Вторник встретил Мэри звоном будильника и пасмурным небом за окном. Вставать не хотелось. «Выйти бы пораньше, – думала Мэри, – надо заехать на заправку. Бак пустой совсем». Обычно она заправляла машину с вечера, но вчера было так неуютно и сыро, а Мэри так устала, что отложила эту проблему на утро. А еще вторник – день, когда дороги самые загруженные. Интересно, почему? Как будто по вторникам машин больше, чем в другие дни… А уж если за окном дождь, то можно смело ехать на метро или готовиться не менее двух часов потратить на дорогу, простоявши в пробках.
Мэри не хотелось ехать на метро. Ехать вообще никуда не хотелось. Может, позвонить на работу и сказать, что она заболела? От таких мыслей Мэри стало стыдно, она вскочила с кровати и побежала умываться. Снимать теплую пижаму пришлось усилием воли. Хорошо, хоть пол в ванной теплый… В межсезонье, когда уже достаточно прохладно, а отопление еще не включили, теплый пол оказывался спасением. Уже много лет утро Мэри начиналось с контрастного душа. Это всегда приводило ее в чувство: не выспалась ли она, перегуляла ли накануне или просто подступало плохое настроение, контрастный душ и несколько капель сандалового масла – вот рецепт бодрости для любого, даже самого пасмурного утра.
«Утро вечера мудренее», – любит повторять бабушка. Вот и сейчас, стоя под душем, Мэри поняла, что утро все расставило по своим местам, и ей стало легче. Решение принято, ребеночек родится, а обо всех остальных проблемах она будет думать по мере их поступления.
Конечно, Мэри опоздала на работу. Она всегда старалась приходить вовремя, чтобы подавать пример подчиненным, хотя и относилась уже к тому разряду работников, которые не опаздывают, а задерживаются. На пороге секретарь босса Наташа сообщила ей, что в 12-00 состоится совещание по предстоящей выставке. Мэри погрузилась в работу с головой. Совещание закончилось ближе к трем, и Мэри увидела, что на мобильном телефоне четыре непринятых звонка, все от Павла. Как же она могла забыть, ведь они хотели сегодня пойти в кино! Но когда она сама набрала знакомый номер, то трубку сняла помощница и сказала, что у Павла Романовича встреча. На ее вопрос, что ему передать, Мэри ответила, что позже сама ему перезвонит. «Ну вот, – подумалось Мэри, – ты на море, я на суше, мы не встретимся никак…»
Павел позвонил в конце рабочего дня и извиняющимся голосом сказал:
– Маш, не получится сегодня с кино. Не знаю, когда освобожусь. Может, завтра сходим?
– Может, завтра… – согласилась Мэри.
– Все, милая, целую. Нет времени на разговоры. Позвоню вечером. – Павел повесил трубку. «Позвони», – подумала она, убирая телефон в карман.
Ну вот, вечер освободился… Жаль, что Джен нет в Москве. Она на съемках где-то в Непале. Может, съездить к родителям? Нет, мама сразу заметит, что дочка грустит и начнет приставать с расспросами. Остается Элли. Мэри выбрала в памяти телефона «Элли» и нажала кнопку вызова. Подруга взяла трубку сразу, словно ждала этого звонка.
– Мэри, привет! А я как раз собиралась тебе звонить!
– Вот видишь, я почувствовала это и успела позвонить первой. Привет, дорогая! – Мэри впервые за день улыбнулась.
– Мэричка, мне срочно надо встретиться с тобой. Мне нужен твой совет, – голос Элли дрожал, будто она собиралась расплакаться.
– Конечно, Элли! Я как раз звоню тебе сказать, что мы давно не виделись. Я уже скучаю! Приезжай, я приготовлю что-нибудь вкусное, – Мэри почти забыла о своих тревогах, состояние подруги не на шутку обеспокоило ее.
– Хорошо, жди меня примерно в девять.
– Не опаздывай!
