Дед Коля
Запись беседы с Николем Петровичем Калашниковым, 85 лет
23 июня 2012 г. (дер. Шиляково под Кирилловым)
Да, я череповецкий, родился здесь 26 октября 1927 года. Жили мы тогда в железно-дорожных казармах - два больших дома стояло на реке Ягорбе повыше нынешнего моста. Там, где было управление Судоремонтным заводом. Держали корову, кур, имели сараи, коровник… Неплохо жили. Для выпаса коровы места было достаточно - вдоль железной дороги полоса отчуждения шириной в 50 метров принадлежала железной дороге, там ни-чего строить было нельзя.
Отец, Пётр Трофимович Калашников работал стрелочником, простым рабочим. Ро-дина его - деревенька Лапачь на правом берегу Шексны напротив Борисова - считай, поч-ти что город сейчас. Жену он взял много моложе себя - на 18 лет. Мама - Хапугина Анна Ивановна. Она была из деревни Данское - тоже поблизости от Череповца, на реке Шексне. Тогда она не работала. Пошла на работу позже, когда отец заболел, - и тоже на железную дорогу.
Я был третьим ребёнком, последним.
Старшей у нас была сестра Ольга Петровна. Она окончила Череповецкое сестринское медучилище. Уже в Финскую войну 1939 года служила в армии медсестрой - ездила на санитарном поезде между Финляндией и Вологдой. Прошла всю Великую Отечественную войну, закончила её в городе Чоп на границе с Венгрией. После демобилизации поехала работать в участковую больницу в дер. Ведома - километрах в 20 от Череповца. Там и работала всю остальную жизнь. Вышла замуж за плотника Алексея. Он воевал, был тяжело ранен, попал в плен, где ему немцы в больнице раненое бедро вылечили. Только нога стала покороче - хромал. После освобождения в наш лагерь он не попал, работал в деревне. И Ольга, и Алексей уже умерли. Было у них две дочки. Обе и теперь живут в Череповце, имеют своих деток, навещают меня иногда.
Брат Владимир Петрович родился в 1924 году. После семилетки, ещё мальчишкой, учился и работал в Лесомеханическом техникуме. Им давали рабочую карточку, отовари-вали в прикреплённом магазине. Приносил домой и зарплату. Это было очень существен-но: отец в ту зиму 1941-1942 гг. уже сильно болел, лежал, а мать работала на железной до-роге.
Когда брата призвали, послали его на учение в военный командирский лагерь на ок-раине Череповца (в Пулово-Борисово), да что-то у него там не сложилось. Нарушил, кажется, дисциплину, его отчислили. Отправили на Северный флот, в Северодвинск. Там он служил на эсминце, командовал башенным орудием. Во время войны эсминец сопровождал караваны английских и американских судов с военными грузами для нашей страны (Северный конвой). Немцы активно охотились за этими караванами. В январе 1945 года немецкая подводная лодка подстерегла караван при входе в Белое море. Эсминец брата получил торпеду в центр корпуса, почти переломился пополам и быстро затонул. Из экипажа не спасся никто. Плававшие в спасательных жилетах быстро замерзали в январской воде, да и подобрать их при высокой волне было практически невозможно. Мать получила похоронку через несколько месяцев, написала мне в армию. А я получил это её печальное известие как раз в день 9 мая 1945 года, когда охранял мост на Десне…
К началу войны мы в казарме уже не жили. В конце 30-х годов случилась на железной дороге авария - каким-то образом сошли с рельсов и перевернулись несколько вагонов с зерном. Ревизора, жившего от нас поблизости с семьёй (пятеро детей), хорошего нашего знакомого, арестовали, и дальше он пропал в лагерях. Нашего отца-стрелочника с работы уволили, а семью его немедленно выгнали из ведомственной квартиры в казарме. Пришлось нам искать пристанища. Рядом с городом в каком-нибудь полукилометре - находи-лась деревня Борок. Председатель колхоза там был мужик малограмотный, но хороший хозяин. Отлично знал сельское производство и управлялся с людьми хорошо. Хороший был человек и знакомый отца. Из этой деревни одна женщина уехала на новую землю - в Карело-Финскую автономную область. Туда приглашали наших переселенцев. А свой дом она отдала нам как бы в аренду. Писала нам письма, а денег практически и не брала - хорошая была женщина, добрая.
