1
В прошлом году я был в загуле. Очередная попойка, знаете ли. В последнее время я много пью, непростительно много. Распустил себя. Так вот, я бросил работу, поехал домой. Было жарко. Градусов 27, а может быть и все 30. Начало июля, небось знаете каким он бывает. И я решил выпить пива. Пошёл, прикупил в ближайшем магазине пять баночек «Bird», и заговорил с продавщицей.
Всегда видно по тому, как девушка ведёт разговор, даст она тебе иль не даст. По Светке, - так звали кассиршу, - заметно было, что с ней всё получится. Шёл только третий час: я бросил работу пораньше, так что в «Октябрьском» ещё не началось обычное для такой духотищи столпотворение. (Пока мы общались, на кассу прошли только двое.) Стояли, беседовали. Она без повода улыбалась, я нёс лютую околесину, и оба уже хорошо понимали, чем всё должно кончиться. Она сообщила, что в девять закончит работать. Ответил, что встречу её у входа.
Я всё пытался сообразить, хороша ль она без одежды. Играл роль аргонавта, так скажем. Кассирша могла быть сиреной.
А вечер становился приятнее. Я предвкушал запой. Ханыги меня поймут. Ты как бы знаешь, что можешь расстаться с работой иль натворить страшных дел, но жажда пьяного подвига тобой уже завладела. И на увещевания разума твоё испитое сердце бормочет: «И что?! Пускай! Жизнь хочет быть интересной, чтоб не краснеть на том свете за собственную никчёмность». О, этот внутренний голос, - голос пропойцы, - каких только гадостей не оправдывал он за полные 40 лет...
На выходе из магазина открыл я первую баночку. Неторопливо двинулся в сторону дома. В стёклах многоэтажек сверкало солнце, где-то звучала дурацкая музыка, может Киркоров, я нахуй не разбираюсь. Вообще, российская эстрада меня раздражает. Бывает, что сидя в маршрутке, блуждая между витринами в магазинах, гуляя по городу, я гневно скриплю зубами, иной раз матерюсь про себя. В столовой у меня портится аппетит, когда из динамика воет Басков или Билан. Наверное, это невроз. Однажды, под градусом, я отказался платить водителю 37 маршрута за то, что у него в салоне чей-то противный фальцет ныл о своей пошлой любви к женщине. По-моему сочинять, исполнять, а уж тем более слушать и напевать эту чепуху – хуже скотства.
Я шёл по улице с пивом, глазел на размалёванных девок в узеньких юбках. В груди у меня уже щекотало, там пробуждалось животное. Обычно, скованное цепями разума, оно дремало, что меня угнетало донельзя, но стоило мне чуть-чуть выпить и оно начинало рычать и метаться и я пил, пил неделями, чтобы однажды утром взять себя в руки и снова на месяц, на два усыпить эту тварь. Мне нравилось так жить, - свинство, знаете ли, очищает душу. Иногда мне даже мечталось стать бомжем...
Дома я первым делом разделся, потом открыл окно в кухне, пожарил пельменей - я люблю потреблять их с пивком, - и лёг перед теликом. Главное не напиться и не уснуть до того как у Светки закончится смена.
По НТВ показывали футбол, Лигу Чемпионов. Да до nизды мне, кто там играет. Поле было поделено на две части: одна в тени, другая освещена. Забегая на освещённую половину, футболисты щурились от солнца. Я сидел в трусах, жевал жареные пельмешки, запивал их холодным пивом и думал о том, что было скрыто за кассой. Женщины бывают удивительно не пропорциональны. Вся верхняя часть тела, черты лица, кожа на шее и грудь, - всё это может быть симпатичным, зато ниже пояса – страшный изъян. Целлюлит, варикозное расширение вен, послеродовые растяжки. Сколько уродливых мелочей можно скрыть под одеждой! Молоденькие поприятнее в этом плане. Была у меня одна...
