Богомазовка Глава2

Дедушка Тимофей
           С тех жутких событий пролетело около месяца... Уж осень тронула дубравы золотистой охрой, и птицы лесные засобирались в перелётные стаи...
 
        В последнюю неделю институтских каникул отправились в гости к своей бабушке семнадцатилетняя Глашенька Богомазова со своей подругой Настей и старшим девятнадцатилетним братом Ильёй, тоже студентами. Дорога в Богомазовку была не из лёгких. Вначале сонный возница за рупь довёз их до глухой станции Болотная. А от неё надо было перебраться по дощатому мосту через речушку и отмахать вёрст пять лесом. Впрочем, для Богомазовых дорога была хоженой-перехоженой. Им было не привыкать к лесным тропам. Каждый год навещали они свою престарелую родственницу – разорившуюся помещицу, у которой кроме небольшого домика, лошади, пары коз и двух дворовых девок ничего не было.
 
        Вышли со станции в обед. Илбя проверил время на карманных часах, оповестив девушек:               
     – Итак, сударыни, начало четвёртого. По моим подсчётам в деревне будем этак часиков в семь!
    – Ура! Засветло! – обрадовались девушки. – Успеем по дороге цветов на гербарий собрать!
   В тот момент мимо них протопала деревенская баба с пустым ведром, что, как известно, не предвещало удачи. Впрочем, юность легкомысленна и верит только в хорошее! Посмотрели студенты ей вслед, переглянулись и весело запрыгали к мосту.
        Шаткий мост угрожающе закачался под каблуками, грозя в любой момент  рассыпаться в щепки... Но путешественников и это не остановило: на одном дыхании перебежали они на противоположную сторону реки, обратив это довольно опасное занятие в весёлую игру. Едва ступили они на берег, как из лесу показался мужичонка с бычком на верёвке. Зачуханный такой карюзлик в расползающихся от ветхости лаптях.
    – А не из Богомазовки ли ты, милейший? – весело поинтересовался Илья.
   На что мужичонка как-то странно насупился и, сплюнув в траву, кивнул на густой березняк:
    – Упырёвка она, а не Богомазовка, ядрит её в коромысло!
  После чего вместе с бычком вошёл в воду и медленно побрёл по обмелевшей за лето реке на другой берег. Тащил он за собой упирающуюся скотинку и все оглядывался. Друзьям даже показалось, что неприятная ухмылка не сходила с его небритого лица.
       Молодые люди были в недоумении, не зная как отреагировать на странную реплику мужика.
    – Не обращайте внимания! Убогий! – наконец, сделал вывод умный Илюша, и весёлая компания продолжила свой путь.
   Часа два шли они лесом по едва приметной тропинке.
    – Странно. Заросло всё бурьяном... – недоумевал идущий первым молодой человек, шаря ногой в зарослях. – Такое ощущение, что тут месяц никто не ходил...
    Находчивая Глаша тут же нашла этому объяснение:
    – Ничего странного! Дожди льют чуть не каждый день, вот и заросла наша дорожка.
    – Правильно! – охотно поддержала Глашу Настя. – Нашёл, о чем беспокоиться! Заросла, значит, так надобно! Всё живое зарастает! А как иначе?!
      После такого логичного умозаключения всем снова стало весело и легко, поэтому друзья решили сделать небольшой привал. Они отыскали полянку поудобнее, вытащили из корзины домашнюю провизию и принялись за еду. День выдался на редкость тихим: из тех, что отличаются особым поэтическим колоритом с летящей по воздуху серебряной паутинкой. Нарядная бабочка озабоченно порхала над последними цветами, где-то дятел выбивал дробь и всё это – под тихий шелест опадавшей листвы... Время словно остановилось...
      Через час с капустными пирожками и варёной курицей было покончено, и не привыкшие к многокилометровым походам барчуки дали волю желанию чуток вздремнуть. «Полчасика, не больше», – как выразился, зевая, добродушный Илюша.
    Они опустились в жухлую траву, прикрыли головы шляпами, и не заметили, как крепкий сон сразил их наповал.

