Вокруг было слишком много красного.
Будто красный цвет за ночь победил в бесконечной войне цветов спектра и вынудил их к полной и безоговорочной капитуляции, Площадь Перемирия просто утопала во всех мыслимых и немыслимых оттенках багрового, алого и киновари. Дома, здания, лавки, все завешаны красными стягами, будто город вдруг ощутил себя виноватым за привычное многоцветие и накрылся алым покрывалом траура.
Красные вывески, багровые стяги, жители, в алых одеяниях, казалось даже воздух пропитался ржавым привкусом багрянца, отчасти это было истиной - на площадях кроме главной, кипела торговля, ткани и одежду на продажу красили прямо на улицах, в огромных чанах, в которых шипел и булькал кроваво - алый краситель. Пыль от сухой краски, взвесью стояла в воздухе, окрашивая не прикрытые участки кожи, оседая на ресницах, забираясь в нос. Больше не было белокожих, серокожих, смуглых, или покрытых блестящими узорами редкой чешуи разумных, остался только красный.
Красный - цвет смерти. Так уж повелось.
Свет проникал сквозь стрельчатые окна, окрашивая серый зал россыпью алых бликов.
Посреди залы, на высоком постаменте, к которому вела высеченная в камне лестница, на твердом, не предназначенном для сна, ложе лежала женщина. Старость и болезнь измучили ее, лицо высохло, глаза посветлели, став из серо-лиловых почти прозрачными, бесцветными как вода. Фигура укутанная в полотнища грязных стягов, еще напоминала о том, что когда то эта женщина была военной, живот ее был подтянут, а не выпирал, как обычно бывает у старух, а плечи и бедра довольно широки, в них чувствовалась былая сила. Увы, великое прошлое исчезало, истончалось, уходило по тонким зеленоватым венам, вьющимся под тонкой кожей.
Селестина Трой, владеющая всем сущим, Мэра Первозданного Города умирала. Тянулось это который месяц, воля к жизни, тот самый крепкий дух, что в свое время возвел ее на трон, и позволил удерживать стальной рукой целый материк, никак не желал покидать изможденное, более не подвластное ему тело. Разум еще теплился в ней, и сознание, несмотря на болезнь, не помутнело. Состояние женщины колебалось от предсмертного, когда она часами смотрела пустым взглядом в потолок, не способная пошевелиться, до резкого улучшения, когда Селестина даже была способна поворачивать голову, и горько насмешничать над собственным жалким положением. Это еще больше угнетало окружающих ее, и близких, и подданных. Лекарство от странной болезни что выпила все соки из энергичной, пусть и немолодой женщины, так и не было найдено. В конце концов Селестине попросту надоела бесконечная суета лекарей, постоянный плач, вой и причитания вокруг, сжатые губы консулов, тех самых, на чьи плечи в основном ляжет управление Городом после ее кончины, запах трав и вонь собственного старческого тела. Она, в момент очередного просветления, приказала перенести себя в залы памяти, сюда, где под высоким сводом стояли статуи предыдущих правителей из дома Трой.
Увы, сила слова "стальной" Селестины, гасла вместе с ее вяло утекающей жизнью. Требование владеющей было исполнено, только под нажимом самого Наместника, следующего после неё, правящего человека. Мэру бережно перенесли, почти невесомо положили на ложе, и как она просила укрыли знаменами с последней войны, частично обгоревшими, грязными, рваными. Они пахли всем, что так любила умирающая Мэра. Жизнью, кровью и победой. Она лежала так, слабо перебирая морщинистыми пальцами истрепанные края стягов и впервые за долгое время улыбалась.
- Я смотрю, у моей сирры наконец хорошее настроение? - Разумеется, никто не оставил бы владеющую одну. Безмолвная охрана стояла у стен между статуями, и посетителей сюда не пускали. Почти. Наместник, широкий в плечах, громоздкий толстяк, явно борец в прошлом, с кустистыми бакенбардами и внимательным взглядом карих глаз, был почти постоянным спутником умирающей, отрываясь лишь изредка на мелкие повседневные и великие Городские дела. Он сильно сдал в последнее время, это ощущалось и по глазам, утратившим былую живость, прибавившейся седине в курчавой бороде и по походке. При том, он старался все это скрыть, и голос его был подчеркнуто бодр. Даже слишком.
- Анжей, не пытайся меня подбодрить. - Такому по-старушачьи хрупкому телу пошел бы тонкий, надтреснутый, слабый голос. Но женщина говорила так, будто ее, живую и властную душу насильно поместили в стремительно увядающую оболочку. Наместник поднялся по ступеням к ложу, и сел рядом с низким ложем владеющей.