2
Раннее майское утро. Зевая, стою у дороги, жду рейсового автобуса, чтоб ехать на рок-фестиваль. Вывернула Toyota: маленький скотч-терьер, - морда и лапы на сверкающей грани стекла, алый лоскут языка в волнах шерсти, - окинул дедовским взглядом. И опять тишина.
Вздохнул, вскинул рюкзак повыше, переменил опорную ногу.
Позади зашумело. Деревья в парке Безумия Славы, по случаю празднования 80-летия победы в Великом Общечеловеческом Сумасшествии, почтили ополоумевших. Урна в шаге легко чадила окурком. Бабий силуэт качнулся в окне дома напротив. Я начал потеть. Сбросил рюкзак на асфальт, снял и убрал куртку.
«Ну, где бnядь?!»
Уж новые кучевые громадины поплыли над переулком, уже потянуло прохладой грозы, когда маршрута за номером 123 автобус выкатился на перекрёсток. Сразу поднял рюкзак. Да что там, - рад был!
«Подтягивайся! Танька, Жир, Лиля здесь...» - читал с экрана своего телефона, стоя в хвосте автобуса немногим позже. Пенсионера лицо - сидел рядом, - мерно двигалось, как бы пожёвывая. Усмехнулся, подумав: «Придурки!»
Приехав, я отыскал ребят, мы вместе влезли в толпу, собравшуюся у сцены. Лиля была уже навеселе и глупо капризничала, считая, что я и Мелик должны вести себя по-джентльменски. Мелик допил пиво, опустился пред ней на колено, склонил свою чёрную голову. Если бы Лиля была не медичкой, а, к примеру, Марией из рода Медичи, она должна была бы вытащить шпагу и посвятить Мелика в рыцари – очень уж благородно он это сделал, сука. Но Лиля была обыкновенной шалавой (и подрабатывала в вендиспансере) а потому, посвящая очередного своего ёбаря в рыцари, попросту взбиралась ему на шею. Едва она влезла, Мелик поднялся в рост и все мы - Я, Жир, Танька, - услышали визг: воздев руки над головой, Лиля хлопала в ладоши, отчего сзади на уровне моих глаз из-под короткой рубашки то и дело выкатывались её упакованные в джинсу ягодицы. Надо сказать, у неё была первоклассная задница.
На сцене, затянутой чёрными клеёнчатыми полотнищами с повторяющимся логотипом «ТрансГаз» тем временем появились музыканты из «Аzбуки Морzе», барабанщик и бас-гитарист. Они передвинули установку, после - вынесли электроарфу...
Вот-вот на подмостки грозился взойти Полуян, их лидер.
- О-па! О-па! Глянь, чё вытворяет!! - Лиля заёрзала на плечах у Мелика и, отчертив в воздухе умозрительную прямую от кислотно-зелёного её коготка до каравана из байков, ставших лагерем подле сцены, я разглядел двух бездомных, дико отплясывавших «казачка» близ палатки с бесплатными бутербродами. Реплика плотного господина с хаером, не стриженным, наверное, ещё со времён совка отозвалась ухмылками на наших рожах:
- Ништя-я-як! Лунную походку давай!
Но уже напряглись усилители, уже простонал микрофон в руке ведущего, и уже выходили один за другим из микроавтобуса участники «Аzбуки…»
- Дамы и господа! Заслуженные меломаны и неофиты-любители! В результате сговора группы компаний «Аero», концерна «ТрансГаз» и Фонда Вадима Постнова на нашем полигоне… где мы все сегодня «так здорово собрались»… так вот, в этот незабываемый августовский вечер здесь пройдут испытания бомбы с зарядом в 10 000 килотонн хорошего настроения!!!
- А-а-а!!! - взвыла толпа
- Я уже слышу отдалённое эхо канонады! Встречайте: наши гости из Санкт-Петербурга, вокально-инструментальный а-а-ансамбль - «Аzбука Морzе»!!!
Ведущий воткнул микрофон в стойку, поднял вывалившийся из программки лист и убежал за кулису. Бас-гитарист ударил по струнам, барабанщик выдал корявую дробь, Полуян подошёл к микрофону.