Когда началась война и финны с немцами захватили обратно свои районы Карело-Финской республики (и даже более того), хозяйка нашего дома в Борках спешно вернулась домой, а нам пришлось перебираться на новое место. Стали жить в доме вместе с семьёй арестованного железнодорожного ревизора. Полдома занимали они, полдома - мы. У них было пятеро ребят, но жили мы все очень дружно.
И вот мы жили в деревне, а как бы и в городе. Я у этого председателя колхоза нанимался на всякие работы - с конями управлялся, на сенокосе и так - где что нужно было. Мне шел 15-16-й год, крепкий был паренёк. Но работал не как колхозник, а как вольнонаёмный. Колхоз был крепкий, платили хорошо, да ещё и продукты давали - мясо, картошку. Молока - хоть залейся, пей сколько хочешь, ёлки зелёные. Мешок пшеницы домой принёс - мать так рада была! «У! Теперь проживём!» Хорошо жили. Муку себе мололи сами через день. У соседа через дом были каменные жернова - подсыпаешь зерно и крутишь за ручку. Конечно, не такой тонкий помол получался, как на мельнице, но мука вполне годилась для домашних надобностей (это уже во время войны было).
С началом войны жить стало трудно. В городе всего 3-4 магазина. Чтобы получить по карточкам хлеб, вставать приходилось в 3 часа. Отстоишь долгую очередь, а в конце мо-гут сказать: нету, мол, больше хлеба, идите в другой магазин. А там ведь своя очередь, уж который час стоит… Отец лежал больной (он в 1942 году умер), мать на работе на железной дороге, брат в училище. За хлебом стоять приходилось мне. Потом мать устроила так, чтобы карточки нам отоваривали в станционном магазине. Там, конечно, было много лучше: 7-8 человек это не очередь. Да и продукты туда поступали полностью. Мать по рабочей карточке получала 800 гр. хлеба, больной отец - 600, а мне на иждивенческую карточку давали 400 грамм.
Все крупные здания в городе были переоборудованы под госпиталя. Нынешний Ка-мерный театр, например, и большой кирпичный дом напротив, через Советский проспект, и ещё много других. В Череповец из-под Ленинграда везли много раненых и больных, голодных.
Учение, конечно, шло уже неважно. Первые 4 года я учился в 7-й школе на Красно-армейской улице. Потом перешел в 3-ю школу - на углу Социалистической и улицы Ле-нина. Здесь доучиться мне не довелось - едва мне исполнилось 17 лет, уже в декабре 1944-го забрали меня в армию из 6-го класса.
Послали нас в учебный военный лагерь в Тверской (Калининской) области - в лесу подо Ржевом. Тогда большие бои, которые прошли здесь, уже отгремели, всё было тихо, фронт далеко на западе. Жили мы, новобранцы, в землянке на 40 человек*. И единствен-ная печка-буржуйка на землянку, возле которой можно было как-то обсушить портянки, одежду… Сапог у нас не было. Вместо них - обмотки. Вместо матрацев у нас была хвоя. Одеяла, правда, дали тёплые. Но всё равно мёрзли. Кормили нас неплохо, сытно. Но один котелок был на двоих - не хватало котелков. А ребята всё были вологодские, деревенские - любили поесть много. Зато потом могли и работать много. Занятия шли ежедневно. Майор читал нам лекции на политические темы.
