После первых суток в Гурзуфе, «Федор» поделился выводом: «Здесь нельзя тратить на девушку больше четырех часов - остальные обидятся!»
Исторически сложилось, что количество отдыхающих в Гурзуфе особ женского пола превышало мужской контингент в четыре раза, а порой превосходство доходило до семи. Создавалось ощущение, что с необъятных просторов Советского Союза именно сюда, в Гурзуф, стремятся приехать все: все незамужние девушки в поисках жениха, все молодые разведенки прийти в себя после «жизненной коллизии», и все уверенные в себе дамы средних лет – просто подрезвиться на лоне чудесной Крымской природы.
Для Гурзуфа было нормой, что девушка целый год копила деньги на отпуск и с удовольствием их за две недели тратила на совместный отдых с понравившимся юношей: в советское время приоритеты были расставлены по иному – не у всех деньги являлись целью жизни.
Категорически не стоило приезжать в Гурзуф молодоженам и, вообще, парам: «В Тулу со своим самоваром!» Атмосфера была буквально пропитана флюидами любви, и страсти кипели нешуточные. Некто Гордаков, имеющий какое-то отношение к «миру кино и ТВ», приезжал в Гурзуф шесть раз сразу после своих свадеб, на медовый месяц. В течение первой же недели после приезда четыре «молодые» наставили ему рога, а двум другим он сам прирастил хвост: Гордаков удостоился прозвища «Молодожён» вполне заслуженно.
Однажды в Гурзуф заехал нас навестить Мишка «Рыба» с будущей женой. Они совершали предсвадебное путешествие и прирулили на один день катером из Алушты. Мишка оповестил: наш общий приятель «Портос» отдыхает со своей девушкой в Алуште и приглашал назавтра в гости. Встреча была назначена у павильона «Прохладительные напитки» на площади напротив пирса от 12:00 до часа.
Шурка внешне напоминал похудевшего Смирнитского в роли Портоса из советскго фильма про трех мушкетеров. Выглядел он соответствующе: грива до плеч, с головы до ног в «джинсе» - отбоя от женского пола не было. Завсегдатай всех московских сейшенов и приятель многих московских музыкантов, Шурка «Портос» у себя в Текстильном являлся известной личностью. Когда он проходил летнюю практику в Иваново, мы по очереди приезжали в Город Невест «облегчить» участь его проживания в общежитии ткачих: «принимали огонь на себя!»
На следующий день в Алуште уже в 11:45 у павильона стояли «Крекс», Ленка, Борька, «Афанасий» и я. Пароход приплыл раньше назначенного времени, и мы его даром не теряли. С одной стороны павильона в автоматах продавалось сухое вино по 10 копеек стакан, а с другой – портвейн по 20 копеек. У нас с собой было два «персональных» стакана и трехлитровая банка: к вопросу личной гигиены в Гурзуфе относились серьезно. «Афанасий» легко нашел правильный подход к «оператору» павильона, который наполнил нам банку портвейном с «заднего крыльца» за полтора рубля. И безо всякой очереди, вытянув шланг с напитком откуда-то изнутри павильона.
К моменту появления Шурки «Портоса» с девушкой мы уже сильно разогрелись «прохладительными напитками»: сама встреча прошла в «теплой дружественной обстановке».
Затем перейдя от павильона в «Шашлычную» на соседней улице, мы продолжили праздновать дружбу. Наши упорные попытки зазвать «Портоса» в гости пресекались его девушкой на корню – она была в курсе гурзуфских нравов. Как выяснилось, Алушта тоже не отличалась пуританством: через полчаса «Афанасия» пригласила «ввернуть дома лампочку, а то высоко» сидевшая за соседним столиком симпатичная «курортница». И они стремительно покинули шашлычную. Посидев еще часа полтора, мы двинули к пирсу, заходя по дороге во всевозможные питейные заведения, широко представленные в городке….
Моё пробуждение трудно было назвать радостным: я лежал в кустах, где-то рядом бил о берег прибой, солнце только вставало. К месту вспомнившаяся фраза бывшей жены: «Самый лучший сон – у моря!», - абсолютно себя не оправдывала. Жутко ныла спина: я лежал на какой-то коряге. Видимо, проспал так всю ночь. «Они потеряли меня в Алуште!», - мысль с трудом формировалась в ослабленном мозге. «Отряд не заметил потери бойца!». Денег и документов я не себе не ощущал, потому понимал: «Первым же пароходом домой, в Гурзуф!».
Внезапно что-то зашебуршало за соседним кустом, и оттуда появилось сильно несвежее лицо «Крекса». Утро начинало принимать первые нечеткие очертания. Согласовав план возвращения, я решил-таки избавиться от коряги. И вот радость! Первая положительная эмоция – спину натрудила непочатая бутылка вина «Старый Нектар». Угостившись, мы с Андрюшкой вышли из кустарника к морю.
Восторгу и радостному удивлению не было предела – наша «лёжка» находилась около «Грибов» в двух шагах от аллей. Гурзуф! Первым мы встретили до той поры незнакомого, трясущегося московского мальчугана, отдыхающего в Коктебеле и накануне отставшего от парохода. Колотило его так, что для того, чтобы угостить земляка «нектаром», Андрюшке пришлось крепко держать его за плечи, а я вливал ему в «клювик» из горлышка бутылки. После приема оздоровительного напитка мальчуган явно взбодрился и, к нашему удивлению, легким прыжком преодолел двухметровый забор, огораживающий пивной павильон, увидев внутри одного из своих приятелей. «Вот это отпустило!», - изумился «Крекс»: «Возможности человеческого организма беспредельны».
Там же в «Сосках» мы обнаружили Борьку с Ленкой, обсуждающих планы на вечер. Они поведали нам о «подвергшейся амнезии» части вчерашнего праздника: все вместе, с поддавшимся на уговоры «Портосом», мы приплыли назад в Гурзуф, сразу же с пирса перебрались в уже открывшийся коктейль-холл и продолжили праздник. «Портос» сразу сгинул в водовороте веселья, увлечённый бойкими минчанками. Внезапно появился «Афанасий», вернувшийся из Алушты вместе с «курортницей» Галей. Забрав у «Крекса» ключ от «фанзы», он немедленно исчез. Борька с Ленкой тоже вскоре ушли, оставив нас в компании девушек из Макеевки продолжать веселье. Как мы оказались у «Грибов» - остаётся загадкой по сей день.
В середине следующего дня в Гурзуф приехала девушка «Портоса», разыскивать своего друга. Шурка сдался без боя, и она срочно увезла его Алушту, опасаясь задержаться до открытия коктейль-холла.
«Афанасий» с Галей куролесили в Гурзуфе еще три дня: до окончания её отпуска. Не в силах расстаться, она увезла его с собой в Полтаву, откуда «путешественник» появился только на «гурзуфскую стрелку» в Москве в первую субботу сентября.
Со следующего года «курортница» Галя регулярно проводила отпуск в Гурзуфе с конца июля до середины августа, в самый пик «московского заезда».
Что ж, перефразируя моего любимого Форсайта, могу только сказать: «Поцелуй Гурзуфа заражает кровь навсегда, как укус мухи цеце!»