- А-а-а!!! - заревела толпа и, как не многообразен был хор голосов, слух каждого засвидетельствовал чьё-то пьяное хамство, - Давай эту… Бnядь! Про топоры-ы давай!!!
- Хай! - выпалил Полуян, и музыканты заиграли intro к одному из синглов. Песня называлась «Мои сны».
В моих снах - бесконечные степи.
Шёпот ветра и солнца свет.
Я - ребёнок, я - великолепен,
Я блуждаю в густой траве…
3
…а потом, впятером, поехали на шашлык. За рулём старенькой бежевой Волги, то и дело, тыкая себя в переносицу, сидел тучный очкарик – Ринат (он же – Жир). Улыбка не сходила с его подлой рожи. На соседнем сиденье разлеглась Танька. Я помещался сзади, между Лилей и дико оравшим Меликом. Лилю его общество сильно заёбывало. Она если говорила что-нибудь, то крайне редко и всегда с гаденькой интонацией. Целый вечер я с пошлыми мыслями поглядывал на её аппетитные ляжки. Впрочем, не я один, - Мелик тоже заигрывал с ней, и так часто, что к концу вечера успел надоесть нам всем.
Пили шампанское. Трудно было отобрать бутылку у Мелика. Зато если он пил, то переставал орать, и мне даже хотелось, чтоб он вообще выжрал её до дна – тогда можно было б спокойненько поболтать с Лилей. Раза два, засунув горлышко в рот, Мелик ударял донышком в потолок, давился, и с трудом сдерживал кашель. И это было невыносимо. Лиля косилась на него как на урода. Лиля мне нравилась. Она была красива, добра и умна и в то же время, как я скоро узнал, она умела быть невыносимой, бездушной тварью. И я любил её в обоих обличиях. После концерта мы сошлись и посвятили несколько тёплых недель бухлу и сексу, то мучаясь, а то наслаждаясь такой дикой жизнью… А потом всё это разом кончилось.
Мы, помнится, были на вечеринке и она заскучала. Тогда я предложил уйти и она, вроде бы, согласилась. Но у неё бессонница по ночам, я же знаю. Она жаждала веселья. Олег – он был пьяней остальных, - он заговорил с ней. И вопросы, которые он задавал, не были праздными. Лиле польстила его фальшивая заинтересованность. Она всё косилась на меня. Ей нравилось следить за тем, как часто я наполнял стопку, сидя в углу. Она тогда думала об уговоре, ведь мы от начала с ней всё обсудили: Лиля предпочитала отношения без обязательств (free love, как любила она изъясняться) и я не должен был вмешиваться, глядя на то, как она флиртует. И хоть я изо всех сил старался быть безучастным, но видеть улыбку, появлявшуюся на её лице в ответ на вкрадчивые его вопросы, было невыносимо. «Только не в этот вечер,- шептал я кому-то, - только не в этот вечер…» Я чутко ловил каждое слово, которое говорилось, я разгадывал каждый их жест, я ощущал их желания, как если бы это были прикосновения к моим обнажённым нервам. Лиля, конечно, заметила это. Она подошла и поцеловала меня, как Иуда - Христа, а в глазах пряталось торжество. Всё во мне всколыхнулось. Я был похож на котёл с дерьмом, так во мне всё забродило вдруг. Потом многие гости вышли за пивом, а я затащил её в туалет и жестоко выебал. И я знал, что она ухмылялась пока я драл её. Воспользовавшись тогда её телом, я словно дал право ей на измену. Как будто: «Иди, сука, ебись, xuй с тобой!» И то моё горькое чувство, - да-а-а, ведь я трахал её чуть не плача, - даже это её позабавило. Как если бы эта бnядь была победительницей в каком-то долгом забеге, правил которого не сообщили мне.
В ту ночь человеческая подлость снеслась с золотом в моей голове. Я представил себе украшение в витрине ювелирного магазина. Это была сложная цепь весом, может быть в четверть унции, с кулоном овальной формы. На ценнике крупным шрифтом написано: «Целомудрие. Цена 20 550 руб. - чуть ниже, - Регулярное ношенье кулона превращает даже сорокалетнюю шлюху в саму Застенчивость». Я видел его очень чётко, я знал: никто здесь не купит себе Целомудрия.