           Первой проснулась чуткая Глаша. Её разбудили грозные раскаты грома. Накатывало откуда-то издалека, угрожающе приближаясь. Кроме того, над лесом нависла огромная свинцовая туча
Ужас охватил девушку!
    – Илюша, Настя, вставайте! – вскричала она и, кое-как нахлобучив на голову соломенную шляпу, принялась расталкивать своих разоспавшихся спутников.
          Когда все поняли, что вот-вот на головы хлынет, было уже поздно.

Дождь начался внезапно. Сделалось темно, как ночью. Небо с ужасным треском лопнуло, а деревья зашумели от тяжёлых потоков. Застигнутые врасплох едва успели растянуть над головами маленькую клеёнку для пикника и замерли, прижавшись друг к дружке под огромным тисом. Старенькая клеёнка плохо защищала от воды, которая, казалось, решила во что бы то ни стало добраться до их плеч и голов.
    – Илюш, далеко ли до деревни? – наконец, нарушила молчание продрогшая до костей Глаша.
    – Рукой подать. – поёжился от холода её брат. – Полчаса ходьбы, не больше.
    Как раз в это время снова сверкнула молния. Да так мощно, что берёзы и небольшая полянка сделались чёрно-белыми, как на негативе.
   – Может, бежим? – с надеждой ткнула Илью в бок сестра, а Настя поддержала подругу:
   – И, вправду! Здесь так страшно... За четверть часа добежим.
       Недолго думая, они бросились в гущу леса напрямки, кое-как удерживая над собой спасительную клеёнку. Дождь не давал быстро передвигаться и беглецы постоянно спотыкались о какие-то коряги. Они бежали напролом, рискуя пораниться о незаметные в грозовых сумерках стволы, которые, словно живые, грозились пронзить их насквозь острыми сучьями...
      Когда, наконец, в серой мгле показались кривые богомазовские крыши, бедолаги были мокрыми с головы до пят.
        Во всей небольшой деревушке светилось лишь единственное окошко – в доме бабушки Оли. Её старинное родовое имение, было хоть и ветхим, но гордо возвышалось смотровой башенкой над бедными крестьянскими избами. Увязая в грязи, подростки кое-как добрались до знакомого забора и застучали в высокие ворота. Несколько минут никто не выходил, а потом вдруг послышался истеричный голос дворовой девки Ефросиньи. Она вопила с таким надрывом, словно кто-то ущипнул её за зад:
    – Пшшли вон, ироды... Во-о-он...
Ребята изо всех сил старались её перекричать:
    – Ефросинья-а-а, это мы, Богомазовы!
Тут же заскрежетал засов, и через секунду ворота приоткрылись.
    – Как же вас угораздило, сердешных... – держала огромный факел над головой здоровенная девица лет двадцати пяти в короткой тужурке поверх забрызганного грязью сарафана в горошек. – Забегайте скорей, а то у нас тут такое творится, не приведи господь!
  Она вытирала мокрое лицо рукавом, а в хрипловатом голосе чувствовалась нескрываемая тревога.
        Когда гости забежали во двор, девка захлопнула массивные ворота и задвинула засов, подперев его крепким дрыном:
    – Так-то надёжней! – проверила она подпорку ногой. – А то знай...
      Скулящая бабушкина собака озабоченно крутилась у её ног, и даже не подала голос, увидев старых знакомых.
 
