О цветках папоротника Джон прочитал уже давно в книжке, которую стащил из комнаты сестры, однако если раньше рассказ этот был всего лишь красивой сказкой, то теперь мальчишка вдруг обратил на него внимание. Они с Себастьяном сидели, запершись в его комнате, и подсвечивали страницы тусклым фонариком. Дело было в том, что его друга здесь не должно было быть, а закрытая на ключ дверь давала им преимущество во времени в несколько минут, которые тот мог использовать, чтобы спрятаться под кроватью.
Отец Себа сегодня получал зарплату, а это значило то, что вернулся бы он не раньше полуночи, мертвецки пьяный и злой, как собака. В такие дни сыну от него порядочно доставалось: за то, что не вышел встретить отца, не приготовил ему ужин, не убрался в доме, не постелил постель. Причина могла быть любой — в этом отношении отца никогда не подводила фантазия.
Себастьян никогда не жаловался, но Джон был сообразительным ребенком и быстро догадался обо всем сам. И сегодня, когда друг просто заглянул к нему в гости после ужина и нерешительно мялся, собираясь домой, Джон просто поймал его за рукав:
— Как же ты пойдешь? Там же дождь!
— Правда? — Себастьян с сомнением посмотрел на задернутые шторы.
— Ага. Настоящий ливень. Посиди у нас, а утром побежишь. Отец твой и не заметит.
Заметит. Себ точно знал, что заметит, будет с криками носиться по всему дому и отойдет лишь к утру, заснув на диване в гостиной. Но так, и правда, было лучше. Поэтому они с Джоном сейчас сидели на мохнатом ковре и читали полузабытые легенды и поверья.
— Вот, смотри! — мальчишка торжествующе ткнул книгу Себастьяну почти в лицо. — Цветы папоротника, как я тебе и говорил. Читай.
Тот еле слышно забормотал себе под нос, для большей серьезности водя пальцем по строчкам.
— Действительно... и что, любое желание можно загадать?
— Ну... — Джон задумчиво почесал нос, — я думаю, да. Только непонятно, когда искать.
— Тут вот написано: в день Ивана Купала. А когда этот Иван Купала?
— Наверное, сегодня.
Глаза у обоих слипались, и Джон уже лежал на полу, подложив руку под голову, чтобы было удобнее наблюдать за оживившимся другом.
— И мы пойдем искать?
— Конечно. Только утром.
— Написано, надо ночью.
Стащив с кровати два одеяла, Джон укрылся одним из них сам, а другое кинул другу, но тот лишь обеспокоенно смотрел на него и комкал пододеяльник в руках.
— Сказано тебе: в день, а не в ночь. Это они там напутали просто. Цветы ночью не распускаются, им солнце нужно. Мне сестра рассказывала, — и для пущей убедительности добавил, — вот так.
Себастьян повернулся на спину и закрыл глаза, попытавшись представить эти самые цветы, но думалось почему-то совсем о другом. Он знал, что завтра утром все будет совсем иначе, все-таки они уже давно не дети, и в такие глупости не верят. Вместо цветов они побегут искать новое место на реке или гнезда диких голубей, чтобы забрать себе яйцо и вырастить маленького почтового голубя.
И, несмотря на то, что он знал: никакой сегодня не день Ивана Купала и никакого дождя за окном нет, чувства превосходства над Джоном не было. Все-таки друг верил в них для него, а это уже хоть что-то, да значило.