- Что еще мне остается? - Мужчина протянул руку, во внезапной порыве прикоснутся к владеющей. Сзади послышался шум и шорох, звякнуло оружие. Анжей одернул ладонь. Нервировать охрану не стоило даже ему.
- Смирится, мой друг, иного нам не отпущено - Селестина повернула голову, глядя на самого верного своего человека, с улыбкой на иссушенных губах.
- Зачем тебе сюда? Это место для мертвецов. - Вздохнул Анжей. Хотя он и поспособствовал выполнению приказа своей сюзерены, сама идея ему не нравилась.
- То то и оно - Голос больной то стихал, превращаясь в невразумительное бормотание, то обретал былую силу. - Знаешь, тут дует. И ломит спину.
- Так может вернутся обратно, в теплую постель, моя Мэра? - уточнил Наместник, надеясь, что блажь владеющей вскоре пройдет. Больной тут и впрямь не место. На ложе возлагали тела Мэров из рода Трой. И чаще кусками чем целыми, владеющие этой династии редко умирали в своей постели. Селестина была почти исключением из правила, и раздражение которое она испытывала на этот счет, пожалуй и привязывало дух к телу. Она никак не могла поверить что все закончится вот так. Да никто не мог.
- Ерунда - прошелестел голос - Тут я чувствую себя живой, наконец снова ощущаю если не руки-ноги то хотя бы их отголосок. Как же давно мне не было неудобно! И это...прекрасное чувство Я многого не ценила оказывается. Такая простая вещь - боль. Но она делает нас живыми. Цени это, мой Анжей. Тебе так плохо, я вижу, и это намного важнее моей спины. Мне жаль тебя. - Селестина протянула тонкую руку, касаясь влажной щеки Наместника
- Боюсь, в этом Городе нет ничего важнее вашей спины, моя сирра - печально усмехнулся бородач, целуя холодную ладонь в сморщенные пальцы.
- Отчего же? А как же моя голова? - горько иронизировала та - В свое время на ней неплохо смотрелся шлем. Да и работала она получше чем сейчас. Мой доспех подготовили?
- Да, Селестина. - Анжей смотрел в эти прозрачные глаза, пытаясь понять, её замысел. Сегодня ей будто резко стало лучше, он уже и забыл, когда она говорила так много и сразу, не прерываясь на судорожное дыхание, не впадая в ступор, не забывая собственные слова.
- Хорошо - Мэра закрыла глаза, отдыхая. Ей понадобилось время, чтобы собрать силы и продолжить разговор. Наместник терпеливо ждал. Владеющая быстро очнулась, выдохнула и посмотрела на собственную, почти прозрачную тонкую ладонь, будто увидела её в первый раз.
- Знаешь, когда я впервые увидела дочь, у нее тоже были такие сморщенные младенческие пальчики.
- Они прекрасны - улыбнулся Анжей, имея в виду и руки владеющей, и ее дочерей одновременно.
- Ты позаботишься о наследницах. Я рассчитываю на тебя. И выполнишь наш уговор - произнесла Селестина тихо. Не Наместнику, себе. Словно сверяясь с внутренним списком дел, которые оставались у нее тут невыполненными. - Тени. Следи за ними. И за нагами.
- И за всеми остальными - продолжил за владеющую Наместник.
- Когда я умру, здесь, сам знаешь, что начнется. Не позволяй. - Красные венки вяло пульсировали на вновь прикрытых веках Селестины. Она бессильно положила правую руку на живот, а левой задумчиво взялась за лежащую на груди подвеску. Единственное её украшение, кроме Мэрского венца, что дугой сжимал затылок, заворачиваясь на висках.
- Вы не умрете моя, Мэра. Сейчас я позову врачевателей, вам стало лучше, они выяснят почему. - Глухая ненависть Анжея к докторам, что не могли не облегчить, ни вернуть Городу правителя, ощущалось в его спокойном, размеренном тоне. Не было ничего хуже беспомощности, для них обоих.
- Не надо никого звать. Хватит, Анжей, мне уже хватит. - Селестина выдохнула. У нее много сил ушло на эти уверенные, единым порывом сказанные слова - И скажи всем убраться. Я же слышу шум вокруг. - Она имела в виду охрану - Ни при жизни, ни в смерти не побыть в покое.
- Прекращай. Просто нет. - Одними губами повторял суровый бородач.
