Рассказ, конечно, не для детей. Слишком жестокий ((
Мама устроилась на новую работу, а меня отдали на "пятидневку". "Пятидневка" - это детский сад, только дети в нём спят даже ночью.
Рано утром в понедельник пол шестого мы с папой просыпались и одевались. Ровно в шесть часов мы уже стояли на остановке. На улице было очень холодно - минус 30 градусов. Лицо щипало от мороза. Папа повязывал мне на рот и на нос шерстяной колючий шарф - иначе сразу всё отмерзало.
Наконец подъезжал пустой дребезжащий троллейбус. В троллейбусе было точно так же холодно как на улице. По краям окна покрывал толстый слой намёрзшего льда. А в середине стекла красовались причудливые узоры. Я любила их рассматривать. Только когда в троллейбусе становилось побольше людей - он кое-как начинал согреваться.
Мы ехали остановок пятнадцать и выходили на конечной. Там и располагался сад - пятидневка. Папа заводил меня в группу, оставлял две сумки с моими вещами, чтобы мне хватило на неделю, и бежал обратно на троллейбус. Ему ещё надо было успеть к восьми часам на работу. Он работал инженером на заводе.
Я не любила этот детский сад. Меня там часто обижали. Один мальчик просто так спрятал мою шапку. И когда я стала одеваться на прогулку, никак не могла её найти. Воспитательница стала ругать меня: "Розалиева! Где ты потеряла шапку!?". Хорошо, что кто-то из детей видел, как тот мальчик прятал мою шапку и рассказал.
Дети не умели по хорошему играть друг с другом. Стоило мне взять какую-нибудь игрушку, как кому-то из детей она тоже срочно становилась нужна. И у меня старались вырвать её из рук. Я, конечно, потом приспособилась - забивалась с одной игрушкой в уголок и там играла.
Искать защиты было не у кого. Если я на кого-то жаловалась воспитателю, то воспитатель наказывал нас двоих.
- Тебя, Розалиева, - выговаривала мне воспитательница, - за то, что ябедничаешь. А тебя, Говорко, - говорила она моему обидчику, - за то, что дрался.
Однажды я сидела на полу в уголке и выкладывала из мозаики цветочек. И тут кто-то просунул ногу и перевернул мою картинку. Детали мозаики разлетелись в разные стороны. Я обернулась. Это был Кучапин. Не знаю, как его звали - нас всех называли по фамилиям. Кучапин даже не убегал, а наоборот - показывал мне язык. Во мне всё вспыхнуло, я страшно разозлилась. Раньше я всегда старалась терпеть обиду. Но тут как кошка набросилась на Кучапина и вцепилась ему ногтями в лицо. Обидчик завыл от боли. Подбежала воспитательница и стала оттаскивать меня. Я вырывалась из её крепких объятий и брыкалась ногами. Воспитательница еле усадила меня на стульчик.
Нянечка увела Кучапина к медсестре, и та замазала ему раны зеленкой. Он ходил по группе с полосатым лицом как предупреждающий знак: "Осторожно! Розалиева опасна!" Дети и вправду перестали ко мне приставать. А я подумала: "Не надо терпеть, если тебя обижают".
По утрам нас будили в 7 часов, и мы шли умываться. Воспитательница стояла рядом с раковинами и следила, чтобы все чистили зубы. Руки у неё были сложены на груди, а нога отставлена в сторону. Она отбивала ею такт: "Быстрее - быстрее". У неё был узкие губы и прищуренные зелёные глаза. Я её очень боялась. Однажды, когда я проходила мимо, то случайно наступила воспитательнице на ногу. Я даже опомниться не успела, а воспитательница уже схватила меня за плечи и стала кричать, чтобы я просила прощение. Я не собиралась просить прощения. Потому что она злая. Тогда воспитательница повела меня к нянечке и стала жаловаться, что я невоспитанная: наступила ей на ногу и не извинилась.
Это было в пятницу. Вечером приехал папа забирать меня домой. Я хотела ему тут же рассказать про воспитательницу, но воспитательница вышла в раздевалку и стала разговаривать о чём-то с папой. Она делала это специально, чтобы я на неё не нажаловалась. Папа что-то рассказывал воспитательнице, а она улыбалась и смотрела на моего папу, как будто он её. Раньше я никогда не видела, чтобы воспитательница улыбалась. Я теребила папу, но он только говорил:
- Подожди. Взрослых нельзя перебивать.
Когда мы вышли из детского сада - я расплакалась. Сквозь слёзы и всхлипывания рассказала о том, как воспитательница кричала на меня. Как дети обижают меня. Папа вёл меня за руку, его рука была жёсткая и холодная и ничего не говорил. Так мы дошли до троллейбусной остановки, и вдруг папа резко повернулся.
- Пошли, - сказал он мне и быстро зашагал обратно к зданию "пятидневки".
Я еле поспевала за ним.
- Постой здесь, - сказал мне папа, а сам вошёл в детский сад.
Я осталась ждать папу около входа. Вскоре папа вернулся, снова взял меня за руку, и мы опять пошли к остановке. Теперь его рука была мягкая и тёплая.
- Больше тебя здесь никто не обидит, - сказал мне папа.
Я подумала, что больше не буду ходить в этот детский сад. И очень обрадовалась. А напрямую спросить побоялась. Не хотелось портить себе радостное настроение. "В понедельник всё узнаю", - загадала я.
Но в понедельник папа снова поднял меня в пол шестого, и мы снова пошли на остановку. Папа завел меня в группу, быстро попрощался и уехал на работу.
- Здравствуй, Даша, - улыбнулась мне воспитательница.
Я растерялась и замерла на пороге. Это было так странно. Раньше воспитательница никогда не улыбалась и не называла меня Дашей, а только по фамилии. Я даже обернулась, не стоит ли за мной папа. Но его не было. А воспитательница продолжала говорить ласковым голосом:
- Заходи - заходи, Даша, вон возьми ту новую куколку, поиграй…
И всем другим детям, которые заходили в группу, воспитательница тоже улыбалась и радовалась. Я не могла понять, что случилось. Может это не наша воспитательница, а её сестра-близнец? Или мой папа заколдовал воспитательницу, и она стала доброй?
Очень быстро и дети как-то изменились: перестали обижать друг друга. А Кучапин, его, кстати, оказывается, звали Петя, предложил мне вместе построить город из деревянного конструктора.
Но всё равно на пятидневке было очень тоскливо, особенно по вечерам. Хотелось прильнуть к маме и раствориться в её родном запахе. А ещё я очень любила засыпать дома под звуки папина голоса. Он нам с Пашей всё время что-нибудь читал на ночь: то про волшебника Изумрудного города, то про Незнайку.
Мама забрала мои документы из этого сада только в конце весны. Она сказала, что после лета я буду ходить в обычный детский сад.
- Ура! - хлопала я в ладоши, скакала от радости и делала "колесо". Но делать колесо я не умела и делала его мысленно. А потом набралась решительности и спросила про самое главное, что меня волновало:
- А воспитательница в новом саду будет молодая и добрая?
- Да, - улыбнулась мама.