         В уютном бабушкином доме было так тепло и тихо, что сразу позабылись все передряги. В небольшой гостиной топилась старинная изразцовая печь, потрескивающая дровами. Тикали ходики, с кухни несло свежеиспечёнными пирожками, а сама бабушка Оля мирно сидела у печи со своим вязаньем. Она искренне обрадовалась, увидев юных родственников, но не смогла скрыть тревоги.
    – Слава богу, с вами всё в порядке! – обняла она всех по очереди и велела переодеться в сухую одежду, вынув из высокого орехового шкафа сложенное стопкой бельё.
      Когда переодетые в старомодные бабушкины платья девушки с Ильёй уселись обогреться у очага, встревоженная чем-то старушка отложила в сторону вязание.
    – Вы уж, детки, простите старую... Виновата я перед вами! Ох, как виновата! Хотела предупредить – девку послать с письмом, да не успела! – добрые глаза бабушки казались красными от отблесков раскрытой настежь печи. В этих строгих глазах почему-то читался страх. Этого нельзя было не заметить. Кроме того, у её ног громоздилась закопчённая кочерга, словно бы нарочно приготовленная. Илюша протянул руку и осторожно поставил эту железяку к стене.
    – А что, бабушка, у вас тут нового? – начал он осторожно.
    – И не спрашивай, милый! У нас тут такое, что волосы дыбом встают... – неуверенно начала старушка. – Страмно и говорить! Язык не поворачивается! Вот ведь до чего дожили: из всей деревни людей осталось четыре двора – наш, Гаврилы-лапотника, Мещеренок и Коняевых.
    – А что случилось, бабушка! Говори, не томи! – заверещали девчонки.
    – Да погодите вы, сороки! – нахмурилась хозяйка, словно боялась чьих-то чужих ушей. – Сказать-то оно можно, да только шибко не пугайтесь! Как-никак, дело нечистое...
Она обернулась к внуку:
    – Илюша, у тебя с собой оружие какое имеется?
Парень молча вынул из-за пазухи старенький отцовский револьвер.
     – Взял на всякий случай папенькин. Мало ли что в лесу. – ловко прокрутил он тяжёлую вещицу на пальцах.
      Девчонки прыснули от смеха. Так нелепо смотрелся рослый парень в женском кружевном балахоне да ещё и с грозным оружием в руках.
    – Ну, вот и хорошо! – почему-то обрадовалась бабушка. – А то факела факелами, а надобно и посерьёзней вещицу иметь... – она нагнулась и прикрыла печную дверку:
 – Ломятся аспиды каждую ночь! Только огнём и спасаемся! Боюсь, керосин кончится...
    Её внук нахмурился:
     – Кто ломится, бабушка?...
Та странно молчала, словно собиралась с мыслями.
     – Беглые каторжники что ли?... – потерял терпение Илья. – Не томите, сударыня! Выкладывайте всё, как есть!
     – Ну, хорошо! Тогда слушайте и не перебивайте! – старушка нервно поправила чепец и, манерно сложа руки на груди, начала:
 – Слыхали ль вы, дети мои, об упырях?
     – Слыхали, бабушка! – заёрзали на стульях девицы. – А почему ты спрашиваешь?
Бабушка одобряюще кивнула.
     – Тогда вы, голубы, должны иметь представление насколько опасно иметь по соседству этаких нелюдей!
      При этом бабушка подошла со свечой к окну и стала вглядываться в пугающую темень двора. Дождь по прежнему хлестал по запотевшему оконному стеклу, и даже на подоконнике выступила небольшая лужица.
    – Чепуха какая-то! – в недоумении приблизился к окну Илюша. – Почему ты об этом говоришь?    
   В это время вторая дворовая девка принесла на подносе четыре чашки горячего чая с малиновым вареньем и блюдо с пирожками.
     – Я бы рада была объявить это чепухой! – при этом барыня жестом показала чернавке поставить поднос на стол. – Да не могу! Потому что деревня наша полна упырей! Да, да, детки, не думайте, что бабка выжила из ума! Именно, упырей, будь они неладны окаянные! – Она многозначительно кивнула на окно:
 – Следят за каждым шагом! Которую ночь не спим: двор караулим навроде цепных собак! Тьфу! Вон мои Ефросинья с Дунькой только и делают, что вяжут из ветоши факела, потому как огня изверги боятся! Весь керосин перевели, последняя бадейка в чулане осталась...
   Девушки сидели бледные и едва прикоснулись к чаю.
    – Бабушка, а где же околотошный? – наконец, еле слышно промямлила Глаша. – Вы околотошному жаловались?