Элли – Аллочка Игнатова – была подругой Мэри столько лет, сколько она себя помнила, то есть всегда. Они жили в одном подъезде, ходили в один детский сад и, когда пришла пора, пошли в одну и ту же английскую спецшколу. Аллочка была маленьким пухлым ангелочком с длинными светлыми косами и огромными, испуганными голубыми глазами. Она крепко держала Мэри, тогда еще Машу, за руку на их первой школьной линейке. Когда старшеклассники стали отводить первоклашек в класс, она просто мертвой хваткой вцепилась в Машу и так умоляюще на нее смотрела, что им пришлось идти в класс втроем: девочка-старшеклассница, Алла и Маша. А когда все стали смеяться, к ним подошел симпатичный старшеклассник и взял Машу за свободную руку, и в класс они вошли уже вчетвером. Машин папа успел сфотографировать их на память, и теперь у них с подругой были одинаковые фотографии: маленькая, вся в белых бантах и кружевах испуганная Аллочка, высокая, длинноногая, с голубым бантом в черных кудрях, строгая и серьезная Маша и веселые старшеклассники, держащие их с двух сторон за руки.
Когда они вошли в класс, почти все места уже были заняты, и они с Аллой сели за свободную последнюю парту у окна. Учительница хотела пересадить их поближе, а Маша встала и сказала: «Ольга Владимировна, пожалуйста, оставьте нас сидеть вместе. Мы не будем разговаривать на уроках, и будем хорошо учиться. Обещаем». Ольга Владимировна улыбнулась и разрешила. Маша поймала взгляд Аллочки, полный слез и благодарности и решила, что она никогда-никогда не оставит свою подругу, ведь та без нее пропадет, и преисполнилась такой важности и таким чувством собственного достоинства, что на протяжении всех школьных лет это удерживало ее от соблазна прогулять урок или не сделать домашнего задания, ведь у нее есть Аллочка, за которую она несет ответственность, а чтобы проверять уроки у нее, надо самой все знать безупречно.
На первом же уроке английского Ольга Владимировна предложила всем ученикам выбрать себе английский вариант собственного имени, и всегда в школе называть друг друга только так. Тогда и появились на свет Мэри и Элли.
За все время подруги поссорились лишь однажды. Когда они учились в седьмом, к ним в класс пришла новая ученица Женя Элмерт. Новой девочке совместными усилиями после долгих споров дали имя Дженни. Женя приехала из другого города и ее английский, мягко говоря, оставлял желать лучшего. Учитель языка попросила Мэри как лучшую ученицу позаниматься с новенькой и помочь ей догнать класс. Мэри согласилась и стала оставаться с Дженни после уроков. Первые несколько раз Элли оставалась вместе с ними, а потом перестала ждать, когда Мэри освободится, и стала уходить домой. Через месяц Мэри задумалась над сложившейся ситуацией, ведь они с Элли практически перестали общаться. А когда она предложила ей пойти в выходной день погулять в парк, пока еще тепло и солнечно, то Элли отказалась со словами: «Возьми с собой свою новую подругу!» Мэри была просто убита этой фразой! Элли, ее маленькая Элли, о которой она заботилась столько лет, проверяла ее домашние задания, помогала ей решать задачи и учить таблицу умножения, больше не считает ее своей подругой? Ну что ж, раз так, то и она без нее проживет! Целый месяц девочки не разговаривали, хотя и продолжали сидеть за одной партой. Мэри страдала, но не подавала виду. Элли стала хуже учиться, нахватала двоек, была особенно тихой и незаметной… Дженни сразу все поняла, она вообще оказалась очень смышленой. В один из дней, когда они как обычно после уроков остались в классе вдвоем, Дженни сказала: «Мэри, я знаю, ты из-за меня поссорилась с Элли… Мне очень жаль. Я думаю, что все пройдет, и вы помиритесь». «Мне все равно!» – ответила Мэри, но сердце ее сжалось в тоске.
А потом Мэри простудилась и заболела. Простуда закончилась воспалением легких. Она почти месяц не ходила в школу. Одноклассники приходили навещать ее, звонили по вечерам, желали скорейшего выздоровления. Почти все, но не Элли и не Дженни… А однажды вечером мама заглянула в комнату Мэри с улыбкой: «Машенька, встречай, к тебе гости!» И в дверях она увидела обеих – Элли и Джен. Мэри так и застыла на месте, уж очень неожиданной была встреча. Элли подошла и обняла ее со слезами: «И не надейся от меня избавиться, Мэри!» А Дженни, хитро улыбаясь, наблюдала за ними. Потом они веселились, делились новостями и пили чай с яблочным пирогом.
