Лерушка шла по вагонам стоящей на станции Монино электричке, цепко вглядываясь в лица немногочисленных пассажиров – вечером совсем немного народу едет в столицу. Но это и хорошо – нет толкучки, попрошаек и полицейских – все они уже после дневных трудов неправедных отдыхали сейчас либо в питейных заведениях, спуская дневную выручку, либо в домашнем уюте изображали из себя законопослушных граждан, ловко пряча левые доходы. Лерушка была по своей сути из таких же тайных преступников, но её время было на закате, как у настоящих вампиров! И она всегда работала в одиночку, не желая делиться ни выручкой, ни криминальной славой. Она неторопливо шла по вагонам, профессионально оценивая потенциал возможной жертвы. Как правило её интересовали подвыпившие мужчины средних лет из нереализованной поздней советской интеллигенции, которых не понимали на убогой работе, разлюбили растолстевшие жёны и натурально грабили повзрослевшие дети. В общем тех, у кого было много-много нерастраченной любви в одиноких сердцах, а в карманах – пара-тройка купюр хорошего достоинства.
Лерушка трудилась в одной из местных газет простой верстальщицей, очень ловко изображая милую барышню – немного доверчиво-наивную и миленько-глупенькую, которую хочется взять и обогреть, защитить от жизненных трудностей, приласкать, угостить печенюшкой или конфеткой. Многие так и поступали, жили в счастливом неведении об истинном лице Лерушки. А она очень умело пестовала своё актёрское мастерство, осваивая и применяя массу способов очарования и отключения мыслительной деятельности у жертв. Например, к определённого вида мужчинам очень даже подходил создаваемый ею образ котика из Шрека…
Когда-то Лерушка, как и все молоденькие девушки мечтала встретить принца на белом коне, выйти замуж, родить ребёночка и жить счастливо, спихнув с облегчением на муженька заботы о добыче хлебушка. Но один случай резко изменил её существование, вдруг открыв в ней неведомые ранее страсти и желания, чувства и эмоции…
Это было два года назад. Мама попросила её отвезти в Москву больной бабушке корзинку с пирожками – мама служила в офицерской столовой и нередко тырила залежавшуюся выпечку, от которой отказывались «срочники» и похмельные командировочные. Вечером, после работы, Лерушка намарафетилась, так как такие поездки были реальным шансом встретить дворянина на кобыле, а в редакции коллектив был сплошь женский, надела свою любимую юбку-карандаш, в которой считала свои бёдра неотразимыми, красное пальтецо с капюшоном (на дворе лютовал март) и поскакала вприпрыжку, размахивая корзиночкой, на станцию Монино, от которой проживала в пяти минутах.
И тут к ней пристали собаки… Ну, как пристали – увязалась кодла СС – собачья свадьба, сука побежала за одуряющим запахом выпечки, волною летящей за девушкой, кобельки сразу следом, лай, толкотня, оскалы, пасти, морды – в общем, апокалипсис местного разлива. И Лерушка, изрядно струсив, кинула на асфальт корзиночку, которую вмиг разодрали возбуждённые псы. У платформы она отдышалась и малость подумала – возвращаться не имело смысла, так как пирожки были на сегодня крайними, а получать нагоняй не хотелось. Лерушка так и услышала голосок мамы: «Н-ну, я та-ак и зна-ала! Клуша ты, Лерка, и в кого такая уродилась бестолковая!» Как будто у Леры мама была вообще не мамой, а минимум тёткой.
Огляделась и увидела привокзальную забегаловку из разряда «Тошниловка», засеменила в узкой юбке к ней. Там у вечно улыбчивых узбеков она приобрела пяток жирных беляшей, не особо заботясь, что они мало походили на пирожки офицерской столовки. И поехала в Москву.
Вечерело, Лерушка сразу же прикорнула к стеклу, задремала. Запах беляшей приятно щекотал обоняние. Но на следующей станции в вагон ввалилась пара сильно датых прапорщика, уселись напротив девушки и, нисколько не смущаясь немногочисленных пассажиров, военные стали пить водку из горла и материться, рьяно обсуждая очередной провал хоккейной сборной страны.
– О! – вдруг поднял палец к потолку один из них. – Слышь, Сергеич, как беляшиками-то вкусно пахнет, а? Чуешь? А мы закусь не взяли, остолопы.
– Мне беляшики нельзя, друг Петя, – ответил прапор Сергеич, – они слишком жирные. Я ж Тера-флю пью от гриппа, а он, сука, на поджелудочную давит сильно и так.
– Херня это, Сергеич. Ты водку бухаешь, какой там нахер Тера-флю! Девушка, у вас же беляшики, да? Вы не подарите штучку? А?
Лерушка замерла в испуге – она вообще боялась крупных мужиков, особенно датых: «От таких жди беды», – говаривала мама. И добавляла мудро с седьмого класса дочери: «Пьяная баба манде не хозяйка; особливо, когда рядом бухой мужик!»
