Писатель Александр Архангельский нечасто балует читателей своими новыми произведениями. Событием 2015 года стала его дорожная повесть «Коньяк «Ширван». Со страниц выплескивается нежное прощание с позднесоветской эпохой, словно с любимой женщиной. Мельчайшие движения, атмосфера, детали и колорит прошлого становятся легкой добычей в цепких лапах памяти автора, чтобы переплавиться в кристаллы современных реалий, отдаваясь гулким эхом драгоценных наитий. По сюжету московский историк, вынужденный работать радиожурналистом, объезжает на закате СССР с командировками союзные республики. В Баку он знакомится с поэтом Юмаевым. Дальнейший сюжет строится на таинственном исчезновении друга, исправляющем ошибки молодости поиском любимой девушки с его ребенком. Встречи, споры, события, литературная элита описаны с трезвым благоговением. Присутствует любовная линия в раскрытии образа главного героя, долгоразвивающаяся, но с предсказуемым финалом. В повести также достойно выглядят живописные картины кавказских застолий.
Александр Архангельский избегает резких оценок советской действительности, корректен в диалогах и мнениях героев. Но выводы столь беспощадны по точности мысли, что напоминают великие философские отступления классиков: «Передо мной лежала ровная, как бритвой срезанная, плоскость, а за ней – катастрофический провал. На самом краю горизонта в небо втыкались острые горы. Вдали сверкали молниями водопады. А из сухой травы торчали ярко-голубые острия. Я слыхал про карабахскую колючку, но вживую увидел впервые.
Нагнулся, взял в руки. Она была опасной, стрельчатой и яркой. Поднялся внезапный горный ветер, трава взъерошилась, колючки вздрогнули и покатились, переворачиваясь через голову, опираясь на острые лапки. Десятки, сотни. Словно бы пошли в атаку. Шевелящееся поле восхищало. Это было так красиво, что я подумал с глупой журналистской грустью: есть места, в которых время навсегда остановилось. Когда-то здесь гремели пушки и звенели сабли, стража сдавалась на милость иранцев, семьи армян-ювелиров бежали, Грибоедов с Вагифом служили начальству, писали стихи, погибали… А теперь здесь только прорези вершин, густое небо, карабахские колючки. История ушла отсюда, как уходит вода из запруды. Раз – и нету ничего. Сплошная тина». Отдельным героем выступает в повести природа. Она наталкивает читателей на разгадывание сюжетных ходов, обрамляет разумные или порывистые поступки действующих лиц. Теплый ветер с моря, запахи осенних цветов вполне одушевлены незамыленным отношением. Разочарование героя от напитка «Ширван», вкушенного спустя годы – это больше укор самому себе. Невозможно вновь уловить счастливое мгновение, задержаться в прошлом посредством органов чувств. Поддержка в лице окружения, приятных воспоминаний не могут надолго лишить душевной боли от утраты. Так было в былое время с нами, этого уже не отнять. Ведь с годами уходит не трепетное отношение к современности, ускользающему моменту бытия, сам человек становится другим с каждой прожитым мигом, увлекаемый борьбой с властью над личной судьбой и покорностью року. Что потерял от краха империи главный герой? Только иной возможный опыт с упущенными возможностями либо заслугами. Те чувства, стойкость, иронию, что впитала его душа от советской жизни, представляют универсальный набор выживания в любой ситуации. Теперь с высоты прожитых лет все испытания станут только закалкой несломленного в житейских боях характера, а чувство вины за распад страны только иногда будет тревожить зажившие раны от давних исторических событий эпохи перелома.