Олег исчез сразу же после того, как мы с Лилей рассорились. Но я теперь думаю, что нужно было сберечь её несмотря ни на что, каким бы несчастьем это не обернулось. Да и так ли тяжелы были оковы её странной любви? И кто сказал, что радость возможна без боли? Наконец, не верно ли то, что все мы должны быть благодарны жизни уже за то, что она предлагает нам счастье безумия?..
4
Так бывает: на пути в «Копейку», или в вагоне метро, или перед сном; другой раз в очереди казённого места, наконец - в грязной провинциальной глуши, куда еле вырвался на двое суток, чтобы нажарить шашлыков и залиться водкой до свинячьего визга, задумаешься над чем-то очень и очень «важным». И вот сидишь, ощупываешь это «важное» со всех сторон, словно набрёл в темноте на преграду и теперь, чтобы двинуться дальше, нужны представления о её размерах, сидишь, ждёшь чего-то. Так по утрам, стоя в трусах на балконе, я думаю, что есть разлука.
«Разлука, это когда двое расходятся. К примеру: он любит лук, а она – нет. Ну, или наоборот. И вот они расходятся из-за лука и все про них говорят - «разлука». Совсем другое дело, когда их разлучают. Тут уже речь идёт об измене. Есть специальная категория людей, которая занимается соблазнением людей, думающих о себе, как о влюблённых. Обычно это лучники, то есть люди, владеющие искусством поражать цели, пуская стрелы из лука. Когда у лучников получается ссорить влюблённых и те расстаются, лучники превращаются в разлучников (а также в разлучниц, в зависимости от пола стреляющего) Художники эпохи Возрождения, изображали людей этого типа маленькими хорошенькими детьми, чтобы зрители, узнавшие на собственном опыте, что значит быть в разлуке, разглядывая полотно, не впали бы в ярость…»
Зимой, особенно вечером, когда едешь со смены, - а я обычно заканчиваю в девятом часу - трамваи ползут пустые. Лезешь в трамвай, валишься на сиденье и вот ты в прострации. Тусклый мерцающий свет, странные завывания, мерное покачивание да дрожь в теле. Знаю: три раза трамвай остановится, на четвёртый мне выходить. Знаю: не пройдёт десяти минут, как я буду на месте, но всё равно не могу не вспомнить о ней...
- Техмаш, аллея Челюскинцев - уныло бубнит вожатый.
Пора мне. Встаю, шагаю к двери, напоследок оглядываюсь - в салоне всего-то человек восемь ехало, долбоёбов.
Путь к дому, через магазин, - лезвия «Mack-3», пачка сигарет, презервативы, - бывает таким непростым. Голова, как компьютер. В смысле, бnядь, предсказуемая. Хочешь ты того или нет, она всегда выдаст один и тот же убогий список:
Желаешь разнообразить вечер?
а.) Возьми пива и посмотри фильм. Ну, или футбол.
б.) Пожри и сиди «Вконтакте»
в.) Заночуй у Юльки.
Ни один из пунктов не обещает настоящей радости, но выбрать что-то всё же придётся. Выбираю №3, то есть Юльку. Юлька - это соседка, разведёнка с прицепом. Она – консультант сетевой компании. Рост – метр, пятьдесят шесть. Крашеная брюнетка. Я иногда люблю хорошенько ухватить одну из жировых складок на её талии и потрясти. Главное и основное достоинство Юли в том, что она умеет жарить сухарики к пиву. Чтобы заночевать у неё нужно иметь при себе презервативы и хотя бы рублей триста денег.
Стою в «Копейке», ищу ценник к лезвиям. Вот он:
"Лезвия бритвенные «Mack-3»" - 420. 50.
Той тысячи, которую я держу в кармане, едва-едва хватит на вечер. Поэтому плюю на лезвия, беру две бутылки «Hungary» и вяло ползу на кассу:
- Пачку «Wave», презервативы и маечку.
