К Л А Н Я Т Ь С Я
Наконец распогодилось, ребятишки выбежали во двор, девочки классики чертят на асфальте, мальчики шумно выбирают вратаря. Вышли погреться на солнышке и старики-соседи. Сидят, о жизни говорят. Вот, одна из женщин посетовала: «Загордилась наша молодёжь. Все образованные такие, а встретятся – не поклонятся и уйдут даже головой не кивнут. Меня всё мама поучала: «Поклонись, голова не отвалится! Прояви уважение к человеку».
- Ага, это точно. «За поклон не несут урон».
- Я так своему зятю сказала, так он знаешь, что мне ответил: «Отец мой не кланялся и я никому кланяться не собираюсь!» А я отвечаю: «Не спеши хвалиться, постучится беда – придётся поклониться».
- А он что?
- А что ему? Заржал, как жеребец… Кого эти нынешние умники слушают…
- Помню, мне первое пальтецо родители справили, так тётка пришла и говорит мне: «Ты отцу своему в ноги поклонись и руку поцелуй…»
- Во-во, ты своему зятю сад отписала, он тебе хоть «Спасибо» сказал?
- Сказал, … не при людях повторить.
- Нонешние всё законы пишут, да переписывают, а «закон - не глядит на поклон»…
- Оно в любое время «умному человеку не грех и поклониться».
- Мой отец, как сейчас помню, говаривал: «Не гордись! Поклонись, не переломишься. Только кланяйся не лаптю, а сапогу». Дескать, с понятием живи.
- А мой тятька всё мне выговаривал. Я бегучая была, не доделаю до конца, за чем-то побегу и… забуду. Он же посмотрит и скажет: «Плясала, плясала, да не поклонилась». Похвалил бы, да как хвалить, коль до конца дело не доделала.
Простилась я с соседями, домой иду и всё размышляю о нынешних и былых нравах. Дома решила в своих записях поискать что-то интересное на эту тему. Нашла.
«Если уж суждено кланяться, то кланяйся голове, а не ногам», - советовал Шалим Алейшем.
С того дня прошло чуть больше недели. Ближе к обеду, когда солнышко землю обсушило, собралась я в сад. В первые майские дни работы в огороде не меряно. Ладно, иду. Обгоняют меня два мужика, на ходу из бутылок пиво потягивают. Навстречу нам идут две женщины. Одна – старушка с палочкой, маленькая, худенькая, на груди медали. Ветеран войны! Её под руку поддерживает женщина помоложе, по моим рассуждениям – дочь её. Старушка идёт и платочком слёзы вытирает. Дочь ей что-то тихо говорит. Зато те мужики ещё издали во всю улицу спрашивают:
- Мать! Кто обидел? Да мы счас ему…
Я уже ближе подошла и сама услышала, как дочь рассказывала тем мужикам о том, как старушка-Ветеран ходила на встречу со школьниками. Там ещё была одна женщина – фронтовая медсестра и два фронтовика. «У них вся грудь в наградах…» А ребятишки – шестой, седьмой классы. Бегают, галдят. «А мы сидим и думаем: Кто же нас, стариков слушать будет? Вот они, носятся друг за другом. Какое им дело до того, что мы пережили?..
Наконец угомонились. Стали мы рассказывать, вспоминать убитых товарищей. А они, галчата, сидят, слова наши слушают. Вдруг, такой рослый мальчишка, который щелбаны направо и налево раздавал и громче всех хохотал, встал, вышел из-за парты, потом стал на колени и голову склонил. Через минуту уже весь класс стоял на коленях со склонёнными головами. Учительница, полноватая такая женщина, тоже встала с места, оперлась на парту и заплакала. Вот я, умирать буду, не забуду эту минуту… Всё они понимают! С ними разговаривать надо, чтоб они правду с первых уст слышали…»
А. Боднарук
***