С тех пор и до сегодняшнего дня девчонки дружили втроем. Но Мэри все равно в глубине души знала, что обе подруги слегка ревнуют ее друг к другу.
Сейчас Мэри уже не опекала Элли, как в детстве, да и виделись они не так часто, как хотелось бы. Обе жили отдельно от родителей. Мэри на проспекте Мира, недалеко от метро «Алексеевская», а Элли на Ленинском, в самом его конце.
Элли стала известным модным стилистом. Раньше она работала парикмахером на Тверской, а теперь обслуживала только своих частных клиентов, немногочисленных, очень состоятельных и требовательных. Для многих из них она становилась не просто стилистом, а почти членом семьи. С ней советовались не только при выборе цвета волос, прически и макияжа, но и при выборе одежды и ювелирных украшений, с ней обсуждали вопросы дизайна интерьера и многие другие. Вообще, сказать где-нибудь: «Мой стилист Алла Игнатова» – считалось хорошим тоном. Ее рекомендовали только самым близким, передавали из рук в руки, как семейную реликвию. Элли обладала прекрасным вкусом, была мила, приветлива и приятна в общении и, что самое главное, умела хранить чужие секреты. Она для своих клиентов, а особенно клиенток, была еще, по сути, и психотерапевтом. Сколько страшных тайн было похоронено на дне ее памяти! Сколько интересных историй, придворных интриг и любовных похождений! «Когда я стану старушкой, то смогу писать книги, ведь у меня столько сюжетов для них. А через пятьдесят лет эти тайны никому, кроме моих читателей, не будут интересны, тем более, что я изменю имена», – смеялась Элли. Все соглашались и обещали с нетерпением ждать ее книг.
Элли уже не была той пухленькой малышкой, как в далеком детстве. Она выросла в очень хорошенькую, невысокую, стройную блондинку с шикарными косами. Только огромные голубые глаза были всё такими же удивленными и как будто испуганными. А ещё так же, как и в детстве, Элли любую личную проблему продолжала воспринимать, как трагедию. Близкие люди, а Мэри, несомненно, относилась к их числу, уже не пугались при словах «ужас», «кошмар», «несчастье», а терпеливо выслушивали милую Элли, и в конце разговора проблема переставала казаться столь уж неразрешимой, даже для самой несчастной.
Похоже, в жизни Элли произошла очередная «трагедия». Мэри, любившая ее всем сердцем, улыбалась, накрывая на стол и ожидая подругу. Билл пребывал в нетерпеливом ожидании, Элли давно не приходила к ним в дом. Он то сидел возле двери в прихожей, то прибегал к Мэри в кухню, помяфкивая и подергивая хвостом, словно приглашая хозяйку присоединиться к нему в его нетерпении. Подруга задерживалась, Мэри поглядывала на часы. В половине десятого позвонил охранник, чтобы уточнить у Мэри, к ней ли приехала Игнатова Алла на черном Лэнд Крузере. Элли, как и все маленькие женщины, любила большие машины и большие сумки. Через пять минут Мэри уже открывала подруге дверь.
– Мэричка, прости, что задержалась! Выслушивала очередную историю из жизни моей клиентки, – Элли расцеловала и крепко обняла Мэри.
– Проходи скорее! Голодная? Мой руки и к столу, всё готово.
Пока Элли мыла руки, Мэри разложила по тарелкам сёмгу и шпинат, приготовленные на пару.
– Элличка, ты же останешься? Я достаю вино?
– Останусь. Доставай!
Они, наконец-то, сели за стол, налили вина и выпили за встречу. Мэри только пригубила, но Элли не обратила на это внимания. Белое Шабли прошлогоднего урожая было холодным и в меру терпким.
– К красной рыбе больше подошло бы розовое вино, но у меня только белое, – как будто оправдывалась Мэри.
– Мэри, ты чего?! За кого ты меня держишь? Вроде я не давала тебе повода упрекнуть меня в снобизме, а? – улыбнулась Элли.
– Ну ладно, рассказывай, что произошло?
Элли на секунду задумалась, словно собираясь с мыслями, вздохнула и, наконец, сказала:
– Случилось несчастье! Я влюбилась…
– Ну, какое же это несчастье, – засмеялась Мэри, – это счастье! Поздравляю тебя!