Но дядя Петя в погонах микрогенерал-лейтенанта дружелюбно смотрел сверху вниз на Лерушку и к её прелестям пока вроде не проявлял интерес; ноздри его затейливо раздувались в предвкушении беляшика. Лерушка молча достала мясное угощение из пакетика и протянула его военному.
– Благодарствуйте, красавица, – очень вежливо ответил он, забирая беляш. – Ух, какой жирный! О па-ахнет!.. М-м-м…
И через пять минут тот, которого называли Сергеич, отключился – быстро и без предупреждения. Вроде только что сидел, базарил и бац! Уже спит, как сурок. Его напарник потолкал было, потискал, потрепал, потом плюнул и ушёл курить в тамбур. А Лерушка задумалась…
Тера-флю, водка и узбекский беляш из «Тошниловки» – рецепт сложился в её умной головке как бы сам собою. Она наблюдала за действием смеси до самой Москвы – а это было где-то с час: военный вообще ничего не ощущал, был в глубоком сне. Но уже около Ярославского вокзала он пришёл в себя, как бы вынырнул из омута, недоумённо захлопав глазами.
– Где я? – пробормотал он; увидел друга: – Петя?
– Ну ты, Сергеич, даёшь, – засмеялся второй прапор. – Мы ж с тобой в театр «Современник» едем, забыл? На «Три сестры» Чехова. Антон Палыча, да. Нам, вот смотри, билеты дети в лотерею в школе выиграли…
Военные вышли из вагона, а первая тысчонка от прапора Сергеича уже грела ладошку Лерушки.
…Водку она предлагать пассажирам не могла – это было абсолютно не комильфо и мгновенно бы вызвало подозрения в её адекватности. Значит – надо очаровывать уже бухеньких пассажиров. Тера-флю, стратегически рассуждала одинокая девушка, можно засыпать осторожно в сам беляш – его жирная и сочная начинка растворит порошок, а запах и вкус отобьют лекарственные ароматы…
Узбеки её обожали – как никак, а постоянный покупатель. К тому же непритязательный: Лера брала товар не глядя, главное – чтобы беляшики были горячими. Бабулька, кстати – в ту поездку, объевшись волшебных подарков с «Тошниловки», продристалась и выздоровела, о чём немедленно сообщила маме Лерушки. Мама была в шоке.
А Тера-флю мудрая девушка покупала всё время в разных аптеках, чтоб не примелькаться – мало ли. Ведь известно, какими нередко бывают занудливыми и внимательными фармацевты…
Лерушка никогда не брала все деньги из карманов и кошельков, прикорнувших на её плечике уснувших мужиков: всегда не более половины, а то и меньше, и как правило мягкие податливые не агрессивные жертвы «разбоя» даже не догадывались, что их обокрали. Потому и не было заявлений – Лерушка спала спокойно. Она, конечно, прекрасно понимала, что является типичной воровкой на доверии, но оправдывала себя тем, что пьяные люди уже сами виноваты, влив в себя яд и, вдохновившись трансовым состоянием, в котором все женщины сексуальны и красивы, позволяли себе знакомится с незнакомкой. Вместо того, рассуждала девушка, чтобы познакомиться со мною в трезвом состоянии и иметь какие-то перспективы, вы напиваетесь и доверяете первому встречному-поперечному. Так что в наказание за бухло и излишние доверчивость, самомнение и наивность – вот вам оплата моих трудов по воспитательным работам.
– Я – чёрная верстальщица, – зловеще шептала себе под нос девушка перед выходом из подъезда старого ветхого дома, который обещали расселить ещё 15 лет назад. – Я – ваша справедливое возмездие, глупые пьяные мужчины!
Потом она трижды крестилась в темноте подъезда и слегка ссутулившись, накинув капюшон, цокая каблучками, выбегала на улицу.
За два года она набрала денег на квартиру в ближайшем квартале новостроек, выучилась в автошколе и ездила на неприметной подержанной маленькой Дэу Матиз, которого она ласково звала Мотюшка – с ударением на «ю», следуя свей личной оригинальной логике. И вроде бы жизнь была вполне предсказуемой, но какой-то червячок всё более и более явственно грыз Лерушкино сердечко беспокоящим сомнением.
Она своим женским чутьём понимала, что так продолжаться долго не может: Фортуна – дама капризная, требующая особых ритуалов и подношений…
И что на самую хитрую попку найдётся свой не менее хитрый хлыст.
