Возвращение - какое оно? Об этом не задумываешься, когда собираешься уехать. И когда понимаешь, что пора обратно. Войти в это состояние специально – невозможно. Оно может только пронзить, нахлынуть и одним мгновением напомнить обо всём.
Я часто возвращалась домой. Сначала это были долгие блуждания после школьных уроков. Потом - затянувшиеся игры во дворе. После - студенчество, во время которого хотелось сесть на поезд и исколесить весь земной шар. Желательно - без пересадок. А потом - рабочие будни, когда ничего не хотелось, кроме как вернуться домой.
Открываешь дверь и навстречу тебе - родной запах, присущий только твоему дому. Он обдает тебя им с самого порога и будто говорит, что здесь всё по-старому, также, как было при тебе. И хочется снова открыть дверь и за один момент, когда переставляешь ногу через порог, почувствовать ещё раз, как теплый, домашний воздух обволакивает тебя. Каждый уголок, казалось бы, шепчет: «Отдохни, ласточка. Налеталась».
Самое первое долгое отсутствие случилось, когда мне было девятнадцать. На четыре месяца я уехала в Америку. И, конечно же, в тот момент, когда самолет взлетал над родной землей, я не думала о возвращении. О том, как это происходит. Все мысли были только о том, что ожидает впереди.
Мы прибыли в Нью-Йорк в девять вечера по местному времени. Нас было четверо. За эти несколько месяцев мы пережили столько, что теперь я могу утверждать: «Чтобы узнать человека, нужно пожить с ним в Штатах».
Горячий, незнакомый воздух обдал своим зовом, как только мы вышли из международного аэропорта имени Джона Кеннеди. Таксист помог загрузить чемоданы в машину и мы, еще не понимающие, куда нас занесло, поехали в Бруклин - туда, где на всё лето будет наш новый дом. Перелёт вымотал нас и смягчил ожидаемый восторг. Мы смотрели в окно, не проявляя сильных эмоций. Осознание происходящего маячило где-то внутри подсознания, наедине с собой.
В течение первых двух месяцев у нас с подругами был один телефон на четверых. Мы по очереди пользовались им – звонили домой, родителям. Связь была безлимитная - Metro PCS. В месяц мы скидывались по пятнадцать долларов и могли говорить часами, - в том случае, если звонок в Россию был на стационарный номер. По США безлимит распространялся на любой оператор.
Помню, как я позвонила на домашний телефон своей подруге. Ее мама подняла трубку.
- Здравствуйте! Это я, Женя. Из Нью-Йорка звоню, - говорю и слышу, как по ту сторону провода засуетились, забегали.
- Ань! Давай быстрей к телефону! Америка!
А я, нет, чтобы сказать: «Не переживайте, теть Кать, я бесплатно звоню», - молчу и улыбаюсь.
Каждая из нас постепенно начала обрастать контактами и потребностью быть на связи. Невозможно двадцать четыре часа в сутки находиться в шаговой доступности друг от друга. Мы носили телефон по очереди, и были секретарями и почтальонами - запоминали, что нужно передать одной подруге, что другой и что третьей.
Однажды у девчонок был выходной и они все втроем остались дома. Я проснулась в шесть и начала собираться на работу - в половину седьмого нужно было выходить. Перед самым выходом я вспомнила, что весь день буду без связи, в то время как один парень, с которым я познакомилась накануне, обещал позвонить.
Он жил в нашем районе и увязался за мной, когда я шла домой от автобусной остановки. Словарный запас на английском языке у меня был невелик, поэтому сделать так, чтобы он отстал, мне не удалось. Да и парень показался порядочным и милым. Чего стоит одно его имя - Джон?! Я даже узнала за этот короткий путь от остановки до моего подъезда, что у него есть пятилетняя сестра и что они часто гуляют с ней в парке, который находится напротив нашего дома.
Мне очень нравится эта особенность моего проживания. Куда бы я не переезжала, парк всегда становится неотъемлемой частью экстерьера. Здесь, на Bay Parkway он был уютным и удобным. В шаговой доступности от него находилась набережная, открывающая прекрасный вид на Атлантический океан и один из крупнейших в мире висячих мостов - Верразано, соединяющий два района - Бруклин и Статен-Айленд.
Прощаясь с Джоном, я сказала, что была рада пообщаться с ним и тут он спросил у меня номер телефона. Я замешкалась и вместо долгой и скучной истории о том, что до меня - как до Кремля, взяла и продиктовала.