- Знаешь - пауза - А я ведь ни о чем не жалею. Всегда считала, что вот в такой момент ко мне придет просветление, понимание ошибок, чувство вины к павшим. Нет, Анжей, этого не случилось. Жалею только о том, что пожертвовала старшей. - Селестина рассуждала здраво, безо всякой, да и не свойственной ей сентиментальности - Убереги её от этого, Анжей. Все что хочешь сделай, но сохрани нашу дочь от моей ошибки. И убей. Если не выйдет. Ты же сделаешь это? По глазам вижу, что нет. Но не страшно. Моя кровь все равно победит вороньи перья, знаю, верю - она начала бормотать нечто невразумительное, снова теряя связную нить - Так тяжело оставлять тебя. - Мэра вновь пришла в себя. - Но обращалась не к Наместнику, а вверх, где вогнутый потолок украшала фреска, довольно вольная карта Города, островов вокруг материка и белое пятно океана, что выходил за границы росписи, сливаясь с однотонным цветом несущих стен - Позови младшую. Пусть сидит рядом.
Наместник кивнул и ушел , под взгляды охраны и закованных в глухие белые доспехи Безымянных, что выполняли функции личной гвардии Мэры.
Младшая дочь Селестины, тонкая и хрупкая девушка, в траурном красном, появилась минуты через две. Наместник привел ее быстро. Видно ждала рядом, надеялась, что мать ее позовет. Селестина обратила внимание не неё не сразу. Мэра тяжело дышала, ей с трудом давалось держать в руках свою слабость, не показывать уязвимость. Дочь сидела рядом тихо, даже как то по-старчески сгорбившись, словно держала на собственных плечах высокие своды зала.
- Приветствую, наследница. - Владеющая наконец обратила внимание на неё. Девушка посмотрела на мать с искренним страхом в глазах. - Не бойся меня - Селестина усмехнулась - И не плачь. Ну же, вытри слезы. Лучше скажи мне, ты ведь будешь произносить посмертные слова?
- Да - пролепетала неуверенно она - Сирра Наместник послал за старшей, но её не смогли найти, я просила...
- Хватит. - Селестина поморщилась, будто путанные, неуверенные слова дочери приносили ей почти физическую боль. - Повтори их сейчас. Хочу вспомнить. - Девушка хотела было возразить, что так нельзя, но не решилась, и послушно начала тихо шептать под нос, пряча лицо от взглядов посторонних.
- Громче. Говори как Трой. - Селестина сухой холодной рукой коснулась локтя сидящей рядом с ней дочери, та вздрогнула от этого касания и повысила голос.
- Именем исстарей, первых людей, ётунов и эйр, Владеющая всем сущим, Селестина Трой, Мэра от крови...
- Нет, эту муть пусть остальные слушают , когда мне уже будет все равно. - оборвала ее мать, улыбаясь краешками губ. - Хватит титулов. Не нужно громких слов. Я хочу услышать все с самого начала. - Наследница подчинилась. Ее голос, неровный, сбивчивый, повествовал о том, как три тысячи лет тому назад, безымянный творец , Старый Бродяга, вместе со своими учениками, из останков мертвого мира, дрейфующего в бесконечости, создал новый, живой материк, и разделил его вчетверо. Эта часть читалась над младенцем, прежде чем новорожденному давали имя. Девушка волновалась и путала слова сказа о созидании , несколько раз начинала вновь. Во время одной такой запинки, Селестина потребовала одеть ее. Требование вызвало раскол в рядах стражи, личная гвардия обменялась парой коротких фраз между собой, и после короткой заминки, выполнила приказ. Доспехи были вознесены на пьедестал, и Безымянная, отличавшаяся от других лишь малым ростом и смуглым подбородком, что единственный, виднелся в прорезь глухого шлема, начала облачать владеющую в него. Голос наследницы, ее неспешное сказание отражали эхом своды. Девушка увлеклась, ее голос стал увереннее, сухие, наполненные чужой памятью слова, живее, так же преображалась Мэра. Слова дочери и последнее воинское облачение вернуло ей то, чего так не хватало.
Когда на место стал открытый шлем, что совмещался с венцом легким щелчком так, что последний стал частью снаряжения, Мэра остановила сказание жестом, и поймала за пальцы Безымянную, что хотела уже отойти в сторону, сделав дело.
- Спасибо.- Произнесла Селестина, прижимая ко лбу закованную в белую перчатку ладонь. – Я любила вас. – И опять же, неясно кому адресованы слова. Глаза Селестины Трой закрылись, прежде чем Безымянная кивнула, и провожаемая полным непонимания взглядом наследницы, сошла с пьедестала вниз. Наместник молчал, не вмешиваясь. Когда сказ был прочитан до места, про долг и обязанности владеющего всем сущим, та часть, что произносили лишь два раза в его жизни - во время венцеположения и посмертно, провожая в последний путь, Селестина Трой, Мэра Первозданного Города уже была мертва.
Глава 1 : http://www.proza.ru/2016/06/06/2106