...Пьяненький мужчина как раз нужного возраста и кондиции грустно смотрел на вечереющую станцию, вздыхал, прикладывался к банке с пивом, шумно чмокал пухлыми губами, кривя рот в бесконечном внутреннем диалоге с обидчиками. Девушка присела по диагонали напротив, достала книжку Стендаля «Красное и чёрное», закинула ножку на ножку и сделала вид, что полностью поглощена сюжетом. Это так же был продуманный тактический ход – читающие девушки вызывали умиление у мужчин, детство и юность которых прошли без электронных гаджетов и всякой «прочей лабуды, портящей зрение и здоровье». А умиление – сиречь производное от доверия и таким образом жертве легко было сделать первый шаг к попутчице, просто отметив её внимание к традиционным источникам информации: «книга – источник знаний!» На что Лерушка глубокомысленно снимала очки (она специально купила с нулевыми диоптриями очки в тонкой оправе и этот аксессуар добавлял в её тщательно продуманный имидж нотку беззащитности) и отвечала, что эти слова Максима Горького она полностью поддерживает и считает, что для настоящего русского интеллигентного человека, только книга, а не новомодные штучки-дрючки, от которых только потеря реальности, времени и друзей, может являться кладезем мудрости, правильного русского языка, примерами из жизни, которые можно учитывать и использовать в собственном существовании и общении с каждым человеком, несмотря на его социальный статус, вероисповедание, образование и жизненные приоритеты. От этих слов мужиков бросало в дрожь, потом распирало в нахлынувшей волне самых позитивных и умилительных чувств. И дальше всучить им беляшик – было делом минут пяти.
– Газеты-ы! – затянул препротивнейшим гундосым голосом какой-то щуплый долговязый пацан в висящем как на пугале длиннополом чёрном пальто и в шапке-ушанке, бестолково торчащей над его узколицей со впалыми щеками головой. Одной рукой о тащил за собою тележку с пристёгнутой сумкой, а в другой бесцеремонно тыкал чуть ли не в лицо редким пассажирам ворох каких-то газет и цветных журнальчиков. – Кроссво-орды-ы!
Мужчина рефлекторно обернулся на голос продавца, выпав из магического поля обаяния Лерушки, девушка едва не выругалась, но сдержалась — ей просто надо переждать три минуты, жертва уже никуда не денется...
Однако пацан добрёл до лавки, скрипя по ушам не смазанными колёсиками старой тележки, и по-хозяйски плюхнулся рядом с мужичком, нагло раскинув ноги перед Лерушкой и почти перекрыв проход своей видавшей виды телегой.
Лерушка напряглась, чуя надвигающиеся неприятности для её охоты. А пацан равнодушно скользнул взглядом по её лицу, почти не скрывая, презрительно хмыкнул и стал в наглую навязывать мужчине свой товар, расхваливая его таким гундосым голосом, что Лерушка немедленно пожелала его немедленно придушить!
«Проваливай, ублюдок! Это моя добыча!»
«Ой-ой-ой! Это кто тут у нас голосочек свой нежненький показал? Ни хрена этот дядька не твой, а мой! И бабло всё его теперь – моё!»
«Это моя территория! И я здесь центровая!»
«Ой, да кто это у нас тут вякает так беспрерывно, а?»
«Я – чёрная верстальщица!!!»
«Песец, как я напуган! Ха-ха! Тогда мне – чёрному почтальону, да вот так насрать на твои понты!»
Девушка с трудом вынырнула из омута наваждения, почти гипнотического сна. Мужчина всё так же вежливо кивал на бесконечное словоблудие парня, назвавшего себя страшным именем «Чёрный почтальон», как вестник смерти из детсадовского фольклора про чёрные ручечки и чёрные гробики.
И Лерушка кожей чувствовала, как этот противный тип вытягивает из неё жизненные силы – в голове что-то нехорошо натянулось, зазвенело, виски сдавило, даже стало как-то муторно, почти затошнило. И, уже чувствуя, что сиденье под нею куда-то начинает плыть, судорожно вскочила и сделала шаг к тамбуру…
– Вам плохо?
Они, видимо, всё-таки выпала на несколько секунд. Перед ней стоял всё тот же попутчик средних лет, от него несло спиртным, но это было первое ощущение, которое всё-таки вернуло ей способность размышлять. Лерушка опять сидела на лавке. Огляделась, сглотнула. Мужчина кивнул и выпростал из-за пазухи плаща четверть литра тёмного напитка в плоской фляжке и, ловко свернув пробку, протянул его девушке.
– Пейте. Хотя бы глоточек. Это вас приободрит. Здоровье надо беречь, заюшка.
– А где этот?..
– Продавец фуфла? Пошёл дальше.
– Да?
– Да.
Лерушка глотнула коньяк и тут же закашлялась. Мужчина стал искать по карманам какую-то закуску, девушка кашляла, он ничего не нашёл у себя, но тут учуял запах беляша и быстро достав его из пакета, предложил им заесть. Лерушка, особо не соображая, съела пару кусочков. Беляш оказался необыкновенно вкусным…
Она никогда потом не рассказывала мужу, что хотела его обокрасть, отравив именно этим беляшом. Просто очнувшись в больничке, увидев мужчину рядом с кроватью и почувствовав горячую руку, плотно облёкшую её маленькую ладошку, Лерушка поняла абсолютно ясно, что больше не надо никуда идти, не надо чего-то ждать, надеяться, искать, знакомится. И не надо у кого-то чего-то красть, рискуя попасться – в конце концов.
Всё теперь будет – как она мечтала, даже лучше.
Так и случилось.
3 июня 2016 года. Новый Городок.