Был среди нас Коля-дурачок. Всё бродил бессмысленно со штыком в руках. Мог хлопнуть майора по плечу: «Дай закурить!». Его тоже таскали на занятия, пока не убедились, что он действительно ни на что не способен. С трудом услали куда-то по медицинской части. (Но как такого могли призвать?!). Я был маленького роста, так на меня не на-шли шинели подходящего размера. Один я был одет в ватную фуфайку. Лейтенант увидел меня в строю (на морозе дело было) - заругался на помкомвзвода. «Ты же его заморозишь на учениях!». И приказал мне идти в офицерскую землянку, где сам жил, - вроде вестового. А там еды, ёлки зелёные, - сколько хочешь, командирской, да и ползать по снегу не нужно было. Повезло.
Три месяца (зиму 1945 года) нас обучали в этом лесном лагере, а в начале весны послали в город Калугу, в полк войск МВД при железной дороге. Наша главная задача была охранять и сопровождать военные грузы, проходившие на фронт и с фронта на восток. Вначале мы довольно долго валялись в общежитии на нарах - никто нас не беспокоил, словно забыли про нас. Потом вдруг пришел лейтенант: «Вы что тут валяетесь?!. Марш на станцию!».
Полк готовился к переброске. Продукты в дорогу были получены, складированы в ва-гоны. Нашему отделению велено было их охранять. Ну, мы что же? Охраняли, но себя, конечно, не забывали - там полно всего было. Стояли возле станции у одной женщины, несли ей консервы и прочее, являлась и выпивка, конечно… Весело жили.
Потом нас перебросили в Брянск, на станцию Брянск-I. Тут мы работали в овощехра-нилище. Работа лёгкая - перебирали картошку, капусту… С едой проблем не было..
Из Брянска нас двинули дальше (в сторону Орши?), до Десны. Во время боёв там был взорван важный стратегический железнодорожный мост. Взамен навели рядом временный деревянный. Его и охраняла наша небольшая часть - 8 солдат и лейтенант.
Стояли там долго. Никаких налётов авиации не бывало ни разу - война уже ушла далеко. А поезда через мост шли часто - дорога важная. Там мы жили на самообеспечении - сами себе и командиры и кашевары. И начальство далеко.
Никаких бандитов в округе не было, никто нас не трогал. Местное население тихо и спокойно занималось сельским хозяйством. Говорили, что и при немцах им было не хуже… Кругом леса. Летом мы там ягоду и грибы собирали. В лесу осталось много брошенной и побитой боевой техники, мин. Мы использовали гранаты для глушения рыбы. По весне сапёры взрывали здесь лёд перед мостом - чтобы не снесло его невзначай ледохо-дом. От них остался и тол, и бикфордовых шнуров мы у них выпросили… Толом хорошо было растапливать печку - он плавился, тёк, из трубы валил густой чёрный дым.
А один раз мы от большого ума (молодые ещё были, дурачки!) решили в глубокий омуток кинуть мину. Думали, там уйму рыбы добудем. Еле приволокли противотанковую мину из лесу - здоровенная, тяжелая! Вставили шнур, подпалили и бросили с берега. А сами укрылись тут же, в отрытом ещё до нас окопчике. Бабахнуло, ёлки зелёные, так, что и нас всех там засыпало. Столб воды огромный поднялся (какая уж там рыба!). На стан-ции, за несколько километров от нас, услышали, немедленно примчалось начальство на дрезине: что случилось? откуда бомба? Было дело… Повезло нам необычайно - мост не разворотило взрывом, не убило и не ранило никого. А то бы…
Местность вокруг моста - запретная зона, довольно широкая. Никого посторонних ту-да не допускали. Никакого забора, конечно, не строили, но поставлены были столбики с запретительными надписями. А местный председатель сельсовета повадился через нашу зону ездить к своей милой по вечерам. Да ещё этак с гонором, ещё и помашет - мне, дес-кать, тут всё можно, я хозяин. И вот наш лейтенант решил его наказать. Выследил, когда он так проехал однажды, взял с собой пару солдат и явился туда на хуторок, где у предсе-дателя было свидание. Застукали его там, арестовали, привели в часть. Тут лейтенант про-вёл с ним беседу. Потом смилостивился. Ладно, мол, не стану дела заводить, отпущу тебя для первого раза. Только не нарушай впредь, а то сам знаешь, с этим делом шутки плохи! И привезли нам вскоре два мешка муки, а потом ещё и мешок картошки. Очень всё это улучшило наш ежедневный рацион. Это армия, тут, ёлки зелёные, всегда самому сообра-жать надо, - тогда и не пропадёшь.