- Презервативы какие? - уточняет Ирина (поверим бейджику).
Пока я чешу в загривке, она подносит штрих-коды на пиве и сигаретах к лучу сканера.
- Вон те.
- Эти?..
- С краю которые… Да, они.
Ещё раз пикает излучатель.
- Триста четыре, сорок…
Плачу, выхожу и сразу открываю бутылку, тут же закуриваю. Знаю - пиво преобразит мир, сигарета расположит к лирике. Это как пропуск в закрытый клуб. Подъездные алкаши видят, что ты можешь позволить себе бутылку хорошего пива и сигарету, и думают: «Он уверен в себе, он твёрдо стоит на ногах, он обуздал жизнь! Он – локомотив общества!» А ты едва держишься, чтобы не заорать на весь свет:
- Ползу в чертог нищеты и отчаяния! Ничтожество, прячущееся за дорогим пойлом! Чмо, тоскующее по высшей правде, но отчего-то глупо хихикающее, если кто-то заводит с ним разговор о душе.
Придя домой, мысленно посылаю всё нахуй, - Юлю с её сухариками, футбол с пивом и убогий виртуальный рай соцсетей. Около часа лежу на диване с книгой. Это «Очерки по психологии сексуальности» Фрейда. Чтение идёт еле-еле, я то и дело гляжу в слепой глаз монитора. Он напоминает мне голову античного великана по имени Полифем. Включаю. Авторизуюсь на сайте знакомств:
СЕГА
23:50
«Давай тогда в среду, в половине седьмого, у памятника? Там ещё автошкола»
23:51
«Пойдёт?»
Откидываюсь в кресле, отхлёбываю из кружки, перехожу в поиск, загугливаю: Иваново к/т «Витязь». Открываю первый из всплывших ответов. В графике кинопремьер на среду три картины и все голливудского производства - «Рональд Роу» (боевик, фантастика), «Исследуя женщину» (комедия, мелодрама), «Корпоратив» (триллер). Цена от 180 до 250 рублей за место.
- Сойдёт…
Не вставая, поднимаю с пола фарфоровую пепельницу в форме унитаза, вынимаю пачку «More» из халата, зубами вытягиваю из неё сигарету, прикуриваю. Вижу «Новое сообщение» в знакомствах. Кликаю по закладке.
ДАМА БЕЗ КАМЕЛИЙ
23:55
«да давай. я буду в леловом пуховике и шапке как на фото)) узнаеш меня))»
СЕГА
23:55
«Придётся узнать. Ты же не даёшь номер)»
ДАМА БЕЗ КАМЕЛИЙ
23:56
«ну всё. я спать, а то мне утром вставть рано. до завтра»
23:56
«споки ноки))»
СЕГА
23:57
«Спи моя радостть, усни. В доме погасли огни… и всё такое) До завтра)»
Ухожу из знакомств, поочерёдно обновляю каждую из открытых страниц. Ничего нового. Тыкаю в пепельницу обугленным фильтром, отхлебываю из кружки, забираюсь в кресло с ногами. «Чё бы посмотреть?». Открываю «Ленту новостей», юзаю, узнаю прогноз на послезавтра - «-3 -5 Облачно», - затем в десятый раз открываю сутки тому назад скопированную из анкеты «ДАМЫ…» фотографию Кати. Катя стоит посреди завьюженного соснового леса, целясь из ружья в большую мягкую игрушку, прибитую гвоздём к рыжему стволу. На ней шуба и полосатая вязаная шапка с пампушкой. Шуба делает Катю таинственной. Я пялюсь и угадываю: теплит ли она прекрасный тоненький стан бабочки или стесняет в движениях уродливое волнообразное тело гусеницы?
- Вообще-то, мордашка худенькая… Лодыжки, правда… но там же зима, на ней штанов, наверное, пар пятнадцать!..