– Подожди поздравлять, – мрачно продолжила Элли, – меня пожалеть впору… Ты помнишь Сережку Крылова?
– Нет, Эль, не помню. А должна?
– Ну, вспоминай! Он был на моем последнем дне рождения. Такой крашеный блондин с длинными волосами. Стилист из салона Варчука. Вспомнила?
– А-а, тот высокий, каченный… Он ещё очень хорошо двигался, я даже сначала подумала, что он танцор или стриптизер…Они потом с Джен ходили на балкон курить дурь. Этот?
– Да, он…
– Разве он не гей? Мне показалось…
– Он би… Вот видишь, Мэри, а ты говоришь счастье. Я всегда, всю жизнь влюбляюсь не в тех!
– Погоди причитать, Элли! Есть ли о чем говорить? Как далеко зашли ваши отношения?
– Далеко… Он живет у меня. Мы вместе уже почти месяц. Он говорит, что любит меня, а я просто схожу с ума, не верю ему, ревную и к девочкам, и к мальчикам… Я так устала! Больше так не могу… Что мне делать, Мэри?
– Постой, а где он жил раньше?
– Раньше он жил у друга, но ушел от него ко мне…
– Ты уверена? Ушел ли? А может, друг его выгнал? Что ты вообще о нем знаешь? Кто он такой? Откуда взялся? Он сейчас где, в твоем доме?
– Мэри, Мэри, остановись, столько вопросов… Давай по порядку. Конечно, в моем доме, где ж ему быть. Он же живет у меня. Откуда взялся? Точно не знаю, вроде как родом из Могилева, это Беларусь. Учился на стилиста в Лондоне, в прошлом году приехал, стал работать у Варчука… Познакомились мы ещё прошлым летом на какой-то тусовке, иногда где-то пересекались, ты же понимаешь, один круг общения. А после того дня рождения он стал мне периодически звонить. Месяц назад пригласил меня к своим друзьям на дачу. Там всё и завертелось…
– Понятно… Знаю я эти дачные романы: выпили, дунули, потом баня, утром с трудом понимаешь, кто это рядом с тобой…
– Примерно так и было…
– Надеюсь, родителям ты его не показывала? У него же на лбу написано, кто он на самом деле! – неизвестно, чего в голосе Мэри было больше, сожаления или возмущения.
– Нет, что ты! Они бы не поняли… – голос Элли был такой же жалобный, как и ее взгляд.
– Молодец, хоть догадалась… Эль, а денег ты ему случайно не давала?
– Давала. Ему долги надо было отдать… Не могла же я ему отказать, раз уж мы живем вместе!
– Боже, какая же ты наивная, как ребенок, честное слово! Он же просто тебя использует! Как удобно: где жить есть, денег дают, сыт, одет, обут, обласкан… Элли, гони его в шею!
– Как же я его выгоню? Куда? И потом, ты просто не понимаешь, Мэри, я же люблю его! – Элли чуть не плакала.
– Нет, не любишь! Ты придумала это себе. Посмотри на себя, Элли! Ты же умница, красавица, самостоятельная, независимая – просто подарок для любого мужика. Ну что в нем хорошего, что? В этом твоем Сережке…
– Ну как, что? Ты же видела его. Он красив, как бог! И в сексе ему нет равных…
– Я поняла, Элли, я всё поняла! Просто у тебя давно не было хорошего секса. В этом всё дело.
– Может быть… – Элли вздохнула и закрыла лицо руками.
– Значит, так! Завтра ты скажешь ему, что должна уехать на неделю и попросишь его до твоего возвращения пожить в другом месте. Потом сменишь замки на случай, если он уже сделал себе ключ…
– Нет, Мэри, я не смогу, – голос Элли дрожал, – как я скажу ему «поживи в другом месте»? Я же знаю, что у него нет никакого другого места! Это, во-первых. Во-вторых, я не могу сейчас уехать, он знает, что на ближайшие две недели у меня всё расписано… И зачем ему делать себе ключ, если я ему и так его дала?
– Послушай, Эль, а он знает, что ты сегодня не придешь ночевать?
– Да, знает. Я сказала… – Элли начала догадываться к чему клонит Мэри. – Ты думаешь? Поедешь со мной?