Я всегда с собаками охотно водился. И там, у моста, был у меня пёс - как бы стороже-вой. В апреле послали меня с ним на сборы собаководов в Калугу, откуда мы проехали ещё километров 70 на восток - в Алексин на Оке. Поселили нас опять в землянках - на другом берегу. Никаких занятий, собственно говоря, и не было, да и работы никакой - дурака валяли. А дело весеннее. Однажды ночью начался разлив Оки - завыли собаки, заскулили! Мы проснулись, соскочили с нар - а воды уже по колено. Вот и выбирались оттуда в темноте по воде на сухое место с собачками своими.
Ну, потом вернулся я к себе на мост у Десны. Здесь накануне дня Победы и получил я письмо от матери с известием о гибели брата Владимира в Белом море ещё 4 месяца назад… Мне самому тогда ещё не было и 18-ти.
Там мы оставались со своим небольшим отрядом всё лето 1945 года. Обжились, ягоды и грибы собирали.. Хорошо там было. А осенью меня одного отправили в полк в Брянск, на другую работу. Мы сопровождали по железной дороге военные грузы, идущие на запад.
Однажды послали нас вдвоём с сержантом в Винницу - довольно далеко на юго-запад, на Украину. Было у нас три вагона. В двух какое-то самолётное оборудование для завода, в третьем - мы с моим начальником. Сержант был мужик тёртый, оборотистый, армейские порядки изучил хорошо. Пока мы грузились и стояли на станции, он высмотрел где-то поблизости неохраняемый пиломатериал на платформах. Притащили мы досок, чтобы оборудовать наш вагончик, а он велит тащить ещё и ещё. - Зачем нам? - Тащи, давай. Там увидишь.
И верно. Доехали до Киева. Тут был край зоны действия нашего охранного полка. В Киеве наш продовольственный аттестат уже не действовал - кормись сам, как хочешь. Поехали дальше. Прибыли в Винницу. Завезли наши вагоны прямо на этот военный завод. Быстро разгрузились и свободны. А сержант на станции уже нашел какого-то мужика. - Доски нужны? - Ещё бы не нужны! - Пойдём, посмотрим. - Быстро забрал мужик у нас доски, потом они с бабой натащили нам сала, хлеба, самогона - опять гуляем!..
Обратно добираться нужно было уже без своих вагонов, на перекладных. Не смогли сесть ни в один поезд, забрались на крышу вагона. Так и ехали очень долго. Сержант в дорогах разбирался хорошо. Говорит мне:
- Давай, пока начальство далеко, поедем не прямо обратно а южнее, завернём в Кур-скую область. Там у меня в Льгове (на реке Сейме) милая есть, продавщица в магазине. Поедим вволю, отоспимся…
Ну, а я что? Поехали, конечно. Нашли во Льгове эту продавщицу. Действительно, она была рада необычайно. Мы там у неё и расслабились на несколько дней. Потом я говорю: пойду всё-таки, схожу на станцию, получу наши продукты (в Курской области наши аттестаты опять уже были действительны). Получил продукты, а на станции вдруг встретил знакомых ребят из нашего полка.
- Ты как здесь?! Что тут делаешь? Да ведь вас уже давно ищут по всей дороге, ёлки-зелёные!!
Тут и кончилась наша сладкая жизнь. Поспешили к своим, назад. Там сержанта моего сразу арестовали, а мне ничего не было - я человек подневольный.
В самом конце 1945 года наш батальон расформировали, а меня отправили в Москву, где потом я и прослужил все свои 5 с половиной лет оставшейся армейской жизни.