- Завтра будет великолепный салют в честь Дня независимости США. Давай сходим вместе! - предложил Джон.
- Почему бы и нет?! - сказала я.
Мне показалось, что я ответила неопределенно и он поймет, что я не уверена. Но факт есть факт - мне показалось.
- Я позвоню тебе завтра. Буду ждать тебя у подъезда в восемь, - сказал Джон и улыбнулся. И улыбка у него была такой детской, доброй, что мне захотелось скопировать эту улыбку. И, может быть, у меня это получилось.
"Ну вот зачем? Зачем, Жень?! Ты по-английски два слова связать не можешь. Какой Джон?!" - думала я, поднимаясь на четвертый этаж. И правда - язык у меня улучшился только под конец лета. Сейчас мне было очень сложно изъясняться. Как только я не могла что-то сказать или объяснить, рот каменел и какое-то внутреннее возмущение вырастало в огромную мозоль, от которой мне становилось стыдно.
Я была очень уставшей после работы и решила, что утром напишу ему длинное сообщение о том, какие мы разные люди, как мне тяжело с ним общаться, но что он прекрасный человек и это сразу чувствуется, а я, конечно же, желаю ему мира и добра.
"Стоп, Жень, это всего лишь салют! Фейерверк, огонечки, заряды...". Но уставший мозг твердил только одно: "Смс, напиши утром смс. Попроси Иру, она учится на переводчика и красиво переведёт".
- Ирочка, извини, что разбудила, - шепчу я, коснувшись плеча спящей подруги, - я убегаю на работу и у меня к тебе просьба. Сегодня поступит звонок от некого Джона и как только это произойдет, отправь на его номер вот это сообщение, - и тут я трясу перед ее лицом листом из блокнота, - но я здесь написала всё на русском, а ты переведи на английский и отправь. Хорошо?
- На какой? На китайский? - спрашивает она сквозь сон.
- Нет, на английский, Ир, - говорю я, - но если мне понадобится твой китайский, я отдельно попрошу.
- Да, конечно, без проблем, - кивает Ира и снова погружается в сон.
В тот день меня здорово задержали на работе. Но, как потом окажется, это станет привычным делом. Ровно в девять вечера я подходила к своему дому и увидела, что возле подъезда стоит Джон.
- Oh my God, - только и произнесла я, ускорив шаг.
- Привет, - радостно воскликнул Джон, - а я жду тебя уже целый час. Звоню, а ты не отвечаешь, - и развёл руками. Щедрая на аромат волна мужского парфюма защекотала ноздри, напомнив мне, как я устала.
- Разве тебе не пришло сообщение, чтобы ты не приходил? - спросила я, набирая код от подъезда.
- Нет, - честно сказал он, предчувствуя неладное.
Я в одно мгновение поднялась по лестнице и громко начала стучать в дверь нашей квартиры.
- Ты чего так? - непонимающе спросила Ира, открывая дверь.
- Я же просила написать одно сообщение. Одно сообщение! Вот теперь кто-нибудь, пожалуйста, спуститесь вниз и объясните ему, что я не пойду с ним ни на какой салют.
- Жень, ты чего?
- Весь день телефон был у вас. Ир, ну он же звонил. Мне теперь так неудобно, - сбивчиво говорю я и захожу в квартиру, - он еще ждал целый час, - и тут я ударяю кулаком по двери, ведущей в комнату и вижу, как вмятина расползается по ней прямо на глазах.
- Вот это да, - произношу я после короткой паузы, - прям как в кино. Картон картоном.
- Жень, спустись сама. Он ведь уже здесь, ничего не исправить. Объясни по-человечески, - Ира подходит ко мне и говорит тихо так, примирительно.
Я сижу на подоконнике, свесив ноги в открытое окно. С улицы доносятся радостные возгласы, поднимается темнота.
- Не пойду я никуда, - наконец, говорю я и чувствую, как откуда-то из самых глубин возникает не бунт, не эгоизм, не обида, а страшная, расширяющаяся тоска, несущая с собой рыдания, - домой, домой хочу, - уже сквозь слезы шепчу я и закрываю лицо руками.
Наверное, возвращение домой похоже на глубокое прикосновение, отдающее детством. А еще - серебряной пылью мечты, придуманной перед сном.