Так как время было позднее, такси приехало практически сразу. Дороги были свободны, поэтому к дому Элли они подъехали через полчаса.
– Иди одна, я подожду тебя в машине…
– Нет, Мэричка, пожалуйста, пойдем со мной! – взгляд подруги был такой же испуганный, как первого сентября двадцать три года назад, и Мэри ничего не оставалось делать, как снова стать заботливой старшей сестрой для маленькой Элли.
Они не стали вызывать лифт, а пешком поднялись на второй этаж. Из-за дверей Эллиной квартиры звучала музыка. Не громко, но слышно, если приложить ухо к двери. Элли достала ключи. Руки ее дрожали.
– Мэри, давай ты, я боюсь…
Мэри тихонько открыла дверь. В прихожей было достаточно светло, так как в кухне горел свет. Дверь в комнату была приоткрыта, и можно было видеть, как под медленную музыку в лучах неяркого света танцуют два обнаженных юноши. Их тела были прекрасны! С кошачьей грацией они то сходились в объятиях и целовались, то расходились на расстояние вытянутой руки и только кончиками пальцев касались друг друга. Их завораживающий танец был полон огня и всепоглощающей страсти. Страсти на единицу пространства было так много, что казалось, было нечем дышать… Мэри не видела в своей жизни зрелища великолепнее, словно два древнегреческих божества предстали перед ней во всей красе. Они были так поглощены танцем и друг другом, что не сразу заметили Элли, которая, как очарованная, смотрела на них, стоя на пороге комнаты.
– Алла? Ты же сказала, что не придешь! – Сергей, похоже, не испытывал и тени смущения, даже не пытаясь прикрыть наготу. Второй же, более молодой, кинулся к своей одежде и стал лихорадочно одеваться, не попадая в рукава и роняя одежду из рук.
– Одевайтесь и уходите. Ключ бросишь в почтовый ящик… И чтобы больше я никогда тебя не видела! – голос Элли звучал тихо и глухо. Она взяла Мэри за руку и захлопнула дверь. Всю дорогу до дома Мэри подруги молчали…
Придя домой, Мэри быстро убрала со стола и расстелила для Элли диван. Поцеловав подругу, она ушла к себе в спальню, прихватив Билла. Мэри слышала, как Элли тихонечко плачет в подушку, сдерживая рыдания. «Пусть поплачет, – думала она, – слезы очищают…». Билл подошел к двери и пару раз мяукнул, давая понять хозяйке, что хочет выйти.
– Не надо, Билли, не ходи, не мешай ей. Ей сегодня надо побыть одной…
Утром Мэри тихонько собралась, стараясь не разбудить Элли. Она оставила ей записку на кухонном столе:
«Дорогая моя, доброе утро!
Ешь всё, что найдешь в холодильнике.
Будешь уходить – просто захлопни дверь.
И позвони мне!
Це. Твоя Мэри»
Элли позвонила около двенадцати:
– Спасибо тебе, Мэри! Ты – моя добрая фея… В самые мои трудные минуты жизни ты всегда рядом. Спасибо, – она помолчала. – Ты не представляешь, как мне сейчас хочется умереть!
– Представляю… Это самое легкое, Эль! Гораздо труднее найти в себе силы и жить, и быть счастливой, всем невзгодам назло! Это испытание, моя дорогая, испытание перед тем, как наступит настоящее счастье.
– Я тебе верю. Будем ждать…
Мэри целый день находилась под впечатлением ночного происшествия. Бедная Элли! Ну почему, почему она каждый раз выбирает не тех? Элли – милая, добрая, умная девочка из приличной семьи, получившая хорошее образование…
Первой ее любовью в девятом классе стал отпетый хулиган и двоечник из десятого. Элли отдавала ему все свои карманные деньги, которые он тратил на пиво и сигареты. А он ещё выпендривался перед другими мальчишками, что одна из самых красивых девчонок в школе бегает для него в палатку за «табачком». А однажды, когда у Элли не хватило денег на «Парламент» для любимого, он при всех обозвал ее дурой, и небрежно сплюнув в ее сторону, сказал: «И не вешайся на меня, надоела!» Парни и какие-то шалавы с ними заржали… Элли казалось, что небо обрушилось на землю, у нее закружилась голова и она, чтобы не упасть, села на траву. Эти люди продолжали смеяться над ней, но у нее не было сил, чтобы подняться и уйти, только слезы сами катились по щекам, но Элли словно не замечала их. Там ее и нашла Мэри. Целую неделю после этого Элли не ходила в школу, она хотела умереть. Мэри пришлось приложить немало сил, чтобы убедить подругу в том, что этот мерзавец не стоит даже ее мизинца. Умирать Элли передумала, но ещё полгода она старательно избегала тех мест, где ненароком могла повстречать свою бывшую любовь.