У нас был полк МВД для охраны важных московских объектов - телеграфа, банков, Эмиссионного управления, Гохрана и др. Посылали нас и в различные дальние командировки - из Москвы мы возили новые бумажные деньги, а обратно в Москву везли для уничтожения старые банкноты. Например, куда-нибудь в Ташкент или Ашхабад. И ещё перевозили всякого рода драгоценные металлы и камни.
Два раза довелось мне ездить в такие командировки в Германию. В первый раз в 1946-м году, вскоре после войны. Мы вывозили драгоценности, полученные у Германии по репарации. Как прибыли в Берлин, тамошний комендант, известный боевой генерал (фамилию забыл*) поставил вокруг наших вагонов 4 танка и выставил большое оцепление из солдат. Видно, много золота везли, как в каком-нибудь боевике. Доставили в Москву груз благополучно.
Второй раз я там побывал в командировке году в 1948-м, уже в ГДР. Они ведь сами не печатали своих денег - марки тоже печатались в Москве. Вот их мы им и привезли. Тогда впервые нас поместили отдыхать в настоящую гостиницу - чистота, удобства, душ, постели с двумя простынями, ёлки зелёные. Чудн; это казалось. Мой напарник удивлялся: - Зачем мне вторая-то простыня? Я же уже постелил одну…
Бывали и очень далёкие, долгие командировки. Запомнилось, например, как мы везли деньги в китайский Порт-Артур. Долго катились до Владивостока, а там и застряли. Дальше нужно было плыть морем. Перегрузились на корабль, но была затяжная непогода, на море высокая волна - плыть никак невозможно. Сидели, играли в шашки да шахматы. Я тогда уже довольно хорошо играл. А с нами поехал сам комбат, майор. Он азартный игрок был.
- Сколько раз выиграешь у меня, говорит, столько дней отпуска получишь.
Ну, я у него постепенно себе 20 дней отпуска и заработал.
К тому времени выбрали меня в Москве комсоргом части. Все по командировкам разъезжаются, а ты сиди в Москве, бумаги выправляй. А в командировках куда веселее - и снабжение, и деньги другие, и посмотришь новые места… В конце концов я взбунтовался, пошел к майору (он тогда уже капитаном стал), добился, чтобы меня тоже посылали.
Особенно запомнилась поездка в 1950-м году в Северную Корею. Ехали по КВЖД.
Справка:
По итогам войны Корея была разделена по 38-й параллели на Северную (просовет-скую) и Южную (проамериканскую). В июне 1950 года северокорейский лидер Ким Ир Сен получил согласие Сталина на попытку захвата южной территории. Поначалу дело у него пошло лихо - вскоре южане оставались лишь на небольшом клочке земли на юго-востоке полуострова, у Пусана. Но потом за дело взялись американцы с союзниками. Они высади-лись у северян в тылу и быстро отвоевали южную, а затем и северную части полуострова. После чего в войну включились «китайские народные добровольцы», которых было в три раза больше, чем самих корейцев. Фронт снова покатился к югу… В конце концов война закончилась в 1953 году, уже после смерти Сталина, созданием демилитаризован-ной зоны в районе всё той же 38-й параллели с обменом пленными и ранеными. Боевая ни-чья. В этой войне широко участвовал Советский Союз, обильно посылавший в Корею своё вооружение, материалы, лётчиков на МиГ-15 и военных советников.
… Мы ехали в большом военном составе. Рядом ехали наши лётчики, хорошие ребята. Все в штатском, без формы. В Харбине была остановка. Там нас прививали от какой-то болезни, не помню. Реакция на прививку была такая, что следующий день для службы пропадал - приходилось отлёживаться. Я тогда майору и говорю, чтобы не прививали всех разом - кто же службу-то будет нести? Так и сделали - сначала одну половину при-вили, потом другую.