    – Да какой там околотошный! Он по десятым числам приезжает, а нынче только второе. Вот ежели б до станции добраться, тогда – другое дело! А как туда попадёшь, когда за каждым углом тебя выслеживают, как дичь. И носа за ворота не высунешь! Так обнаглели, что даже днём по тени перебегают от дерева к дереву, от забора к забору. – она перекрестилась и снова уселась к столику.
    – Барыня, пока дождь льёт можно не волноваться! – пробасила привалившаяся к дверному косяку Дуня. Она лениво почёсывала спину о косяк. – Изверги не особо уважают ливень. Ефросинья сказывала, что ни один упырь нынче в ворота не ломился!
    – Ну, вот и ладненько, Дуняша! – кивнула ей барыня в ответ, после чего наклонилась к гостям и в чувствах зашептала:
– Боюсь за девок своих! Ежели что с ними случится, не миновать беды! Тогда хоть ложись и умирай...
       В это время все вздрогнули, потому что со двора донёсся тревожный стук в ворота. Вернее сказать, не стучали, а тарабанили, как на пожар! Впору святых выносить!
Бабушка, а за ней и остальные бросились к окну.
    – Ефросинья, бросай факел через забор! – закричала хозяйка, озабоченно высунувшись во двор через окно.
    Но было поздно. Все столпившиеся у окна увидели, как Ефросинья, державшая факел над головой, уже ведёт в дом какого-то здоровенного мужика.
Через минуту незваный гость был в гостиной.
    – Здравствовать вам, Ольга Васильевна! – снял с себя мокрую шапку человек косой сажени в плечах. С его бороды и грубой домотканой рубахи капала вода, а лапти были до щиколоток залеплены грязью. Кроме того, в руке он сжимал мокрый кол. Дунька заворчала и принялась подтирать половицы, а бабушка любезно показала ему на табуретку у печи.
    – Ольга Васильевна, Коняевых с Мещеренками прошлым вечером сгубили! – уселся на стул гость и обвёл взглядом бабушкиных притихших гостей. – Одни мы с вами остались на всю Богомазовку. Надобно уходить от греха подальше!
    – Ты сам видел? – нахмурилась бабушка.
    – Кабы не видел, не говорил бы! Снова Касьян с женой набезобразничали... Коняевых вместе с детьми того,.. прямо во дворе... – он снова хмуро взглянул на подростков. – А из Мещеренок одна старуха уцелела. Она как раз у печи чеснок вязала, её не тронули, а остальных, что на дворе были, всех того... Не знаю, где ихняя старуха теперь. Видал только, как в лес через огороды бежала. А этих извергов будет голов двадцать – аккурат вся деревня! Кроме того, кошки и несколько свиней. Я трёх тварей колом успокоил, но это – капля в море! А теперь им ещё и жрать, извиняюсь, больше некого: всех, кого можно, спортили. Вот потому, Ольга Васильевна, нынче их добыча – мы с вами! Обложили они нас, как волков! Их брат не успокоится, пока последнего человека в деревне не изведёт! Покамест сюда шёл, заметил при свете молний их рожи в окнах дьяконовского дома. Кроме того, старая карга Нинила из своего сарая выглядывала. Покамест дождь на дворе, они нос на улицу не высунут, а уж как кончится, худо нам придётся! Вон, я вижу, барышни у вас... – говорил он нараспев раскатистым басом, как батюшка.
     – Хорошенькие дела! – заворчала Дунька, сердито полоща тряпку в деревянной шайке. – Мне помирать неохота! Я ещё замужем не была!
    В это время снаружи так громыхнуло, что оконные стёкла задребезжали, и через пару секунд молния осветила комнату, как днём.
        Бабушка отставила чашку с чаем, помолчала, после чего решительно выдохнула:
    – Согласна! Надо уходить!
Девчонки в ужасе переглянулись.
    – Бабушка... – плаксиво начала было Глаша, но хозяйка уже никого не слушала.
    – Гаврила, – поднялась она из-за стола, – ступай сию же минуту домой и веди своих к нам! А я велю запрягать кобылку. Пока гроза, надо успеть уйти в лес! Бог даст, к  исходу ночи до станции доберёмся. – Она повернулась к девке:
– Дунька, иди к поленнице, вяжи факела! Ефросинья поможет. Нельзя терять ни минуты!
    Гаврила тут же молча поднялся и зашагал к выходу.
    – Я там колья осиновые свалил у ворот! – оглянулся он у порога. – Сложите в телегу. Пригодятся...

продолжение: http://proza.ru/2016/06/05/680