать, что им это только снится? Или настолько напуганы, что живут ночных кошмарах, изредка возвращаясь к реальности?" - эти мысли кружились в голове Калеба, но как следует поразмыслить он не мог - долгая дорога без сна, полный желудок и ощущение чистоты успокаивали его, баюкали, опускали на руки всемогущего Морфея.
Калеб уже почти спал, как внезапно ночную тишину прорезали визги, а затем хохот.