В этом Харбине русских было очень много. Повсюду слышна русская речь, вывески на русском языке, русские магазины. Мне посоветовал бывалый парень отовариваться в магазине Ивана Яковлевича Чурина. Знаменитый был магазин. Пошли туда. Несколько этажей, шикарно, чисто, все продавщицы - миловидные русские девушки, очень привет-ливые, любезные. В магазине действительно есть буквально всё и в любом количестве: хоть 200 гр. бери, хоть три мешка. Хлеб русский, колбаса хорошая. Я девушкам говорю: давайте, мол, возвращайтесь в Россию, на родину. Они мнутся - нас не отпускают, гово-рят. Мы там набрали всего в дорогу, вернулись к своим. А на другой день я отправился туда снова. Взял все мешки, какие у нас нашлись, нескольких солдат, нанял машину - и снова к Чурину. Денег у нас было много, а в Корее, как нам подсказали - голод, ничего не купишь. Запасаться нужно здесь. Ну, и запаслись основательно.
Нам ведь тогда суточные давали в местных деньгах. Огромные суточные, ёлки зелё-ные - 760 000 юаней на день. По тамошней жизни - это было очень много. Бутылка вина стоила что-то около 200 юаней. Таксист, что нас вёз, по-русски понимал. У него жена, семья, трое детей. Так он за месяц зарабатывал около 3 миллионов юаней. А мы за какие-нибудь четыре дня получали больше. Когда поехали, остаток денег мы отдали ему и ещё каким-то китайцам - нам-то они зачем?
Китайцы все очень приветливо нас принимали, старались чем-нибудь услужить. По-шел я раз за кипятком на стации, с двумя чайниками в руках. Китаец прямо налетел, улы-бается, кивает. Забрал чайники, убежал, потом бегом возвращается - несёт мне кипяток…
В Корее наш поезд завели сразу в депо в горе - сверху не видно. Принимали нас с большим почётом, очень предупредительно. Наша помощь была им жизненно необходи-ма, это было видно по всему. Но никакой войны мы там не почувствовали, никаких налётов не было. Население, правда, действительно было ужасно бедное и голодное. Мы им раздали потом все остатки своих продуктов.
Демобилизовали меня в мае 1951 года. Почти 6 лет прожал я в Москве, кое-чего пови-дал. А шел мне тогда всего-то 23-й год. И теперь ещё годы армейской службы воспоминаю, как самое интересное время своей жизни.
Приехал в Череповец - первое время не мог определиться с работой: ведь я ничего не умел, кроме как винтовку носить. Никакой специальности не было. Потом пошел в порт - учеником крановщика. Перешел оттуда в Судоремонтный завод - сварщиком.
Через два года дали мне комнату на Первомайской, в новом доме, недалеко от того места, где теперь внучка Лена живёт. Был у покойного брата друг, он посоветовал перейти на металлургический завод. Вот я и пошел на учёбу в Котельно-монтажный цех, который ещё строился. Цех выстроили - началось строительство домны № 1. Здесь я начал работу сварщиком в августе 1955 года. Здесь и проработал потом ещё 28 лет - до самой пенсии. Ветеран я Доменного цеха.
А женился я в 1954-м…
Беседа, к сожалению, на этом была прервана.
Скончался Николай Петрович в Череповце тихо, у себя дома, 16 марта 2014 г., в возрасте 87 лет 5 месяцев.
Записал О.Ф.Краузе, июнь 2012 г.
Примечания:
Автор-почетный гражданин города Череповца, основатель детской хирургии в городе, писатель. Оскар Фридрихович Краузе (р.1932).
Основные произведения О.Крузе:
1. «Письма из похода к Цусиме» о деде, моряке-артиллеристе;
2.«Вера Фёдоровна» двухтомник (2008 г.)-семейная книга с множеством фотографий, с дополнительной книжкой «Пришла война в Берёзки» (2010);
3. «Сын ошибок трудных» (2015), книга профессионального направления (Интернет);
4.«Флагманский артиллерист» (о деде);
5.«Лекарь без чина» - об отце на фронтах 1-й Мировой войны (по его письмам) -готовится к печати.
На фото: Николай Петрович Калашников.