Дальше – хуже. Будучи студенткой второго курса РУДНа, она ухитрилась влюбиться в охранника с Измайловского рынка. Этот неказистый паренек из какой-то деревеньки в ближайшем Подмосковье, скорее всего не ходил в школу после четвертого класса. Таблицу умножения он не знал абсолютно точно, с трудом мог связать несколько слов и страшно стеснялся, когда Элли навещала его во время дежурства и приносила бутерброды. Все попытки Элли приобщить любимого к чтению книг, к театру, к посещению музеев, выставок и картинных галерей терпели фиаско. Вот кино он любил! Особенно американские боевики. Он мог потом часами пересказывать Элли сюжет фильма своими словами, коих, как мы уже знаем, было немного. Он-то и стал ее первым мужчиной… Она разлюбила его сама. Внезапно, после полугода неистовой страсти. Вот в одночасье, как отрезало. Больше всех такому исходу рад был, похоже, сам разлюбленный.
После этого был молодой женатый преподаватель, до жены которого слухи о юной любовнице дошли очень быстро. Жена подняла скандал на весь институт, итогом которого стало увольнение преподавателя. Сам ли он уволился, не в силах выносить насмешки за своей спиной, или попросили – история умалчивает.
Потом был дважды разведенный научный сотрудник какого-то НИИ. Он половину своего заработка, который едва дотягивал до прожиточного минимума, отдавал в виде алиментов своим бывшим женам, жил в НИИшном общежитии и с удовольствием ужинал у Эллиных родителей. Родители пребывали в шоке…
Затем следовал молоденький парнишка из Украины. Летом он работал аниматором где-то в Турции, а зимой – танцевал в недорогих клубах. После него Элли целый месяц лечилась от какой-то заразы, пила таблетки, без конца сдавала анализы, но всё равно оправдывала его: он не виноват, он сам не знал…
Парнишку сменил сорокалетний майор милиции. Он, правда, страшно пил, зато у него была своя однокомнатная квартира в хрущевке на первом этаже. Элли по вечерам выгуливала его дворняжку, которая, впрочем, в отличие от майора, была очень умной и благодарной собакой. Когда Элли уходила от майора, то уговорила его отдать собаку в хорошие руки на дачу к своим знакомым. И теперь, когда Элли иногда приезжает к ним, дворняжка всегда радуется ей, как, собственно, и своей новой жизни.
Последней большой любовью Элли был врач-травматолог из какой-то, Боткинской что ли, больницы. Они прожили вместе почти год. Врач вымотал Элли все нервы. Он был совершенно непредсказуем, мог сорваться и уехать куда-то среди ночи, ничего не сказав ей. Она никогда не понимала, по какому принципу строится график его дежурств. Он постоянно курил траву. Элли тоже начала с ним покуривать. Она всегда боялась за него, что где-нибудь менты поймают его с наркотой, или что он, обкуренный, вляпается в какую-нибудь историю или просто разобьется на машине. В конце концов, он объявил ей, что устал от нее, что ему тяжело с ней, что по натуре он свободолюбивый, и что им лучше расстаться. Элли плакала, страдала, похудела на пять килограммов, взяла кредит, купила новую большую машину и старую маленькую квартиру. Потом она окончательно успокоилась, освободилась от страданий и… снова вляпалась!
Мэри как-то попеняла подруге: «У тебя такие клиенты, такой круг общения, неужели ты не можешь выбрать себе приличного мужика из бизнесменов или артистов?» На что Элли ответила ей: «Мэри, ты не понимаешь! Я и такие, как я, для них никто – обслуга, как домработница. Много ты знаешь случаев, чтобы кто-то из них женился на домработнице? Вот то-то и оно!» Мэри нечего было возразить, но она знала одно: Элли как никто достойна счастья…