Я боюсь, что вместо милой и симпатичной «девули» ко мне на встречу прикатится «колобок», и тогда, потому что я по дурости дал слово, мне придётся тащить её на себе в кинозал, где я должен буду подвергнуться жестокой пытке общением с этой богопротивной уродкой. Чтоб придумать тему для разговора, и его поддерживать, вставляя шутливые замечания, мне придётся хорошенечко думать башкой. А я этого не люблю. Буду совершать над собой усилие, когда под любопытными взглядами прохожих потащимся мы вдоль улиц, я привлеку всю фантазию, придумывая более/менее убедительный повод чтобы свалить из кинотеатра во избежание пошлых расспросов о моих взглядах на брак, а после, вернувшись домой, ещё долго буду жалеть о той красной бумажке, что мне пришлось разменять ради увеселенья сей свиноматки. Другое дело, если у памятника меня встретит няшечка. О-о-о! Всё тогда будет иначе: одухотворённый видом её аккуратненьких сисек, я поведу заискивающую беседу о богатстве и красоте вселенной, которую нам непременно нужно познавать вместе; о необычайной грандиозности вынашиваемых мной бизнес-проектов, которые в любую минуту могут быть осуществлены, стоит мне лишь всерьёз того пожелать; о том, сколь уважаем я за свои таланты среди друзей да знакомых, и о назревшей потребности в детях, в тепле и уюте…
На почту пришло письмо. Youtube: Пользователь #Hell Boy ответил на ваш комментарий к видео “Гопники России Топ 10” Я усмехаюсь, перехожу по ссылке, читаю:
- Ты пидарас, когда тебя резать предут ни вирищи, что тебя не придупреждале. Мудило ватное.
Отвечаю:
- Сылшь, жопу закрой чтоб не выебли, ты, мудак незалежности.
5
Даже ребёнок во чреве матери не одинок. С момента зачатия и до момента рождения, он принадлежит матери, он и мать – одно целое. И он не чувствует себя скованным, нет. Он не лишён возможности двигаться, хотя каждое совершённое им движение причиняет матери боль. Но мать отвечает ему любовью и нежностью. И дальше, с рождения и до последней минуты, человек, если он сам не загоняет себя в тупик равнодушия, никогда не оказывается в абсолютном вакууме. Его окружают люди, - злые или хорошие - не важно, важно то, что они живут рядом. Они служат единственным действительным доказательством его наличия в мире. Другими словами, благодаря им человек всегда верит в реальность происходящего, и это значит, что он не умрёт раньше собственной смерти.
Я умер раньше. Я совершенно один. Я так долго, настырно так шёл к этому, так яростно убеждал себя, что в любое время смогу повернуть обратно… И вот теперь я не вижу следов своих. «Не холоден, ни горяч». Мне всё равно. Меня вообще нет. Нет, потому что возле меня нет человека, который бы опроверг это. Есть человекообразные существа, бездушные роботы, похожие на людей.
Допустим, рай это место, где души умерших соединяются в Боге, тогда ад - это вакуум одиночества. Человеку, если он отторгнул наш мир, отторгнул установленный в нём порядок и рискнул строить жизнь как-то иначе, после смерти будет дана абсолютная свобода, дабы он воплотил своё слово и свою волю. Но что может сотворить человек без Бога? Такой человек обречён на вечную муку, это вечный порыв воли в вечном вакууме небытия. Но он сам делает свой выбор. Бог не может быть причиной этого зла.
Я в аду. Я говорю в кубе. Кто или что там, за экраном; за фанероном? Есть там хоть кто-то, с кем можно общаться как с близким? Нет, я никогда не считал себя особенным человеком, и теперь не ставлю выше других, а лишь хочу преодолеть вакуум, в котором я оказался.
Что думаешь ты, одноокая голова Полифема? Но голова Полифема молчит, и глаз его точно зеркало, в которое я гляжусь вечерами. И если в это время я совершаю какое-нибудь неуклюжее действие, - что к глубокому моему сожалению бывает со мной нечасто, – действие, благодаря которому мне удаётся-таки разбить неверное отражение, я обнаруживаю себя антропоидным зверем с отвратительной мордой, вытянувшейся в болезненно-сладком экстазе.